— Пойдём, я тебя подстригу! А то ходишь, как чудовище.
— Да ладно... Я привык. Мне только вот здесь мешает, потому что я сразу на Папу Карло похож. Чего это вдруг?
— Да так... Садись. Ножницы тупые, потерпи немного, если щипать будет. Прости меня, мне сейчас надо быть одной. Слышишь? Со мной что-то происходит, что-то важное. Важное... Мне надо разобраться... Меня ведут... Куда-то. Понимаешь? Ты зачем себе здесь обкарнал? И как я теперь выравнивать буду?
Я думала, с ума схожу...
— Я тоже...
— Не перебивай! Когда ещё меня на откровения потянет. У нас всё будет хорошо! Я чувствую. Только нужно подождать. Подождать, понимаешь? Эти ребята, я их чувствую. Их двое. Оказывается, их называют астральными защитниками. Они ведут. Направляют. Показывают. Они мне такие вещи показали, думала, никогда в здравом уме не поверю.
— Это типа ангелов-хранителей, что ли?
— Ну да... Наверное. Но не совсем. И это не ангел и бес. Они оба помогают. Вот здесь, сзади. Один слева, другой справа. Мои мальчики! Один отвечает за чувства, другой как бы за мысли, знания. Понимаешь? И они... не у всех есть.
Филировку куда дели, сволочи? Я убирала оттуда, ржаветь начала. Теперь вообще найти не могу. Придётся без филировки. Потерпи...
Я меняюсь... Мама говорит — экстрасенсом становлюсь. Сейчас весь мир меняется. Меняется. Что-то будет. Со всеми. Я меняюсь. Сначала меня очистили. Всё вынули. Ты знаешь, сколько грязи во мне было!
— Знаю...
— Ой, помолчи, а! Но вместе с грязью вынули всё остальное. Поэтому теперь у меня нет ни любви, ничего. Ничего... Я думала, ещё неделя — и точно пойду сдаваться в дурку. Но потом пришло понимание. Чтобы что-то вложить, нужно сначала очистить. Понимаешь? Очистить. И сейчас оно возвращается. Я начинаю понимать, что я мать, жена. Не просто «надо», а потому что так... должно... должно быть. Не мешайте мне! Я не просто так говорю, что мне нужна тишина! Во время сеанса любой звук — и все напрасно. Всё заново. Так нормально?
Я вижу, что это работает. Вот тут, на темечке, находится чакра космической энергии, а вот здесь, на копчике — чакра земли. Я её называю «хвостовая чакра». Она красная. Горячая. А сверху холодом веет. Когда прокачивала космическую чакру, вот до груди такой холод шёл. Голова вся, шея, плечи. А когда прокачивала оранжевую чакру, то только ленивый не позвонил. Все. Все мужики, даже те, с кем не виделись сто лет. Откуда всплыли?
Всё, посмотри в зеркало. Хорошо?
— Хорошо.
— Понимаешь, нужно подождать. Будет у меня внутри порядок — и вокруг тоже всё изменится. Вот смотри! Ты когда-нибудь видел, чтобы кусок мяса за три дня прирос? Это у меня! И нога прошла, как только вы уехали. Я тогда бросила всё. Ни перевязок, ни мазей. И всё прошло!
— А сделай, чтоб у меня зуб не болел!
— Не могу... Не умею. Вот здесь болит, правильно? Вот дай сюда руку. Закрой глаза. Что-нибудь чувствуешь? А сейчас. Подожди...
— Как будто шарик катают, лёгкий такой.
— Верно! Я вот так шарик энергии катала. А сейчас? Закрой глаза. Да не ржи ты!
— Как укол, что ли...
— Может быть. Я просто энергию выпустила. Ты знаешь, так интересно! Мне показали... как надо всё делать. Я теперь знаю, что такое туннель. Когда в астрал выходишь, то ничего не видно, только свет в конце. Как будто туннель. Третий глаз начал открываться. Он вот здесь, насквозь. Как туннель, от затылка до лба. И вперёд, и назад. Понимаешь? И здесь синяя чакра.
И вот эти чакры, досюда — нижние, они отвечают за чувства. Те, которые «яжемать», у них две или три развиты. А верхние чакры — за разум, за знания, мысли. Вот смотри: «хвостовая» чакра отвечает за связь с землёй. Это здоровье. Вот здесь, в районе лобка, оранжевая. Это женственность, страсть. Живот — это жёлтая. Зелёная — сердечная — на груди. Это проводник, связь верхних и нижних. Голубая — горловая. Это способности, творчество. Если умеешь петь, то голос, умеешь писать — фантазия. Третий глаз — синяя. Интуиция, предвидение. И фиолетовая — связь с Космосом.
Мне ребята показали. Слышишь? Показали. Я знаю, как выглядит моё... как это называется? Фантомное тело?..
— Астральное тело?
