Драгоценный пучок перьев — маленькая птичка — упал на чашечку цветка. Закачался тонкий гибкий стебель, закачалась с ним вместе птица, сверкая оперением. Повернула головку, блеснула красной бусиной глаза. В тонком, длинном как пинцет клюве трепыхалась какая-то мелкая тварь.
Птица подбросила добычу, перехватила на лету и принялась заглатывать целиком. Хрустнули хитиновые крылья, длинные коленчатые ноги насекомого задёргались.
Цветок, качая стеблем, развернул похожий на ладонь лист. Зелёная ладонь расправилась, мотнулась на черенке, и — хлоп! — ухватила занятую едой птицу.
Посыпались блестящие перья, закружились в безветренном воздухе обломки крыльев насекомого. Ладонь сжималась всё сильнее. На листе проступили и стекали с натянувшихся зелёных жил похожие на слёзы капли сока.
Зелёный кулак сжался окончательно, похрустывая содержимым, и быстро втянулся в гущу листвы. На земле осталось влажное пятно.
Юм, ученик номер двадцать три, отвёл глаза от мокрого пятна и поспешил за учителем. Отстать от проводника здесь, в этом лесу — худшее из самоубийств.
Этот лес был последним клочком, остатком огромного леса, который некогда покрывал плодородную долину по обе стороны реки. Теперь от леса не осталось почти ничего. Плодородная земля, с которой выкорчевали деревья, приносила солидный доход государю, пополняя его сокровищницу золотом, а дворец — наложницами и диковинками со всего света.
Только один, небольшой кусок земли на краю долины, у истока реки, напоминал о прошлом. О густом лесе, куда никто не стал бы соваться по доброй воле, если ему дорога жизнь. И вот теперь Юм бежал вслед за своим учителем, как испуганный щенок, страшась остаться один в этом мрачном месте.
Учитель, придворный маг властителя Эмброзия Красивого, да живёт он вечно, не оглядывался на Юма. Его худая высокая фигура уже почти скрылась за пышной зеленью. Развевались рукава халата золотой парчи, стелился по траве белый пояс — знак мага, удостоенного высших учёных степеней. Клонилась под ноги высокая трава, выстилая перед расшитыми туфлями узкую тропинку в глубину леса. Как в испуге, кусты отодвигали свои ветки, чтобы дать магу пройти. Разноцветные птицы, пронзительно вскрикивая, вспархивали с покрытых цветами стеблей, исчезая в пряной темноте.
Юм обернулся — от только что промятой магом тропинки не осталось и следа. Колючие кусты с гроздьями ядовитых ягод теснились непроходимой стеной, над ними высились деревья, увешанные шипастыми плодами размером с голову ребёнка. Юм представил, как такой плод падает на голову, и побежал вприпрыжку.
Ученик торопливо догнал учителя, и вовремя. Зашумели, при полном безветрии, листья, заскрипели ветки. Деревья живой стеной стояли на пути незваных гостей, стояли так тесно, что между стволов, казалось, невозможно было просунуть руку. Густо поросшие листвой ветки вытянулись, ощетинились лезвиями листьев.
Едва нога человека ступила под тень сплетённых крон, листья сорвались с ветвей в едином порыве, как стая вспугнутых ворон. Завертелись зелёным смерчем, посвистывая бритвенно-острыми краями, и обрушились на головы незваных гостей.
Юм увидел, как его учитель сделал руками отталкивающий жест, выкрикнул заклинание. Шум листвы заглушил слова мага, но зелёный смерч вдруг взорвался изнутри, разлетелся в клочья. На землю посыпался дождь бессильных зелёных лоскутов. Остро запахло сорванной зеленью и чем-то едким, будто раздавили насекомое.
— Не отставай, Двадцать третий! — резко сказал придворный маг, не глядя на ученика. — Хочешь стать удобрением?
— Слушаю, учитель, — покорно ответил Юм. — Почему нам просто не выжечь себе тропу, учитель?
— Девятнадцатый и Двадцать второй тоже задавали такие вопросы, — ворчливо бросил в ответ придворный маг. — Где они теперь?
— Но повелитель, да живёт он вечно, отдаст нас палачу, если мы вернёмся без сердца дриады!
