Остров представлял собой небольшой потухший вулкан, заросший сосновым лесом. Деревья в лесу причудливо искривились от свирепых зимних ветров, во время которых брызги огромных волн достигали верхушки маяка и тот покрывался тускло блестящим льдом. Помимо сосен остров зарос можжевельником и тёрном. Когда-то здесь был монастырь. От него в самом затишном месте, рядом с родником, остался заброшенный фруктовый сад. Впрочем, особых урожаев ждать не приходилось и в лучшие времена, не говоря о нынешней кислой дичке. Виной тому скудная почва и морские туманы поздней осени.
Бендер любил остров в любое время года и даже в туманах находил своё очарование. Если позвонить в оставшийся от монастыря колокол, когда над неподвижной гладью моря стоит этот белый туман, звук разносится на удивление далеко. Поговаривали, что до большой земли, но это всё же преувеличение.
Бендер был единственным монахом, оставленным — или оставшимся — на острове. Вроде и невелика разница между словами, но на самом деле между ними пропасть. И при всём том в случае Бендера сложно сказать, какое подходит больше. Факты таковы, что остров покинуть он бы не согласился и что сделать это ему никто не предлагал.
Бендер служил смотрителем маяка. Работа ответственная и нужная, никто не спорит, но свободного времени на этом посту хватает. Когда у тебя из общества только собака и несколько полудиких котов (кошачья колония на острове давно жила своей жизнью, и попытки Бендера провести перепись кошачьего населения обычно оканчивались провалом), появляется, мягко говоря, риск заскучать. В свободное время Бендер ухаживал за двумя пчелиными ульями (он шутил, что даже мёд на острове солоноватый), делал терновую настойку (вот про сей напиток едва ли кто сказал бы плохое) и всяческие поделки из можжевельника и янтаря.
Свободное время еще оставалось.
Бендер играл в шахматы сам с собой. Читал. Читал много, правда, одну-единственную книгу — Библию.
Свободное время всё еще оставалось.
И эти часы, как будто драгоценные минуты отдыха в лихорадочной суете будней, Бендер посвящал любимому занятию: смотрел на море.
Он никогда не скучал.
***
Корабль приходил на остров раз в месяц. На очередном прибыл профессор Хопкрафт. В течение месяца, до следующего прихода корабля, он собирался изучать маленькую птичку — островного королька.
— И что с этой пичуги взять? Меньше воробья, поди, — изумился такой чести Бендер.
— Вы не замечали интереснейшее явление? Эта птичка использует орудие труда. На свете считанные единицы видов, включая человека, используют орудия труда, — ответил Хопкрафт. Был его первый вечер на острове, он делал записи в дневник, а после обещал Бендеру партию в шахматы.
— А… кажись, понял, о чем речь. Она сосновую иголку в клюве держит и ей букашек да червяков из щелей в деревьях выковыривает. И что? Причём тут человек? То пичуга, а то — человек! — воскликнул Бендер.
— Это очень важно в свете моей теории. Она гласит, что виды не неизменны, как считается, а напротив, меняются, приспосабливаются к окружающей среде. Эволюционируют. Новые виды происходят от старых. Так и эта, как вы выражаетесь, пичуга. Королёк, попав на остров, выработал совершенно новый тип поведения, — пояснил Хопкрафт.
— Эк загнули… погодите, погодите… так вы из этих! Сейчас скажете, что и Бога нет? — спросил Бендер с вызовом.
— На самом деле я не ставлю цели опровергнуть религиозные догматы… я просто хочу понять, как устроен этот мир. Я агностик, то есть не знаю, есть Бог или нет, — уклончиво ответил профессор.
Бендер долго возмущенно сопел, придумывая достойный ответ достойному оппоненту.
— Вижу, профессор, человек вы тактичный. Раз вы не тыкаете меня носом в эту чушь, — Бендер свирепо сделал ударение на последнем слове, — от этих безбожников, то и я не собираюсь вам ничего доказывать. Давайте в шахматы сыграем лучше.
Хопкрафт выиграл. Бендер долго смотрел на доску, с досадой сопел и анализировал свои ошибки. Наконец он пошёл спать.
— Эка невидаль, пичуга… и ведь умный мужик профессор, но как скажет… эхехе, — бормотал Бендер, улыбаясь и засыпая.
***
— Профессор, что вы скажете на это? — Бендер сиял. Перед ними в небольшом гроте лежали окаменевшие кости, крупнейшая из которых по форме напоминала череп с одним круглым отверстием посередине. — Слышали легенду про одноглазых циклопов, живших на острове? Вот его, циклопа, череп! Что, тоже эволюция и неправду в мифах говорят??
— Я скажу… я скажу, что это восхитительно! Простите, мне нужно немного времени, чтобы всё обдумать. — Профессор аккуратно собрал кости и удалился в свою комнату.
Спустя несколько часов Хопкрафт пригласил Бендера.
— Это вызовет фурор в научном мире. Почти полный скелет, с черепом и половинками бивней, карликового слона! Любезнейший мой друг Бендер, ваша роль в этом открытии неоспорима! Elephas Benderus, звучит? — Профессор был на седьмом небе от счастья.
