Сверчок

— Проснулся? Именинник наш! — первым, что Виталька увидел в этот замечательный день, были бабушкины глаза: ярко-серые, окружённые сеткой улыбающихся морщинок. В светлых радужках как будто были разбросаны многочисленные тёмные осколочки, которые он так любил рассматривать в детстве, когда она рассказывала ему сказки или пела песни. Песни, которые остались ещё из той, старой жизни.

— Ура! Сегодня я становлюсь взрослым! — с этой мыслью он вскочил с кровати, аккуратно сложил на ней рогожку, служившую одеялом, в считанные секунды натянул рубаху и шаровары и выбежал из землянки на улицу — туда, где на сосне висел умывальник. Но не успел он толком умыться, как из-за поворота траншеи показались двое: его дед с дядей Алёшей — их сотником, и похоже, настроение у них было оживлённое. Они о чём-то спорили, а потом вдруг оба засмеялись.

— Ну, иди сюда, юноша, — всё так же весело обратился к нему дядя Алёша, — я из тебя настоящего мужика делать буду. — Он подошёл и взял в свою лапищу его левую руку, ещё совсем мальчишескую, тонкую:

— Решением совета клана с этого дня ты посвящаешься в Охотники, — с этими словами он вынул из кармана величайшую драгоценность — браслет охотника — плетёную фенечку, состоявшую из пары десятков разноцветных бусинок. С раннего детства Виталька привык, что про любого из взрослых можно узнать всё самое главное, глядя на узор, составленный из этих бусин: вот сверху две белые, и вот две белые, а между ними — зелёная, чёрная и красная, и у всех охотников непременно так: зелёная, чёрная и красная. А, к примеру, у птичников по-другому — у них посерёдке зелёная бусинка и две синих. А у травников, как вот у бабушки — две зелёные и малиновая.

Виталик с серьёзным видом водил из стороны в сторону поднятой вверх рукой, на запястье которой теперь красовался новенький браслет Охотника.

— Ладно, — уже посерьёзневшим тоном сказал дядя Лёша, — ты, пацан, уже знаешь, что на браслете охотника делает чёрная бусина?

— Знаю! — охотно отозвался Виталька, — она нужна, когда…

— Хорошо, хорошо, — остановил его сотник, похлопывая по плечу, — хорошо, что знаешь. Лучше скажи, сможешь ли ты это сделать, если, положим, на охоте пиндосский патруль тебе ноги прострелил, и ты видишь, что тебе уже не уйти?

— Конечно. Нас учили, что перед этим надо прочитать молитву святому Эдуарду и ни капли не сомневаться. Ведь только так можно спасти Лес и свою вечную душу.

— Правильно учили, — одобрил дядя Лёша, — всё правильно… — он запнулся и надолго замолк, глядя куда-то поверх бревенчатого укрепления траншеи.

Затянувшуюся неловкую паузу внезапно разрядила бабуля:

— Милости просим, гости дорогие, на именинный пирог! — она указала на вход в землянку, где посередине на столе красовался завидный морковный торт с двумя зажжёнными сальными свечками. — Двенадцать свечек не сдюжили, так что две задуваем, десять в уме, — рассмеялась бабушка. — Отказы не принимаем!

— У! Морковный пирог?! — бородатое лицо дяди Лёши расплылось в улыбке. — Отчего же это я откажусь!? Я уж и вкус этот начал забывать — вот возьму и не откажусь!

После неизбежного в таких случаях «Каравая» и хоровода, после того, как бабушка разделила пирог на равные части, сотник первым схватил свой кусок и в одно мгновение умял его.

— Хорошо тут у вас, но мне пора. Надо успеть ловушки обойти, — пробубнил он с ещё набитым ртом. — Мы будем молиться за тебя, парень! У тебя с дедом сегодня как раз первая охота. Максим Никитич — один из наших лучших охотников, лучше него тебе учителя во всём Лесу не сыскать. Так что, мужики, вот что: больших камней вам! — сказав это, он хлопнул деда по плечу и быстро скрылся за дверью землянки.

— Больших камней! — эхом вторила ему бабушка, после чего метнула быстрый цепкий взгляд в сторону деда:

— Вы что же, сегодня выходите?

— Да, в два пойдём, — подтвердил дед, посмотрев на часы. И потом, словно извиняясь, добавил: — Волшебники там у себя так нагадали. Говорят, если сегодня не выйти, потом окна придётся ждать несколько месяцев, так что вот…

— Ну и сходите, — вставая из-за стола, согласилась бабушка, — на то у нас в семье и есть теперь два охотника, чтобы вдвоём на работу ходить… — И потом, посмотрев на опустевшую миску и внука, вдруг воскликнула: — Батюшки, Виталька! Так что же ты ничего не съел?! Так не пойдёт. Это ты ведь у нас именинник!

— А мне моя часть так нужна, — серьёзно ответил мальчик, заворачивая кусок пирога в платок.

— К Майке сейчас понесёт, к магам не ходи, — улыбаясь в усы, подмигнул дед.

— А что? Майя Решетникова — хорошая девочка, — поддержала бабушка. — Птичница, опять-таки, из славной семьи.

— К тому же она уже сбила свою первую птицу, — с явным уважением заметил дед.

Виталик прекрасно знал, о чём идёт речь, ведь это он гулял с Майкой в тот самый день. Майя — долговязая рыжая девчонка. Она была на год его старше, так что на её руке, как у взрослой, уже красовался браслет птичницы. Это она предложила пойти гулять туда, где нет ни сетки, ни знакомых блиндажей — на самую опушку леса, так далеко, что у Виталика аж дыхание перехватывало от неожиданно нахлынувших ощущений. Это был уже совсем не тот обжитой, знакомый ему с самого рождения лес, надёжно прикрытый маскировочной сеткой. Этот лес казался диким, опасным, и к тому же редел буквально на глазах. Наконец, впереди показался золотистый просвет неба — место, за которым не было деревьев, и Виталька почувствовал, как у него заныло в районе солнечного сплетения. Но он, конечно, не показал вида и как ни в чём не бывало, рассказывал о странном происшествии в школе — как два здоровяка, братья Котельниковы, из клана земледельцев, ни с того ни с сего пристали к нему в тот день в трапезной:

«—…теперь ешь свою кашу с пола, — сказал старший брат Никита. А младший усмехнулся: — Да какой из этого дохляка охотник? Любой в нашем классе мог бы его отмудохать! – Да, скорее уж мы с тобой охотники, а не он!»

