Рассказ III: "Второй шанс" (Цикл "Неверестский калейдоскоп")

- Неисповедимы линии судьбы... Никогда не мог предположить, что мне наградой за верную службу будет забвение... - рассуждал Дитрих, неожиданно помрачнев после последнего рассказа и уставившись в свою кружку с выпивкой, - Вернее, даже не забвение, а предательство. Я и Катрин шли разными путями: я нёс смерть во имя короны, а она - любовь во имя Богов. Однако, финал истории оказался один и тот же: мы преданы, забыты и приговорены доживать свои последние дни тут... в этом... раю для нищих да жалких шутов...

- Капитан, не говорите так... - Катрин положила свою руку на плечо Дитриху - Боги никогда и никого не карают просто по какой-то странной прихоти... То, что они позволили мне спастись через помощь Готлиба, значит только одно - они хотели, чтобы я продолжила своё служение. То, что вы спаслись - это тоже не просто так! Да и не нам - простым смертным - судить и приговаривать друг друга...

- А кому? Богам? - спросил Дитрих.

- Да, капитан... И никому другому.

            Капитан тяжёлым взглядом осмотрел таверну. На улице по-прежнему бушевала непогода. В мрачном помещении посетителей стало меньше, кое-кто заснул прямо за столиком. Помощник Крона неспешно менял масло в редких лампах. Николас сосредоточенно пил из своей кружки, сжимая её обеими ладонями, и изредка прерывался, чтобы вытереть руки о свои лохмотья. Катрин сидела рядом со своим собеседником, положив свою руку ему на плечо.

- Катрин, дорогая, Боги где-то там - далеко, а мы здесь - в этой паршивой реальности. Поэтому решать и осуждать не им, а тем, кто берёт на себя ответственность. Так что не надо перекладывать ответственность на Высшие силы, то есть, в конечном счёте, ни на кого. И мои судьи, к сожалению, могли себе позволить вершить не только свои судьбы. А мы... Мы за себя уже всё давным-давно решили и именно поэтому, в конце концов, здесь и оказались. Мы верой и правдой служили своим хозяевам, мы видели в этом своё высшее предназначение, а в один прекрасный момент нас смели как мусор на обочину!.. И единственное, что нам осталось теперь - это мрак безысходности, океан отчаяния, да истина на дне бокала...

- Мне искренне жаль, что вы так думаете... - печально промолвила Катрин, убирая руку с плеча Дитриха.

- Простите... Не сочтите за дерзость, но позвольте сказать вам, уважаемый... - вдруг подал голос Николас.

- Дитрих. Капитан Дитрих.

- Уважаемый капитан Дитрих, - Николас манерно кивнул, приложив руку к сердцу, - при всём уважении к вам, как к человеку благородному и мыслящему, осмелюсь сказать, что вам не доводилось познать истинные мрак и безысходность...

- А тебе, хочешь сказать, пришлось?.. - Дитрих смерил тяжёлым взглядом старика, что заставило его неуютно поёжиться.

- Советую выслушать его: довольно занимательный старик... - заметил Крон, с улыбкой следя за ходом разговора.

- Да?.. Тогда, отче, налей нам ещё по кружке светлого для начала... - ответил Дитрих.

            Крон неспешно начал наполнять кружки, а Николас, облизывая губы и вытирая руки об одежду, благоговейно смерил взглядом своего щедрого собеседника. Катрин подсела поближе к капитану и, облокотившись на барную стойку, приготовилась внимательно слушать. Помощник Крона уже ушёл куда-то, а полумрак и относительная тишина в зале располагали к продолжению беседы.

- Кстати, где ты научился так выражаться? - спросил Дитрих у Николаса.

- Я был военным хирургом, - начал с горькой улыбкой старик, - у меня даже был личный помощник!.. Должность моя небольшая, но уважаемая. А солдаты, вы знаете, люди щедрые и благодарные. Угощали часто, благодарили по-простому, но от всего сердца. Да... К тому же, у меня была чудесная жена - женщина кроткая и добрая. Грета ей было имя. И было у нас трое славнейших детишек: Амали, Ганс и Гюнтер... Так что жил я хоть и скромно, но достойно. Побывал во многих странах со своим легионом. Да и в мирное время тоже всегда был обеспечен работой.

            Мои несчастья начались с одного из сражений во время Ленонской войны с орками. В то время легион, к которому я был приписан, защищал одну небольшую заставу на северо-западе Ленона. Место было, в общем-то, довольно тихое и даже красивое, но... В тот день под стенами заставы как будто из под земли выросла чуть ли ни целая армия орков! Я вам истинно говорю - даже бывалые легионеры почувствовали, что дело к беде: орков было видимо-невидимо, да и, к тому же, вы сами знаете в какую ярость они впадают, почуяв кровь... Словом, они прорвались внутрь и за оружие пришлось взяться всем от повара и до последнего раненого солдата. Но я не легионер, а всего лишь хирург... Моё дело штопать                                                                                    раненых, а не убивать. Нам всё-таки удалось отбить ту атаку, но победа стоила жизни слишком многим воинам. А мне пришлось с тех пор забыть о своей работе: именно тому сражению я обязан своей хромотой и изувеченными руками... - Николас осторожно закатал рукав своей разваливающейся рубахи на правой руке и на ней показался глубокий уродливый шрам от локтя и почти до самой кисти - В придачу к этому шраму у меня была сломана кисть и три пальца на правой руке и кисть левой. Ни один из этих переломов так и не сросся правильно... На первый взгляд мои руки могут показаться вполне рабочими, но поверьте... мне даже кружку одной рукой сложно сжимать, а уж о работе хирурга не могло быть и речи. Хирургу требуется точность даже большая, чем ювелиру!

