Яркое оранжевое солнце трудилось вовсю, но его старания практически не замечались из-за холодного порывистого ветра, рвущегося с ледника.
Павел Земцов зябко поёжился, но причиной тому являлся не ветер, комбинезон надёжно защищал его и от холода, и от жары. С вершины обрыва он наблюдал, как клубиться внизу зеленоватый туман, и мысль о том, что ему снова придётся спускаться в котловину, вызывала непроизвольную мышечную дрожь.
— Не ходи! — почти выкрикнул Глэс — пожалуй, единственный друг Павла среди сифтов. — Эти дикари кончат тебя!
— Ага, — согласился землянин. — Если только ваши их не опередят.
Маленький туземец нервно закусил губу и оббежал вокруг товарища, надевающего кислородную маску, импульсивному сифту было очень непросто контролировать свои эмоции.
— Да не суетись ты! — попытался успокоить его Павел. — Давай к подъёмнику!
Глэс кинулся к вороту и навалился на рычаг, а Земцов стал в люльку. Потревоженная конструкция из дерева испуганно скрипнула, застонал канат, напрягая свои измочаленные жилы. Платформа качнулась, вздрогнула и медленно поползла вниз, постепенно погружаясь в зеленоватую атмосферу нижнего мира, смертельно опасную для всего дышащего кислородом.
Конечно, можно было взять катер и спуститься в котловину без риска свернуть себе шею, но монары, живущие в нижнем мире, впрочем, как и сифты, живущие в верхнем, очень подозрительно относились ко всему незнакомому, и раздражать лишний раз их не следовало.
Подъёмник выглядел очень старым и ненадёжным, он был построен ещё в те времена, когда оба народа жили в согласии. Лишённые возможности контактировать лично, из-за разной среды обитания, они совершали торговый бартер при помощи этих нехитрых, построенных совместными усилиями механизмов. Но сейчас сифты и монары находились в состоянии вражды, и это сильно осложняло задачу Павла.
Лагурия — обитаемая планета, открытая в отдалённом секторе галактики, являлась парадоксальным миром, и не походила ни на что известное ранее. Атмосфера здесь имела два слоя, верхний, по составу был схож с воздухом Земли, и позволял Павлу дышать свободно. Нижний, заполнился более тяжёлыми хлорсодержащими соединениями, и представлял собой среду, смертельно ядовитую.
Казалось, сама природа способствовала расслоению газов. Поверхность Лагурии сплошь состояла из чередующихся возвышенностей и котловин, изобиловала холмами и глубокими трещинами. Ядовитый слой, поднимался до пятисот метров, далее после небольшой зоны смешивания, начиналась кислородсодержащая территория.
И здесь, на одной планете, развились две совершенно разные эволюционные ветви: вверху — жизнь использующая для дыхания кислород, внизу — хлор.
Множество разнообразных видов флоры и фауны, заселили обе среды обитания, но каждая особь оказалась приспособленной к жизни только в своём атмосферном слое, и неизменно погибала, попав в условия с другим газовым составом. И однажды, как вершина эволюции, в обоих мирах появились разумные существа гуманоидного типа.
Они развивались, попеременно то враждуя, то сосуществуя относительно мирно друг с другом, между тем лишённые возможности тесных контактов. К моменту открытия Лагурии, обе цивилизации уверенно преодолели начальные этапы становления общества и семимильными шагами вступали в эпоху феодализма.
Но на этом все сходства между культурами заканчивались и начинались различия, которых насчитывалось куда больше. Сифты и монары абсолютно не походили друг на друга. Первые имели молочно — белую кожу, чёрные, как антрацит глаза и тёмные волосы. Ростом они не превышали полутора метров, но были коренасты, и обладали хорошо развитой мускулатурой.
Монары достигали двух метров, но были настолько худы, что их тела покрытые зеленоватой кожей, походили на гигантских палочников. Редкие полупрозрачные волосы и мутные водянистые глаза, в сочетании с большим ртом усыпанным мелкими острыми зубами, могли оставить неизгладимое впечатление даже на видавшего виды путешественника.