— Ну а ты чего? — Майя серьёзно посмотрела ему в глаза.

— А я… ничего. — простодушно ответил Виталька. — А что мне было делать? Были бы это враги — другое дело. С врагом нас учили как поступать. Но ведь они же… русские. Нельзя же вот так взять и ударить своего. Да и к тому же, глупо как-то всё это выглядело. Как будто они не свои слова говорили…

— Проверяли небось, — буркнула Майка.

— Что проверяли?

— Не что, а кого. Врезал бы им — и не видать тебе браслета. Отец рассказывал, охотников перед посвящением обязательно проверяют, не применят ли они свои знания против своих же. Ведь охотников убивать людей учат.

— То есть они…

— Тссс! — вдруг зашипела Майя. Посмотрев куда-то на верхушки сосен, она закрыла ему ладонью рот и, сделав подсечку, повалила за ближайшее лежачее дерево.

— Ты что? — прошипел Виталька.

— Лежи и не свети лицом. Не дай бог засекут! — шепнула девчонка, натягивая на голову чёрную маску, всё это время болтавшуюся у неё на шее. Виталик послушался её. Почти послушался. Поскольку ему было до ужаса интересно, он дополз до корневища дерева и из-за сплетённых корней наблюдал за происходящим понемножку, буквально одним глазком. Теперь он и сам различал свист подлетевшей к опушке леса Птицы. Та, видимо, что-то заподозрила — остановилась и медленно развернулась в сторону леса, однако между деревьев лететь не решалась. А Майка — девчонка, с которой он дружил столько, сколько себя помнит, уже буквально забегала вверх по сосне, набирая высоту метр за метром. Наконец, видимо, решив, что она подобралась достаточно близко, взвела камуфляжную гранату (оказывается, всё время, пока они гуляли, у неё на поясе была настоящая боевая граната), выждала три секунды и метнула её в сторону птицы. Раздался хлопок, и над опушкой расцвело облако из блестящей пыли. «Серебрянка» — сообразил Виталик. Она должна была на время ослепить, сбить птицу с толку. Тем временем ловкая девчонка уже успела спрыгнуть с дерева. Она выбежала под открытое небо, вынула из-за спины сеткометатель птичника — лёгкую трубку со взведённым пружинным механизмом внутри, и прицелилась. Раздался хлопок, и птичий гул сначала перешёл в рёв, а потом замолк. Вскоре сетка с добычей плюхнулась рядом с деревом, за которым прятался Виталик, а вслед за ней приземлилась и девочка. Ножом она ловко отковырнула лючок на брюхе птицы и вынула из него камень — совсем небольшой, птичий. Потом достала кусок блестящей фольги, старательно завернула в неё этот птичий камень, и только после этого позволила себе облегчённо выдохнуть:

– Уфф. Надеюсь, наши рожи не успели засветиться? — то ли спросила, то ли утвердительно сказала она. — Влюбом случае, это теперь наше, — она подбросила на ладони серебристый свёрток, — как думаешь, сколько за такой камень дадут? Это ведь, как-никак, целый кондор!

— Дай-ка! — Виталик впервые в жизни держал в руках камень — не учебный, давно сломанный и обмусоленный сотнями рук, а настоящий рабочий, ещё тёплый. К тому же на вес он оказался приятно тяжёлым. — У магов на Фоминской скупке за такой минимум три рубля дадут. Да и за тушку, — он указал на сетку, — можно выторговать с пару обрубков. Это отличная добыча… для птичника. Не, ну правда, — он заметил, как изменилось её лицо — девочка моментально как будто отстранилась от него, — не обижайся, конечно, но для охотника любая птица — это всё равно мелочёвка!

— Дурак! — внезапно оборвала его Майя. — Ты хоть понимаешь, что охотники охотятся там, — она показала рукой на просвет в деревьях, — в десятках километров от границы леса, где нет никакой защиты, никакого прикрытия?! Любая птица, любой полицейский патруль или банда…

— А для этого мы и выбираем специальные временные окна, когда поблизости нет ни тех, ни других, — нарочито назидательно пояснил мальчик.

— А Небесный глаз?

— Хороший камуфляж плюс элементарные правила — и никакой тебе Небесный глаз не страшен, — снисходительно парировал Виталик.

— Да ты знаешь, как за глаза называют охотников другие?

— Это какие «другие»?

— Да все другие кланы! — крикнула Майка уже с надрывом.

— Ну-ка, как же, расскажи?

— «Смертниками»! — выпалила девчонка.

— Да они просто трусы! — Виталик в злобе отвернулся в сторону.

— Пойди, расскажи это своим родителям и старшему брату! — после этих слов Майя сама вдруг внезапно осознала, что сказала нечто страшное, чудовищное, и в ужасе закрыла себе рот обеими руками.

Весь остаток того дня они тащили вдвоём увесистую тушу птицы, не сказав друг другу ни слова.

***

И вот теперь он стоял и смотрел, как эта худенькая угловатая рыжая девчонка с чумазым лицом за обе щёки уплетала его именинный морковный торт.

— Вкусный? Ешь, мне бабушка с тонну таких на именины напекла!

— Очень вкусный у тебя день ангела! — улыбаясь, сказала Майка, облизывая пальцы. — А знаете, товарищ Охотник, — вдруг торжественно заявила она, лукаво улыбаясь, — у меня тоже есть для вас подарок на День рождения! Сейчас, подожди, я принесу! — с этими словами она убежала в свою землянку и вскоре выбежала оттуда с небольшим бумажным свёртком:

— Держи, теперь тебе понадобится. И как там говорят ваши: больших камней и удачной охоты! Правильно?

— Ну-ка, что у нас тут, — игривым тоном начал было Виталик, но как только из-под упаковки показался округлый блестящий корпус подарка, его голос вдруг задрожал:

— Это… Это что же? Сверчок? Боевой сверчок?! — ему в лицо вдруг ударила краска, а дыхание от волнения перехватило, словно ему дали под дых.

— Ну да! — подтвердила Майя. — Только, смотри, поосторожнее: мне сказали, он заряжен на три щелчка, — тоном знатока пояснила девочка.

— Понимаю… В смысле, но как же так, он же стоит целое состояние. У нас обычно только опытные охотники могут себе позволить… Но как ты это? Спасибо! Нет, я, честно, даже и не представлял… — он ещё долго бормотал что-то несуразное, а она стояла, облокотившись о деревянную сваю, и смотрела на него — как-то необычно, по-особенному.

