Ройзбах

1
Александр Ройзбах с детства считал себя очень не счастливым человеком.
Начнем с того, что истинная его фамилия являла собой словосочетание в высшей степени пошлое.
Согласно родовой преемственности звался он вовсе не Ройзбах и даже не Шниперман, не говоря уже о экстравагантной Кац или скажем Абрамович. Ни красочная фамилия Погорельский, ни значительная Вахтангов не остались ему в наследство от предков, а досталась ему жалкая и пошлая фамилия… Дрищагин. Потому что, как и отец его Андрей Филиппович - работник дома творчества что на улице Лосиной, как, впрочем, и дед - Филипп Пахомович - ветеран Великой Отечественной и заслуженный работник соцтруда, носили это невозможное родовое проклятье. Прямо скажем, фамилию Дрищагин носили все предки Александра Андреевича по мужской линии.
В школе юный Александр прохода не знал от издевательств, которыми окружали его сверстники.
Как только не называли его злобные, жестокие одноклассники, и Дрищ и Дрищага, и даже Обдрищище. Повсеместно в спину ему летели унизительные оскорбления и нескрываемые смешки.
Девочки дружбу с таким невыгодным кавалером водить не желали, а потому вниманием своим не одаривали вовсе.
Учителя же вызывая Александра к доске, произносили его фамилию, как нечто крайне неприличное, краснели и смотрели на ученика как-то жалостливо-снисходительно, как на травмированного при родах несчастного отпрыска, погубленной алкогольным змием семьи.

В шестнадцать лет, когда Саша получал в паспортном столе главный в своей жизни документ, работница государственного учреждения, выдавая новоявленному гражданину паспорт, еле сдерживала истерический смех, и глаза её блестели от слез, так, словно перед ней лично выступает какая-нибдь серьезная знаменитость в сиреневых панталонах и рыжем клоунском парике. Зрачки её от этого искрились и казалось, что она выполняет свою работу, будучи слегка пьяной. Однако это было не так. Пьяной она сделалась только после рабочего дня.
В тот знаменательный вечер, дома, работница паспортного стола долго и громко хохотала с подругой Азизой Намутдиновой, бухгалтером шарикоподшипникового завода, над невозможной фамилией свого клиента. Намутдинова, слушая повествование об уникальном продолжателе Дрищагинской династии, тоже развязно и не в меру вульгарно гоготала, гортанно и громко, от чего подавилась оливкой, которой закусывала водку «Московская» и чуть не задохнулась, упав на пол и выпучив страшно глаза. А Саша в ту ночь горько плакал у себя дома, вжавшись носом в подушку и мечтал поскорее попасть под поезд или сгореть заживо при пожаре, что бы от него не осталось ничего, особенно его мерзопакостной фамилии...

Вступив во взрослую жизнь Александр, тогда еще Дрищагин, как и любой другой биоэлемент государства, был вынужден как-то определяться в жизни. Искать свой путь.
Из школы его вежливо попросили после девятого, так как учился он крайне скверно и талантами никакими наделен не был, и обладатель незвучной фамилии, горестно вздохнув, побрел поступать в… медицинское училище.
Выбрал он сию альма-матер, вероятнее всего от того, что подслушал однажды в уборной разговор одноклассников на одну крайне животрепещущую в его возрасте тему.
Открылась Дрищагину невероятная тайна! Оказалось, что медработников ни в коем случае не призывают в армию, и долг свой родине они отдают альтернативно, без вынужденной двухгодичной изоляции.
Это обстоятельство вдохновило юного соискателя жизненного пути крайне.
Приемная комиссия медучилища долго изучала бланк заявления Дрищагина, переглядывалась между собой и еле сдерживаясь от юмористических издевок, направила Александра сдавать экзамен по биологии и русскому языку.
Налитый кровью как вишневый компот Дрищагин, сухо поблагодарил комиссию и экзамены, на удивление самому себе, сдал.
В училище все повторилось в точности как в школе.
Над Сашей потешался весь курс. Парта, за которой сидел Дрищагин, каждое утро обрастала живописными надписями – «Здесь сидит ДРИЩ!», «Смердельное место» или «Не ходите девки замуж за А.А. Дрищагина, от нашего Дрищагина вонь на всю общагу!».

Александр упорно надписи стирал, но на следующий день они появлялись снова и с каждым разом были все оригинальней и обиднее.
Девушки опять игнорировали его несмелые ухаживания и порой ему казалось, что он так и умрет девственно-нетронутым, не познав прелести любви.
После училища Александра распределили в районную больницу, на должность фельдшера.

Взрослая жизнь не принесла просветления, а возможно даже усугубила положение дел. Каждый работник медицинского учреждения, каждый больной, каждый посетитель, узнав фамилию несчастного, смотрел на него с надменным превосходством и откровенным презрением. Коллеги злостно подшучивали, а начальство работником пренебрегало и способствовать росту карьеры отказывалось.

- Уже седьмой год тут работаю, а все фельдшер! – жаловался Александр главврачу.

А тот, глядя на Дрищагина как на бездомного, промокшего под дождем оборванца, отвечал:

- У нас и по десять лет сотрудники на одном месте сидят и ничего… не жалуются. И потом… сам посуди; высшего у тебя нет, спецификация размытая…. И какой же это врач из тебя выйдет с такими… эээ данными…

Дрищагин вскипал кипятильником, хлопал дверью и злобно бормоча проклятия, несся по больничному коридору. Остужал он себя, после очередного отказа, только одним выверенным средством – «стограммотерапией», благо в подсобке всегда хранилась у него бутыль, спрятанная в жестяном ведре средь грязных тряпок и пожухлых коробок из-под стиральных порошков.

