Глава 5. Карманный вакуум
Серые, чуть желтоватые скалы горели инфернальным пламенем жаркого зноя. Огненная геенна, пылающая под постоянным обстрелом солнечного света, желала зажарить их одного за другим на медленном огне. Песок и щебень от края до края ослепляли яркими бликами, и даже редкие облака не спасали затерявшихся в пустыне солдат. Линия горизонта была отвратительно изорвана, будто Господь в ярости разорвал землю и небеса.
Колонна была повержена. ГАЗон, гружённый аммуницией, разнесло в клочья. Сверху яростно стрекотали очереди. Алексей открыл глаза. Время тянулось так медленно, и он, будто птица, вспорхнул с крыши бронетранспортёра, который так же сонно перевернулся за спиной, подброшенный взрывом снаряда. Справа от дороги — глубокое, поросшее острым кустарником ущелье. Ветви будто застыли под ним, отказываясь приближаться. В груди пустынной змеёй засуетился страх, что он точно так же медленно рухнет на эти острые заросли. Они казались твёрдыми и готовыми неспешно, с маниакальной тщательностью сдирать его кожу во время вечного падения...
Но так же неожиданно всё потемнело. Лёша открыл глаза уже на земле. Сверху слышались голоса духов и их мерзкое птичье стрекотание. С трудом к нему вернулись ощущения, боль, а затем и страх.
Рядом с собой он увидел старшего сержанта Синельникова. Из его рта и уха спускались струйки крови. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что их никто не держит на прицеле, Алексей сделал первое, что пришло ему в голову. Он затащил раненного друга в нишу под склоном, чтобы укрыться вместе с ним от глаз врагов.
Рядом вонзилась в песок зелёная труба. Приглядевшись, Лёша узнал в ней гранатомёт. Калашников улетел слишком далеко, и теперь эта ручная пусковая установка была их единстванным оружием.
Саша одними глазами взглянул на солдата и что-то тихо прошептал. Лёша придвинулся ближе, из глаз его капали слёзы. Ещё в учебке Синельников не давал его в обиду. А теперь он лежит полуживой, пытаясь донести что-то очень важное. И наконец, как только неугомонный ветер чуть стих, парень смог расслышать призыв друга, ставший его последними словами...
… Алиса тронула его за руку. Лёша очнулся от воспоминаний и осмотрелся. Они сидели в кафе. Парень — с чашкой чая, а девушка с металлическим стаканом-кубком, наполненном разноцветными шариками мороженного.
— Ну, и о чём ты задумался?
— Да вот, вспомнил Афганистан...
-Так ты воевал?! — глаза Алисы загорелись. — А почему ты никогда мне об этом не рассказывал?
Лёша тяжело вздохнул. В груди его защемило. Когда он поднял взгляд на любимую, в глазах его дрожала боль. Тяжело подбирая слова и с ещё большей неохотой их произнося, он будто стал другим человеком:
— Что ты хочешь услышать? Захватывающие истории о дружбе, долге?
Сказанное мрачной тенью накрыло улыбку девушки, превратив в испуг.
— А может, ты хочешь знать, не убивал ли я? — выплюнул парень. — Это не та история, которую следует рассказывать таким вот… вроде тебя. Я не хочу об этом вспоминать. Поэтому, если я тебе дорог...
После этих слов Лёха зло усмехнулся. Ну, конечно, если дорог. Если он вообще хоть что-то для неё значит. В чём он уже и сам сильно сомневался. Да что там! Он знал, что это лишь юношеские надежды, из которых ему давно пора вырасти. И в этот самый миг он, как никогда, впервые, по-настоящему осознал, что ей на него плевать.
— … Если я тебе не безразличен, больше никогда. Слышишь? Не упоминай об этом. Поняла?
Ну, конечно, глаза её округлились, а лицо исказилось в гримасе непонимания. Она сказала всего пару слов, но их хватило, чтобы превратить доселе весёлого парня в озлобленного, полного боли и отчаянья.
В тишине она доела мороженное. В тишине он проводил её до остановки. И лишь когда он возвращался по безлюдным улицам к себе домой, в его душе что-то дрогнуло. Может, не стоило так себя вести? Почему он наговорил всё это? Зачем?
Вряд ли из-за Афганистана. Скорее, он просто понял, как же жалко выглядели его попытки добиться Алисы. Точнее… насколько всё это мелочно, глупо и незначительно. Потому что тогда, в 84 году, он узнал, что такое война. И по сравнению с ней абсолютно всё в этом мире выглядело жалкой пародией, глупым анекдотом.
Меньше всего в этом мире он хотел бы возвращаться к тому кошмару. Но вечерняя тишина сама оживляла ненавистные воспоминания, обращая время вспять. Лица погибших товарищей вновь возникли в его памяти, и, казалось, его рот снова полон песка, а руки красны от крови.
Саша Синельников, распластавшись на кровавой луже, едва слышно шептал склонившемуся над ним солдату:
— Это «Шмель». Не стреляй из него. Карманный вакуум… убьёт всех в этом ущелье.