***

У него так и осталась перед глазами эта картина: этот её комбинезон из серого брезента — явно сшитый на взрослого мужчину, нелепый и заношенный свитер, бывший некогда жёлтым, и её глаза — какие-то светлые, уверенные, глядящие на него так, будто нет опасности: нет птиц, нет вечных облав и ищеек с их железными людьми, нет небесного глаза и десантных кораблей быстрого реагирования — нет ничего. А если и есть, то вот он запросто одолеет их всех и вернётся в свой Лес, и они будут жить в нём как ни в чём ни бывало — хоть год, хоть даже десять лет, да хоть до самой старости!

— Эй, боец, ты экипировку хорошо проверил? — строгий окрик деда внезапно вторгся в его фантазии и разом опрокинул их. — Попрыгай! Ну-ка, почему нож гремит? Что ты туда напихал? Вот, закрепи, — в работе дед оказался вовсе не тем добродушным раздолбаем, каким Виталька знал его по семейному быту — строгий, собранный командир, из которого сейчас как из рога изобилия сыпались замечания и указания:

— Выход нам согласовали возле башкир, в самом дальнем секторе — это пятнадцать километров пилить на юго-запад. Будем перепрыгивать под прикрытием завесы. Понятно?

— Не очень. — Виталику было совсем не понятно ни про завесу, ни про «перепрыгивать».

— Короче. Вон видишь покрышку? — дед указал на непонятно откуда взявшуюся шину, раньше принадлежавшую, должно быть, какой-то диковинной гигантской машине. — Так вот: первые полчаса катишь её ты.

В дверном проёме показалась бабуля:

— Ребят, ну и что: вы долго тут будете рассиживаться? Уже третий час давно, — она покачала головой, — так вы и до завтрашнего вечера не управитесь.

— И то правда, пошли! — дед решительно встал. — Ты, мать, остаёшься за старшего, смотри тут, — он поднял указательный палец, словно желал дать важное наставление, но единственным, что он сумел выдавить из себя, было:

— Пожрать, может, что сготовь к нашему приходу.

— Всё бы вам жрать да жрать. Идите уже! — пробурчала бабуля.

И они пошли. Точнее, дед пошёл, а Виталик, напрягаясь всем телом, покатил огромное, попросту конских размеров колесо. В горку оно шло очень тяжело, так что у парня почти сразу вспотела спина. Добравшись до радиальной уличной траншеи, Виталька остановился на секунду, чтобы перевести дыхание.

Вся его жизнь представала перед ним теперь в совсем ином свете. Вот впереди переулок Жестянщиков с его привычным стуком, а дальше он переходит в улицу Волшебников, и там полно таинственного и недоступного — того, чего ему и до самой смерти не дано понять. А позади, за спиной — остался его родной Охотный ров. Почему-то только сейчас ему в первый раз пришло в голову, что люди назвали его Охотным, потому что из него год за годом, вот так же, как они сейчас, охотники выходили на свою работу. И вот теперь он сам — один из этих охотников. Где-то позади осталась его землянка, в которой он родился и вырос. Виталик решил посмотреть на неё напоследок и обернулся. То, что он увидел, смутило и озадачило его: возле их дома стояла бабушка, вся какая-то взлохмаченная, встревоженная. В руках у неё были две иконы, которыми она размашисто крестообразно махала им с дедом вслед. Да, Виталик знал, у бабушки всегда, с самого начала имелись две иконы: матушки Матронушки и Эдуарда — святого отшельника. Но, во-первых, он раньше не замечал за ней серьёзной религиозности, а во-вторых, он-то твёрдо знал, что бабушка нисколько не волнуется. Сейчас она наверняка уже и забыла про них, и увлеклась каким-нибудь своим делом: пол метёт, или носки штопает — вот в это верилось легко. Он обернулся ещё раз — перед землянкой было пусто. «И правда, видать, померещилось от напряга», — усмехнувшись, решил Виталик. Он поправил ремень и покатил свою покрышку дальше.

***

Когда Охотники подошли вплотную к Большому забору, мышцы рук и спины у Виталика ломило от усталости так, что на страх и сомнения у него уже попросту не осталось сил. А испугаться тут было чего. Мало того, они с дедом вышли на запретную кромку леса, так ещё впереди вырисовался этот самый проклятый забор, за которым начиналась Пиндосия. Простирался он в обе стороны настолько, насколько хватало взгляда, и казался больше похожим не на творение рук человеческих, а на плод какого-то тёмного волшебства. Чёрный, в три – четыре человеческих роста, забор был похож на стальные рёбра гигантского чудовища, торчащие из земли и изогнутые в сторону Леса. Концы рёбер были чем-то обвиты: «чувствительный элемент и колючая проволока» — вспомнил Виталик из занятий. «А ещё Глаз байдена через каждые двести метров, заколдованный на обнаружение перелезания».

Тем временем дед облизал палец и засёк направление ветра, после чего удовлетворённо кивнул и повалил колесо в жидкие кустики на окраине опушки. Потом он облил покрышку керосином и поджёг её. Вскоре в сторону Забора потянулась всё усиливающаяся струя чёрного дыма. Когда дым стал сильным настолько, что полностью заволок несколько секций, дед зачем-то поплевал на ладони и сказал:

— Пора. Пара прыгунов прямо перед нами. Видишь на траве два выступа? Чур мой левый, твой — правый. Пошли! — недолго думая, он разбежался и прыгнул на платформу прыгуна: под его весом защёлка внутри отщёлкнулась и огромная сила взведённых пружин подбросила платформу вместе с дедом вверх. Сработавший прыгун с обратной стороны был так же покрыт травой и со стороны оказался совершенно незаметен.

— Ну что же, прощай детство! — почему-то сказал сам себе Виталька и с разбегу сиганул на вторую платформу. Неистовая сила высвободившихся пружин тут же увлекла его вверх, туда, где над зловещим забором клубились чёрные облака гари. На секунду стало нечем дышать. Потом пронеслась запоздалая мысль: «а как же я буду падать?», за которой последовало падение в довольно мягкий стожок сена — судя по всему, ребята из клана Пограничников своё дело знали туго.

— Ну вот я и в проклятой Пиндосии! — первым делом подумал Виталька, как только осознал, что лежит уже по ту сторону Забора. Он прислушался к своим ощущениям, но на удивление всё было ровно так же, как дома: так же плыли облачка, самозабвенно стрекотали в траве кузнечики. Вдруг среди травок и колосков, на фоне безмятежного летнего неба показалась голова деда, седого и беспощадного, как сама неизбежность:

— Умеешь быстро бегать? — сразу осведомился он.

