– …таким образом, скорость тахионов в отдельном взятом измерении, прямо пропорциональна квадрату средневзвешенного значения амплитуды Хси-струны за неполный оборот метагалактики. Всем понятно? – Учитель распознал сигналы, посланные Учениками, как положительные и продолжил, - Тогда сейчас проверим это на практике. Проведём лабораторную работу по темпоральным зависимостям.
Учитель создал поле вероятностей для работы Учеников и перенёс ответственную за мыслительные процессы область своего многомерного тела в тихий, давно опустошённый нейтринным штормом, а посему мёртвый, уголок вселенной. И решил немного, всего пару триллионов наноциклов, побездействовать.
Угасая в этом мире, его сознание приняло извне гипотезу, в которой один из его учеников – слегка отстающий в развитии оболтус, допустил ошибку при выполнении задания. При расчёте скорости движения тахионов, он не учёл их знак. Вследствие чего, в одном из низкоуровневых измерений появилась лишняя, неучтённая пара-тройка сотен наноциклов. Однако, это была такая мелочь, что Учитель решил исправить досадную оплошность и выровнять течение времени чуть позже.
***
Утро не задалось с самого своего рассвета.
Профессор экстремальной квантовой физики, Фёдор Николаевич Лобачеев-Францевский, кстати, неоднократный лауреат и многократный кандидат, проснулся с одной-единственной мыслью, которую он незамедлительно озвучил:
– Бу-бу-бу… Тьфу! Убери его к чёртовой бабушке!
Огромный, весьма пушистый, и медаллированый за чистоту кровей, чёрный кот Василий, недоумённо вынул хвост изо рта профессора и обиженно спрыгнул с кровати.
– Мя-а-а-а! – заявил он, и недовольно помахивая сыроватым хвостом, пошёл на кухню.
Привычка Василия укладываться на подушке профессора сразу после того, как тот заснёт, уходила корнями в его далёкое кошачье прошлое, когда нецивилизованные, по мнению людей коты спали на толстых сучьях доисторических деревьев. Гладкая блестящая лысина Фёдора Николаевича будоражила генную память Василия, а её не тешить кот не мог.
Профессор, недовольно поворочался, откинул одеяло и встал, так как заснуть вновь ему помешал зов природы. Зевнув и почесавшись, он отправился навстречу зову.
Проходя по достаточно длинному, чтобы разместить на его стенах несколько широкоформатных видеопанелей, коридору, профессор неожиданно осознал, что кроме физиологической потребности, его беспокоит некая эмоционально-психологическая, с лёгким моральным уклоном.
Фёдору Николаевичу чего-то не хватало!
Каждый день он снова и снова, неожиданно осознавал, что ему не хватает семьи, детей, и простых житейских проблем. Простых, но таких неимоверно сложных, какими они казались по сравнению с такой действительно простой вещью, как энтропия вселенной.
Профессор давным-давно придерживался принципа, который гласил, что если придётся есть слона, то лучше это делать по частям. Если перевести это понятие на нормальный язык, то это означало, что проблемы нужно решать по мере их поступления. Поэтому профессор решил сначала удовлетворить понятную физиологическую потребность, а потом перейти к абстрактной.
Сходив удачно в туалет, и выйдя из полутёмного помещения в коридор, Фёдор Николаевич не услышал звуков смываемой автоматически воды. Этот факт говорил только о том, что по какой-то невероятной причине прекратилась подача воды или электричества.
Профессор квантовой физики не очень любил физику жидких тел, поэтому решил начать с проверки более приятного в изучении электричества.
Чтобы проверить гипотезу, профессор провёл рукой по наличнику туалетной двери.
Ничего не произошло. Ну, то есть совсем! Свет не включился, и нежная музыка не заиграла. Профессор удивился, и заглянул внутрь небольшого, но незаменимого в быту помещения. И тут он обратил внимание на то, что стульчак усеян капельками.
Фёдор Николаевич открыл дверь шире, чтобы впустить побольше утреннего света и убедился: во время процесса он явно мазал мимо очка.
Профессор никогда раньше за собой такого не замечал, но благодаря проницательному уму, сразу догадался, что виноват в этом казусе автоклинер унитаза. Всегда он незаметно убирал следы позора, а именно сейчас ничего и не прибрал.
И физика жидких тел, несмотря на присутствие таковых на ободке унитаза, была тут ни при чём.
Профессор понял – в доме напрочь отсутствует электричество! Такая банальная, с точки зрения профессора, физическая величина, как сила тока, измеряемая, кстати, в амперах, была равна нулю!
В недоумении профессор захлопнул дверь и на всякий случай махнул рукой у пульта на стене. Но панели в коридоре, как обязаны были, не включились.
Профессор, в близком к паническому состоянию, бросился на кухню. Он подошёл к окну, чтобы узнать обстановку за пределами дома, и потёр его. Мутное стекло должно было стать прозрачным, но не стало!
– Позвольте! – удивился профессор ещё больше, чем был удивлён до этого, – Но ведь в антиполяризационных стёклах нет электричества!
Конечно, он был прав. Но не совсем…
Основанные на эффекте антиполяризации Хоффмана-Гейнца, давнего недруга профессора, окна меняли свою прозрачность в зависимости от угла падения света на микронного размера линзы. Статическое электричество, накопленное в теле человека, питало и управляло маленькими линзами. Проведя рукой по стеклу, можно было поменять вектор отражения в небольшом массиве. И по закону векторного единообразия, того же Хоффмана, следом менялся вектор всех остальных линз.
Сердце профессора бешено колотилось в груди. Ему явно не хватало воздуха. Он решил открыть окно, но… не смог. Устаревшей сотню лет назад ручки для открывания окон не было. А электронный замок не функционировал.