Характеры аборигенов также отличались разительно. Сифты были подвижны и проворны, импульсивны и непостоянны. Обладали взрывным характером, легко обижались, но не отличались злопамятством. Будучи лёгкими на подъём, они стремительно загорались новыми идеями и проектами, и так же быстро к ним охладевали. Имели патологическую склонность к излишней драматизации ситуации.
Монары отличались медлительностью, спокойствием и рассудительностью. Перед принятием даже самого простого решения, они могли долго оценивать ситуацию и взвешивать факты. Были склонны к философским размышлениям.
Лагурия явилась людям планетой — загадкой. За несколько веков освоения космоса, открыли не так уж и много обитаемых миров, а число тех, где существовала разумная жизнь, вообще можно было пересчитать по пальцам.
Вычислительные машины просчитывали вероятность появления разума на бескрайних просторах Вселенной, и эти цифры оказывались очень далекими от оптимистичных. А тут сразу две расы, два мира, две абсолютно не связанных между собой эволюционных ветви. Ясное дело феноменом Лагурии заинтересовались учёные всех мастей.
Но местные жители оказались на редкость негостеприимными, подозрительными, а порой и опасными. Среди исследователей появились жертвы, пыл учёных поостыл. А вскоре, как гром среди ясного неба, прозвучало известие, что планета, просто состоит из редких и очень дорогих на Земле полезных ископаемых.
Новость дала отмашку всем малым и большим горнодобывающим компаниям и они резво кинулись скупать участки под добычу на Лагурии, но увы, монополия на ведение данных работ уже оказалась в руках одной из ведущих корпораций. Удивительным образом это единоличное право организация приобрела аккурат за день до оглашения сенсационного известия о богатствах планеты.
Павел Земцов — переговорщик и специалист по контактам, был нанят именно этой компанией для решения важных вопросов на Лагурии. Он старался выполнить задание изо всех сил, но поставленная перед ним задача с каждым днём казалась всё более невыполнимой.
Платформа ощутимо стукнулась о землю, заставляя Павла присесть на спружинивших ногах. Его встречали четыре долговязые фигуры, вооружённые широкими обоюдоострыми ножами и короткими метательными двузубцами. Ладонь Земцова легла на рукоять парализатора, но туземцы не проявляли признаков агрессии.
— Зачем ты снова пришёл к нам — брат сифтов? — перевёл электронный переводчик скрипучую речь одного из аборигенов.
Павел устало вздохнул, как он не пытался объяснить этим олухам, что земляне не имеют отношения к их междоусобице, все его доводы разбивались о стену недоверия и враждебности. Монары считали Земцова другом сифтов, а те в свою очередь воспринимали его, не иначе, как провокатора зелёных.
По условиям галактического совета, корпорация, которая наняла Павла, не могла начать разработки недр Лугарии, не заручившись согласием туземцев, но те даже слышать об этом не хотели. Переговорщик исчерпал все приёмы: лесть, подкуп, шантаж, обещание рая для всех лагурианцев, но склонить местное население к сотрудничеству так и не смог.
— Ведите к вождю, — коротко бросил Павел. — Я буду говорить с ним.
Вооружённый эскорт сопровождал его около часа. Они шли через топкую равнину, покрытую колючей оранжевой травой, временами пересекая островки низкорослых деревьев с фиолетовой листвой. Порой встречались небольшие животные, с крыльями и без, но все, как один зубастые и с когтями, и рассматривать их поближе не хотелось.
Видимость составляла около ста метров, однообразие пейзажа угнетало, и Павел вздохнул с облегчением, когда из зеленоватой дымки показались закруглённые крыши построек монарского города.
Вождь жил в центре поселения, как и положено правителю, в высокой круглой башне из обожжённых блоков жёлтой глины. Тут сопровождающие покинули его, передав с рук на руки охране дворца.