— Да. Нет! Это неправильное название. Не астральное... Вспомню. Эфирное! Эфирное. Оно может всё чувствовать, но чувства во много раз острее. Я, когда первый раз вышла в эфирном теле, обалдела. Оказывается, цветов на самом деле во много раз больше. Понимаешь? Вот было такое специальное упражнение: человек сидел в абсолютно тёмной и тихой комнате с заткнутым носом несколько дней, а потом выходил. Понимаешь? Тогда все цвета в сто раз ярче видятся, все звуки в сто раз громче. И запахи все раскрываются. Все! Вся палитра. Так вот, я тоже, то есть, как бы из комнаты вышла. Из спячки. Из комы. Я видела себя изнутри. Видела опухоль, знаю теперь, где она.
Знаешь, было страшно! Особенно вначале, когда ничего не понятно. Знаешь, у всех так, и многие не выдерживают. Почему люди уходят? Они не понимают, то есть, как бы боятся и думают, что всё, свихнулись. Я бы спросила у них кое-что. Там вообще много наших шляется. Особенно творческие натуры, музыканты, например. Я в некоторых клипах увидела то, что видела там. Сейчас в астрале, как на Бродвее, тудэма-сюдэма, кому не лень. Понимаешь? Да ничего ты не понимаешь... Тебе нужно туда самому попасть.
— Ты дорогу покажешь?
— Не я. Вот я сайт нашла. Почитай. Просто почитай и попробуй. Это реально работает! Сейчас в астрал даже за деньги водят. Там можно, что хочешь. Хочешь трахнуть Анжелину Джоли — пожалуйста. Хочешь по Луне погулять или с Пушкиным о поэзии поговорить — почему бы и нет. Это, как на балкон выйти покурить.
— Не стесняйтесь, почём зря, выходите в астрал. Встретите там нирвану, скажете — здрасти мол, очень приятно!
— Вот не нужен твой сарказм сейчас! Просто попробуй поверить. А мне что-то другое готовят, более сложное. Другой уровень. Ты знаешь, как меня выворачивало! Как было больно! Слышишь! Когда душа болит! Теперь я знаю, что слово «душевнобольной» не просто слово. Они мне показали мои грехи. Как мне стыдно было! Я уже почти всё забыла, а тут увидела снова.
А ещё было страшно от пустоты внутри. Как сосуд, чтобы наполнить чем-то другим, надо вылить содержимое. Хорошо, что вас не было. Такие выплески! Из меня всё лезло! Собаки выли, соседи переругались. Один раз какая-то крупная птица, ворона или голубь, в стекло ударилась. Как больно! Как стыдно! На стенах, по-моему, следы от ногтей остались. Я чувствовала на шеках кристаллики соли от слёз, но глаза были сухими. Это не мои слёзы! Меня оплакивали.
А когда увидела туннель, морду такая высунула туда, в эту нору, а там все уже собрались и на меня пялятся. Одни лица. Много-много лиц, знаешь, как вот так в воде когда лежишь, одно лицо видно. И все смотрят — кто это там явился? Что за обезьянка? А я им — идите на... матом. Фьють! Как ветром сдуло! Вдруг слышу — на кухне что-то грохнулось. Кофеварка, которая на ходильнике стояла, навернулась. Она никак сама упасть не могла. А я обратно и трясусь от страха. Но чувствую — они за спиной. Защитники. Когда сил не было терпеть, была мысль о петле, но они показали такое, что шерсть дыбом. Как человек висит, язык, лицо, обмочился. Сразу, как обухом. Нельзя!
Мама меня уже не понимает. И тебе я не могу пока всего рассказать. Ты не поймёшь, а ещё хуже — поймёшь превратно. Если тебя тоже откроют, тогда сам всё узнаешь. А мама понимает на своём уровне. Она умеет видеть, это её уровень. На картах раскинет — и видит. Но больше ей нельзя знать.
— И что она видит?
— Всё. Не веришь? К ней за помощью обращаются, когда найти кого-то надо или совет дать. Например, браться за какое-то дело или нет. И никогда не ошибается. А мне она сразу сказала, что меня готовят к чему-то большему. Я тоже чувствую, что это «ж-ж» неспроста. То есть, как бы у меня какая-то миссия, и этих ребят послали, чтобы меня открыть. Потому что что-то готовится. Очень много людей открывают. То ли воинов готовят, то ли адептов. Но я, я, я ещё не могу всего объяснить, сама не понимаю.
— Что со мной творится? Почему я, как в каменном мешке сижу, сколько я буду на месте топтаться? Почему мне ничего больше не объясняют, ничего не показывают?
Я не могу так больше! Даже никто не подсматривает, как вначале.
— Ты же сама всех послала.
— Это да, ещё как послала! Руки убрал! У меня есть мужчина!
— Чего?! А я тогда кто?