- Целое войско орков возникло перед вашей заставой вдруг?.. А где была разведка? Почему они не предупредили и никто не послал за подкреплением? - недоверчиво спросил Дитрих.

- Капитан, я всего лишь хирург и вопросы тактики для меня - тьма кромешная... - горько ответил Николас - Я никогда не вмешивался в дела командиров. К тому же, вскоре после битвы, подкрепление подошло, опоздав совсем немного. И меня вместе с некоторыми тяжелоранеными отправили домой. Поначалу я был несказанно рад тому, что выжил. Как, впрочем, и вся моя семья. Мне полагалось небольшое содержание в связи с ранениями, но... Вы и представить себе не можете как это тяжело! Я - военный хирург и вся моя жизнь была связана с родным легионом! Большая часть моих друзей была легионерами и почти все они в тот день упокоились на безымянной заставе на северо-западе Ленона... А я уже больше не мог заниматься своим любимым делом...

            С этого всё и началось. Я знаю, что это не оправдание и я не достоин вашей жалости, но... Я действительно стал мусором. Никому ненужным безруким хламом, - смерил тоскливым взглядом свои ладони Николас, но почти тут же убрал - Кому нужен безрукий хирург?.. И я запил! Я и один из немногих уцелевших моих приятелей-легионеров. Его звали Вернер. Он тоже был тяжело изранен в сражении и ему даже пришлось отрезать одну руку. В неё попала отравленная стрела и в руке началось заражение. Спасти конечность было невозможно. Только отрезать, чтобы спасти хотя бы жизнь. Я потом много раз задумывался: а стоило ли?

- Уж лучше умереть в достоинстве, чем жить как животное... - сердито проворчал Дитрих.

- Капитан, я отлично вас понимаю: вы - воин и пламенный патриот. Однако, достойно можно жить, а вот умереть - никогда... У смерти всегда одно и то же лицо - для всех без исключения. Я и Вернер пропивали почти всё своё нищенское жалование - два  друга, оставшиеся на обочине. Жена мне ничего не говорила. Совсем. Лишь молилась за меня вечерами. Она надеялась, что я смогу побороть свою слабость, но всё впустую... Я считал, что жизнь закончилась, не понимая, что это было только начало. Начало конца. Дома было нечего есть, но я об этом совершенно не заботился. Я лишь самозабвенно заливал свою боль. И... я не мог пить дома. Вы не поверите, но единственное, чего я боялся - это взгляд своей супруги! Это выражение глаз, в котором была мольба и надежда одновременно, пугало меня. Когда я приходил домой совершенно в скотском состоянии, то стоило мне увидеть взор своей жены, и я устремлялся обратно. Только на этот раз я уже допивался до полного беспамятства. Следующий день начинался с опохмела, а заканчивался точно так же...

            Я уже не помню, сколько так продолжалось. Может месяц, может год, а может и целую вечность! Я напивался до исступления, жена за меня молилась, а дети голодали. В какой-то момент я начал даже таскать вещи и одежду из дому, потому что жалования перестало хватать на выпивку. Но никто мне ничего не говорил. А если моя дочь, Амали, как самая старшая, всё-таки пыталась мне хоть что-то сказать очень мягко, то моя супруга даже защищала меня перед ней. Грета говорила о том, как мне тяжело, и что Амали, как моя дочь, должна меня понять. Но от этого я только сильнее страдал и ещё больше пил, потому что понимал, что не может быть мне оправдания! А в какой-то вечер Амали, тяжело вздохнув, сделала себе жёлтый бант на руку из последних оставшихся лохмотьев и ушла... Вернулась она уже ближе к утру, кинула несколько медяков на обеденный стол, легла на свою кровать и горько заплакала... Она плакала очень долго. Но плакала тихо, чтобы не разбудить мальчиков - Ганса и Гюнтера. Грета подошла к дочери, обняла её, присев на пол рядом, и тоже тихо заплакала. Они тогда так и заснули. А я... Я валялся на полу в своём совершенно свинском состоянии и был абсолютно не способен понять хоть что-то. Наверное, моей дочерью мог воспользоваться целый легион самым неприличным образом, а я бы только перевернулся на другой бок для большего удобства! До такого вот состояния я дошёл... Добрые прошлые дни были смыты алкоголем, а вместо них осталось лишь кошмарное настоящее.

            Но ничто не вечно. Через несколько дней после этого я и Вернер - тот самый мой однорукий сослуживец - собрали последние остававшиеся у нас гроши, купили какой-то дряни у местного торговца и как обычно напились. На большее у нас уже не хватало, а потому и пили, что придётся. В тот же день мы отравились. Уж не знаю, из чего гнал торговец свой напиток, да только заболели мы тяжело. Вернон так через пару дней и отошёл в мир иной от этой потравы. Может, оно было и к лучшему - отмучался страдалец...

            А мне Боги дали шанс. Я метался в бреду, и меня уж, было, отпевать собрались. Это я помню, как сейчас: стоит надо мной монах, читает вполголоса за упокой, а я ему так, чуть слышно, пересохшими губами и прошептал, что, дескать, помолись за меня, отче... Он окинул меня взглядом, прикрыл мои очи и начал читать молитвы, чтоб Боги сжалились над моею жалкою душой. Я заснул, а на утро мне стало легче. Вскоре я отошёл, узнав, что собутыльник мой уж мёртв...

- Увы, не всех погибших воинов провожают в последний путь на щите. Некоторых - на дне чарки... - мрачно ухмыльнулся Дитрих.