Когда землянин предстал перед правителем, тот принимал пищу, возлегая на ворсистых шкурах. Перед вождём, на деревянных подносах находилось мясо, фрукты, ягоды и широкие миски с каким-то пойлом. Он загружал всё это в мелкозубую пасть, и громко причавкивал, похотливо косясь на полуголых монарок, обслуживающих трапезу.
— Говори,— великодушно разрешил он.
Прилечь на гостевых циновках, расстеленных на полу, Павлу не предложили, и это обстоятельство недвусмысленно указывало на неуважение к гостю.
Земцов приступил к дипломатической речи, грамотной, взвешенной, тщательно продуманной. Он расписывал правителю перспективы сотрудничества с землянами, не скупясь на обещания, но в этот раз вождь его даже не дослушал.
— Я расскажу тебе одну историю, — безапелляционно прервал он парламентёра. — В незапамятные времена, когда голубоглазая Аглия создала людей, не было ни сифтов ни монаров, но был один народ. Все были счастливы и любили друг друга, пока ненависть и злоба не поселились в сердцах некоторых из них. Они ушли высоко в горы и превратились в чудовищ, дышащих ядовитым воздухом.
Так появились сифты, а мы лишились покоя. Они убивают нас и мира с их друзьями у нас не будет. Уходи чужак и больше не возвращайся.
Рассказ вождя Павла не впечатлил. Он много раз слышал эту историю, в том числе и от сифтов, с той разницей, что у них в качестве злодеев выступали монары.
— Хвала Аглии! — воскликнул Глэс, когда Земцов, стянув дыхательную маску, с удовольствием растянулся на зелёной траве. — Ты выбрался, как раз вовремя, мы начинаем акцию возмездия. Сегодня двое наших людей отравились ядовитым дымом, запущенным монарами и они должны быть отомщены.
В отдалении послышался грохот множества деревянных колёс. Сифты подтягивали к пропасти обозы гружёные камнями и бочками со смолой. Когда они обрушат свой гнев, вперемешку с булыжниками и огнём на головы несчастных монаров, те в ответ повсеместно зажгут костры из ядовитой древесины и навоза. Если повезёт и ветер станет благоприятствовать, зловонное облако удушающего дыма накроет какой-нибудь посёлок верхнего мира и унесёт немало жизней.
Этому безумию не было видно конца.
И всё же среди сифтов Павел чувствовал себя немного спокойнее, возможно, потому, что сразу по прибытию поселился среди них и те успели к нему привыкнуть.
Добравшись до посёлка, в сопровождении косых взглядов местных жителей, он вошёл во двор домика, временно предоставленного ему вождём сифтов. Катер Павла стоял прямо в огороде, он снял защиту, забрался внутрь и активировал канал связи.
— Как успехи, господин Земцов? — сразу перешёл к делу представитель корпорации.
— Пока никак, — признался Павел. — Ни те ни другие не идут на контакт и категорически против нашего присутствия на планете.
— Да чем вы там вообще занимаетесь!? — взорвался собеседник. — Нам рекомендовали вас, как лучшего переговорщика, а вы топчитесь на месте!
— Не понимаю, зачем вам вообще нужно их согласие, — проворчал Павел. — Стройте свои заводы, а если местные будут недовольны, найдёте способ поставить их на место.
— Да вы с ума сошли! Если погибнет хоть один туземец, конкуренты обрушат на наши головы все правозащитные организации галактики. Эти упыри из горнорудного альянса сделают все, чтобы выкинуть нас с планеты навсегда.
Примените, наконец, свои таланты, господин Земцов, и помните, что если вы провалите дело, от вашей репутации не останется и следа. Вас даже дворником никуда не возьмут.
Представитель компании отключил связь, оставляя Павла наедине со своими мыслями. Ситуация складывалась катастрофическая.
Выбравшись на улицу посёлка, Павел столкнулся с разнаряженной толпой, которая с шумом и танцами двигалась к восточным воротам.
— Куда это вы собрались? — спросил он одного из сифтов.
Тот посмотрел на Землянина, как на безнадёжного тупицу и хотел пройти мимо, но всё же удостоил Павла ответом:
— Мы идём к нашей богине Аглии, чтобы преподнести ей дары и заверить в нашей преданности.