— Сейчас — никто. Если сможешь, будь мне другом. И не обижайся, пожалуйста, слышишь... Всё будет хорошо, но как — я не знаю. Будем мы вместе или нет, но никто не будет обижен.
Ты знаешь, у меня шишка вышла... Я думала — месячные, но они же неделю назад были. Я сейчас не вижу её, вытекла мерзкой вонючей жижей. И сустав совсем не болит. Смотри! Понимаешь, меня лечат. Лечат душу, лечат тело. Я всё меньше курю и мясо есть не могу. Не хочу, и всё! Вчера съела кусочек печёнки, так потом тошнило полночи. Понимаешь? Как бы совсем веганом не стать.
— Хм, а дальше что? Праноедкой станешь?
— Не знаю... Но знаю, что так надо. ТАК надо, понимаешь? Мама говорит, что я буду лечить. Лечить рак. Себя же смогла вылечить. Ты разве не видишь, что я изменилась? Изменилась внешне.
— Вижу... Ты такая красивая стала, и лицо какое-то... одухотворённое.
— И это ещё не всё! У меня, кажется, даже сиськи выросли.
— Да ну?! Точно! Дай-ка пощупаю, а то бывает ещё опчический обман здрения...
— Руки, убрал, чего непонятного? Кстати, посмотри на мои руки. Возраст женщины выдают руки. Смотри! Руки, как у девочки. Мне кажется, я догадываюсь, для чего меня готовят. У меня будет ребёнок! Мальчик, я это точно знаю!
— Вопрос только, от кого? Не от друга же. А! От святаго духа?
— Не знаю! Не знаю... я не, не... Неважно... Но он очень нужен, этот ребёнок. Не смотри на меня так... Это совсем не то, что ты думаешь. Понимаешь, там всё не так. Поэтому я и говорю, что тебе тоже нужно развиваться. Тебя тоже открывают, я это чувствую. Встань. Дайка-я посмотрю. Глаза закрой. Здесь что-нибудь чувствуешь? А так?
— Н-нет, вроде...
— Ишь ты какой! Весь завод чувствует, а он не чувствует! А здесь? Должна быть пульсация.
— Как будто сердце бьётся...
— Вот! Это третья чакра, она, как пуповина. Завтра попробуем прокачать твои чакры. Ты читал инструкции на сайте, что я тебе открыла? И что, пробовал?
— Пытался. Там всё примитивно написано.
— А так и есть, всё примитивно. Но работает! Не веришь?
— Или мне показалось, или приснилось, но как будто вибрация по всему телу проходила.
— Правильно! Это так эфирное тело чувствуется. Главное, когда разделишься, не забудь сразу в зеркало посмотреть. И не смей ко мне заходить! Понял? А то тебя мигом оттуда выпнут мои защитники.
— Защитнички выискались...
— Я как будто не слышала!
— Ну что, посмотрелся в зеркало?
— Издеваешься? Вообще никаких реакций, даже снов не видел.
— А я себя как после оргазма чувствую. Чего кривишься, не было ничего! Но такое блаженство с утра! Я уже калланетикой позанималась, маску на лицо сделала, голову помыла. Кайф!
— Я же давно говорил — мужика тебе надо!
— Обижаешься? Не обижайся, слышишь? Да, он мужчина, но это неважно. Да и какой мужчина — мальчик совсем. Для меня он — личность. Я же вижу только его душу. Такая красивая душа! Чистая, светлая... И он видел меня даже не раздетой — с обнажённой душой. Видел всё это дерьмо, что внутри меня было. И остался.
— Ты же говорила, их двое было.
— Было двое, но они свою отработку закончили, и один ушёл. Его домой позвали, он там нужен был. Там такая боль...
— Отработку?
— Да, я так поняла, что там грехи заставляют отрабатывать. По-моему, они оба суицидники были. Ты знаешь, это страшно... Они всё то, что пережили в момент смерти, все эти эмоции, отчаяние, боль, страх — всё чувствуют постоянно. Плюс ещё — боль близких после этого.
— Так это и есть ад, наверное?
— Не совсем. Может быть... Понимаешь, наши представления о том мире очень приблизительны, утрированы. Это картинка для масс, общедоступная, понятная. Котёл со смолой, что может быть нагляднее? А на самом деле всё ещё хуже, потому что душевная боль, она страшнее. Но они могут искупить грехи — отработать. Самая простая отработка — прожить короткую жизнь. Например, в теле больного ребёнка. Да, больно, но ребёнок ещё ничего не понимает и проживёт недолго, например, если у него какой-нибудь порок.