- Капитан, пожалуйста, не надо так мрачно шутить! - воскликнула Катрин - Эти люди достойны сострадания и только через него могут вернуться на путь угодный Богам.

            В ответ Дитрих лишь снова угрюмо усмехнулся.

- Что ж... Реакция капитана вполне оправдана, - продолжил Николас, - но я решил, что Высшие силы снова уберегли меня от погибели неспроста. Я испугался! И отчаялся. Я отчаянно испугался. Я посмотрел на мир другими глазами - трезвыми. И понял, что так не могло больше продолжаться. Во мне проснулось моё былое достоинство. Я решил устроиться в монастырь лекарем. Да, я не мог уже проводить операции, но я хорошо разбирался в отварах и мог помогать другим своим советом. На моё счастье супруга помнила имя того монаха, что молился за меня, и из какого он монастыря. Я решил устроиться лекарем в тот же самый монастырь.

            Этого монаха звали Фридрих, он служил в мужском монастыре имени Святого Лимма - покровителя нищих и павших духом. Это был знак свыше! Придя в монастырь, я попросил привратника позвать брата, которого я искал. Привратник оказался очень добрым человеком: он усадил меня в своей служебной комнатушке, напоил чаем, отправил своего помощника за нужным мне Святым Братом... Вскоре явился и Брат Фридрих. Он отнёсся с пониманием ко мне и моим проблемам и согласился, что Боги дали мне возможность оправиться от отравления неспроста. Фридрих обещал поговорить с настоятелем монастыря о принятии меня на службу и через несколько дней прислать кого-нибудь с ответом. Он сдержал своё слово: через три дня напряжённого ожидания к нам домой прибежал паренёк - служка из Лиммского Монастыря и сообщил, что меня готовы принять на службу. Я ответил, что завтра с утра явлюсь в монастырь и буду готов приступить к исполнению обязанностей. Паренёк убежал обратно. Вы не поверите, как все мы были рады! После стольких месяцев беспробудного пьянства я снова возвращался к нормальной жизни. Моя жена и дочь не могли сдержать слёз радости: их мольбы были услышаны. Супруга вновь обрела мужа, а дети - отца. Амали, наконец, могла бросить своё позорное ремесло.

Следующие два года были, можно сказать, самым счастливым временем в нашей жизни. Монахи Лиммского Монастыря были действительно добрыми, набожными людьми. Благодаря им, в моей душе воцарился покой. Я лечил их от всевозможных хворей, и они щедро расплачивались за мои навыки и знания, приобретённые за годы службы в Легионе. Я часто молился вместе со Святыми Братьями. Единственная служба, к которой меня не допускали, - это причастие. Понимаете, пьяница - это как вампир, который если начал пить кровь, то уже не остановится пока не выпьет из человека всю его кровь до капли. Так было и со мной: я покончил со своей позорной слабостью, но стоило бы мне хоть раз снова испить вина, пусть даже и освящённого, всё повторилось бы вновь. Поэтому, такое положение дел меня вполне устраивало.

Целых два года наша семья жила в довольстве и, можно сказать, святости. Грета очень гордилась мною и часто нахваливала своего супруга перед подругами... -Николас даже приосанился, и в его глазах промелькнула искорка гордости - Наших сыновей - Ганса и Гюнтера, - которым исполнилось семь и девять лет, мы с Гретой решили отдать на обучение туда же, в Лиммский монастырь. Амали расцвела как никогда. Она была воистину прекрасна и достойна лучшего отца, чем я...

Судьба снова жестоко обошлась со мной и нанесла суровый удар по всей нашей семье. На этот раз Грета стала жертвой лихорадки. Она тяжело болела, металась в бреду, ей даже являлись видения, навеянные болезнью. Святые Братья снова отнеслись с пониманием и отпустили меня, чтобы я смог позаботиться о своей супруге. Они обещали молиться за нас и даже послали мне в помощь молодого служку. Я целую неделю не отходил от Греты, делая всё, что было в моих силах. Но болезнь не отступала. Грете не становилось хуже, но и на поправку дело тоже не шло. И тут я не выдержал... Отлучившись ненадолго, я зашёл в близлежащую таверну                                               выпить лишь кружку пива, только одну - немного поправить нервы, натянутые как струны. Но вместо этого, домой я почти что полз на карачках... И никого рядом не было, чтобы остановить меня: служку я как раз отпустил на несколько дней в монастырь для подготовки к большой службе и празднованиям в честь покровителя монастыря - Святого Лимма. А дочь, Амали, устроилась служанкой на постоялый двор, и ближайшие три дня должна была оставаться там, потому что на тот момент её было некому подменить.

Я снова запил. Снова поддался своей гнусной слабости. Да, я пытался делать какие-то отвары и хоть как-то приглядывать за Гретой в перерывах между пьянками. Но, сами понимаете, что не в таком состоянии должен происходить уход за тяжелобольным... Словом, Амали, освободившись от работы, сразу же решила проведать своих родителей и... - на глазах Николаса навернулись большие слёзы, он едва сдержался от того, чтобы заплакать и продолжил… - Амали обнаружила пьяного невменяемого отца, который ставил компресс уже охладевшему телу её матери...

На этот раз Николас не смог сдержаться и зарыдал. Дитрих лишь угрюмо промолвил «Аминь!», сделав большой глоток из своей кружки. На глазах Катрин тоже навернулись слёзы. Она молча подошла к старику, поцеловала его в лоб и обняла. Николас, уткнувшись лицом в одежды девушки, словно маленький ребёнок, рыдал и давился слезами через каждое слово, но пытался продолжить свой рассказ.