Как-то раз в кабинет, где сидел обиженный судьбой фельдшер, заглянула старушечья голова повязанная платком в горошек и жалобным голосом попросила:

- Доктор! Мне бы справочку справить, в пенсионный фонд…
- Я не по этому вопросу, - сухо отозвался он.
- Как не по этому, - испугалась старушка, - а к кому ж мне? – тут она вдруг рьяно возмутилась, - А вы кто тогда будете, раз не доктор? Как ваша фамилия?

От такого вопроса Александр Андреевич замер и стушевался.

- Фельдшер я. А фамилия то вам зачем? – спросил он с опаской.
- Жалобу на тебя напишу, - пригрозила бабка, вскинув клюку в потолочную высь, - За грубость и хамство! А ну-ка, говори окаянный!
- Дрищагин, - ответил он сокрушенно и увидел, как бабка отшатнулась, словно перед ней черт рогатый возник, - Бох ты мой! – только и вымолвила она и сейчас же исчезла, про жалобу забыв моментально.
А Дрищагин горько вздохнул и уставился в окно, думая про себя, что хуже чем ему, никому, наверное, на свете не живется.
 
Так шли годы.
Все немногочисленные знакомые Александра давно обзавелись вторыми половинками да переженились, понаплодив детей. Кто-то взлетел высоко по карьерной направляющей, кто-то просто хорошо зарабатывал, а один одноклассник по фамилии Силитров, даже стал ведущим новостей на областном телеканале.

- «Я б тоже ведущим мог бы! Если б не фамилия!» – обиженно думал Дрищагин, созерцая в телеэкране напудренную физиономию Стаса Силитрова, блестящего фарфоровой улыбкой.

Так и оставался он бобылем, без детей, да без служебных заслуг.
Но однажды Дрищагину, совершенно неожиданно ночью, в час когда за окном жутко свистел ветер и лил несмолкаемо дождь, приснился странный сон.
Увиделось ему, будто идет он по темной незнакомой улице совершенно один, а на горизонте висит в небе огромная кроваво-красная луна и чем ближе он к ней приближается, тем отчетливее понимает, что и не луна это вовсе, а чей-то хищный внимательный глаз. И наблюдает этот глаз за ним, как объектив охранной видеокамеры придирчиво и нагло. Дрищагин встал, как вкопанный посреди дороги и так ему стало жутко, что даже силы бежать не нашлось. Словно в тесто превратились его конечности, лишившись твердости и воли. И вот он, озираясь беспомощно, вдруг сквозь ветер и ливень услышал, как в небе прогремел оглушительным громом голос, принадлежащий должно быть невероятно огромному, невиданному существу. И от грохота этого Дрищагин проснулся в холодном поту и сам себе не отдавая отчета записал на блокнотном листе:

Надо сменить фамилию!

Кошмар сна тут же покинул его и сколько потом не силился Александр Андреевич, так и не вспомнил он что же произнес чудовищный голос-гром. После он уснул и уже ничего устрашающего не увидел.
 
Утром Дрищагин уже был в паспортном столе, имея при себе заявление. Выбрана им была фамилия – Ройзбах. От чего и почему он и сам не знал. Только с самого утра засело у него в голове, словно назойливая заноза это странное слово – Ройзбах. Выдававшую ему в шестнадцать лет паспорт насмешницу, сменила теперь юная особа с пухлыми губами и прической а-ля Бриджит Бардо, которая посмотрела на все еще Дрищагина с укоризной. Но принявший твердое решение о перемене, самоотверженно выпятил грудь и мужественно протянул заявление.

- Вот! – объявил он, - Желаю сменить!
Девушка пробежала глазами листок.
- Вы из солидарности или по политическим соображениям? – поинтересовалась работница документного учреждения, поглядывая на Дрищагина лукаво.
- Я своей фамилий не доволен, - гордо ответил он, - политика не при чем!
- Да? – удивилась дамочка, явно издеваясь, - А по-моему прекрасная у вас фамилия…
- Ну, знаете!.. – Александр Андреевич, чуть не выругался нецензурно.
- От чего же Ройзбах? – приподняла она бровь.
- Звучная, - горделиво ответил он, и таинственно добавил, - Мне тут вчера сон приснился с громом и молнией. Там голос был… - но тут он себя оборвал и посмотрел с опаской, словно шпион чуть не выдавший ставку.
- Ладно, дело ваше, - ответила государственная служащая, не уловив в словах посетителя ничего необычного, и величественно поставила печать.

Через неделю Дрищагин стал Ройзбахом.
Обошлось ему это всего-то в тысячу рублей, но счастья было в нем не меньше чем на десять.
С этого дня жизнь его изменилась.
Изменилась кардинально, но даже еще более серьезно, чем он мог это предположить.

2

Ройзбах ехал в трамвае. В нагрудном кармане таился новый его документ и Александр кожей чувствовал исходящее от него тепло.
Был вечер, на дворе стоял месяц май и погода нарисовалась в ясном, безветренном небе просто прелестная, а внутри фельдшера все звенело сладко и казалось ему, будто райские птички щебетали внутри его сердца, приземлившись на тонкие струны души. В трамвае пассажиров почти не было. Впереди Александра сидел, спиной к нему, толстяк с круглой обширной плешью, а у самой кабины водителя ворковала молодая, ничего не замечающая вокруг, влюбленная парочка.
Да еще двое пожилых мужчин примостились где-то позади, у самых дверей, и беседовали о чем-то, активно жестикулируя и выкрикивая временами громко:
«Возмутительно!», «Хамье!» и «Протурперанцев – сволочь!»…

Александр Ройзбах находился в приподнятом расположении духа и рассеяно глядел сначала в окно, словно путешественник прогуливающийся на катере вдоль побережья, а потом неосознанно переместил взгляд на лысину покачивающегося впереди незнакомца.
Спустя минуту, тот тревожно обернулся и посмотрел на Ройзбаха глазами в которых явно улавливался испуг.