С трудом Алексей разбирал слово за словом. А когда старший сержант был уже мёртв, смысл сказанного обрёл свои безрадостные очертания.
Найденный Алексеем «гранатомёт» был ракетно-пусковой установкой, заряженной вакуумной бомбой. Предусмотрен лишь один выстрел, но его сила сокрушительна. Перепад давления, возникающий в эпицентре, проникал во все укрытия, разнося в клочья каждого, кто заперт с ним в одном помещении, окопе или… в этом тесном ущелье.
Минули часы, но местный диалект не смолкал. Враги грузили продовольствие в свои грузовики, вешали добро на верблюдов и с неугасающим интересом делили самое ценное. Спецназ доберётся сюда нескоро. К этому времени талибы добьют раненных и уведут в плен тех, кто физически ещё может помочь им в хозяйстве. Парень не знал, к кому отнести себя, ведь практически сразу обнаружил несколько неприятных ран, из-за которых медленно, но верно терял кровь. Сознание, и без того помутившееся, грозило окончательно дать сбой. И тогда он услышал удары лопастей. Совершенно точно, это были вертолёты, и они уже наносили удар.
Сначала сверху донёсся гомон, затем очереди из разноколиберного оружия, взрывы, крики. После этого в пространство у ниши посыпался песок, а следом...
Пара духов, спрыгнув в заросли колючего кустарника, дали в небо залп из автоматов, а третий почти вертикально выстрелил из «Стингера». Беспорядочно обвешанная прибамбасами труба исторгла в обе стороны непроглядные облака дыма, тут же заполнившего овраг едким туманом, и прочертив ослепительную линию лисьим хвостом, к облакам взмыла ракета. Ещё несколько духов спустилось по склону. Когда они заметили сидящего в прогалине Алексея, тот уже держал их на мушке «Шмеля».
Тыкая в него пальцем и пронзительно матерясь на своём языке, они в ужасе пятились.
— Вай, щайтан-труба положи. Вистрылещ, сам же подохнещ как сывинья!
Померать не хотелось. Но ещё страшнее — оказаться в плену у этих скотов. Пот щипал глаза. Стекая, он покрывал лицо песчаной маской. Руки тряслись, в глазах меркло из-за шока, жары, ран. Но талибы понимали, что одно неверное действие — возможно, выстрел, — и его рука сама нажмёт на гашетку. И тогда уже неважно, куда попадёт снаряд. Все будут мертвы.
Сверху, исчерпав боезапас, а может, и своё существование, вертолёты больше не стрекотали. Духи осмелели. Кто-то из них ткнул в солдата пальцем и со сладкой улыбкой произнёс очевидную мысль. Не нужно знать тонкости языка, чтобы прочитать по выражению их лиц: «Он не выстрелит».
Алексей твёрдо осознал, что уже точно, окончательно и бесповоротно умрёт. Ведь осталось лишь два варианта. Либо духи перережут ему горло, либо он сделает выстрел из РПУ. Но так или иначе, совсем скоро жизнь его оборвётся. Наступит тьма.
В тот самый миг он и увидел ангела.
Пот нестерпимо обжёг глаза, и моргнув, Алексей узрел пред собой крылатую фигуру, состоящую из одного ослепительного света. И столь же ослепляюще верной казалась возникшая в больном сознании мысль: «Саня!»
Белый силуэт протянул руку, будто призывая — туда, вдоль ущелья, через толпу кровожадных врагов, которые хищно скалились, предвкушая чью-то смерть. Звал ли он за собой парня или благославлял траекторию снаряда, времени размышлять уже не было. Один из духов вскинул винтовку, готовясь прихлопнуть надоевшего всем чудака. Слишком легко оказалось нажать на спуск. Возможно, дело в адреналине, а может, в божественном благославении...
Снаряд порхнул под правым крылом священного создания и устремился вдаль. И вновь секунды длятся вечность. Ангел, раскрыв объятия, двинулся на солдата, почему-то испугавшегося этого странного знака, а затем театрально обнял его, укрыв под навесом своих ослепительных перьев.
И грянул гром.
Не поддающийся никакой привычной логике взрыв разнёс на ошмётки всех, кто отбрасывал тень на вскинутый через миг песок. Дым и пыль формировали вихри, а затем всё это ослепило Алексея так, как не ослеплял лик божьего слуги. Песок щипал глаза, заложил уши и забился в рот. Но парень был жив. Словно чудо господне спасло его от неминуемой смерти.
— Лёша, это ты?!
Алексей вздрогнул, ошарашенный моим неожиданным появлением. Я подловил его на тёмной улочке, угрюмо бредущего с неудачного свидания, которое, по сути, и свиданием-то не было. Так, дружеской посиделкой.
— Старый, ты что это носишься, как угарелый? Чуть не сшиб меня на фиг.
— Тут такое дело… — начал я, но оказался прерван рёвом служебных автомобилей, ворвавшихся на пустующий квартал и ослепивший своими фарами. Я схватил Лёшу за рукав и потащил к детской площадке.
— Ёкарный бабай, да что же ты натворил-то на старости лет?! Твою маму! Это же тот КГБ-шник!