— Не отдаст, ибо мы получим её сердце, — отрезал учитель, и Юм замолчал. Ему очень не хотелось в пыточную, но сейчас учитель был здесь, а палач далеко. Воображение всё равно нарисовало картину: горящие жарким огнём колючки корчатся и падают на обугленную землю, шипастые плоды лопаются, вываливают дрожащую, как желе, сердцевину… Да, это был бы знатный урок!
Маг решительно двинулся дальше, топча растерзанные останки листвы. Оголённые деревья расступились и затихли, их ветви торчали вверх, как руки побеждённых. Впереди образовался просвет, шириной как раз, чтобы пройти человеку.
Юм молча поспешил за учителем. Он был двадцать третьим — и единственным учеником. И, возможно, далеко не последним. Много юношей приходили, чтобы почерпнуть мудрости и научиться магии стихий. Юм помнил только двоих последних — высокого, черноглазого, мрачного Катая и пухленького, круглощёкого Аната, чьи глаза-щёлочки всегда так весело блестели, когда тот уминал очередную порцию жаркого. Маги и их ученики получали всё, чем была богата кухня государя.
Вот только в учениках, да и в магах никто не задерживался надолго. Учитель Юма был первым, кто сумел продержаться у трона больше десяти лет. Летописи не помнили такого — свитки дворцовой жизни были полны крови, интриг и предательств, а любимцы государей сменялись, как туфли на ножках капризной красавицы.
Но учитель как пришёл некогда во дворец вслед за своим наставником, старым магом, так и остался. Потом старый наставник умер, и придворным магом стал Аразун — маг стихий и нынешний учитель Юма.
Они прошли, протиснулись между замершими стволами. Резкий запах сорванной зелени щипал нос, выжимал слёзы из глаз ученика. Трава уже не стелилась под ноги, она цеплялась за щиколотки и больно кололась, а ветки так и норовили ткнуть в глаз и разодрать лицо. Юм с трудом продирался вслед за магом.
— Ты помнишь свитки четырёх стихий, Двадцать третий? — вдруг спросил учитель.
Деревья расступились, открыв поляну, полную цветущих фиалок. Неожиданная, после мрачной полутьмы хищного леса, поляна была залита солнечным светом и казалась островком безмятежности. В жарких лучах летнего солнца нежились крупные махровые цветы, бесстыдно раскрыв жёлтые сердцевинки. Даже горячий воздух застыл в сонной дрёме.
— Да, учитель.
— Читай!
— В буре деяний, в волнах бытия
Я подымаюсь, я опускаюсь… — начал читать по памяти Юм. —
Смерть и рожденье —
Вечное море;
Жизнь и движенье
В вечном просторе…
Голос ученика дрогнул.
Ему подпевали сотни голосов. Чем громче он читал, тем слаженней и звонче становился невидимый хор. Поляна проснулась. Воздух над цветами дрожал и переливался множеством маленьких радуг. Разноцветное дрожание поднималось всё выше, стало сгущаться и обрело облик существа с шестью руками и огромной круглой головой. Безногое туловище покачивалось над цветами, шлёпая по ним змеиным хвостом.
Юм взвизгнул и умолк на полуслове.
— Читай! — рявкнул учитель.
— Так на станке проходящих веков
Тку я живую одежду богов…[1]
Существо открыло огромный рот. Шелест листвы и крики птиц слышались в его голосе.
— Убирайтесь! Покиньте эту землю, жалкие черви!
Юм поперхнулся и окончательно смолк, но никто этого уже не заметил.
— Я хочу встречи с владычицей, — твёрдо ответил маг. — Мы не уйдём, пока не поговорим с ней.
— А захочет ли она говорить с тобой, жалкий подкаменный слизень? — существо отрывисто захохотало, как стая насмешливых галок.
— Я служитель четырёх стихий, хранитель священного камня! Скажи своей госпоже, что пришёл Аразун — маг земли!
— Это не твоя земля, маг, — прошелестел огромный рот. — Я попирую на твоих останках, когда госпожа закончит с тобой.
Но Аразун только покачал головой, не двинувшись с места.