Информация заслуживала внимания. Земцов разыскал Глэса и тот поведал ему о богине, которая странным образом оказалась предметом поклонения и у монаров.
— Она живёт на самом высоком склоне Восточных гор, — вещал Глэс. — Оттуда она следит за нами, помогает хорошим и наказывает плохих. Раз в пять лет, на неприступной скале вырастает лестница, по которой паломники могут подняться к голубоглазой Аглии.
— А сам то ты её видел? — поинтересовался Павел.
— Конечно! Я уже проходил один раз по хрустальной лестнице, и в этот раз снова пойду.
Итак, на сцене появлялся ещё один персонаж. Следовало выяснить, кто эта Аглия и не может ли она каким-нибудь образом ему помочь. Павел готов был использовать любую возможность для спасения своей репутации.
Катер нёс его к леднику, ослепительно сверкающему в оранжевых лучах восходящего солнца. Павел не надеялся, что разыщет столь популярную на Лагурии богиню сразу, но опасения его оказались напрасными. На высоте пяти тысяч метров, над бездонной пропастью и неприступной скалой, находилась довольно просторная площадка, явно, искусственного происхождения. С неё можно было попасть в широкий проём входа, чернеющий в сером камне.
Павел посадил катер на площадку, под днищем гулко ухнул металл. Он подошёл к провалу в скале и убедился, что тот не имеет ни двери, ни решётки. Первый же шаг погрузил его в абсолютный мрак, вызывая начальные признаки паники, но тьма быстро рассеивалась, и уже через несколько шагов он оказался в светлом коридоре с высоким потолком.
Теперь становилось понятным, почему вход в скалу не закрывался. К стенам и потолку коридора крепились многочисленные устройства, ощетинившиеся орудийными стволами и излучателями, появилось и уже не покидало чувство пристального внимания к персоне гостя. Но ничего не стреляло, а значит, можно было рискнуть.
Павел шёл вдоль белых стен облицованных чем-то, внешне похожим на керамическую плитку, пока не упёрся в дверь из дымчатого стекла, послушно разъехавшуюся двумя створками при его приближении. Он оказался в круглом зале, широком, но с невысоким потолком, виднелось несколько боковых проходов ведущих в неизвестном направлении.
В середине помещения находилась объёмная конструкция, сразу привлёкшая внимание Павла. Землянин подошёл к предмету, напоминающему гигантский террариум, и заглянул через прозрачную поверхность.
Его изумлённому взору открылся макет огромного мира, выполненный с ювелирной точностью. Перед ним простирались миниатюрные реки и равнины, горы и леса, на каменистом плоскогорье стоял город, в котором Павел без труда узнал уменьшенную копию одного из поселений сифтов.
Нижние части макета окрашивались в зеленоватый цвет, однозначно указывая на владения монаров. Над панорамой висело маленькое оранжевое солнце, отражающееся в леднике на вершине гор.
И тут Павел понял, что макет подвижен: солнце перемещалось по небосводу, по морю катились валы, и даже люди, которые были ростом меньше муравья, совершали свою привычную работу. А очень внимательный взгляд, мог уловить даже едва заметное движение листвы в кронах деревьев.
И ещё одна особенность модели не скрылась от глаз Павла. Создавалось впечатление, что она куда больше и вместительней, чем кажется. При пристальном взгляде в глубину, возникало ощущение, что внутреннее пространство постоянно расширяется, как бы отодвигая противоположный край террариума.
— Нравиться? — прошелестел у него за спиной вкрадчивый голос.
Павел, увлечённый созерцанием чуда моделирования, вздрогнул от неожиданности, словно чрезмерно любопытный подросток, пойманный с поличным за непристойным подглядыванием.
Перед ним стояла юная девушка поразительной красоты, стройная, высокая и светловолосая. На губах сияла насмешливо — снисходительная улыбка, но бездонно — голубые глаза не позволили сомневаться в личности хозяйки, в них дремала мудрость тысячелетий и неимоверная сила.