— Кто Бендерус? — опасливо переспросил Бендер. Он решил, что профессор тронулся.
— Вот этот карликовый слон, — профессор рассмеялся, — а теперь представьте, какое это подтверждение теории эволюции! Сотни тысяч лет назад, когда климат был совсем иной, слон оказался на острове. И что с ним происходит? В условиях изоляции он уменьшается!
Бендер слушал с раскрытым ртом. В шахматы реванша тоже не получилось. На этот раз Бендер сразу после проигранной партии пошёл спать и перед сном уже не улыбался.
В ту ночь ему снились островные корольки, выковыривающие сосновой иголкой из щелей в деревьях карликовых слонов.
***
Шли дни. Бендер больше не пытался дискутировать и будто бы вынашивал некую потаенную мысль.
Каждый вечер они играли в шахматы. Профессор выигрывал. Наконец в один из вечеров Хопкрафт поддался, неуклюже пожертвовав ферзя. Бендер всё понял, но ничего по этому поводу не сказал и, вздохнув, отправился спать.
Море в ту ночь штормило.
На следующий день Бендер прибежал к профессору, столь взволнованным тот его еще не видел.
— Идите за мной! Такое впервые… нет, не раз мне казалось, будто я вижу нечто в волнах, но на берегу… на берегу только дельфинов находил, — бормотал Бендер, тяжело дыша и буквально таща Хопкрафта к берегу.
Там, у кромки прибоя, среди бодряще и чуть тревожно пахнущих йодом бурых водорослей, лежала девушка. Вместо ног у неё был рыбий хвост. Русалка, какими их описывают сказки. Зелёные волосы, перламутровая кожа, переходящая в крупную серебристую чешую. На шейке пульсирует вена. Эта деталь придавала картине пугающую реалистичность.
— Русалка… или наяда… хотел показать вам, прежде чем помочь ей. Давайте столкнём её в воду, — сказал Бендер.
— Неслыханно… новая форма жизни… неужели человек вышел из воды, а эти существа там остались? Мы не имеем права упустить такой шанс, надо узнать о ней всё, — бормотал Хопкрафт, опускаясь на колени перед русалкой.
— Послушайте… у неё уже изменился цвет кожи. Она же умрет здесь! Помогите, наконец, мне столкнуть её в воду. — Бендер начал нервничать.
— Об этом не может идти и речи! Она нужна мне! Живой или даже мертвой. Иначе меня поднимут на смех, вздумай я о ней рассказать, — в голосе Хопкрафта зазвучал тот фанатизм, который отличает истинного ученого.
— Мертвой? Мертвой?? Ах ты… убийца! — Бендер оттолкнул профессора и, охнув от страха, прикоснулся к русалке, пытаясь подвинуть её к воде.
— Не смей! — Хопкрафт с силой толкнул Бендера в ответ. Тот поскользнулся на скользком камне и упал. — Ты бы хотел, чтобы всё человечество сидело на своей планете, как ты на своём острове, старея, тупея и не узнавая ничего нового!
Бендер остался лежать. Хопкрафт, тяжело дыша, смотрел на него.
— Эй, Бендер… хватит дурака валять… то есть друг друга. Давайте же найдем разумное решение, — Хопкрафт машинально, чуть дрожащими пальцами, попытался поправить ненадетые сейчас очки.
Бендер молчал. Он смотрел в сторону моря.
— Бендер… — снова позвал Хопкрафт, и осёкся, услышав звук, от которого волосы у него встали дыбом.
Мучительный полустон, полухрип.
Она пыталась дышать.
Глаза её оставались прикрыты, но веки были полупрозрачными, и Хопкрафт чувствовал на себе чужой взгляд.
Только сейчас Хопкрафт сообразил, что остался, возможно, один на острове, еще на полмесяца, окруженный со всех сторон морем, на которое он обречён смотреть каждый из оставшихся дней, зная, кого он у этого моря отнял.
Когда Хопкрафт, буквально скуля от ужаса, тащил русалку в воду, он заметил следы своих пальцев на немыслимо нежной коже. "Видимо, моё прикосновение вызывает у неё термический ожог", — констатировал он.
— Потерпи немного, — пробормотал Хопкрафт. Особо крупная волна, "девятый вал", окатила его с ног до головы. Когда волна ушла, русалки уже не было.
— Где она? — Раздался сзади голос Бендера. Придя в сознание, тот сидел, держась одной рукой за голову. Хопкрафт махнул рукой в сторону моря.
Бендеру надо было приложить холодный компресс к шишке на голове, а Хопкрафту сменить одежду на сухую, но они присели рядом на камнях, глядя на море.
— Ну что, профессор, вернётесь к наблюдению за птичками? — ухмыльнулся Бендер.
— Похоже, что да, — ответил Хопкрафт.
— Еще целых полмесяца тут, профессор? — спросил Бендер.
— Немного больше, я полагаю… примерно на всю оставшуюся жизнь, — сказал Хопкрафт, не отрывая взгляда от мерно катящихся волн.