А можно по-другому. То есть, как бы, понимаешь, помочь другой душе. И вот они оба отработали — очистили мою душу. И они свободны, но один остался. По-моему, мальчик из англоязычной страны. Мы же общаемся не словами — мыслями, образами. Но поначалу столько «факов» от него летело, когда из меня всё это лезло. А я в ответ трехэтажным — пусть завидует великому и могучему! Я ему вопросы задаю, а он отвечает песней. Например, я спросила, кто он, а утром проснулась с мелодией песни «Инвизибл» в голове. Значит, невидимка. Или он отвечает песней, я лезу искать текст и нахожу ответ в переводе. И всегда или часто очень чувствую от него поддержку, защиту. То вот так за плечи как будто обнимет, то руку сожмёт, то по щеке погладит нежно-нежно. Конечно, и шалит иногда! И тоже ревнует, понимаешь?
— Так, не понял?! Ты ничего не попутала? У тебя вообще-то муж есть.
— Не обижайся... Правда... Это не так всё! Там по-другому. Я его люблю как личность. И тебя люблю! Ты мне дорог, я не хочу делать тебе больно. Понимаешь? Не понимаешь...
— Это ты не понимаешь! Не хочешь делать мне больно, а сидишь у меня на коленях в шортиках и гладишь по голове. Кстати, ты мне уже всю вторую чакру отдавила. Спишь в другой комнате и рассказываешь, как тебе хорошо с другим...
— И что мне, в паранже теперь ходить? Это не так всё, как ты не поймёшь... Измена в астрале вообще изменой не считается.
— Да не в этом дело! Точнее, не только в этом. Ты себя на моё место поставь. Или вообще по-человечески думать разучилась?
— Нет. Ты попробуй сам посмотреть на это с другой стороны. Например, я тону, и ты знаешь, что спасти меня может только один человек, но после этого я обязательно должна выйти за него замуж. И у тебя выбор: или меня не станет, или я перестану быть твоей. Если ты по-настоящему любишь, то что выберешь?
— Так не доставайся же ты никому!
— Дурак ты... Пойми, эти ребята меня вытащили с того света. Если бы не они, вы бы приехали, а я здесь на балке вишу. Ты бросил меня одну и не подумал, что может случиться?
— Подумал. Но я верил, что всё обойдётся. Я рад, что ты вышла из депрессии, что у тебя стимул к жизни появился. Пусть и придуманный...
— Придуманный?! То есть, ты не веришь? Не думала, что ты такой трудный.
— А чему верить? Ты мне рассказываешь какую-то хрень, а где доказательства? Подержала свои ладони над моими, поделала пассы: что чувствуешь? А хрен знает! Вроде, шарик катается... Во-во, я шарик катаю! А сейчас? Как укол. Точно, это я уколола! Ага! Да у любого человека постоянно то чешется где-то, то укол чувствуется, то ещё что. Тоже ты виновата?
— Вот так, значит... Но я не сумасшедшая! Это всё правда! Ты поймёшь. Потом. Когда будешь готов. Я надеюсь, что будешь готов, хотя шансы пездесят на пездесят. Такое настроение было с утра...
— Вот пойдём разводиться, судья спросит причину, и что я скажу? Потому что жена изменяет с призраком?
— Что такое?
— М-м-м... Открой третий глаз и увидишь.
— Зуб опять? Почему к зубному не едешь? Трусишь? Трусишка!
— Там же флюс. Сама знаешь, анестезия не подействует, лечить не будут, только рвать... А рвать на живую, да ещё зуб мудрости... Уй! Уже пачку таблеток выжрал...
— Ну-ка, сядь! Сейчас... Свет мешает, не вижу. Ого! Как горячо. Дай попробую... Сейчас потерпи, я нащупаю... Будет больно, как будто ковыряется кто-то. Как стоматолог зуб расковыривает, но мне надо нащупать очаг. Чувствуешь? Кивни, если да. Хорошо. Вот, вижу... Сейчас должно полегчать. Полегчало? Как нет, я же видела, как боль в руку перешла. И рука болит сейчас до локтя. Так, тогда ещё разок!
— Кажись, полегчало... Уф, отлегло! Говорила же, что не умеешь.
— Не умела. Наугад попробовала. Правда полегчало?
— Правда! Прям резко. Слушай, классно! Чувствуется, но не болит! А я полдня на стены лез... А ты только боль сняла или причину лечишь?
— Причину. Если мне людей лечить, то нужно причину устранять. Я же видела твой флюс, он, как кипящий котёл боли. Пойдём, я твои чакры пощупаю. Ложись на диван. Так, снимем кроссовки... Фу, носки воняют!
— Давай носки тоже снимем.
— Издеваешься? Чтобы все мухи передохли? Ты чего ноги скрестил, придурок? Так... Закрой глаза. Начнём с макушки. Что-нибудь чувствуешь?
— Ты зачем волос касаешься?
— Я не касаюсь! Смотри сам! Рука в пяти сантиметрах. Сейчас должно быть онемение, как холодок. Чувствуешь?
— Кажется...
— Хорошо! Пойдём дальше. Здесь что?