Александр Андреевич, улыбнулся пассажиру, но тот улыбки не оценил, а только отвернувшись быстро провел ладонь по черепу, словно пытался смахнуть приземлившуюся на его поверхность муху.

Ройзбах же, теперь намерено, принялся изучать лысину толстяка, отметив про себя что на ней имеется много неровностей и какое-то небольшое темное пятно, формой похожее на замочную скважину.

- «Вот бы её открыть?» - подумал вдруг Александр Андреевич и тихо хихикнул.

Тут произошло совсем уж странное.
Толстяк вскочил, повернулся к бывшему обладателю скабрезной фамилии и попятился от него, как от разносчика неизлечимой болезни, при этом пассажир нервно махал руками и бормотал что-то вроде:

- Господи да что это такое? Да за что мне! – успевая еще сквозь это вставлять сдавленное, - И этот тоже с ними … Излучение… как пить дать…

Трамвай остановился и в миг толстяк выпорхнул из него, помчавшись по улице в сторону блестящего золотыми куполами православного храма.
Ройзбах на это только удивился, думая про себя какие нынче странные граждане ездят в трамваях.

Когда он пришел домой, то первым делом достал новый свой паспорт, и любовно, пролистнул пахучую государственной краской книжицу.

- Шикарно пахнет, - радовался он, теребя пальцами шершавую обложку своего документа.

Новая фамилия, согревала все его существо и вселяла надежду, что теперь жизнь пойдет иным, более счастливым и приятным руслом.

Александр прошел на кухню, желая изготовить себе на ужин пельменей и выпить сладкого чаю. Он достал из морозильного отделения заиндевелый пакет с похожими на женские пупки белыми катышками, вскипятил воду на плите и посолив, засыпал сей деликатес в воду.
Тут же он сообразил себе чайку, положил в него три ложки сахара с горкой и толстую дольку лимона, которая всплыла на поверхность, на глазах впитывая в себя заварочный окрас напитка.

Ройзбах присел на табурет, сделал губами совершенно по-лошадиному, остужая горячее питье, и глотнул. При этом он таращился на стол, выпучив безумно глаза, и тут в поле его зрения случайно попала оторванная накануне от настенного календаря бумажка. Пока Александр Андреевич совершал глоток, бумажка сама собой, словно легкая лодочка, покатилась по столу и достигнув его края неминуемо упала на пол.

- Это что такое? – изумился сменивший фамилию, - Сквозняк?

Однако сквозняка в кухне не ощущалось, да и форточка была закрыта, в чем Ройзбах тотчас убедился, недоверчиво посмотрев в сторону окна.
Поставив кружку на стол, он нагнулся и поднял упавший клочок. На нем был записан телефон паспортного стола, который Александр давеча узнал в справочной.
Он аккуратно положил бумажку обратно на стол и критически осмотрел. Та теперь уже не двигалась, а преспокойно лежала, как и полагается лежать всякому неодушевленному предмету – мертво и тихо.

- А ну мне шалить! – погрозил он ей пальцем и тут случилось страшное. Бумажка поднялась в воздух и повисла в кухонном пространстве, дрожа как осенний листок на ветру.

Ройзбах, испугавшись вскочил с табурета и отступил к окну, словно опасаясь что сейчас бумажка на него накинется и покусает. Но обрывок календаря лишь плавно опустился на стол и застыл, словно и не висел в пространстве секунду назад, непостижимым образом нарушая открытый Ньютоном закон.

- Летающая… - прошептал Ройзбах и тут на плите из кастрюли с варящимся в ней ужином, обильно потекла пена, заливая раскаленную конфорку и испаряя клубы пельменного пара. Он кинулся к плите, составил кастрюлю в раковину и немедленно вернулся к бумажке.

- Ну-ка полетай! – приказал Ройзбах глядя на календарный обрывок как энтомолог исхитрившийся поймать невиданную доселе бабочку. И бумажка, подчиняясь его словам, воспарила.

Еще полчаса Александр Андреевич сидел на кухне совершенно забыв о еде, а только двигая бумажку то по столу, то по воздушному пространству, в направлениях каких ему только хотелось.

- Ну дела! – восхищался он собой, - А если чего посерьезнее?

Следующим левитирующим предметом стал половник. Металлический кухонный прибор летал по кухне как космическая станция в безвоздушном пространстве – свободно и легко. После Ройзбах заставил воспарить к потолку и табурет и даже шестнадцати килограммовую проржавевшую гирю, которую обычно использовал как гнет для закваски капусты. Александр Андреевич манипулировал руками словно иллюзионист, а гиря крутилась подобно бесстрашному воздушному гимнасту, и ни разу не упала. Наконец он устал. Случилось это когда в небе уже ярко светила луна, разметав вокруг себя яркие звезды-осколки. Ройзбах зевнул и счастливый открывшейся необычайной способностью, отправился спать. Уснул он моментально…

3

Утром Ройзбах ехал в трамвае на работу и подшучивал над гражданами. Сначала он заставил выпрыгнуть из нагрудного кармана одного товарища в кепке с иностранной надписью BOSS, шариковую авторучку; затем отрепетировал свое умение на юной девице в легком платье, приподняв его передний край так, что у сидящего напротив неё юнца на щеках выступил пунцовый румянец, а когда уже трамвай подъехал к его остановке, Александр потеряв всякий над собой контроль, силой мысли слегка оторвал от пола толстенную бабку со смердящей селедкой бадьей в руках, и опрокинул её на группу из трех модно одетых молодых людей. Тут же на их одежду налипла зловонная рыба и в трамвае началась жуткая ругань, которой Ройзбах впрочем, уже не слышал. Он несся на работу, хохоча и ликуя, словно выигравший в лото третий раз подряд счастливчик.