- Не уследил... Поддался... Как бы я хотел... чтоб меня тогда убили на заставе... Пьянь проклятая!

И, не в силах больше говорить, Николас отдался нахлынувшим чувствам. По лицу Катрин текли слёзы, но она только крепче обняла горько рыдающего старика, по-прежнему не произнося ни слова. Дитрих допил остатки своего пива и попросил Крона подать ещё кружку.

- Что ж... - начал капитан - не могу сказать, что у меня навернулись слёзы жалости. Я воин! Жалость для нас - это непозволительная роскошь. Возможно, я действительно, чёрствая сволочь и вместо сердца у меня воинский устав, а совесть мне заменяет такая вещь как «военная необходимость»... Но я тоже повидал немало и могу сказать одно: люди всегда остаются верны своей внутренней природе. Она может быть скрыта воспитанием как хорошим, так и скверным. Иногда люди почему-то сами пытаются отрицать свою глубинную суть, но что бы мы ни делали, именно она всегда будет определять наши поступки...

            Николас начал понемногу успокаиваться, несколько раз громко всхлипнул, утёрся рукавом и, схватив свою кружку, как будто боялся, что её сейчас заберут, принялся жадно пить. Катрин нежно провела ладонью по голове старика и присела рядом с ним.

- Да, капитан, - продолжил Николас, прекратив пить и снова утеревшись рукавом, - вы совершенно правы... Я снова пошёл на поводу своей скотской сущности и не уследил за женой. Как будто собственными руками убил её... В тот вечер, когда Амали вернулась и стала свидетельницей той жуткой отвратительной картины, она сказала только лишь «У меня больше нет отца», развернулась и ушла. С тех пор я её больше не видел. Как и своих сыновей. На тот момент я был не в состоянии понять хоть что-то. Лишь к утру, выспавшись и протрезвев, мне удалось осознать, что произошло. Я снова пришёл в ужас от содеянного. Мне не хотелось жить. Ужас погнал меня к реке сразу же за городом, чтобы утопиться, но... Я с полчаса простоял на берегу совершенно опустошённый, а потом пошёл обратно - напиваться по своему обыкновению. Я оказался настолько слаб и жалок, что мне не хватило сил даже для того, чтобы положить конец своему позорному существованию...

            Так в беспробудном пьянстве и жестоких муках совести прошёл день, неделя, месяц, а потом ещё один и затем ещё множество лун точно так же канули вслед за ними... Возможно, единственное моё правильное решение за всё это время было то, что я так и не вернулся в Лиммский Монастырь и не пытался найти своих детей. Тот, кого они когда-то знали как любящего отца и хорошего лекаря, исчез. Его место заняло отчаянно страдающее, вечно пьяное ничтожество...

            В эти дни мне и довелось познать, насколько далеко может зайти человек, превращаясь в животное... Я остался совершенно один без семьи, друзей, работы и иллюзий относительно самого себя. Я даже не возвращался домой, потому что мне было омерзительно и ночевал на улице или ночлежках для нищих. Единственным моим истинно верным спутником была только кружка с выпивкой. Деньги скоро кончились, я пропил свою одежду, а в обмен получил это жалкое тряпьё... В основном, я попрошайничал, а иногда мне удавалось подкрепиться во время бесплатных раздач еды, которые власти организовывали на средства из государственной казны... Император Карл Тотенштерн заботился о своём народе!.. - горько усмехнулся Николас - Но, Боги мои, если я пил от безысходности, то мои собутыльники оскотинивались, потому что находили в этом какую-то отвратительную отраду!..

            Да, я жалок! Я признаю это, но я таким стал по причине своей слабости! В отличие от моих собутыльников, у меня хотя бы оставались какие-то воспоминания о своём былом достоинстве, о былых соратниках-легионерах, о службе в монастыре, о том с какой гордостью обо мне рассказывала Грета своим подругам!.. А мои новые собутыльники... Вся их жизнь проходила в кабаках, утехах с дешёвыми уличными девками, жалобах на свою работу, по большей части, ненужную даже им самим и восхвалении Императора. Они и знать не хотели ничего другого.

            Моим постоянным собутыльником в это время стал Виг. Этот простой крестьянин - яркий пример моего окружения на тот момент. Я пил с ним только, потому что боялся оставаться наедине со своей совестью. Виг верил в три вещи: в Богов, в Императора, который заботится о простом народе и в то, что корень всего зла кроется в населении недавно покорённых провинций... Когда он услышал мою историю, то лишь громко срыгнул и сказал: «Это, конечно, печально, но на всё воля Богов!». И потом долго говорил, что в недавно покорённых провинциях, в частности Леноне, люди работают за бесценок и поэтому всё выращенное простым крестьянином Вигом тоже не стоит и гроша. К тому же, значительная часть урожая уходит на выплату оброка, а он - на содержание дармоедов из покорённых провинций. Но пока у власти Карл Тотенштерн - о завтрашнем дне можно не волноваться. Император знает, что нужно простому человеку. Пиво стоит дешевле, чем хлеб, найти горячую девку на ночь ещё легче, чем грошовую выпивку, а если есть совсем нечего - получай свою кормёжку за счёт казны. По праздникам устраивают пышные карнавалы и показательные бои, а на страже покоя жителей - Народная Гвардия и Святая Инквизиция. Уж они-то в обиду не дадут, уж они-то не допустят, чтоб всякий сброд воду мутил... Да будет благословлен Карл Тотенштерн! Выпьем за него! Я Вигу говорю, что не в покорённых провинциях проблема, а в том, что ты и тебе подобные жизни другой знать не хотите... Для тебя ж, говорю, кроме выпивки, да твоих скотских потребностей и нет ничего. И раздачи еды не для таких, как ты... Да и не такие уж они и бесплатные - душой ты своей, говорю, за них расплачиваешься. Лицо своё человеческое теряешь... Он так уставился на меня, заморгал часто-часто, а потом отвечает: «Ну, так, а ты чего тогда о своём обличье не заботишься?». Я ему: «Дурак ты, Виг, я свою душу уже давно потерял...». Вот так мы и пили изо дня в день: я старался заглушить голос больной растерзанной души, а Виг - шумно ругал население покорённых провинций, хвалил Императора и иногда прерывался на то, чтобы отпустить какое-нибудь сальное замечание в сторону проходивших в окне девушек. Честно говоря, сомневаюсь, что мой собутыльник вообще работал: уж слишком часто он наведывался в кабак. Мне было противно пить с ним, но остальные посетители были не лучше. Они много пили, постоянно курили, громко рыгали, дрались, все как один ненавидели «дармоедов-провинциалов», хвалили Императора и приставали к каждой юбке. Что ж, видимо, другого общества я и не заслуживал...