— Давит немного, как будто камушек лежит на лбу.
— Отлично! Теперь дальше. Что чувствуешь?
— Как будто комок в горле. Так было, когда орал долго.
— Вот видишь, эта чакра у тебя открыта, и сразу отклик. Дальше идём.
— Странно... Дышать тяжело, и в груди будто томление какое-то.
— Есть! Теперь третья чакра. Что? Как ничего? А сейчас?
— Ничего...
— Так, значит, здесь у тебя провал. Нужно будет подтянуть.
— А давай третью чакру получше прокачаем! Это же чакра успеха, денег, влиятельности.
— Ерунда какая! Нельзя прокачать какую-то одну чакру. Главное, чтобы все они работали одинаково. Понимаешь? Нужно добиться гармонии, и тогда всё будет. Само собой. Ладно, сюда ещё вернёмся. Сейчас перехожу ко второй. Возможны непредвиденные сюрпризы в виде эрекции. Что за прикол? А, это пряжка ремня отражает, я думаю, почему энергия женская. Давай расстегнём.
— Хм... Кажись, приподнимается.
— Вот! Я же говорила! Но здесь у тебя и так всё нормально.
— Конечно, нормально, ты же мне штаны снимать начала. Рефлекс.
— Нет, не рефлекс! Так, с первой чакрой тоже всё в порядке. Я её чувствую, она такая горячая! Сейчас прогоню энергию сверху вниз и обратно. Должно чувствоваться, как тёплая волна. Особенно снизу вверх. Ну всё пока. Как ощущения?
— Прекрасно! Во всём теле такая приятная гибкость образовалась! А главное — зуб не болит! Ну что, когда ещё будем вторую чакру прокачивать?
— Ха-ха. Что значит: только не вторую? Не обращай внимания, это мы так шутим. Он ревнует. Не даёт, блокирует вторую.
— Ах, он ревнует! Ну-ну...
— Два придурка! Вы ещё подеритесь.
— Я бы с радостью. Только где он, этот тип гражданской наружности?
— Алло... Как мне плохо... Я сегодня таких люлей получила за свою глупость!
— Какую глупость?
— Понимаешь, мне нельзя ещё лечить людей. И чакры качать кому-то тоже нельзя. Они меня столько времени чистили, а я, дура, чужого дерьма насосалась. Я же не умею ещё сливать чужую энергетику.
— Да гардероб твою мать! Ты сама-то как считаешь? Что неправильно поступила, когда мне помогла?
— Нет, пра-авильно... Я потом и маме мигрень снимала. Но теперь понимаю, что нельзя бы-ыло.
— Так, не ной! Всё будет хорошо. Я скоро приеду, что тебе привезти?
— Привези мне сыра кусочек. А то я овощами не наедаюсь. Как мне плохо...
— А чего защитничек твой молчал, будто язык свой нерусский проглотил?
— Я не знаю... Его дело только очистить... Наказали другие...
— Как меня бесит всё! Заткни кошку, чтоб не орала! А то я её об стенку размажу!
— Это что-то новенькое! Не держите меня семеро?
— Я не знаю! Не знаю, не знаю. Не знаю... Не... Всё бесит! Я боли не чувствую! Я сплошная клокочущая ярость! Настоящий берсеркер.
— Вот тебе твой берсеркианский сыр.
— Я не хочу... Потом. Потом... Положи там. Не подходи, а то я за себя не ручаюсь! Всё напрасно. Напрасно. Пустая трата времени. Ничего не происходит. Это я во всём виновата. Я своя главная проблема. Всё внутри меня, вся проблема. Ты смс-ку получил?
— Получил. Что это за бред? «Я лгу даже тогда когда говорю правду. Так, что сама верю в эту ложь. Как можно выйграть битву с самим собой? Если ты остаёшься поверженным». Сама придумала?
— Да. Я не знаю, я запуталась...
— Это понятно. Я думал, опять какой-нибудь перевод альтернативной песни. Очень похоже.
— Я хочу идти дальше, но не могу. Я не знаю, что делать...
— Ты знаешь, сегодня утром был ветер. Я видел из окна забор и ветку. В заборе была дырка, и через неё просвечивало небо. Ветка качалась и периодически закрывала дырку. Закрывала как раз развилкой сучьев, так что время от времени неба было не видно. И становилось хорошо. Но когда ветка откачивалась, небо било в глаза и было плохо. Я очень хотел, чтобы ветка остановилась перед дыркой. Чтобы был только забор без дырок. Серый забор без неба, хотя небо тоже было серым. Но ветер не утихал, и серое небо иногда просвечивало сквозь дырку в сером заборе. Это меня бесило. Поняла?
— Н-нет...