- Я им покажу дрища!!! – злорадствовал Александр Андреевич ворвавшись в двери больницы. Первым делом он решил навестить главврача. Переодевшись в халат, Ройзбах направился на четвертый этаж пешком по лестнице. Он почти летел над ступенями и был настолько возбужден, что даже не здоровался с коллегами. Взгляд его стал хищен как у росомахи вышедшей на охоту…

Скворцов Эммануил Тимофеевич – главврач районной больницы, сидел за своим рабочим столом и читал купленную утром в киоске газету. Статья, привлекшая внимание медицинского начальника повествовала о заработках российских поп-звезд, и от цифр приведенных в печатном издании у главврача рябило в глазах. Сокрушенно он понимал что никогда, ни при каких обстоятельствах ему столько не наворовать и не навзятничать. Но Эммануил Тимофеевич не отчаивался.

- «Ничего, - думал он, - вот переберусь в Москву, тогда поглядим… Там клиентура… дотации…»

В этот момент дверь его кабинета распахнулась и на пороге возник фельдшер.

- А, Дрищагин, чего опять? – устало вздохнул Скворцов.

- Нет уж извините… – хрипло и страшно просипел поменявший фамилию, - извольте теперь называть меня по имени-отчеству!

Главврач насторожился, видя своего подчиненного совершенно не в себе.

- На рабочем месте! Да сколько это можно! – изобразил негодование медицинский босс, - Думаешь, я про подсобку твою не знаю? Но что б с утра?!

- Ошибаешься Эммануил Тимофеевич. Я трезв! – Ройзбах стал совсем страшен. Глаза его налились гневом, а лицо стало почти звериным.

- «Да он того…» - подумал Скворцов и внутренне напрягся, ожидая чего-то ужасного.

- Фамилия моя отныне Ройзбах! – он приблизился к столу, - РОЙ-З-БАХ! Ясно?

- Ясно, - примирительно согласился тот, нащупывая в столе что-нибудь оборонительное.

- Думаешь, старая сволочь, я спятил? – прищурившись, зашипел фельдшер.

Главврач не ответил, а лишь сухо сглотнул и ему крайне сильно захотелось что-бы кто-нибудь сейчас вошел в кабинет. Но никто, конечно же, в дверях не появился и Скворцова не спас.

- Что с тобой Сашенька? Ну выпил… с кем не бывает…– отстраняясь как можно дальше, ласково пропел главврач.

- Ну нет! Я не пьян!

И тут Скворцов увидел жуткое: сумасшедший фельдшер встал над столом подняв руки и растопырив пальцы на манер циркового мага. Брови его сошлись на переносице как базальтовые пласты при землетрясении, а в глазах засверкал дикий огонь. Но это было не самым страшным. Главврач вдруг увидел как его дубовый стол, оторвавшись от пола всеми четырьмя ножками, повис в воздухе и угрожающе качнулся в его сторону.

- Понял, кто я?!! – прогремел фельдшер.

Эммануил Тимофеевич быстро закивал, убеждая подчиненного, что он все мгновенно понял, но это было не так.

- «Я же сплю! Это сон… - думал он про себя и в тот же самый миг твердо понимал, что не спит, - Не может этого быть… - убеждала врача логика, - Галлюцинация…»

Тут Ройзбах вдруг метнул левую руку в сторону и указал пятерней на гипсовый бюст Гиппократа, украшавший кабинет со дня основания больницы. Изваяние качнулось и словно пушинка в один миг взлетело к потолку, откуда тут же рухнуло с невероятной силой и грохотом, разбив в щепки деревянную подставку на которой до этого и стояло.

- Так как меня зовут? – демонически вопросил волшебный фельдшер, манипулируя висящим в воздухе столом с которого на пол валились бумаги, карандаши и прочая канцелярия. Он словно дьявол впился взглядом в перепуганного начальника, и на его губах появилась столь злобная усмешка, что у Скворцова в животе все сжалось судорогой панического страха.

- Ал.. Аллее… ксандр… Александр Андреевиччч…

- ФАМИЛИЮ? Говори ФАМИЛИЮ? – взревел экс-Дрищагин.

Но фамилию главврач к ужасу своему уже забыл и Ройзбах это понял по обезумевшим от страха глазам Эммануила Тимофеевича.

- Не помнишь сволочь? Ну держись! – тут фельдшер сделал руками так, словно отпихивал от себя навалившуюся в трамвае пьянь. Дубовый стол пролетел над головой мертвенно бледного начальника и выломав оконную раму вылетел вон. Спустя несколько секунд с улицы донесся грохот такой силы, что все окна в здании задрожали и чуть не осыпались мелким бисером.
Главврач Скворцов тут почувствовал, как на грудь ему надавило чем-то тяжелым и хоть в разбитое окно с улицы влетал теперь свежий весенний ветер, дышать ему стало трудно.
В глазах поплыли мутные мыльные круги, сквозь которые Эммануил Тимофеевич увидел как фельдшер, имевший ранее фамилию Дрищагин, оторвался от пола и завис средь разрушенного кабинета. Полы его халата трепались флагами, а руки, воздетые к потолку, победоносно тряслись. Фельдшер ликовал над сокрушенным начальником как простолюдин победивший дракона. Но тут в сознание главврача вплыла черная туча и затмила собой все. Тело его обмякло и неуклюже съехало со стула, упав бесформенной массой на пол.