Существо свело вместе все шесть рук, сложило шесть призрачных ладоней. Всколыхнулось всем телом, сверкнуло радужной вспышкой и открыло ладони. Там, как в большой призрачной шкатулке, переливался всеми оттенками зелени огромный изумруд.
— Тебе нужно богатство, смертный? Возьми и уходи! Умри или оставь нас!
— Я не уйду, порождение леса, — ответил маг. — Верни камень в недра земли и открой нам дорогу к своей повелительнице. Иначе ты узнаешь силу моей магии!
— Ты сказал, — пророкотал раскатом грома шестирукий. — Выбор сделан.
Существо стало таять, растекаться туманом и скоро испарилось в дрожащем воздухе.
Юм с трудом перевёл дух. Кажется, всё это время он не дышал.
— Учитель… мы уходим? Нас прогнали?
— Нет. Нас пригласили.
Придворный маг пошёл через поляну, сминая расшитыми туфлями фиолетовые цветы. Нежные лепестки осыпались дождём, разлетались и взлетали, как испуганные бабочки. Их становилось всё больше, и скоро уже фиолетовый вихрь взметнулся вверх и закружился мириадом мотыльков.
Облако окружило мага и его ученика, обволокло трепыханием крошечных крыльев. Юм, вовсю отмахиваясь руками — множество «бабочек» попыталось влезть ему в рот, нос и уши — попытался выкрикнуть заклинание, но закашлялся.
Сквозь шумное шуршание крошечных крыльев он услышал спокойный голос учителя, и вокруг всё стихло.
— Веди нас! — приказал учитель.
Они стояли посреди леса. Поляна исчезла, только кругом лежали множество увядших, изломанных лепестков.
Юм осмотрелся, выплёвывая фиолетовое крошево изо рта, и никого не увидел. С кем говорил маг?
Земля у ног учителя вдруг зашевелилась, двинулась, как живая лента. Как будто под дёрном, у самой поверхности ползла невероятных размеров змея. Травяной покров расступился, и показалась змеиная спина. На её гладком, цвета старой бронзы, теле, переливались крупные чешуи, поблескивая изумрудными искрами.
Огромное тело конвульсивно извивалось, как будто хотело вырваться из петли. Маг нависал над ним, поводя руками и напевая низким, вибрирующим речитативом. От его слов ученика продрал мороз по коже. Это были запретные свитки стихий, доступные лишь высшим магам. И в которые Юм как-то заглянул одним глазком — случайно, совсем случайно.
— Веди! — повторил учитель.
«Змея», наконец, покорилась. Плавно извиваясь, она двинулась вперёд, в гущу леса.
Аразун ступил на середину блестящей дорожки, и она понесла его. Юм, отчаянно всхлипнув, вскочил на спину змеи позади учителя, непочтительно вцепившись обеими руками в его парчовый халат.
Они двинулись сквозь буйство зелени. Каждая встречная ветка, каждая гроздь ягод, как видно, зная, что ученик не может даже прикрыть лицо, задались целью шлёпнуть ученика мага по носу или выплеснуть ему за шиворот пригоршню ледяной росы.
Не успел Юм дважды прочитать заклинание равновесия — оно было длинным, витиеватым и нудным стихом, отлично нагонявшим сон во время занятий — движение неожиданно прекратилось.
Змея нырнула в глубину и исчезла, только взбугрился дёрн. Маг с достоинством ступил на землю раззолоченными туфлями. Ученик не так изящно спрыгнул со змеиной спины, покачнулся, но устоял и отпустил край халата учителя.
— Зачем ты пришёл, Аразун? — пропел дивный голос.
Юм замер, открыв рот.
Перед ними стояла дриада.
Здесь было самое сердце леса, его укромнейший уголок. Мягкую изумрудную траву пятнали, как шкуру леопарда, солнечные зайчики. Бойкий родничок пробивался среди камней и кристально чистым водопадом стекал в выложенное крупным песком ложе ручья. Пышные цветы в розетках глянцевых листьев грели под летним солнцем нежные чашечки.
Но сердцем всего была дриада. Средоточием всего живого, что цвело, росло и двигалось в этом лесу.