— Я испытывал сильные эмоции от того, что ветку качает ветер. А вчера вечером, когда засыпал, мне казалось, что душа хочет выпрыгнуть из тела. Меня трясло, я видел какие-то тени, которые разбегались от моих попыток пристальнее их рассмотреть. А утром боялся неба через дырочку.
— И что?
— А ничего! Дырка в заборе никак не должна меня беспокоить. Я придумал это сам, сам в это поверил, внушил себе важность дырки, неимоверную её значимость для моего спокойствия. Раздул слона из выеденного яйца. Поняла? Причём, яйцо тоже я выел.
— Ты хочешь сказать, что я...
— Конечно! Все твои переживания выросли внутри тебя. Ты их выпестовала, выле... вылеле... чёрт! Вылелеяла! Взрастила. И теперь наслаждаешься.
— Но мне плохо...
— И мне плохо. Плохо без тебя. Ты в себе, в своих фантазиях, а я как бы ни при чём. Вечером, когда я ещё не совсем уснул, мне чудились тени, утром, когда я ещё не совсем проснулся, меня волновала ветка. Проснись! Посмотри на мир трезвыми глазами.
— Ты хочешь, чтобы я была обычная? Как Уля?
— Зато сейчас ты необычная какуля!
— Да! Очень необычная! Хочешь сказать, что у меня осеннее обострение?..
— Именно! Вот Мишку-психолога помнишь? Он бы живо тебя на чистую воду вывел, если бы не разбился на машине три года назад.
— И ты про психолога... А соседи предлагали меня к шаману сводить.
— Ты же сама только что сказала: все проблемы в тебе, внутри тебя.
— Это так, но не всё так просто... Слышишь? То есть, как бы не только во мне. Я была бы рада, если бы всё оказалось так просто. Слышишь? Но мир к чему-то готовится, что-то произойдёт, что-то важное. Меня готовят. Я нужна зачем-то. Слышишь?
— Посмотри на мои уши. Конечно, слышу! Но ты не знаешь, к чему тебя готовят? А если скажут — иди на войну?
— Пойду на войну.
— Вот смотри: недавно ты боялась, что придёт БП. Боялась так сильно, что у нас до сих пор в кладовке хранится «НЗ». Кто ежедневно следил за зловещими признаками? Ах, Йелоустоун проснулся, теперь точно всем пипец! Ах, метеорит приближается, давай ещё тушёнки прикупим. Теперь другой сценарий: второе пришествие, видимо, ожидается.
— Нет. Нет, нет, нет, нет. Нет... Не... не так всё. Нет-нет. Мне надо разобраться...
— Что-то сдвинулось! Я меняюсь. Я наконец-то почувствовала себя женщиной! Хочу быть другой. Мне идёт такой цвет волос?
— Очень!
— Я хочу другую одежду. Выкинуть всё старьё и накупить нового!
— Э, э! Выкинуть!
— Я меняюсь внутри. Они начали с кожи. Смотри, шрама почти не видно! А главное, бугорок исчез. А сейчас я чувствую, как будто под лидокаином: что-то делается, а боли нет. Чувствую, что опухоль словно вот так: чик-чик. Сегодня сердце чуть не разорвалось, но чувствую, что его вот так в ладошках держат, защищают. И теперь тахикардии нет. Нет! Слышишь? Всегда была, а теперь нет!
— Можно в космос лететь?
— Да хоть куда! Понимаешь, мне нужно было полюбить себя. Как я могу кого-то лечить, если сама себя не люблю? Но во мне столько тёмного было!
— И что, теперь нет тёмного?
— Почему нет? Оно должно быть. Как инь-янь, поровну, для равновесия. А у меня было хаотично, вперемешку. Понимаешь? Не поймёшь даже, где что. Именно хаос! Во мне такой хаос был. Не тёмное и белое, а серое. А надо, чтобы всё по полочкам, каждая эмоция. Надо нежности — протянула руку, достала нежность. Надо разозлиться — вот, в другом шкафчике.
А у меня не было этих эмоций. Понимаешь? Не было! То есть, как бы подобие было. Знаешь, почему я такая злая была?
— Потому что у тебя сидушки на велосипеде не было?
— Ну... не только... Нет, ну я тебе говорю... Я... загадываю будущее, да, то есть, как бы, не умею наслаждаться моментом. Вот ревность если взять, вот просто эмоцию ревность. Или я начинаю копаться в прошлом, и от этого мне становится очень больно. Или начинаю моделировать ситуацию, что он всё равно уйдёт, что изменит, что по-другому не бывает, потому что все мужики — козлы. И мне от этого плохо здесь и сейчас. Я не умею наслаждаться этим моментом, который вот здесь, посередине. Я порчу себе всё! Я здесь и сейчас порчу, мне больно, я об этом тебе и говорю, я заранее настраиваюсь на боль. И все мои защитные реакции, вплоть до внешнего эпатажа, это всё мои колючки — идите нахрен все, оставьте меня в покое! Я себе боялась признаться, что в душе-то я мягкотелая, я гнала ссаными тряпками эти мысли. Не хочу я ни к каким шаманам. Психологам, психиатрам. Я разбираюсь, мне дают информацию, она очень тяжело даётся, но она разбирается, разбирается, разбирается. И это только начало!