Ройзбах презрительно окинув взором разгромленные начальственные покои, вырвался из кабинета, у дверей которого уже скопилась порядочная толпа привлеченная грохотом, и понесся проч.

- Что там случилось? – кричали ему в след перепуганные люди, - Война что ли началась?

Но Ройзбах на это не ответил. Он лишь остановился, обвел тяжелым взглядом толпу и выкинув к ней руку произвел легкое движение. Тут же все те, кто стоял на первом фланге, отлетели на своих задних товарищей, ощутив при этом как их толкнула в грудь неведомая сила. Перепуганное столпотворение попятилось от фельдшера к стене, а некоторые особо сообразительные индивиды, побежали по коридору в сторону процедурного отделения. Однако магический фельдшер ни за кем не погнался и вообще потерял всякий интерес к собравшимся. Он развернулся и легкой ланью помчался вниз. Оказавшись на улице Ройзбах миновал еще одно столпотворение. На сей раз скопление народа разглядывало останки выбросившегося из окна стола главврача. Некоторые, созерцая фрагменты оконной рамы и уничтоженную мебель, выдвигали в связи с происшествием свои версии и гипотезы.

- С ума сошел Тимофеич! – говорил один толстяк в выцветшей олимпийке, почесывая женственный узкий подбородок, - глядите вместе с рамой высадил… Во дает! Это говорят у него на почве любовных неудач… За медсестрой одной ухаживал из кардиологического… а она ни в какую.

- Да нет. Ему пластиковый стеклопакет ставить будут и меблировку новую, - отвечал с видом знатока другой пациент ковыряя осколки загипсованной ногой, - Мэр выделил. Тут его жена лежала по женским вопросам… Сам оперировал! Вот он ему подарок и преподнес, так сказать… откатом.

- Иди ты?

- Знаю что говорю, - авторитетно кивал загипсованный.

Александр Андреевич задерживаться тут не стал. Он уже наметил следующую жертву и теперь путь его лежал прямо в центр местного телевидения, где трудился бывший его одноклассник Стас Силитров. Находилась телекомпания, по случайному стечению обстоятельств совсем недалеко от городской больницы, а именно на улице Березовой всего в пяти минутах ходьбы. Ройзбах прекрасно знал о ней из-за помпезного рекламного щита, висящего на крыше трехэтажного здания утыканного спутниковыми тарелками и антеннами похожими на мачты средневековых фрегатов. На плакате днем и ночью, красовалась лоснящаяся морда бывшего одноклассника, а ныне телезвезды местечкового масштаба Силитрова. Изображен он был в дорогом синем костюме с гнусной соблазнительной улыбкой и пальцем указывал на эмблему своей телекомпании – трехцветный ромбик, а внизу ярко сиял креативный слоган:

«Каждый вечер в вашем доме будет счастья карнавал – если подключить успели Центральный Городской Канал!»

На лацкане пиджака Силитрова сверкал значок с абвривиатурой «ЦГК» и во взгляде его читалось омерзительное желание отиметь всех особ женского пола от четырнадцати до тридцати семи лет включительно, проживающих в городе, а может даже и приезжих на кратковременный срок. Поговаривали что Станислав Силитров пользуется бешенным успехом среди женской части телеаудитории и наслаждается этим самым нахальным образом.
Это обстоятельство всегда вызывало в душе Александра Андреевича дикие всплески зависти и одновременной ненависти к бывшему однокласснику.
Силитров еще в школьные годы слыл красавчиком и каждая старшеклассница мечтала с ним дружить, и должно быть, в то время пока, тогда еще Дрищагин корпел дома над уроками, Стас Силитров упражнялся в совсем иных науках на кроватях молодых пионерок, терзая их трепетные тела как ненасытный шмель бутон только-только распустившейся розы. Но теперь Ройзбах решил отомстить ему за все обиды…

Охранника преградившего было путь, фельдшер отшвырнул в сторону силой одной лишь мысли, как какого-нибудь обгадившегося котенка. Тот упал на стопку коробок из-под различной видеоаппаратуры и, не подавая признаков жизни, затих. Александр Андреевич миновал холл первого этажа, поднялся по лестнице на третий и узнал у миловидной барышни в сиреневой обтягивающей кофточке, что ведущий Силитров как раз сейчас ведет в прямом эфире дневной спецблок.

- Вы его одноклассник? – изумилась девушка, подозрительно разглядывая возбужденного посетителя в белом халате, - Тогда, думаю, вам разрешат посмотреть его из аппаратной. Триста пятнадцатая комната… прямо и налево.