            Однако, Высшие Силы снова дали мне шанс. Как-то поздно вечером я, как обычно, выпивал в «Весёлой чарке». Этот унылый дешёвый кабак мне уже давно стал как дом родной. Так вот, в тот вечер, я уж не представляю каким ветром, туда занесло молодую девушку. Может, думала найти там своего выпившего супруга и отвести домой... Не знаю... В начале, я не обратил на неё особого внимания, но мои собутыльники, а в их числе и Виг, напротив - начали приставать к ней и даже окружили её кольцом. Девушка сильно испугалась и пыталась вырваться, но безуспешно - эти пьяные морды дружно сомкнули ряды и лишь издевались над бедняжкой гнусным образом. Не знаю чем бы закончилось дело, но тут я снова не выдержал... Я присмотрелся к девушке. Она была как две капли воды похожа на мою дочь и её сейчас окружали пьяные, опустившиеся существа, явно желая воспользоваться её беззащитностью! Наверное, именно внешность девушки всколыхнула во мне воспоминания из прошлой жизни и заставила выплеснуть всю ту ненависть и презрение, что я на самом деле испытывал сам к себе... Я взял глиняную кружку, из которой пил, тихо подошёл сзади к одному из заводил и ударил его со всей силы по затылку своим оружием. Удар был точным и моя жертва потеряла сознание, а кружка - разлетелась. Эти стервятники, вначале, аж замерли от удивления, а я им тихо промолвил, что они просто звери и не пристало так обращаться с девушкой. Через мгновение они пришли в себя и двинулись ко мне, чтобы проучить за такую наглость. Я начал пятиться, но тут, как тень из темноты, появился молодой парень с мечом наперевес. Вид сверкающего клинка, направленного на моих противников, заставил их образумиться. Моему спасителю хватило лишь промолвить «Кто следующий?..», чтобы уже это агрессивное мужичьё - нехотя и с угрозами - но всё-таки начало расходиться. Девушка к этому времени уже выбежала из кабака, не успев даже поблагодарить нас. Хотя, её сложно упрекнуть в такой торопливости... Парень, спасший меня, тоже спешно вышел из кабака. Я сразу последовал за ним и увидел, что как только он оказался на улице, к нему подбежала рыжая девочка лет десяти в скромном, но аккуратном зелёном платье и крепко обняла. Молодой человек мягко погладил её по голове и представился. Его звали Мартин Штерн, а девочку - Эмма. Штерн сказал, что им срочно нужно идти и быстрым шагом начал удаляться вместе со своей маленькой спутницей. Но что-то меня заставило за ними последовать. Сейчас я это могу объяснить только одним - Боги по-прежнему хотели указать мне путь. Они снова давали мне возможность исправить свои ошибки!..

- Наконец-то это имя прозвучало... - неожиданно прервал рассказчика Крон - Думаю, капитан, тебя заинтересует, если я скажу, что вы с Мартином Штерном знакомы.

- Не припомню никого с таким именем... - возразил Дитрих.

- О нём я и хотел тебе рассказать, но, судя по твоему состоянию, это будет лучше отложить до завтра...

- Да, отче, тут ты прав... - отхлебнул из кружки Дитрих, устало ссутулившись - Но, в начале, я, всё-таки, дослушаю старика. Ну, так что ж было дальше? Кстати, что заставило этого Штерна помочь тебе тогда в таверне?

Николас снова приложил свою ладонь к сердцу, манерно поклонился, как-то робко улыбнувшись, и продолжил.