— Вроде как…

— Тогда быстро натягивай маскировочный капюшон и беги так быстро, как только можешь. Дым уже засекли, будь уверен! Минут через десять здесь будет пожарный дрон.

И они побежали.

***

Последние пару километров охотники шли не спеша — выискивали подходящую слепую зону для подхода. Справа от них теперь постоянно маячила толстая белёсая труба гиперлупы — это был тот участок, где она выходила из-под земли и шла поверху, приподнятая на столбах метра на три. Вокруг простирались бесконечные поля из васильков, душицы и прочих высоких трав, многие из которых Виталька, лесной житель, видел впервые. Вся эта красота и относительное расслабление после пробежки вызывали на доверительную беседу.

— …Вот ты сказал: пиндосы уже рождаются без души, — дед сорвал травинку и зажал её в зубах. — А я тебя в таком случае спрошу: а как же тогда святой Эдуард Отшельник?

— А при чём тут святой Эдуард? — удивился Виталька.

— А при том, что он сам родился пиндосом! И даже работал на Глаз байдена.

Эти слова подействовали на Виталика словно удар обухом по голове. Он даже остановился на несколько секунд. Было похоже на какое-то чудовищное святотатство: великий почитаемый святой, и вдруг — пиндос!

— Да ты иди, не останавливайся, — одёрнул его дед. — Давно это было, ещё до Грязной войны, до Соглашения. Тогда американцам ещё не вживляли в мозг этих чёртовых каракатиц. Во всяком случае, не вживляли поголовно. Так что над мозгом святого Эдуарда им надругаться не удалось. А то, что он на Глаз байдена работал — так он первым же по нему и ударил, и других начал учить, как с ним бороться.

— Кстати, Деда, а это правда, что гиперлупа мертвецов по кругу возит? — спросил Виталик совсем некстати. Чутьё подсказывало ему, что сейчас у него есть шанс получить ответы на такие сокровенные вопросы, за которые в обычное время он получил бы как минимум подзатыльник.

— Правда, — коротко отрезал дед.

— И зачем это пиндосам понадобилось мертвецов по кругу возить?

— А затем, что ум у них помрачился. Ведь как написано: кто из людей божиих поймёт образ мыслей дьявола? — парировал Максим Никитич, хитро щурясь и жуя травинку. — А к тому же, ты же ведь знаешь, где, в каких местах в основном ходит гиперлупа?

— Под землёй?

— Точно, под землёй! Так чего странного в том, что мертвецы под землёй? Хоть они там и катаются в этих тележках. Может, по понятиям пиндосов, они их так хоронят? Так-то! — назидательно закончил дед. Но пауза после его ответа выдалась совсем недолгой:

— Дед, а знаешь, что другие кланы нас, охотников, смертниками между собой называют?

— Это кто-же тебе такую информацию мог сообщить? — старик изобразил задумчивость на лице. — Постой, дай угадаю! Майка твоя? Правильно?

— Нет, ну всё же…

— Ну называют. И что с этого? Ты посмотри на это с другой стороны: охотник — завсегда свободный человек: он ходит там, где другие ни разу в жизни не бывали, видит то, что они не видели, а ещё — после удачной охоты можно месяца три ничего не делать — вырученные деньги тебе позволяют. Отдыхаешь, тренируешься, планируешь новую охоту. А вон возьми тех же птичников: они в день по полсотни километров вдоль границ леса нарезают, и так постоянно. А птицы — вовсе не всегда так безобидны, как та, что вы с Майкой притащили. Иная может и в рожу кислотой плюнуть, а может и огнемётным снарядом — небольшую лужайку на месте птичника выжечь. Или взять крестьян: подъём с рассветом, постоянно в грязи, работа до изнеможения: тоска смертная! Так что я бы клан охотников ни на какой другой не променял, — решительно подытожил дед. — Да и к тому же при желании можно и сменить клан.

— Это на какой, например?

— Ну, положим, в жестянщики тебя не возьмут, а пойти в волшебники в таком возрасте — большой риск перегрузиться и стать блаженным, навроде Фомки Юродивого. Ты же заешь, он на мага учиться пробовал.

— Знаю.

— Но ты можешь пойти в алкаши, к примеру, как поступил мой младший брат Борис. Жри себе паёк натовский, бухай, деградируй и ничего не делай. Один минус — к алкашам пиндосы часто наведываются на проверку. Приходится на их рожи поганые часто смотреть, да и комедию приходится временами поломать — тут, конечно, особый талант нужен — лицедейский. Но выпивка, она вроде как способствует.

— Так у тебя есть брат? — удивился Виталька. — Почему ты про него не рассказывал?

— Был брат. Алкаши долго не живут. Хотя… — старик осёкся, — у нас никто долго не живёт. Это я один тут у вас слегка подзадержался.

— Деда, а почём мы сможем продать камни, те, что добудем на этой охоте? — не унимался мальчик.

— Нельзя вот так заранее. Ты это… — дед словно смутился на какой-то миг. — Настоящий охотник так вопрос не ставит.

— На сотню?

— Да ну, скажешь тоже, — дед снисходительно ухмыльнулся.

— Неужели на тысячу?

— Ну вот это уже поближе к истине, — старик что-то заметил за высокой травой и решительно выплюнул травинку. — Теперь подходим, — скомандовал он, — запомни главное, пацан, — шептал он, уже переходя на бег, — если будешь думать о деньгах, живым с охоты не выберешься. Лучше думай о том, что ты делаешь работу, без которой наш Лес не выживет, без которой русские не выживут. Эти камни очень многие ждут, на них многое завязано. Волшебники их расколдовывают, перешивают, и только так всем нам удаётся хоть как-то выживать. Пусть мы и по горло в земле, зато нас никто не трогает. Мы свободны и главное — живы. Как бы там другие кланы нас, охотников, ниназывали, в душе они все молятся за нас, как и сейчас вот, за нас с тобой. За то, чтобы у нас всё получилось. Ты понял?

Ещё пара минут, и они оказались в тени трубы — вне зоны действия небесных и прочих назойливых глаз. Здесь, наконец, можно было перевести дыхание.

— Итак, господин почтенный охотник, — церемонно начал дед, — поскольку вы недавно стали обладателем собственного сверчка, Глаза байдена буду выжигать не я один, а мы вместе — это многое нам упрощает. Ты, кстати, засёк, где они?