- Спасибо… - прохрипел мстительный фельдшер и двинулся в сторону указанную девушкой, как андроид-сокрушитель присланный из будущего с целью зачистки нежелательных личностей современности. Распахнув дверь, Ройзбах очутился в полутемном помещении с огромным микшерным пультом у стеклянного окна. За пультом сидел, словно паук, сухонький мужичек в наушниках и старом затертом свитере. Он сосредоточенно крутил регуляторы сигналов и всматривался в стекло, за которым взгляду открывалась студия с круглым столом и сидящим за ним Силитровым. Звезда телеканала приподняв левую бровь, будто человек слегка удивленный но держащий эмоции под контролем поглядывал в бумагу зажатую в руке и баритонально окрашенным голосом говорил в камеру:

- … беспрецедентная акция городского общества «Дети ростки будущего» вызвала животрепещущий интерес городских властей и как заявил мэр в дальнейшем подобные акции намечено проводить не только в весенне-летний период, но также и…

Незамеченный никем Ройзбах, встал позади режиссера и словно пианист вознамерившийся играть длительный и весьма сложный концерт, вытянул перед собой руки разминая пальцы. Тут он с удивлением заметил, как в темноте по его коже искрясь и танцуя, движутся тончайшие синие молнии. От ногтей шли микроскопические разряды и волнообразно растекались по всей кисти, а от самой кожи будто отходил жар, искажая в полумраке очертания рук. Это обстоятельство ничуть фельдшера не смутило, и даже наоборот он вдруг почувствовал, что способен на гораздо большее, нежели просто швырять и поднимать в воздух предметы.

- Я могу порождать огонь! – уверенно прошептал он, - Я могу делать все что захочу!

Тут он направил руку на пульт, приказав ползункам каналов двигаться, и с почти детским восторгом увидел, как они послушно поползли вверх. Режиссер вдруг вскрикнул и резко сбросил с головы наушники, уставившись непонимающим взглядом на пульт. На его глазах диодные столбики плясали хаотический танец, а ползунки двигались вверх-вниз как взбесившиеся тараканы. Он почувствовал за спиной чужеродное присутствие и повернувшись увидел жуткого фельдшера. Тот стоял посреди аппаратной, словно пробудившийся после векового сна граф Дракула. Глаза его сияли желтым огнем, а крючковатые пальцы шевелились, словно щупальца спрута. И жуткая, зловещая улыбка играла на его губах.

Ройзбах посмотрел ледяным безжалостным взглядом на студийного работника и сказал тихо и страшно:

- Молчи собака! Я не по твою душу...

Тот кивнул и ни слова не говоря, в один момент исчез из аппаратной. Александр Андреевич подошел ближе к окну и сел на освободившееся место…

4

В своем кабинете на третьем этаже телекомпании «ЦГК» сидел Ефрем Арнольдович Мужской – программный директор, а заодно и совладелец телеканала. Ефрем Арнольдович, как всегда, наблюдал за прямым эфиром, поглаживая свою бугристую лысину с родимым пятном очень похожим на очертания замочной скважины и пил сухое красное вино из чашки для чая.
Пил он его на рабочем месте исключительно по причине страха потерять здоровье. Дело в том, что последнее время Ефрем Арнольдович чувствовал, что на здоровье его тайно покушаются все без исключения окружающие его индивиды. С какой целью он не знал, но догадывался что ему, скорее всего, завидуют и от того желают скорейшей его смерти или еще чего похуже.
Хотя, если говорить откровенно, завидовать Мужскому мог бы разве что самый отчаявшийся неудачник.
Ефрем Арнольдович, дожив до пятидесяти двух лет сумел приобрести все самые отвратительные черты характера, погряз в неразрешимых долгах, страдал массой фобий, и ко всему вызывал отвращение у особ женского пола , страдая при этом множеством неприятных и унизительных заболеваний.
И хотя должность его звучала весьма многообещающе, в действительности приносила она её обладателю лишь массу проблем и неприятностей. Телеканал, совладельцем которого являлся Мужской – был убыточен, рекламодатель шел на него с неохотой и много за эфирное время не платил.
Штат сотрудников был мал и по большей части составляли его идиоты и бездельники не способные и на малейший полет фантазии. Финансовое положение Ефима Арнольдовича было настолько запущенным, что он вынужден был жить на съемной квартире, одновременно сдавая свою, питаться экономно и, что было самым отвратительным, он был вынужден пользоваться общественным транспортом. Ни жены, ни детей у Мужского естественно не было, и потому никто о нем не заботился и никто его не любил. Однако природная тупость всякий раз убеждала Мужского, что ему может и должна завидовать огромная часть населения, среди которого он, между прочим, считал себя одним из достойнейших представителей.

Итак Ефрем Арнольдович наблюдал за прямым эфиром и пил красное полусухое вино которое, как он верил, должно было спасти его от жуткого излучения исходящего от тридцати двух дюймового монитора недавно приобретенного техническим специалистом Коренастиковым. Ефрем Арнольдович был убежден, что Коренастиков нарочно купил этот жуткий циклопический глаз, что бы сжить его со свету при помощи высоких губительных технологий. А красное вино (это Ефим Арнольдович, совершенно случайно, с удивлением узнал из газетной статьи) способствовало выведению из организма последствий такого рода облучения.

Звезда Канала Силитров интимным голосом читал новости, поглядывая в бумагу на столе. Он томно поводил очами, словно девица на выданье, и казалось, что читает он новости не для широкой аудитории зрителей, а только для одного крайне значимого для него человека. Вообщем все было как всегда.
И тут вдруг Мужской увидел как в поле зрения камеры появился студийный высокочастотный микрофон, как он завис над головой ведущего и вдруг, словно цапля охотящаяся на лягушку, клюнул Силитрова в самое темечко. Силитров вздрогнул и замер, глядя в объектив удивленно, с какой-то жалостливо-глупой гримасой.

- Это еще что такое? – удивился Мужской, приблизившись к монитору.

Тут произошло еще вот что: сзади вдруг обрушился прямо на ведущего пластиковый банер с эмблемой телеканала, придавив его, напуганного и растерянного, как мышь. Ведущий попытался вскочить со стула, но тут выяснилось, что галстук его зацепился за что-то под столом и не дает никакой возможности вырваться. Силитров, стоя в вынужденном поклоне, локтями словно журавль, откинул с себя банер и принялся дергать галстук, жутко при этом матерясь.

