Юнгу Христофорова с флагманского корабля флота российского «Евстафий», прозвали Русалкой – за тоненькое, почти женское, хрупкое тельце. Имени его не мог припомнить никто – даже всезнающий боцман, зато прозвище приклеилось намертво: «Русалка, сюда!», «Русалка, туда!» «Русалка, принеси то!», «Русалка, принеси сё!»…
Голосок у Русалки был тоненький, звенящий – и впрямь русалочий, но зато задорный. В Европах дальних, когда мёрли матросы сотнями от солонины протухшей да гнилой воды, Русалка оказался незаменимым при лазарете. Потчуя больных уксусной водой, он приговаривал: «Испей водицы Христовой – и либо на небо улетишь ангелом невинным, либо дале будешь попирать грешную нашу палубу». И поднимал на ноги! Раз удостоился за это даже дружеского тумака от самого Федьки Орлова – брата всемогущего Алехана и блистательного Григория петербуржского…
… .
А вот в Хиосском проливе Русалка промах совершил: когда увидал эскадру турецкую, идущую на сближение, ойкнул громко, не сдержавшись:
– Вот прорва-то! Утопют нас всех!
И надо же так было случиться, что это услыхал капитан Круз: моряк бравый, но славящийся жестокостью в обращении с матросами.
Круз подошел, и бросил короткое боцману:
– Паникеру линьков всыпать – и за борт, чтоб другим неповадно было!
Сердце Русалки выпрыгнуло из груди и заухало где-то в затылке: «Конец!».
Но боцман схватил его за шиворот, и бросил… в трюм. Люк задраивая, сказал наставительно:
– Посиди, салага, под ногами не мешайся. Бой справим – потом и решим, что с тобой делать.
И не видел Русалка, сидя в трюме зловонном, как начали сближаться корабли, зато увидел ядра, прошивавшие борт, и с шипением падавшие в гнилую трюмную воду.
Расщепило ядром запертый боцманом люк, и Русалка выполз прямо в ад батарейных деков, где канониры, обливавшиеся потом и кровью, задыхаясь в пороховом дыму, палили из пушек.
– Сюда, Русалка! – крикнул один из них …
…Между тем «Евстафий», начиненный турецкими ядрами, потерял ход и начал медленно опрокидываться на правый борт, наваливаясь прямо на турецкий флагман – «Реал-Мустафу».
– Братцы, на абордаж! – заорал где-то наверху Круз, махая шпажонкой. Слышался русский мат и визг турецких голосов. Свалка.
Сверху, прямо на Русалку, упало тяжелое тело, едва не придавив. Вздрогнув, он отскочил, и увидел безголовую тушу с кривым ятаганом в мертвых пальцах. Замер… А потом, сам не понимая, что делает, выхватил у мертвеца этот ятаган, и рванул наверх, на палубу, к верной гибели: туда, где слышался лязг оружия и страшный вой сражающихся.
Выбежал, с размаху засадил свою кривую саблю в чей-то живот… и взлетел на воздух!
Странно, но сознания Русалка не потерял: даже успел усмотреть красоту в дымах сражения – и только после этого упал в воду, оказавшись среди рыб испуганных и трупов людских. Вынырнул, сплевывая обожженным ртом соленую воду, и увидел шлюпку.
Боцман поднял его как щенка крепкой рукой. Сказал:
– В рубашке родился!
И когда Русалка, мокрый и дрожащий, стучал зубами среди своих, в волнах показалась голова Круза.
– Братцы! – закричал он.
И тут же получил от боцмана… веслом по голове.
– Юнгу хотел утопить, хрен собачий? На вот, сам получи!
– Не буду больше… клянусь, – взмолился тот, хватая ртом воздух. Боцман смотрел сурово:
– Коли правду говоришь, а не дрищешь со страху, перекрестись!
Тот, судорожно расплескивая воду, перекрестился.
И тут же был поднят… за волосы.
… .
…Вода Чесменской бухты, смешанная с кровью и золой, забитая трупами и обгорелыми остатками турецкого флота, смердела.
Русалка, в изнеможении, окровавленный и босой, сидел, прижавшись к мачте, и тихо плакал. Он давно уже попрощался с жизнью, но теперь снова хотелось жить дальше. И почему-то лились слезы.
Круз стоял прямо перед ним, широко расставив ноги. И тут на его плечо легла рука боцмана. Капитан повернулся, посмотрел боцману прямо в глаза:
– Не ты ли меня веслом по голове огрел?
– Я, – не стал отпираться боцман, и серьга в его ухе сверкнула медью.
Русалка закрыл глаза, чтоб не видеть, что дальше будет. Но случилось неожиданное:
– Дарю сто рублей, – сказал Круз. – Я – капитан первого ранга и слово свое держу: не трону мальчишку.
Но тут корабельный врач, наблюдавший за этой сценой, сказал, указывая на Русалку:
– Не мальчишка это. Девка!
Матросы охнули. Русалка невольным жестом прикрыла грудь: хоть и маленькую, но настоящую женскую грудь.
… .
Адмирал Спиридонов был растерян:
– Что с ней делать, с бабой-то? – спросил у Алехана Орлова.
– Что-что, – усмехнулся тот. – Не знаешь, что с бабами делают? Замуж выдадим за этого… Круза.
… .
Спустя время, по указу императрицы Екатерины Второй были выбиты памятные медали – по числу сражавшихся в Чесменской битве 1770 года. На аверсе – погибающий флот турецкого султана, с реверса – единственное слово: «БЫЛЪ».
Муж Машеньки, которую теперь никто не звал уже «Русалкой», а лишь «Марьей Никитичной», распорядился отнести одну такую медаль ювелиру, дабы одну букву поправить.
Так создана была редкостная диковина: медаль, на обороте которой – надпись «БЫЛА».