- Не знаю... Могу лишь сказать, что я недолго общался с этим юношей, но у меня сложилось о нём впечатление как об очень благородной личности, достойной искреннего уважения. В общем, ваш покорный слуга увязался за странным человеком с девочкой, идя немного в стороне и стараясь не попадаться им на глаза. Мы быстро двигались к окраине города. Мартин явно опасался чего-то пострашнее какого-нибудь пьяного сброда. При любом подозрительном звуке он прятался в тень и пытался обходить стороной оживлённые места. В какой-то момент парень с девочкой резко свернули за угол. Я подошёл к этому месту, но уже потерял их из виду. Вокруг были лишь старые дома, смотревшие на меня своими слёпыми тёмными окнами, да мрачные подворотни. В этом районе люди уже спали или пугливо затаились в своих убогих обиталищах, как будто в страхе перед всем вокруг. Только где-то вдалеке одиноко брехала какая-то собака... Я растерялся и не знал, куда идти дальше. Но в следующее мгновение Мартин - резко, как из под земли - возник рядом со мной, прижал одной рукой к стене ветхого дома сразу за мной и, приставив кинжал к моему сердцу, спросил: «Зачем ты нас преследуешь?». Я не смог ответить ничего лучше, чем «Не знаю... Просто, вы помогли мне в «Весёлой чарке». Хотелось бы как-нибудь отблагодарить и узнать получше того, кому имею честь быть премного обязанным». Штерн смерил меня недоверчивым взглядом. Он не знал что со мной делать и оглянулся назад в сумрачную подворотню из которой так неожиданно возник. Вдалеке по стенам вдруг заплясали отсветы от факелов, послышались неразборчивые голоса, кто-то выкрикивал какие-то команды. Мартин раздражённо проворчал «Ах, чтоб вас всех...» и ударил меня рукояткой кинжала в висок...

Я потерял сознание, а когда пришёл в себя на том же самом месте, то юноша и неизвестные с факелами уже исчезли. По-прежнему была ночь и у меня болела голова. Я не получил сотрясения или перелома, так как Штерн хотел меня просто оглушить, но как врач должен признать - удар был профессиональным... Оглядевшись вокруг, я обхватил свою голову и медленно побрёл обратно. Однако, стоило мне сделать несколько шагов, как я услышал тихие детские всхлипывания. Я осмотрелся вокруг. Чуть позади меня между двумя домами был длинный узкий проход. В самом его конце сидела маленькая испуганная спутница Штерна - Эмма. Я подозвал её и начал расспрашивать о том, что она там делала. Девочка узнала меня и немного успокоилась. Она сказала, что они с «дядей Мартином» хотели уйти из города, но её спутник опасался столкнуться с Инквизиторами или Народной Гвардией, а тут ещё я за ними увязался... Когда Штерн понял, что от меня отвязаться будет сложно, то попросил Эмму спрятаться в этом неприметном проходе, ждать его и ничего не бояться. Он куда-то отошёл, а через какое-то время Эмма увидела как я здесь осторожно проходил, а ещё через время - как за «дядей Мартином» гнался отряд Народной Гвардии во главе с Инквизитором. Уже прошло не менее двух часов с того момента, а Штерна всё не было...

Я предложил девочке подождать «дядю Мартина» вместе. Мы просидели на том месте почти до рассвета. Эмма немного рассказала о себе и о Штерне. Девочка оказалась сиротой: её родителей забрала Святая Инквизиция из-за подозрений в занятии чёрной магией. Девочка и сама имела все шансы оказаться в тех же ужасных застенках: её рыжие волосы и веснушки ярко выделялись даже в предрассветном сумраке, а в Шерпентале бытует поверие, что у рыжих нет души и они после смерти зачастую становятся вампирами. Как врач могу сказать, что всё это полнейшая глупость, но безграмотных крестьян и твердолобых церковников не так-то просто разубедить в их неправоте...

Когда за родителями Эммы пришли Инквизиторы, то она спаслась только благодаря тому, что спряталась в шкафу. Какое-то время после этого она попрошайничала на улице. Это было ужасное для неё время. Ей приходилось терпеть насмешки со стороны бойцов Народной Гвардии, некоторые горожане отказывались подавать ей милостыню или даже пытались её побить из-за цвета волос, а старшие дети из числа беспризорных не раз пытались подтолкнуть её к воровству... Я был поражён, когда узнал, что это обычное дело среди уличной детворы - налагать своеобразную дань на более младших ребят! Несогласных же жестоко избивали. Не представляю, как бедная рыжая девочка смогла выжить на улице...

Из этой клоаки Эмму смогла выдернуть только счастливая встреча с «дядей Мартином». К сожалению, она была немногословна, когда рассказывала о дне их знакомства. А я потом как-то не захотел напоминать ей о страшном прошлом. Вроде бы, она спросила у Мартина немного мелочи на еду, а он попросил её провести в какоё-нибудь тихое место, где можно остаться на ночлег... Со слов девочки, за Штерном тоже охотились Инквизиторы, но на тот момент церковники потеряли его след и Мартин, будучи личностью благородной, не смог пройти мимо чужого горя. Так они и жили вместе несколько месяцев. В вечер моей встречи со Штерном он, по причинам неизвестным для девочки, решил покинуть город. Мартин зашёл в кабак, где я тогда выпивал, с целью забрать у хозяина какие-то нужные вещи. Таким вот образом наша встреча и состоялась... Так за беседой мы с Эммой и коротали время, дожидаясь нашего спутника, но без толку... Он так и не явился.

Ближе к рассвету, я предложил девочке пойти ко мне домой, а потом вернуться на это место, чтобы встретить Мартина. Моя новая знакомая согласилась. Впервые за долгое время я оказался в родном доме. Там было грязно и жутко пыльно, но, к счастью, никто за это время не попытался его снести или присвоить себе. Мы с Эммой настолько устали за ночь, что заснули почти сразу же, как пришли. Не стали даже раздеваться, а уж об уборке и говорить было нечего...