— Мне кажется что-то, что это начало конца... Ведь не вернёшь уже той, прежней жизни, обычной жизни. Ты изменилась — не узнать. И не только внешне. И я как-то меняюсь. Ты знаешь, врать стало труднее.
— Весь мир меняется. Что-то будет...
— А главное, те вещи, которые вчера ещё казались бредом, теперь — мои будни. Я чувствую себя героем мистического рассказа. Чакры, астрал, просветление... Раньше для меня это были всего лишь слова. Теперь они стали чем-то реальным. Про одержимых, которые с духами разговаривают, только в книжках читал да в кино видал, а сейчас с такой под одной крышей живу. Сегодня ночью у меня был секс с негритянкой...
— О-о! Поздравляю! И как оно?
— Да не очень... Она толстая была, не в моём вкусе. Но лучше, чем ничего. И как-то по-другому совсем, не так, как наяву.
— Да, там всё по-другому. Я сначала думала, что это ТОТ мир, но теперь поняла. Это на границе миров. Поэтому сюда могут попадать и отсюда, и оттуда. Понимаешь? Как комната свиданий. В астрале можно поговорить с мёртвыми, можно узнать какую-то информацию. А можно поразвлекаться сходить, как многие делают. Но мне нельзя. У меня другое предназначение.
— Я пришла поговорить... Не могу врать. Я должна тебе сказать...
— И чего молчишь, если пришла поговорить? Не можешь врать? Тогда у меня к тебе вопрос...
— Не изменяла! Вот те крест!
— Да это я и так знаю. Но ты врёшь, что у нас всё будет хорошо...
— Не вру. Я не могу врать. Просто всё будет так, что мы оба будем довольны. Понимаешь? На тот момент. Сейчас ты хочешь одного, а потом захочешь другого.
— Не хочу я другого! Я тебя хочу.
— Перестань! Я не могу. Я монашка, мне нельзя. Если ты не можешь принять меня такую, давай разведёмся. Я об этом и хотела поговорить.
— Вот так, значит... А кто тебе жизнь спасал, очистил от очистков кто?
— А надо было? Ты уверен? Смерти нет, я теперь знаю. Может, было бы лучше. Тебе не было бы больно сейчас. Я теперь поняла — ты не мой мужчина. Если хочешь, найди себе другую женщину, я не против. Или давай тебе ТАМ кого-нибудт подыщу.
— Да не хочу я другую. Мне даже думать об этом противно... А знаешь что? Собирай-ка свои манатки, да вали ко всем чертям! Надоело! Второй месяц зубы мне заговариваешь, но всякому терпению приходит конец. Езжай вон к маме. Вы с ней нашли общий язык. Денег на билет дать? Да подожди... Я же пошутил...
— Ай!
— Что? Я пошутил, ты что? Давай подниму...
— Не лезь! Не прикасайся ко мне! Ай!
— Как твоя нога?
— Сейчас нормально. Смотри! Даже синяка нет. А сначала думала — мениск сломала. Ещё утром наступать не могла. Хорошо, есть кому лечить!
— Дура ты... Я же пошутил. Прости... Имею право, я же пострадавшая сторона!
— Я знаю. Я понимаю, что пошутил, но мне стало противно от того, что в этой шутке есть доля истины.
— Может и есть... Но самое обидное, что я ничего не чувствую. Должна же быть боль, ревность, обида. А нету. Пусто. Поэтому я специально пытаюсь вызвать гнев, обиду. Но при этом понимаю, что это несерьёзно.
— Вот и у меня так. Нет эмоций. А должны быть. И за это я получаю. И мы все за это потом ответим.
— На страшном суде, что ли? Так это разве грех?
— А наказывают не за грехи. Наказывают за измену себе. Когда ты не такой, как есть на самом деле. То есть, как бы, если ты вор или убийца, то за это не ответишь, потому что это твоя суть. А вот если обманываешь себя, то ответишь. Понимаешь?
Я стала другой. Было очень больно, ты не представляешь... не представляешь как. Но теперь я избавилась от своего дерьма. Даже материться почти перестала.
— Ещё бы! Наверняка бабочке больно вылупляться из куколки. Думаю, очень больно! Но в награду — целый мир! Тебе осталось только курить бросить.
— Брошу. И налысо побреюсь, как просвещённый. Но не хочу... Я же страшная буду. Мир сейчас тоже в коконе. А каким он вылупится, неизвестно. Может быть, выползет страшная стрекоза, а может быть, прекрасная бабочка. А что, у нас туалетной бумаги нет?