— Аглия!? — произнёс Павел, скорее с утвердительной интонацией.
— Она самая, — заверила его богиня. — И чем вызван твой визит?
— Я с Земли...
— Я знаю кто ты, — грубо прервала его хозяйка. — И мне известно, какие цели ты преследуешь на моей планете. Я спросила, зачем ты, набравшись наглости, припёрся сюда?
— Мне нужна помощь, — подавленно вымолвил Павел.
— Нет, — ответила голубоглазая Аглия.
— Но почему нет!? Тебе достаточно лишь сказать слово и все жители планеты подчиняться тебе.
— Это не входит в мои планы. Сейчас я работаю над созданием третьей, негуманоидной расы. Она будет жить в верхних слоях атмосферы, и дышать озоном и другими лёгкими газами. Эти будут самыми умными из всех, и самыми агрессивными.
Однажды я снова всех помирю, но это случиться не в нынешнем столетии.
— Значит и сифты с монары созданы тобою?! — пришла в голову Павла внезапная догадка.
— Удивительная сообразительность для такого примитива, как ты, — звонко рассмеялась богиня Лагурии.
И это взбесило обычно сдержанного Земцова.
— А мне хватило ума понять и ещё кое-что, — процедил он сквозь зубы. — Ты пережила свою расу и свою планету, и теперь строишь тут из себя божество на глазах слаборазвитых созданий, решила, что у тебя есть право распоряжаться чужими судьбами? Возомнила себя Всевышним?
Павел произнёс очень опасные слова, но сожалеть было поздно. Глаза Аглии вспыхнули холодным огнём, но хозяйка тут же взяла себя в руки.
— А ты значит праведник? — заискивающим шёпотом произнесла она. — Ты здесь по зову сердца и действительно печёшься о несчастных дикарях? Ты бескорыстен в своих помыслах и совершенно не обременён грязными деньгами, которые тебе жизненно необходимо отработать?
Возразить на это Павлу было нечего.
— Ты позволил себе слишком много, — продолжала хозяйка. — И будешь наказан. Я использую твоё тело для экспериментов по созданию третьей расы.
Только теперь Павел понял, в какое отчаянное положение он попал.
— Ты можешь меня убить, — как можно спокойнее произнёс он. — Но вряд ли это понравиться тем, кто послал меня сюда.
— Что!? — возмущённая такой наглостью, Аглия на мгновение потеряла над собой контроль. — Ты смеешь мне угрожать!?
— Нет, что-ты, всего лишь предостерегаю. Какой бы великой и могучей ты не оказалась, тебе не выстоять против всей Земли. Даже твоё надёжное убежище не спасёт тебя от ракетной бомбардировки с орбиты.
Разумеется, Павел блефовал, но Аглия не могла этого знать наверняка. Её глаза ещё несколько секунд пылали яростью, а потом она успокоилась.
— Пошёл вон, — уже безразлично произнесла она. — Следующая наша встреча станет последней.
Павел не стал выходить на связь с работодателем, не видя в этом никакого смысла. Он знал, провала ему не простят, слишком много было поставлено на карту.
А сифты веселились вовсю, пели, пили, танцевали, и даже на время забыли свои распри с монарами. Всё новые и новые группы паломников уходили к священной горе.
Павел зашёл в трактир. Терпкое и густое, как сироп пойло, которое употребляли сифты, никогда не вызывало у него восторга, но другого он добыть не мог, а потребность снять стресс ощущалась неимоверная.
Внутри царил удушливый полумрак, наполненный гулом голосов. Павел опасливо потоптался в пороге, но поняв, что на него никто не обращает внимания, решительно шагнул к стойке. С хозяином он сторговался быстро, продав ему свои часы, и уже через минуту с горстью медных пластинок заменяющих деньги, и двумя большими глиняными кружками, он устремился в поисках свободного столика.
Сев спиной к стене и проверив хорошо ли вынимается парализатор, Земцов, морщась, принялся цедить содержимое первой кружки.