Ученик не смог бы описать её, если бы его спросили. Не нашёл бы нужных слов, только банальности, которые он иногда говорил — при случае — дочке кухарки и девчонке-прислужнице на заднем дворе. Никакими словами нельзя было описать это воплощение жизненной силы и красоты.
Он просто застыл на месте, в то время как дриада легко шагнула, покинув своё ложе мягкого мха возле родника, и оказалась лицом к лицу с магом.
— Тебя гнали, но ты всё равно здесь. Чего ты хочешь, Аразун? — повторила она.
От её голоса у Юма замерло всё внутри. О, пусть она говорит, всё равно о чём, только чтобы звучал её голос…
— Ты помнишь наш уговор, госпожа леса? — сухо спросил учитель. Красота дриады, казалось, не действовала на него.
— Разве можно его забыть, придворный маг, верный пёс своего господина? Вы убили деревья, изнасиловали землю, вспороли ей лоно плугом, засеяли сорняком…
— Не сорняком, госпожа леса. Эти нивы дают огромный урожай.
— Это ненадолго! — голосок дриады зазвенел ледяным градом по железу. — Вы жадны, вы не знаете меры. Вы истощаете землю!
— Так спаси хотя бы этот, последний клочок земли, повелительница. Ты знаешь, чего я хочу.
Дриада молча смотрела на него. Лёгкий ветерок колыхал складки её платья, сотканного из тумана. Дивная грудь поднималась и опадала.
— Вы оставили мне этот жалкий клочок земли. Мои подданные едва могут существовать здесь, запертые, как в клетке. Вы дали слово не трогать нас в обмен на ингредиенты для ваших зелий. На чудо-травы для повелителя, что сохраняют молодость и мужскую силу. Я соблюдаю договор. Что вы теперь хотите, люди?
— Наш господин стареет, повелительница леса. Даже твои травы уже не помогают ему, как прежде.
— Такова жизнь. Стареют все.
— Он умирает. Смертельный недуг точит его день ото дня.
— И ты пришёл сюда, чтобы я отдала вам последнее, что имею? Хочешь взять моё сердце? Сейчас, на исходе лета, на вершине жизненных сил моей долины, когда я так сильна? Ты герой или глупец, Аразун?
— Ни то, ни другое, повелительница, — печально сказал маг.
Юм не узнавал своего учителя. Никогда на его памяти придворный маг не позволял себе проявить хоть немного слабости. Он был жесток ко всем, и в первую очередь к себе. Неужели годы берут своё? Или красота дриады так размягчила старика?
— Я не могу отдать тебе сердце, Аразун, — так же печально ответила дриада. — Ведь тогда умру я и всё, что живёт здесь. Останется обычный кусок земли, поросший зеленью — без силы, без души. А скоро и он растворится среди ваших полей, и люди пройдут по нему с серпами.
— Я не вернусь без сердца. Много лет повелитель слушал мои советы, принимал снадобья и ни в чём мне не отказывал. Всё благодаря тебе и твоему лесу. Но теперь смерть схватила его за горло и он никого не слышит. Ему нужно сердце дриады.
— Ты вырвешь его из меня? — прошелестела дриада. — После того, что было между нами? После всех клятв, что ты дал мне тогда, пятнадцать лет назад, когда я помогла тебе избавиться от твоего старого учителя? После того, как водил ко мне каждый год нового мальчишку-ученика, чтобы я лакомилась его молодостью? Они уходили отсюда довольными… жизнерадостными дураками.
Придворный маг вздрогнул, как от удара.
Юм похолодел. Дивная красота дриады внезапно поблекла. Нет, это не может быть правдой! Коварная женщина, лесная тварь хочет погубить его, отнять всё, чего он так долго ждал! Звание мага, место у трона, саму жизнь!
Рука ученика незаметно сжала пояс, где в складках материи был спрятан нож. Если учитель слаб, он сам не оплошает.
— Учитель, — Юм сам удивился, как твёрдо звучит его голос. — Не слушайте её! Вы могущественный маг! Вырвите её змеиное сердце и отдайте нашему господину!
Учитель не слышал его. Дриада тоже. Они смотрели друг на друга.
— Ты ещё можешь всё исправить, — тихо сказала она.