- Да он же в эфире! – воскликнул Ефрем Арнольдович, вскочив с кресла, - Да что он, собачья рожа, себе позволяет!

Галстук не поддавался, но тут в поле зрения камеры появился оператор Микишко с явным намерением помочь. В руках его сверкнуло что-то металлическим блеском и Мужской понял что это ножницы.
Микишко подбежал к Силитрову и принялся безжалостно резать тому неотъемлемую часть делового костюма. Станислав Силитров закричал жутким голосом на Микишко и из его пламенной речи сразу стало понятно - где, зачем и при каких обстоятельствах оператор появился на свет.
Микишко в свою очередь выдвинул предположение о том, какое социальное положение занимают родители ведущего, а так же усомнился в его сексуальной ориентации. Завязался непродолжительный спор в ходе которого галстук все-таки был отрезан. Сие обстоятельство послужило началу ожесточенной битвы двух сотрудников телеканала.
Силитров схватив за грудки оператора, заявил ему что он мразь и тут же ударил его лбом в нос, а Микишко не раздумывая, ответил хуком слева. Тогда популярный ведущий, шипя на оператора, словно напуганный кот, оцарапал тому щеку и схватил зубами его правую руку, которой тот пытался от Силитрова отстранится. Оператор вскрикнул и с силой ударил ведущего коленом в ту самую область, о которой с энтузиазмом мечтала большая половина поклонниц телезвезды. Силитров взвыл, ослабил хватку и согнувшись упал.

- Идиоты! А Федорыч что же… слепой что-ли?!.. – зло выругался Мужской и кинулся прочь из кабинета. Он влетел в аппаратную с твердым намерением немедленно уволить обоих дебоширов и вдруг увидел на месте режиссера совершенно незнакомого человека в белом халате.

- Вы кто такой? – крикнул на незнакомца Ефрем Арнольдович, - Кто впустил?.. Где Федорыч?

Фельдшер медленно повернулся и сразу узнал в грозном программном директоре толстяка из трамвая.
Мужской тоже узнал Ройзбаха, он испуганно попятился от него моментально вспомнив вчерашний вечер. Тогда в трамвае ему показалось, что сидящий позади него неизвестный, словно сверлом дробит его мозг и пытается наслать на него тягучий депрессивный туман.
Сейчас ему стало страшно.
Он неожиданно отчетливо понял, что сорвалась передача по вине этого жуткого незнакомца, что это он причастен к переполоху в студии, что перед ним не человек вовсе, а темный слуга самого Везельвула. И тому были прямые доказательства.
Неизвестный в халате имел совершенно звериные желтые глаза, с вертикальными узкими зрачками, а на голове его, явственно проступали маленькие красные рожки.

Нащупав ручку двери, Мужской дернул её и с ужасом понял, что дверь заперта. Он развернулся к кошмарному незнакомцу спиной и дернул ручку со всей силой, но это привело только к тому, что металл скрежетнув сломался и руках у программного директора осталась бесполезная железяка. Тут он почувствовал, как на плечо ему легла тяжелая ладонь и тихий проникновенный голос прошелестел осенним ветром.

- Расслабься. Я уже вхожу…

И сразу Мужской почувствовал, как в голову ему словно вставили ледяной штырь, что-то щелкнуло в затылке, в глазах пошла рябь и он услышал скрип, какой издать может только дверь векового слепа. Ефрем Арнольдович закрыл от страха глаза, и ему показалось, что он стоит в темном длинном коридоре, а сзади слышатся приближающиеся шаги. И от каждого шага сердце его замирало испуганно, а по спине шли ледяные волны ужаса…

5

Как это удалось Ройзбаху он и сам не понял. Он лишь захотел это сделать и тут же увидел в руке у себя сверкающий серебряный ключик, вставил его в голову программного директора, в то самое родимое пятно в виде скважины, и вошел внутрь.
Пройдя по коридору, Ройзбах наткнулся еще на одну дверь. Он надавил на нее, и та без труда открылась. Фельдшер прошел в тесную, пропахшую кислым винным запахом комнату и осмотрелся.
Повсюду валялся всяческий житейский хлам; грязная одежда, кипы бумаг и папок, разорванные квитанции, долговые расписки, пустые винные бутылки. Был тут и желтый резиновый утенок с обгрызенным хвостом и чемодан, из которого торчали коричневые забрызганные глиной брюки, так же Ройзбах увидел два связанных проводами утюга, настольный вентилятор, балалайку без струн, будильник и пару гантель.

Прямо на полу возлегали объедки сарделек и алела раненым бойцом опрокинутая бутылка кетчупа. На стене справа висел календарь с обнаженной девицей, весь он был заляпан подозрительными пятнами, а возле него в золотой металлической рамке висел портрет Арнольда Шварценеггера с огромным ручным пулеметом и окурком гаванской сигары в зубах. Слева стену украшал персидский ковер в узорах.
На ковре висел портрет Стаса Силитрова одетого в короткое женское платье, рядом висела пластмассовая сабля и крохотные игрушечные боксерские перчатки. Освещала комнату одна единственная лампочка, на которой вместо плафона болтался треугольный пакет из-под молока.

Из мебели в комнате имелся только весьма засаленный диванчик, драпированный пошлыми подсолнухами, разбитое офисное кресло красного цвета и деревянный стол. На столе фельдшер увидел медицинский справочник, открытый на странице с фотографиями каких-то мерзких, увеличенных микроскопом букашек. Ройзбах нагнулся и прочитал – трихоманелла плазмоидная….