— Один слева, в ста пятидесяти метрах, другой справа за опорой — примерно в двухстах.

— Всё правильно. Тот, что левый — твой. Идём друг к другу спиной, и как только я свистну вот так, — дед изобразил свист свирели, — закрываешь, как делал на тренировках, локтем глаза и отправляешь своего сверчка вверх. Поехали…

Когда охотники одновременно подбросили своих сверчков, те испустили вспышки света и электромагнитного излучения — весьма кратковременные, но такой чудовищной интенсивности, что это выжгло разом и светочувствительную матрицу, и прочие датчики камер, полностью их ослепив.

Виталик с удовольствием почувствовал, как пружинный поводок сверчка скручивается со стрёкотом обратно, и как его теплое округлое тельце удобно ложится в ладонь. Он вдруг с гордостью осознал, что только что сам выжег один из многочисленных поганых «Глаз байдена». С раннего детства его почему-то очень впечатляло это образное выражение — он представлял «байдена поганого» в виде огромного злобного червя, засевшего под землёй, наподобие омерзительной тысячекилометровой личинки майского жука, которая высунула наружу тысячи своих глаз, чтобы следить за божьими людьми и изводить их. И вот теперь эта личинка корчится там под землёй, лишившись двух своих зенок — это подтверждал и звук от камер, которые беспомощно зажужжали и, наконец, навсегда замолкли.

Когда Виталик подбежал к месту операции, дедушка уже вынул из рюкзака «скрутку» — сверхпрочный трос с карабинами на конце и отошел в сторону, чтобы перекинуть его поверх трубы.

— Бери лопатку! — скомандовал он. — У плиты по углам есть внизу стальные ушки, с помощью которых её грузили краном. Ты должен одно откопать.

Действительно, довольно быстро Виталик наткнулся на изогнутый кусок арматуры и хорошенько окопал его. Вскоре прибежал дед, продел в ушко конец каната и связал оба конца специальным морским узлом. Потом он посмотрел на свои часы (это была единственная в своем роде «Монтана» — уже электронная, но ещё не набитая всяческой смарт-бесовщиной) и присвистнул:

— Парень, а у нас всего осталась пара минут времени! Хватай ворот! — они поместили стальную трубку ворота так, чтобы та проходила между двумя направлениями каната, уходящего наверх, и стали её крутить, бегая по кругу. Каждый оборот давал мизерный результат, но кольцо неумолимо скручивалось, сжималось, прижимая трубу к земле сантиметр за сантиметром.

— Вот этот метод и называется «брать гиперлупу на скрутку» — дедушка посмотрел на часы и скептически покачал головой:

— Скорее, осталась минута. — Они налегли на ворот и стали бегать по кругу с ещё более неистовой скоростью, так что вскоре у обоих закружилась голова.

— Только бы шов не лопнул раньше времени, тогда нам амба! — выкрикнул дед на ходу, но, к счастью, у Витальки не было времени обдумать эти его слова. Труба над ними издала зловещий то ли стон, то ли скрип, и прогнулась вниз, криво и беспомощно, словно смятая трубка из фольги. Слышно было, как внутри неё тоже что-то скрипит и трескается. Дед посмотрел на часы и навострил ухо: уже был явственно слышен нарастающий свист. — Карабин! Кидай свой карабин! — только и успел выкрикнуть он, после чего схватил карабин, пристёгнутый к его собственному поясу, пристегнул к нему виталиков и после прицепил всё это к стальной петле арматуры.

В следующее мгновение прямо над ними оказался вагон гиперлупы. Сначала они услышали взрыв внутри самой трубы. В следующий миг трубу разорвало, в аккурат в том месте, где был шов. Оторванный кусок моментально выгнуло вниз, и из него на свет Божий вылетела голубая, изрядно помятая транспортная капсула с выбитыми стёклами. Прокатившись по земле с несколько десятков метров, она наконец остановилась, уткнувшись в ближайшую бетонную опору. Но ни дед, ни Виталька не слышали звуков ударов — их перекрывал неимоверный оглушающий свист: труба с диким рёвом всасывала в себя воздух, который спешил заполнить вакуум. Поток был настолько сильным, что увлекал за собой внутрь щебёнку, куски земли, вырывал с корнем мелкие кустики. Он бы засосал внутрь и охотников, не будь они пристёгнуты карабинами. Через несколько секунд всё стихло и наступила полная тишина. Виталик оглушённый упал на землю — ну вот, дело сделано!

Придя в себя, он первым делом увидел сияющее лицо деда. В руках тот держал камень настолько огромный, что Виталик оторопел от восторга.

— Сердце гиперлупы! — торжественно сообщил дед, после чего поспешно запихнул камень в железную коробку наподобие портсигара. — Пойдём, — он подал мальчику руку, — перед тем, как смоемся, тут есть ещё работёнка, — через разбитое окно они залезли в вагон. Как Виталик и ожидал, тот был полон мертвецами. Вернее, мёртвыми пиндосами — их души и при жизни были уже мертвы. Двадцать четыре кресла — двадцать четыре мертвеца. Лица абсолютно бледны — ни единой кровинки, только у некоторых изо рта стекали струйки запёкшейся крови.

— Нас здесь прежде всего интересуют мозговые пауки, — сообщил дед.

— Какие пауки? — глупо переспросил Виталик

— Да те, что пиндосам с раннего детства в мозг вшивают — они им вроде как заместо души — шепчут, что надо делать, и пересылают всю информацию через Небесный глаз, напрямую байдену.

— Но зачем они нам?

— Зачем, зачем… В них тоже есть камни — мелкие, но очень ценные. Разведка использует такие для вылазок. Скажи вот, ты у рыбы когда-нибудь жабры вырывал?

— Бывало, — пробормотал Виталик, — к нему уже подкралось смутное омерзительное предчувствие.

— Смотри и делай как я, — дед подошёл к даме в сером деловом костюме и с ходу запустил прямо ей в правый глаз свой указательный палец, да так, что тот скрылся в голове почти по самую ладонь. — Делай так же, — скомандовал старик. Виталик подошёл к какому-то мужчине и ткнул тому пальцем в глаз. Ничего не произошло. Палец упёрся и дальше не двигался.

— Правильно! Он дальше и не пойдёт. Надо с размаху, тыкай, как шилом, чтобы глаз ушёл в сторону. Силы хватит! Думаешь, вас просто так заставляли на двух пальцах отжиматься?! — Виталик послушался. Неприятно хрустнуло, и его указательный палец оказался в чём-то тёплом и густом.