Проснувшись на следующий день, я первым делом сходил за едой. К счастью, у меня оставалось несколько монет, которые я не успел пропить предыдущей ночью. После еды Эмма помогла мне немного прибраться в нашем жилище. Девочка оказалась очень доброй и наивной. Удивляюсь, что трагедия с её родителями и жизнь на улице так и не смоги испортить её непорочную душу! Эмма снова напомнила мне о моих былых светлых днях. Я снова проникся чувством ответственности за маленькую прекрасную душу. К тому же, я был обязан благородному Штерну за его помощь в «Весёлой чарке» и стал, в некоторой степени, виновником его последующих проблем с преследованием. И я решил, что это мой долг - позаботиться об Эмме. Долг, в первую очередь, перед самим собой, перед девочкой и перед Мартином. Преисполненный твёрдой решимости и чувством гордости, я отправился на поиски работы. Раз уж я стал новым опекуном для Эммы, то мне, в первую очередь, нужно было позаботиться о стабильном заработке. Пусть даже и небольшом. В тот же вечер меня взяли уборщиком городских улиц. Я уже не хотел работать лекарем - это осталось в прошлом. Для нас начиналась новая жизнь с чистого листа! А ближе к ночи, как я и обещал, мы отправились ждать «дядю Мартина» к месту, на котором вчера с ним расстались. Но и в эту ночь мы его не дождались. Зато по просьбе девочки я написал записку от её имени для Штерна, в которой говорилось о том, как её найти. Также Эмма сделала маленькую милую куклу из соломы, пока я ходил в поисках работы, и оставила записку со своим маленьким шедевром на том месте, где она пряталась прошлой ночью.

Утром я вышел на работу. Чистка улиц - не самое приятное занятие. Непролазная грязь, помои, которые выливаются прямо из окна... Городские стоки просто не справлялись с таким количеством грязи и мусора. Но мне придавала сил мысль о том, что на мне лежит ответственность за юную Эмму! Я называл её «маленькое солнышко» из-за ярко-рыжих волос и улыбчивость. Мы с девочкой хорошо сдружились. Она помогала мне по хозяйству, часто приносила что-нибудь поесть, пока я был на службе, и даже пыталась научить меня делать кукол из соломы! Видели бы вы её гордое и серьёзное лицо, когда она помогала мне или показывала как делать эти детские игрушки! - лицо Николаса даже озарилось улыбкой в этот момент - А я в ответ вечерами после работы рассказывал ей про полезные свойства различных трав и начал учить её грамоте. Ближе к ночи мы приходили на старое место в надежде встретить Штерна и проверяли: на месте ли наши записка и игрушка?

Моя жизнь снова обрела смысл, благодаря девочке, а моя душа озарялась её улыбкой. Да, я по-прежнему страдал из-за смерти супруги и не искал встречи со своими детьми. Старая боль не давала мне покоя. Я просто не знал, как я буду смотреть в глаза своим детям после всего, что было... А Эмма... Она чувствовала, что в моей прошлой жизни было достаточно боли, и не пыталась бередить былые раны. Да ей было и не важно, кто я и что я. Она просто чувствовала мою заботу о ней и, по-моему, тоже прониклась чувством некой ответственности за меня. Чувством - по-детски наивным, забавным, бескорыстным - и от этого ещё более ценным! А как-то раз Эмма даже сделала для меня талисман в виде куклы из соломы...

При этих словах Николас достал из кармана маленькую соломенную игрушку в одежде из какой-то грубой ткани. Кукла была явно сделана с любовью, хотя и не очень умело. Старик грустно погладил свой талисман, затем быстро спрятал обратно и продолжил.

- Мне казалось, что после нашей встречи все наши беды останутся позади. Я считал, что смогу достойно воспитать Эмму, мы найдём Штерна, я обрету через это некое искупление за свои былые ошибки и душевный покой, а Эмма - хотя бы отдалённое подобие семьи в моём лице. Я снова бросил пить, перестал общаться со своими былыми собутыльниками... Никого кроме Эммы и ничего, кроме заботы о ней, для меня больше не существовало.

            Однако, какой-то злой рок продолжал преследовать меня! Где-то через месяц с небольшим нашей новой жизни судьба нанесла очередной сокрушительный удар. Мы, как обычно, отправились дожидаться Штерна, проверили на месте ли наши знаки и неожиданно обнаружили, что они исчезли! Сложно описать словами ту гамму чувств, которую мы испытали в первое мгновение, ведь надежда на встречу уже была практически потеряна! Скажу лишь, что мы поспешили домой, молясь, чтобы там побывал действительно Штерн. На подходе к дому я увидел, что в окнах горит тусклый свет. Странное предчувствие заставило меня насторожиться и замедлить шаг. Я пристальней присмотрелся к окнам. В доме промелькнула какая-то фигура. Потом снова. Я не разобрал тогда, кто это был конкретно, но точно не Мартин. Я попросил девочку отойти в тень и дождаться меня. Она, в начале, попыталась сопротивляться и хотела идти со мной, но я был настойчив и сказал, что в доме, похоже, грабители. В конце концов, мне удалось убедить девочку спрятаться. Я очень тихо начал обходить дом, стараясь незаметно подглядывать в окна. В конце концов, мне удалось разобрать голоса. Из того, что я услышал, выходило, что в нашем доме была Народная Гвардия и там искали нас! Похоже, что Штерн изрядно насолил властям и Святой Инквизиции, а теперь они искали всех, кто был хоть как-то связан с ним. Кто-то раньше него нашёл нашу записку и отнёс Гвардейцам, или прямиком Инквизиторам и вот теперь они рыскали по нашему дому! Я понял, что мне с Эммой нужно срочно уходить. Но только я развернулся, чтобы вернуться к девочке, как заметил пару Гвардейцев, которые схватили её и куда-то потащили. Чуть позади них медленно                                            вышагивал какой-то Инквизитор в своём страшном чёрном балахоне. Часть Гвардейцев, видимо, не заходила в дом, а осталась ждать на улице. Эмма пыталась вырваться и звала на помощь, но один из Гвардейцев взвалил её на своё плечо как простой мешок и пошёл дальше! А я... - в этот момент Николас вздрогнул и, заметно съёжившись, продолжил - Я просто испугался вмешиваться. Вместо того, чтобы прийти на помощь девочке и попытаться остановить этих зверей, я лишь сильнее вжался в стену в надежде, что меня не заметят! А когда Гвардейцы с Инквизитором скрылись, я, прячась за каждым углом, поспешил за город.