— Это нельзя исправить. Я больше не тот юноша, который клялся тебе. Между нами смерть. Если повелитель не получит сердце… если мы не вернёмся и не принесём его к заходу солнца, твой лес будет уничтожен.
— Так убей меня, Аразун, — просто сказала дриада. Платье цвета тумана сползло к её ногам, опустилось облачком на землю. Под нежной кожей тихо пульсировал, разгораясь, сгусток зелёного огня. — Убей и возьми моё сердце. Но знай — если нет, тогда я убью тебя.
Теперь нежное тело женщины всё светилось изнутри, как бумажный фонарик. Но ярче всего светился комок изумрудного огня — её сердце.
Юм видел, как учитель смотрит на дриаду, и глаза его блестят отражением её огня. Как они пустеют, наполняются бездумным вожделением. Как маг подступает к ней вплотную, так близко, как самого Юма никто никогда не подпускал. Берёт её лицо в ладони и целует жадные губы. А руки женщины обнимают плечи учителя, как свою собственность.
Учитель проиграл, сдался. Дриада победила! Сейчас она убьёт его, убьёт их обоих!
Ученик изо всех сил сжал нож и ткнул его в нежный бок женщины, под рёбра. Острие неожиданно легко вошло в тело, лезвие погрузилось по самую рукоять.
Надсаживая горло, выкрикнул заклинание из запретного свитка. Убийственное заклинание, сжигающее человека на месте. Нет, Аразун, Юм не станет поживой для дриады. Ты умрёшь здесь, в её объятиях!
Юм повернул нож, чтобы убить дриаду наверняка. Услышал смешок, поднял взгляд и увидел глаза учителя — живые, умные глаза придворного мага. Услышал насмешливый шёпот дриады: «Глупец!».
Ладонь его, сжимавшую рукоять ножа, обожгло, будто огнём.
Ученик попытался разжать пальцы, бросить нож, но не смог. Зелёное пламя дриады вспыхнуло, окутало их обоих. Вся мощь, что копилась жаркими, орошаемыми ливнями лета днями, сияла в этом огне.
Юм закричал. Горло издало булькающий звук. Тело его менялось, плавилось в невыносимо жарком, горько-сладком огне.
Наконец огонь стал угасать, жар тела потух, изошёл на нет. Юм попытался пошевелиться, но не мог двинуться с места. Хотел крикнуть — но не было рта, не было горла, чтобы издать хотя бы звук. Всё виделось размытым, нечётким, будто на лицо накинули густую сеть.
— Бедняга Двадцать третий, — услышал он голос учителя. — И этот не удержался.
Юм почувствовал, как кто-то выдернул у него из руки нож. В руках дриады, в её ладонях лежал тяжёлый, округлый плод, похожий на сердце. Плод покрывала нежная зелёная кожица, мягко светилась золотистая сердцевина. На мгновение ученику мага показалось, что внутри, сквозь кожицу, просвечивает силуэт ножа. Видение мигнуло и пропало. Показалось.
— Иди. Отдай повелителю сердце дриады, — насмешливо прошелестел женский голос.
Бывший ученик мага смутно видел, как Аразун бережно кладёт зелёный сердцевидный плод за пазуху и уходит по лесной тропе прочь.
Повелительница леса смотрела вслед магу, пока тот не скрылся между деревьев. Потом повернулась к Юму. Провела нежными пальчиками по молодой древесной коре бывшего ученика, тронула тонкие гибкие ветки, поросшие курчавой листвой.
— Ты ещё зелен, мой новый друг. Все молодые дриады глупы и зелены. А у тебя даже нет сердца, одна пустая, глупая сердцевина. Но, может быть, когда-то ты созреешь, отрастишь себе ноги и сбежишь от меня.
Дриада улыбнулась, отщипнула листочек от ветки Юма и сунула в рот. Юм содрогнулся. Он хотел закрыть глаза, но только зашумел кроной, глядя без слёз на летнее солнце. Когда-нибудь он отрастит себе ноги. Он сможет.
Похожие статьи:
Рассказы → Портрет (Часть 2)
Рассказы → Обычное дело
Рассказы → Портрет (Часть 1)
Рассказы → Последний полет ворона
Рассказы → Потухший костер