— Хорошо, теперь загибаешь палец к середине и нащупываешь там подушечкой что-то наподобие гладкой плоскости. Так. Идёшь по ней вверх, и вот, словно бугорок под плёнкой. Чувствуешь?

— Да.

— Прорываешь плёнку и отковыриваешь этот бугорок, — секунды за две он полностью открепится. Это и есть мозговой паук или каракатица, — дед вынул из глаза пальцы вместе с зажатым в них осклизлым металлическим существом с шестью лапами, от которых тянулись многочисленные оторванные полупрозрачные нити. — Отцепил, дёрнул — и финиш! — подытожил он.

Виталик поддел бугорок, тот поддался, так что вскоре мальчик тоже вытащил паука. Самым неожиданным было то, что тварь была тёплой, какой-то мускулистой на ощупь, и даже казалось, будто она извивалась. От омерзения Виталика вырвало прямо на столик между сиденьями. Дед, скептически вздохнув, положил на этот же столик жестяную коробку средних размеров и подытожил: на сантименты у нас, к сожалению, не выделено времени. Отход по плану через пять минут. В этой коробке должны лежать двадцать четыре паука, а в этой — он положил небольшой потёртый портсигар, — ювелирка, карты и личные кристаллы — короче, что найдёшь. Я же пока доделываю этот поезд и заметаю следы. Приказ ясен?

– Так точно! — только и нашёл что сказать внук. Дальше всё было как в кошмарном бредовом сне: Виталик вырывал пауков из глазных отверстий у мужчин, у женщин, вырывал не задумываясь, чисто механически, вырывал у детей и у подростков, которые тоже оказались в этом поезде мёртвых. По ходу дела он чисто механически срывал золотые цепочки, вырывал из мочек серёжки, отрубал с помощью тесака пальцы, чтобы снять золотые кольца. В голове у него засели и бесконечно повторялись только два слова: «детство кончилось».

— Хотел стать взрослым — так получай теперь, дурак! — с горечью подумал он, отправляя в свой рюкзак вслед за драгоценностями коробку, до отказа набитую склизкими окровавленными тварями. В это время дед уже упаковал собранные камни, чёрные ящики состава и скрученные тросы. — Считай, полдела сделали, — подытожил он. — Но запомни: в охоте завсегда самая сложная часть — это отход. Через несколько минут тут окажется отряд быстрого реагирования, потом следователи с их ищейками, которые будут до ночи прочёсывать травинку за травинкой.

Виталик вдруг с ужасом понял, что понятия не имеет, как можно за несколько минут в чистом поле, на своих двоих, скрыться от пиндосов с их явным техническим и численным превосходством. А самым стыдным было то, что он об этом до сего момента даже не задумывался. Но вслух он лишь спросил:

— И что дальше?

— Дальше, — дед посмотрел на часы, — нам придётся бежать — ещё быстрее, чем мы с тобой бежали после забора! — эту фразу он окончил уже набирая скорость, обеими руками придерживая на бегу лямки рюкзака.

***

— По-моему, ситуация ясна как день, — сказала лейтенант отдела колониальной собственности Хармони Болден, спрыгивая из разбитого окна вагона гиперлупа на землю.

Райан с сомнением посмотрел на свою молодую напарницу и лишь буркнул:

— Неужели? — в этот момент ему почему-то подумалось, что родители Хармони дали ей самое неподходящее на свете имя, потому что между ней и гармонией ничего общего вообще не было. Причёска — как у мужика, при этом волосы выкрашены в кричащий белый цвет, что смотрелось уродливо на фоне тёмной, почти чёрной кожи. Ножки маленькие, с непомерно раскачанными ляжками, и при этом в плечах… Чёрт, интересно, какого размера Хармони носила пиджак? — Да примерно тот же, что и он сам.

— Майор, ситуация серьёзная! — энергично затараторила Хармони. — Теракт на федеральной трассе особого значения, циничный и явно заранее спланированный, более двух десятков жертв, считаю, что надо привлечь в регион антитеррористический отряд быстрого реагирования для…

Райан жестом руки не дал ей договорить. Он быстро выбросил в траву стаканчик с недопитым кофе, после чего глаза его на секунду остекленели, а потом неловко забегали из стороны в сторону, словно осваиваясь в новом месте — это означало, что сейчас происходило внешнее подключение к зрительному каналу его импланта. Боссы из Бостонского офиса, видимо, решили сами посмотреть на происходящее его глазами.

— Вот путепровод, — Райан задрал голову вверх, где зияло искорёженное отверстие разорванной трубы — как видим, — следы взрывных устройств или какие-то распилы отсутствуют, разрыв произошёл в результате провисания, точно по сварному шву. Никаких следов техники в округе нет. Если и работали с транспорта, то это были платформы на электрогравитационной подушке, а их в регионе по пальцам пересчитать. В самой транспортной капсуле, — он заглянул внутрь, — пожалуй, ничего примечательного, — забрали драгоценности, чипы состава и личные идентификаторы… — он на секунду подвис, — в смысле мозговые импланты… — снова последовала пауза, — да, вырвали прямо через глазное отверстие, — ответил он на очередной беззвучный вопрос с другого конца земного шара. — Ага. Если по-быстрому, то продать на чёрном рынке… Не, по меркам преступных группировок ничего серьёзного тут не было — никто бы в здравом уме за такую работу не взялся, — после этих слов боссы из головного офиса, кажется, потеряли интерес к происшествию, и Райан, лениво массируя ладонями глаза, обратился к напарнице:

— Похоже, спускаем это дело на тормозах. Можно вызывать зачистку и возвращаться домой, в Нью-Бостон.

— То есть? — девушка метнула в него испепеляющий взгляд.

— Тот есть наплевать и забыть — примерно так же, как сделали в подобном случае два года назад и пять лет назад и ещё три раза до этого. Не знаю, какие криволапые твари этот гиперлуп собирали, но у трансуральской ветки, похоже, серьёзные проблемы с качеством монтажа. Вашингтону, да и Спейс Иксу всё это не на руку, так что инцидент огласке предавать не будут. Трупы отвезут подальше от вокзала и потихоньку взорвут в каком-нибудь списанном микроавтобусе. Ответственность за теракт, как обычно, возьмут наши подопечные из «Свободного Урала». — С радостной улыбкой облегчения он посмотрел на Хармони: — Всё!