            Вскоре, я снова оказался на том месте, где когда-то хотел утопиться после смерти своей жены... Там на берегу я просидел полночи. Я порывался вернуться обратно и найти Эмму, попытаться спасти её, но всякий раз страх снова гнал меня к реке. Я метался словно безумный, не знал, что делать. Одна часть меня твердила, что моё место рядом с девочкой, а другая - мелкая часть моей натуры - позорно тряслась от страха и говорила, что это бесполезно... Что я сам пропаду в тюрьмах Святой Инквизиции. В конце концов, лишившись последних сил, я упал на землю и зашёлся в слезах. А вскоре забылся горьким сном.

            Николас замолчал и на его глазах навернулись слёзы. Катрин с чувством непередаваемой жалости смотрела на старика, а Крон с интересом ждал продолжения. Нахмурившийся Дитрих долго держал свою полупустую кружку в руках и, наконец, спросил: «Так что же было дальше? Понимаю, за девочкой ты так и не вернулся...». Николас судорожно вздохнул и, собравшись с силами, продолжил.

- Нет, мне так и не хватило сил на это... Очнувшись наутро, я был абсолютно опустошён. Мне уже ничего не хотелось от этой жизни. Но, даже испив свою горькую чашу до дна, моя жалкая натура цеплялась за своё никчёмное существование. Я боялся вернуться в родной город и знал, что уже нигде не обрету покой. Поэтому, я отправился в Неверест. Мне когда-то доводилось слышать всякие нелепые слухи и легенды об этом городе. Так что я имел примерное представление о том, где он находится и, что туда прямая дорога таким, как я...

            Собственно, таким образом моя судьба и привела меня сюда. Оказавшись в Невересте, я продолжил заниматься единственным, на что оказался способен - попрошайничать и заливать выпивкой свою боль. К моему удивлению, именно здесь я встретил того, кого так долго вместе с Эммой пытался дождаться - Штерна!.. Тут мне выпало пообщаться с ним лишь раз и, когда он узнал о том, что произошло с Эммой, то хотел вначале убить меня. Жаль, что он оказался для этого слишком благородным... Он просто ударил меня в лицо так, что я упал, брезгливо сплюнул на пол рядом со мной и ушёл. Потом он сошёлся с каким-то некромантом и этой ночью они покинули город...

- Кажется, я начинаю догадываться что это за личность такая - Штерн. Но это уже оставим до завтра. Кстати, из-за чего произошла драка с тем Инквизитором - Готтлибом? - вдруг оживился Дитрих.

- Не знаю... Но раз Крон обещал вам рассказать про него, то, думаю, он скажет больше, чем я... - печально ответил Николас, отпивая из кружки - Оказавшись в Невересте, я рассчитывал сбежать от своего прошлого. Но оно преследует меня даже здесь! Через какое-то время тут оказался и Виг - мой былой собутыльник по «Весёлой чарке». Его тоже изрядно потрепала жизнь. Он рассказал мне о перевороте, в ходе которого свергли династию Тотенштернов и в результате которого к власти пришёл Фридрих Либскнехт и о последующей реставрации Тотенштернов...

- Хм... - усмехнулся Дитрих - В этой кампании я как раз и принимал участие...

- Но меня уже ничего не интересовало... - на глаза Николасу навернулись большие слёзы и ему стоило больших усилий продолжить дальше - Боги давали мне шанс всё исправить, обрести искупление, но злой рок меня преследовал тогда и продолжает преследовать до сих пор! А я из раза в раз оказывался слишком слаб, чтобы изменить хоть что-нибудь!.. Я проклят!.. Жалкое ничтожество!..

            Николас не смог больше сдерживать слёзы и, прикрыв лицо ладонями, снова зашёлся в рыданиях. Катрин подошла к старику и обняла его. Дитрих залпом допил своё пиво и, удовлетворённо крякнув, произнёс: «Дело не в судьбе. Всё дело в нашей природе, Николас. Извини, если усугубляю твои мучения. В утешение могу сказать, что, как видишь, наша суть не всегда имеет значение. Ладно... Крон, так что насчёт обещанной комнаты?». Хозяин таверны подозвал девушку, которая помогала ему за барной стойкой и попросил провести капитана в его комнату.

            Ночь подходила к концу, а непогода за окном начала потихоньку стихать. Помощник Крона тушил огонь в старых грязных лампах на стенах. Было как-то неестественно спокойно в пустом зале. Лишь Николас тихо сотрясался в рыданиях, уткнувшись лицом в одежды безмолвной Катрин.

Похожие статьи:

Рассказы → Рассказ V: "Канцелярская крыса" (Цикл "Неверестский калейдоскоп")

Рассказы → Рассказ IV: "Жажда крови" (Цикл "Неверестский калейдоскоп")

Рассказы → Рассказ II: "Служение" (Цикл "Неверестский калейдоскоп")

Рассказы → Рассказ I: "Танец с клинками" (Цикл "Неверестский калейдоскоп")

Рассказы → Рассказ VI: "Во славу Богов!" (Цикл "Неверестский калейдоскоп")