Тут же стояла пепельница с окурками, рядом с ней лежал огрызок груши и смятая сторублевка. Еще на столе находился блокнот, где красным маркером было небрежно написано:
… Песчаная 12, вторник – марганцовка, календула, Дермоцестин… Суббота -12:30 или…???!!! 12:35 Аншлаг, Аншлаг!!! ….Забрать из химчистки костюм!.. Светлана Николаевна – шлюха! … Помидоры – 12.80… Невероятное Хамство!!!.. Уволить обоих!!!.. - тут запись обрывалась и Ройзбах, потеряв интерес к блокноту, закрыл его и сел в шатающееся кресло. Впереди стола, прикрученные к стене, висели два телевизора. Один дорогой японский, второй отечественный в два раза меньше первого с выпуклым нелепым кинескопом. Оба демонстрировали помехи, причем отечественный был, по всей видимости, черно-белым.

- Так, так, - проговорил Александр Андреевич, - вот значит как все устроено… - тут он заметил на краю стола пульт, взял его и, наведя на телеэкраны, нажал круглую кнопку с надписью - «СТАРТ». Помехи сменились изображением аппаратной, которая теперь уже не пустовала. Ройзбах увидел своего одноклассника Силитрова в цветном мониторе что находился слева и оператора отрезавшего галстук Силитрову в черно-белом справа. Черно-белый экран передавал изображение искаженным, от чего голова оператора имела форму непропорционально выросшего картофеля, а царапина на щеке, казалось, была оставлена на этом корнеплоде колхозными вилами. Оба телевизионных работника мельтешили перед экранами и что-то горячо объясняли, активно жестикулируя и толкая друг друга, как школьники, пойманные завучем курящими в туалете. Только вот что они говорили Ройзбах не слышал.

- Где тут громкость? Ах вот… - он увеличил сигнал и услышал отчаянный голос телезвездного одноклассника.

- Это он Ефрем Арнольдович! Он меня микрофоном ударил! Смотрите шишка какая!..

- Да не бил я его, - клялся оператор, - Не бил! Вы посмотрите на это, - демонстрировал он травмированную щеку, - Он же бешенный!..

- Врет сука! – протестовал Силитров, - Это я в качестве самообороны!

Фельдшер, еще не до конца поняв как управлять грузным телом Мужского, поискал глазами на столе какой-нибудь пульт, но ничего не нашел. Зато под столом обнаружились педали с креплениями как на лыжах, а на изгибах подлокотников кресла, демонический фельдшер увидел миниатюрные рычажки. Так же на пульте от телеэкранов Ройзбах заметил кнопку «ГОЛ.СИГ» и нажав её увидел на левом мониторе бегущую строку:

Функция голосового сигнала активирована

6

- Ефрем Арнольдович, вы нас слышите? Что с вами? Ефрем Арнольдович? – Силитров только сейчас понял, что его непосредственный начальник за все время не проявил ни одной эмоции. Он стоял как восковая кукла, таращась в одну точку, рот его был приоткрыт, а голова слегка откинута назад. Мало того изо рта у программного директора начала стекать тонкая струйка слюны. В целом он напоминал гражданина, которому успешно произвели ампутацию мозга.

- Что с ним? – испугался Силитров обращаясь к оператору Микишко, который тоже замолчал, осознав что разговаривает с манекеном.

- Не знаю. Может инсульт? – ответил он.

Но тут произошло странное. Мужской вдруг шелохнулся, моргнул, совершенно как робот посмотрел на свои ноги, приподняв сначала одну, а за ней вторую, поднял голову и вдруг ни с того ни с сего залепил телезвезде в морду. Силитров отлетел на микшерный пульт и побледнел. То что он увидел, сковало его словно льдом. Программный директор, двигаясь как зомби напрямую подключенное к электрофазе, наступал на него. Из открытого рта Мужского вывалился бледный язык, глаза циркулировали отдельно друг от друга как у малазийской ящерицы, и еще изнутри этого чудовища доносились жуткие звуки похожие толи на бульканье вулканической лавы, толи на клокотание демонов преисподней.

- Спасите… – прошептал Силитров, не в силах от страха кричать.

Мужской приблизился вплотную, схватил обмякшее тело телезвезды за горло и побулькал теперь уже совсем разборчиво, но от этого еще более страшно.

- Это тебе за дрища!!! - и снова ударил прямо промеж глаз.

Силитров потерял сознание и чудовищный Ефрем Арнольдович, увидев это, отбросил его на пол, словно мешок с грязным бельем. Он повернулся к оператору и приказал:

- Будешь меня снимать!

После этого совершенно нечеловеческой походкой программный директор двинулся в студию, сел на место ведущего и подождав пока дрожащий, близкий к сумасшествию Микишко, займет свое место, скомандовал:

- Мотор!

Камера включилась и все те, кто в этот момент смотрели городской канал, увидели на своих экранах дикое лицо безумного толстяка.

- Запомните все! – сказало жуткое лицо на экране, - Отныне никакого Дрищагина нет, а есть Я! Ройзбах! Р О Й З Б А Х!!!!!...

И тут Александр Андреевич вспомнил свой сон, и ливень за окном и громовой голос, и ту фразу, извергнутую невероятным существом вспомнил он…

***

Похожие статьи:

Рассказы → Миниатюры.

Рассказы → Побочные эффекты

Рассказы → Улыбка Вселенского Супергалактического Архидьявола

Рассказы → Зелёнка, будь че!..

Рассказы → Отрывок из космической опупеи под кодовым названием "Населена роботами"