— Пускай, — согласилась негритянка. — Но как вы тогда объясните следы высокотехнологичного воздействия?

— Например?

— Например, вот: информация с камер видеонаблюдения. Их саботировали одновременно и непосредственно перед терактом! — девушка мысленным жестом направила видеопоток последних десяти секунд с обеих камер в имплант шефа. Но тот лишь неловко пожал плечами:

— Обе камеры без видимой причины сдохли незадолго до аварии. В этом нет ничего удивительного. Возможно, это произошло от вибрации, которая вызвала потом и саму аварию. Учитывая, что примерно треть камер поступает на наши объекты уже в нерабочем состоянии и сразу же отправляется в ремонт, я ничуть не удивлён. Можешь сказать спасибо узкоглазым ушлёпкам, которые со своими ценами выдавили с рынка видеонаблюдения последних толковых производителей. К тому же, посуди, — он улыбнулся, — ну что будет здесь делать этот твой особый отряд быстрого реагирования? Будут бегать наперегонки по траве? Выкрикивать свои боевые кричалки? Здесь же в округе нет ни души, и ты это видишь на радарах так же хорошо, как и я.

— Можно расширить зону поиска, — похоже, Хармони не думала сдаваться.

— Правильно! Расширить, — издевательски обрадовался Райан. — И тогда вскоре нас настигнет откровение, что в пятнадцати милях к югу расквартирована славная воинская часть полковника Санчеса. И там несколько сотен головорезов, недавно нюхнувших крови на арабской войне, и уже с месяц не находящих себе занятия. Да, кстати, у них как раз есть пара военных ховеров на Джи-Эм подушках! Так что, обнаружив аварию на трассе с помощью сейсмических сенсоров, они могли бы смотаться сюда по-быстрому, навырывать имплантов и насрезать золотых колец вместе с пальцами, чтобы потом загнать всё это на сумму не очень большую, но достаточную для того, чтобы отправиться всей воинской частью в недельный алко-наркотический трип, — Райан облегчённо выдохнул и развёл руками. — Видишь, у меня совсем нет от тебя секретов.

— Но если так, то тогда по уставу мы должны… — нахмурившись, начала негритянка.

— Возбудить против них дело и развязать настоящую войну между бюро и армейскими? Хочешь предреку, что тебе скажут на это наши боссы? Нет, не хочешь? Случись подобное где-нибудь в Сиэтле — другое дело. Но здесь, на присоединённых территориях — да всем попросту плевать.

— Постойте, но ведь тут поблизости есть не только лагерь морпехов, — не сдавалась Хармони.

— А что ещё?

— Например, как раз в десяти милях проходит граница русской резервации. Можно было бы заподозрить их.

— Лейтенант! — улыбнулся Райан. — Господи, Харми, не смеши меня! Ты правда думаешь, что русские на что-то подобное способны?! Я вхожу в комиссию сдерживания, и мне приходится их инспектировать. Знаешь, это крайне унылое зрелище: там от русских осталось примерно полторы спившихся деревни. Многие уже и говорить разучились — мычат что-то нечленораздельное. С утра большинство нажирается так, что до своего офиса дойти не могут, так и валяются весь день прямо на улице. Ты полагаешь, это они задумали и воплотили такой высокотехнологичный теракт?! Мне что-то не верится. И что самое смешное, — добавил Райан, — им там в жратву добавляют лошадиные дозы противозачаточных, так что все они по идее давно должны были перевестись естественным образом, но где там! Эти чертовы дикари — живучие как тараканы!

— Сэр, как бы то ни было, — глаза Хармони наполнились одновременно решимостью и мольбой, — я просто нутром чую, что тут нечисто. Возможно, мы не за всем уследили. Позвольте мне одной продолжить следственные действия?

— Без вопросов! — Райан в примирительном жесте поднял руки вверх, — забирай платформу быстрого реагирования и активируй Шермана. Тебе одного хватит?

— За глаза, сэр! — обрадовалась Хармони, и тут же побежала к кораблю,

— Не вздумай соваться к военным, — крикнул ей вслед майор. — А кроме того, запомни: ни я, ни тем более наш департамент не в курсе твоего расследования. Ты работаешь в автономе, на свой страх и риск.

— О`кей, — донеслось уже из открытого окна мобильной платформы.

***

Виталик очнулся стоя, в каком-то тесном пространстве, зажатый со всех сторон. Он было попытался набрать полную грудь воздуха, но тут же почувствовал ладонь деда у себя на рту.

— Потихоньку, дыши тихо! Рядом ещё могут быть их ищейки! — прошептал дед и приподнял над собой покрытую слоем дёрна плетёную крышку, которая прикрывала их стоячий окоп на двоих. Сверху на них смотрело спокойное звёздное небо. Они быстро выбрались на поверхность, вытащили свои рюкзаки. Слышно было, как неподалёку работала строительная техника: гигантский кран уже поднимал новую секцию гиперлупы взамен испорченной.

— Идём потихоньку, — скомандовал дед, — к рассвету мы должны подойти к Забору в районе подкопа у Трёх сосен.

Виталик удивился:

— Деда, а почему бы нам не перепрыгнуть там же, где мы заходили, у Башкирской слободы? Это же ближе?

— Запомни, внучок: никогда не возвращайся в том же месте, где выходил. Всегда надо предполагать, что твой проход засекли и теперь там засада.

***

Когда забрезжили первые лучи рассвета, Виталик с дедушкой наконец добрались до Трёх сосен. Впереди снова высилась громадина чёрного забора. Только в этом месте на стороне врага имелся небольшой сосновый лес, благодаря которому переправа и получила своё название. Виталик знал, что в этом лесочке расположен тайный лаз, который позволит им незаметно пересечь границу.

— Слава святому Эдуарду-отшельнику, — перекрестился дед, — кажется, на этот раз Господь нас миловал, дошли!

Не успел он произнести эти слова, как оба услышали у себя за спиной характерное гудение, наподобие завывания вьюги. То, что произошло дальше, Виталик запомнил отчётливо на всю оставшуюся жизнь, хоть и видел всё словно отдельными кадрами. Обернувшись, он увидел приземистый летающий корабль, размером с лодку, который парил в воздухе примерно на уровне пояса. В следующий миг прямо перед ним непонятно откуда возник благообразный старец в сером балахоне, который словно загораживал его от корабля. Старец этот недовольно нахмурил брови и с криком: «На землю, малец!», ударил Виталика в нос, да так, что тот, выгнувшись, полетел в траву. В ту же секунду воздушная лодка начала стрелять. Виталик слышал, как одна из пуль просвистела точно в том месте, где только что была его голова, а следующие ударили в грудь деду. Он хотел было закричать, но опять увидел прямо перед собой это непонятно откуда ему знакомое лицо: умные светло-карие глаза в очках строго и в то же время как-то насмешливо смотрели на него. Старец прикрыл пальцем губы, мол, «тихо», и сказал ему только одно слово: «Умри» — после чего Виталик замертво рухнул в высокую траву.