Через час, когда напиток уже не казался таким противным, а настроение немного улучшилось, в кабак ввалилась весёлая компания. Среди присутствующих Павел узнал Глэса и ответил ему на приветствие взмахом руки.
— Никогда раньше тебя здесь не видел! — удивлённо воскликнул сифт, плюхаясь рядом.
— А ты чего с паломниками не ушёл? — поинтересовался землянин, подвигая к другу полную кружку.
— Завтра пойду, устал сегодня. Идти надо день и ночь, потом ещё день взбираться по лестнице.
— Я поражён, — проворчал Павел. — Вас используют для развлечений, а вы радуетесь, как дети и никто ничего не заподозрил.
— Это ты сейчас о чём? — Глэс подозрительно посмотрел на него через край своей кружки.
— Да об этой вашей Аглии. Та ещё бабёнка!
— Вот что я тебе скажу, — строго предупредил Глэс землянина. — Если бы ты не был моим другом, если бы ты не вытащил меня тогда из оврага с зелёным туманом, куда я свалился по пьяни, если бы не это, всадил бы я тебе сейчас нож в горло за такие слова о голубоглазой!
— Если бы я не вытащил тебя из той канавы, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. А что касается остального, то послушай меня внимательно и постарайся включить мозги.
Вашей горячо любимой Аглии больше нет, а её место заняла самозванка, приняв её облик. Она собирается населить ваш мир летающими тварями, которые будут есть ваших детей. А ещё она...
Павел сам не до конца понимал, зачем он всё это говорит. Возможно, обида, страх и отчаяние, щедро разбавленные хмелем, рвались наружу и нашли выход именно в таком виде. Так или иначе, опытному переговорщику не составило труда запутать слаборазвитое существо и убедить его в своей правоте.
— Подожди! — попросил его поражённый Глэс. — Я приведу друзей, они тоже должны это услышать!
И Павел говорил. Говорил и пил, пока лица сифтов, кружки с брагой и масленые светильники, густо чадящие чёрным дымом, не слились в едином, тошнотворно — стремительном круговороте...
Пробуждение оказалось болезненным. Павел попытался сесть на кровати и едва со стоном не свалился на пол. Сколько он пил? День? Два? Взгляд упал на пол, где обнаружился большой глиняный кувшин. Ухватив его обеими руками, отплясывающими в лихом ритме, он поднёс сосуд к лицу. В нём плескалось ещё приличное количество местной браги.
Павел сделал глубокий выдох и начал пить тошнотворную жижу, так необходимую ему в данную минуту. Кувшин опустел, а землянин завалился на кровать, пытаясь восстановить в памяти события последних дней. В голове вскоре действительно прояснилось, но вспомнить так ничего и не удалось. Поднявшись, наконец, на ноги, мужчина пошатываясь направился к выходу.
На улице царило радостное оживление, сифты что-то бойко обсуждали, подпрыгивая на месте от возбуждения. Один из них побежал к Павлу и землянин приготовился к нападению.
— Радуйся, брат! — прокричал сифт неожиданно. — Благодаря тебе, сегодня свершиться правосудие! Подлая самозванка получит своё!
Павлу понадобилось некоторое время, чтобы сообразить о чём идёт речь. А затем он бросился к своему катеру и на форсаже рванул к горам. Ещё на подлёте Земцов заметил, что на скале появилась лестница, идущая до самого верха. Она состояла из прозрачных платформ, непонятным образом выросших на каменной поверхности. Кое-где виднелись люди, поодиночке и группами, спешащие вверх.
На площадке, перед входом в скалу ликовала толпа. Когда Павел посадил машину, его с радостными криками окружили сифты.
— Вот он, наш спаситель! — вопил кто-то.
— Он избавил нас от ведьмы! — голосил другой.
Не останавливаясь, Павел пошёл сквозь скопление народа туда, где у самого входа лежала одинокая окровавленная фигура. На теле Аглии виднелись не менее двух десятков колотых ран, но как ни странно, она ещё дышала.