— А зачем тебе? Ты же избавилась от всего своего дерьма?
— Да так... Остатки бабочек подтереть. И кажется, я понимаю, что нас ожидает. Мне приоткрыли тайну... Но пока не могу сказать. Я где-то на середине. Ни туда, ни сюда.
— Свой путь земной пройдя до середины, я очутился в сумрачном лесу...
— Да-да, я тоже всё время вспоминаю. Вот как жук-скарабей, сваляет шарик из всякого... навоза, катает-катает его тудэма-сюдэма, а внутри личинка сидит. Она растёт, меняется, пре... преоб... преображается. И это дерьмо отваливается, и мягкая личинка становится твёрже, то есть, как бы обрастает панцирем. А потом освобождается.
— Но в мире-то дерьма меньше не становится. Скорее, больше.
— Не знаю... Я не... не знаю!
— Я запуталась... Что со мной?
— Шо?! Опять?
— Я блуждаю в тёмной комнате. Наугад... Наощупь. Я не знаю, правильно ли иду. Чтобы что-то приобрести, нужно отдать то, что есть. Это очень больно... Каждый шаг вперёд через боль. Понимаешь?
— Шаг вперёд, два шага назад?
— Не знаю... У меня вот здесь такая тяжесть, в районе чакры. А вдруг это зря всё? А если это не моё? Я боюсь этой боли, я не хочу, поэтому начала сопротивляться. И мне кажется, что от этого продвижение замедлилось. Понимаешь?..
— Ну что скажете, доктор?
— Да хватит меня доктором называть! Мы же с тобой за одной партой сидели.
— Но ты же доктор! Светило отечественной психиатрии... был. Ладно, не буду.
— Короче, если всё, что ты про неё рассказал, правда, то диагноз неутешительный. Шизофрения.
— Всё-таки?
— Сам посуди: голоса слышит? С душами общается? Идеей одержима? Что тут ещё непонятного?
— А как же она мне зуб вылечила?
— Самовнушение. Ты от боли готов был в любое чудо поверить.
— А чакры, энергия?
— И что чакры, энергия? Сам же говорил, что это вилами на воде писано.
— А негритянка?
— А это, уж извини, тебе к старине Фрейду надо, но он сейчас занят.
— А самоисцеление?
— А ты уверен? Результаты анализов видел?
— Нет... Но она говорила...
— Дед мой тоже говорил, что у него вот такой был. А быстрая регенерация тканей... Короче, это у одержимых бывает. Огранизм обретает какие-то скрытые ресурсы.
— Но ведь она оказалась права, нам всем стало лучше.
— Ну, знаешь... Это ты сейчас так думаешь. А тогда бы тебе предложили, согласился бы?
— Так потому и не спрашивали. Значит, шизофрения?..
— Верно тебе говорю! Короче, если бы я был жив, точно такой диагноз поставил бы.
— Вот представь, два месяца под одной крышей с шизофреничкой! Думал, сам с ума сойду. Хорошо хоть всё быстро закончилось.
— Вам ещё повезло — вы ничего не почувствовали. А я тогда каждую косточку раздробленную ощущал, выкарабкаться надеялся, пока меня целый час из покорёженного металла вырезали.
— Да, тебе не позавидуешь... Да и она тоже настрадалась. Вот почему ей так тяжело было? А нам, раз — и всё?
— Потому что она избранная. Первопроходец. Проводник. Что бы ты без неё делал в первое время?
— Это да. Я вообще ничего не понял. Потерялся, как щенок слепой. А потом чувствую руку. Её руку. Сразу так спокойно стало! Это она научила ориентироваться, тебя помогла найти. Как же я рад с тобой поговорить, дружище!
— Поверь мне, без помощи здесь поначалу трудновато. Я-то освоился за... сколько, говоришь, лет уже прошло? Три? Вот к безвременью труднее всего привыкнуть.
— А мне неудобно разговаривать без слов.
— Это ерунда как раз. Быстро поймёшь, что так удобнее. Что нет забот о хлебе насущном, что ты не ограничен скудными возможностями физического тела. Или ты жалеешь?
— Да ну, какое жалеешь! Даже мыслей о прошлом не возникает. Вряд ли бабочка жалеет, что не может ползать по ветке и жрать листья. Я одного не пойму: почему одновременно все? Всё человечество.
— Это сразу не объяснишь. Есть так называемая теория напряжённости психополя. Типа превышения критической массы. А если короче, то просто цивилизации пришло время стать бабочкой.
— Да... Не думал, что Армагеддон — это так просто. И совсем не страшно. Такой вот хэппи энд, что в переводе значит «счастливый конец».
— А кто сказал, что это конец? Это начало. Точнее, даже не начало ещё. Мы бабочками-то ещё не стали. В стадии куколки пока застряли.
— Вот как? И что нас ждёт впереди?
— Посмотрим...