***

Не покидая платформы, Хармони отдала мысленный приказ Шерману обследовать подстреленных ею подозрительных дикарей. Больше всего её интересовали даже не они, а содержимое рюкзаков, что были у них за плечами. Шерман был уже на месте, и она оценивала ситуацию его глазами. Со стариком было всё понятно: тот перестал дёргаться и неподвижно уставился в небо. Похоже, с ним уже всё. Жалко, конечно, что не удалось допросить. Тело ребёнка лежало рядом в траве.

Тем временем Шерман начал методично исследовать содержимое рюкзака, и как только он извлёк наружу первые предметы, Хармони аж подпрыгнула от возбуждения: тросы с карабинами, вслед за которыми последовала жестяная коробка, под завязку наполненная вырванными, ещё со следами запёкшейся крови, имплантами!

— Неужели к ней наконец пришла удача? Неужели за этим немыслимым преступлением стояли этот старик и ребёнок?! Но каким боком тут углепластиковый буксирный трос? — она уже сошла на землю и изучала его. — Длина – футов с десять. Если принять во внимание стальную трубку, то… — В её голове вспыхнула совершенно дикая догадка:

— «Нет, не может быть, чтобы так просто!»

— Эй вы, смотрите-ка сюда! — из травы поднялся мальчик. В одном кулаке он сжимал что-то наподобие камня, а вторая его рука поднималась так, чтобы прикрыть локтем глаза. Когда взгляды Хармони и Шермана устремились на Виталика, в их сторону уже летел сверчок. Поводок его был выставлен на максимум— десять метров. Этого хватило, чтобы излучатель застыл прямо перед их глазами. В одно мгновение мощная вспышка сожгла все камеры и датчики Шервуда, а заодно поджарила глазную сетчатку Хармони. Впрочем, робот среагировал молниеносно — в то место, где только что был парень, полоснула очередь из автомата. Словно не зная, что делать дальше, боевой бот так и остался стоять на месте, глупо вращая головой и пытаясь прислушаться к происходящему. Единственное, что он услышал, был вопль негритянки, постепенно переходящий в надрывную матерную ругань. Потом робот уловил звук удара ножом и перерезаемых сосудов, после чего крик лейтенанта сменился на хрип. Дальше с трескучим звуком раскрылась набедренная кобура на липучке, и Шервуд просчитал, что скорее всего это делает уже не его мёртвая начальница, а нарушитель. Освободившись таким образом от заботы о жизни командира, Шерман выпустил в предполагаемую зону нахождения противника скорострельную очередь из пары сотен пуль и поставил в конце жирную точку в виде выстрела из подствольного гранатомёта. Наконец наступила благословенная тишина. Робот повертел некоторое время в разные стороны головой и удовлетворённо замер. Прямо перед его выжженным правым видеосенсором раздался щелчок снимаемого с предохранителя офицерского пистолета — скорее всего Спрингфилд Дрэгон, калибра девять миллиметров… — это было последней информацией, добытой боевым ботом перед тем, как внутри его черепа образовалась изрядного размера воронка.

Виталик с сожалением повертел в руке тяжёлую стальную игрушку, после чего с явной неохотой подошёл к изрешеченной пулями чёрной женщине и вложил пистолет ей в правую руку. Потом, недолго поразмыслив, вырвал у неё через правый глаз паука и положил его заодно в железную коробку. Подойдя к роботу, он довольно легко отковырял ножом обугленный лючок головного отсека. Увы, основной камень был безнадёжно повреждён зарядом, выпущенным в голову робота. Однако чуть пониже обнаружился ещё один камень, так называемый эм-камень. Считалось, что там находится вся память робота, которую мог бы прочитать достаточно искусный маг. Виталик поддел защёлку и вынул коричневую плитку камня.

— Дед, теперь мы сделали свою работу. Можем уходить, — сказал мальчик тихо, скорее себе под нос, прилаживая спереди на живот тяжёлый дедов рюкзак.

***

К вечеру второго дня баба Настя поняла, что раз охотники не возвращаются, то с ними случилось что-то страшное. До этого такого никогда не случалось… с её Максимом. Но не с их сыном и старшим внуком, — от этих воспоминаний на сердце у неё снова стало невыносимо тяжело. Изо всех сил стараясь не впускать в голову страшные, сводящие с ума воспоминания, баба Настя встала на колени перед образами, поправила жировую свечку и продолжила молиться:

— Матушка Матронушка, святой угодник Божий, Эдуард-отшельник, помогите нам! Матушка Матронушка… — неожиданно входная дверь скрипнула, впуская внутрь блёклые остатки последнего закатного света, и в землянку, еле передвигая ноги, вошёл Виталька. Лицо у него было совершенно бледное, измученное. По земле он волок что-то такое, что баба Настя поначалу приняла за бревно. Но вскоре её глаза и разум вынуждены были признать очевидное: на ветровке лежал её муж, весь в почерневших от спёкшейся крови окровавленных бинтах. От осознания этого бабу Настю словно парализовало.

Виталик подошёл и встал рядом с бабушкой на колени. Со старой потемневшей, знакомой с раннего детства иконы на него теперь смотрели через неумело нарисованные очки те самые светло-карие глаза: умные, словно насмешливые. Он молча перекрестился и поклонился до земли перед иконой святого Эдуарда.

— Прозорливый… — раздался слабый хрип с пола землянки.

— Что?! — вскричала Баба Настя. — Максим! Ты жив?! Нет, не закрывай глаза. Что ты хочешь сказать?! — она мигом подбежала к деду, стала поправлять его волосы, суетиться, тревожно заглядывать в его лицо.

— Говорю, прозорливый охотник из парня получился. Точно в прадеда Никитку пошёл, — еле слышно прохрипел дед.

Похожие статьи:

Рассказы → Падение двуглавого орла

Рассказы → Втoржeниe

Рассказы → Быстрый Ам

Статьи → Таежный Китеж-град

Рассказы → Умный папа