Павел взял низложенную богиню на руки и понёс внутрь. Где-то там, в недрах скалы, непременно должен существовать какой-то чудодейственный прибор, исцеляющий раны и омолаживающий тело. Иначе, как бы ей удалось прожить так долго?
— Не надо, — вдруг прошептала она бескровными губами. — Оставь меня.
Павел положил Аглию на пол и склонился над безупречным лицом.
— Хватит бегать от смерти, — едва слышно молвила она. — Я последняя и должна пойти за своим народом.
Больше она не произнесла ни звука.
Постепенно, подробности произошедшего начали доходить до Павла. Каким-то непостижимым образом, его крамольные речи посеяли зерно сомнения в слабых, негибких умах. Зёрна дали всходы, которые заколосились революционным духом, высеяли пыльцу безумного, всепожирающего бунтарского пламени. Бесчинствующая толпа, переполненная жаждой мщения за свою убогую жизнь, получила виновного в своих бедах.
Аглия сама сотворила лестницу для своих детей, и забыв об осторожности, вышла на заклание, уверенная в том, что среди своих, боготворящих её, чад она будет в полной безопасности.
Сам того не желая, Павел пробудил революционное движение, став его идеологом и вдохновителем.
Ещё несколько дней после расправы продолжались казни. Сифты линчевали своих сочувствующих Аглии, сбрасывая их в нижний мир. Монары занимались тем же, с той разницей, что они выталкивали своих неугодных наверх длинными шестами.
Оба народа, сплочённые общей идеей, удивительно быстро наладили дружественные отношения.
Павел не мог наблюдать эту картину. Он улетел подальше от кровавого кошмара и долго не мог успокоиться. А когда немного пришёл в себя, настроил передатчик и вышел на связь с работодателем.
— Господин, Земцов? — представитель компании даже не пытался скрыть удивление. — Я был уверен, что вас уже нет в живых.
— Поставленная задача выполнена, — отчитался Павел. — Теперь оба народа наши друзья и даже братья. Можете начинать строить ваши заводы.
— Браво, господин Земцов! — повеселел собеседник. — Я признаться не верил в ваш успех. Через два дня на орбите вас будет ждать корабль, а оставшуюся сумму я переведу на ваш счёт уже сегодня.
И только перед самым отлётом Павел понял, почему его не покидало странное чувство узнавания, связанное с недавними событиями на Лагурии. Всё дело в том, что действа, участником которых он стал, неоднократно имели место быть в истории Земли.
Революция — символ свободы для всех тех, кто идя путём великих свершений, меняет свою жизнь к лучшему, не понимая, что является лишь инструментом в чьих-то умелых руках. Всегда есть тот, кому выгодно.
Павел не желал такого финала, но именно он явился той третей стороной, которой бойня оказалась на руку, и которая этот кошмар спровоцировала.
Революция — эпохальное событие, надолго оставляющее след в жизни народов, загубленными жизнями и поломанными судьбами. Огнём и железом она прокатывается по миру в кровавой колеснице, меняя его навсегда.
Но любой, кто мало-мальски знаком с историей знает, что в итоге, обманутыми окажутся все. Народ будет думать, что именно он вершит свой выбор, меняя историю. Правитель до последнего станет верить, что его слишком любят, или боятся, и не посмеют причинить вред.
Даже тот, кто всё придумал и добившись своего, радостно потирает руки в сторонке, не должен забывать, что обманулся и он. Рано или поздно, революция неизбежно пожирает своих детей. Новое, светлое и счастливое будущее невозможно построить на крови.
Павел покидал планету, он получил сигнал с корабля вышедшего на орбиту Лугарии, и теперь медленно пробирался к своему катеру через скопление сифтов. Толпа, не желая отпускать своего героя, провожала его восторженными воплями и крепкими рукопожатиями.
Только опустив колпак кабины, он смог перевести дух, и попытался собраться с мыслями, но обнаружил, что внутри он пуст и звонок, как вычищенный до блеска бронзовый горшок сифтов.
Павел поднял катер над поверхностью планеты и рванул отвесно в зеленоватое небо. Ещё никогда в жизни он не чувствовал себя так паршиво.