Фёдор Николаевич тяжело плюхнулся на удобную парапластовую табуретку и опечалился. Слон, которого так бодро собрался есть профессор с утра, неожиданно вырос до гигантских размеров.
«Окно не открыть, – думал профессор, – Двери наверняка тоже. Не позвонить. Не сообщить. Катастрофа!».
Цокая коготками по гладкому полу, у ног опечаленного профессора мелькнула чёрная тень.
– Мя-а! – сообщил Василий, который только что выбрался из лотка, и намеревался перекусить. Он целенаправленно шёл к миске.
Профессор досадно усмехнулся. Кормушка, как и поильник, работала на электричестве. Значит коту, как и Фёдору Николаевичу, сегодня крупно не повезло.
Но, как только кот приблизился к автоматическому раздатчику пищи, маленький прибор ожил! Маленький барабанчик-дозатор, как ни в чём не бывало провернулся, и в миску высыпалась горсть разноцветных сухариков. Рыбки, кролики и всякие другие подушечки.
Профессор оторопел! Этого не может быть, но кормушка работала!
Василий погрыз корм, больше для видимости, чем на самом деле от голода, и потягиваясь, вышел на середину кухни. Кормушка застыла и заметно поблёкла.
– Василий?! Как это понимать? – спросил профессор у кота, но тот даже не удостоил его вниманием.
Фёдор Николаевич посмотрел по сторонам. Вокруг была знакомая до трещинки и царапинки кухонная мебель. Плита, тумбочки, разделочный стол, хитрый кухонный комбайн «Мечта холостяка». Все вещи были на своих обычных местах, но всё же что-то было в них не так.
Они были выцветшие и мрачные. Словно «мёртвые».
А вокруг кота было светлое «живое» пятно. Нельзя сказать, что Василий светился, как фонарик, но некоторую контрастность в окружающие его предметы он вносил. Рядом с ним они становились ярче и чётче, а на расстоянии пары десятков сантиметров – тухли и как бы замирали.
Кот таил в себе какую-то таинственную интригу, но профессору нехватало гениальности мозга понять какую.
– Киса, киса, киса, – позвал Фёдор Николаевич и был награждён звуком презрительного «мя-авка».
Кот вытянул левую заднюю ногу и принялся драть её шершавым, как наждачка языком.
Фёдор Николаевич решил, что раз в молодости поймал удачу за хвост и почти сразу защитил диссертацию по квантовой модуляции, то вполне себе без проблем сможет поймать и кота за хвост.
Но он не учёл мнение кота. Василий был против!
Во-первых, он был порядочный кот, и не любил неумытым показываться на публике. А во-вторых, хвост это была святая и неприкосновенная часть тела.
Профессор дёрнулся, но кот тут же прыгнул в сторону, победно задрав неприкосновенную часть тела. Вздохнув, Василий уселся на новом месте и задрал правую заднюю ногу вверх, поскольку левую посчитал уже помытой.
Фёдор Николаевич предпринял новую попытку схватить кота. Но и она завершилась неудачей.
Кот перебазировался на новое место дислокации и принялся вылизывать брюшко.
Одновременно с анализом векторов подхода к умывающемуся коту, в голове профессора роились смутные догадки о происходящем вокруг.
«Исчезновение электричества – не причина, а следствие, – думал профессор, по миллиметру продвигаясь к расслабившемуся коту, – Вероятнее всего, произошёл какой-то пространственно-временной парадокс, который почему-то не затронул кота. А может быть, кот был даже ключевой фигурой».
Профессор совершил обманный манёвр, завис над котом, и поймал, наконец, зверя за подмышки. Кот побарахтался, для вида и лениво обмяк.
Сам не веря в то, что собирается сделать, профессор решительно встал с табурета, и поднёс кота к окну, туда, где по идее был скрыт электронный замок.
Вокруг кота умные стёкла приобрели обычную прозрачность полуметрового диаметра. Рама стала яркой, а спрятанный внутри замок вжикнул. Окно распахнулось.
– Василий, – важно сказал профессор, – не будь я учёным мужем, я бы сказал, что это настоящее волшебство. Ты великий открыватель окон. С применением котов, в качестве генератора энергии, я открываю их впервые.
Василию не понравилась идея быть великим открывателем окон. А профессору не понравилась картина, застывшая за окном.
Именно застывшая.
Домики, деревья, кусты, дорожки, гравикары, припаркованные напротив домиков. Всё, абсолютно всё вокруг, представляло собой статичную модель городка, в котором профессор прожил более десяти лет.
Фёдор Николаевич выглянул из окна и начал ставить мысленно виртуальные галочки, напротив положенных вполне себе физических явлений, которых как раз-таки и не оказалось в наличии.
Во-первых, стояла гробовая тишина. Совсем тишина. Тишина без вариантов. Ни шума листвы, которая не шевелилась. Ни пения птиц, которым пора было бы уже проснуться и начать петь. Ни шороха ветра, которому полагалось гонять пыль по дорожкам и шевелить листву.
Во-вторых, на востоке, где на голубом небосводе, должно было подниматься Солнце, на большом серо-голубом пятне висело пятно, но бледно-жёлтого цвета. Вместо облаков, соответственно висели грязные кляксы.
В-третьих, воздух был пресен и ничем не пах. Им можно было дышать, но он был никаким.
Фёдор Николаевич прижал к себе кота и почуствовал, что тот пах, как и положено ухоженному коту. Чуть-чуть «псинкой», и чуть-чуть «шампунькой» с клубникой. У профессора немедленно создалось ощущение, что кот был единственной существующей на свете реальной вещью. За исключением самого профессора, конечно же.
Мира, каким его «оставил» вчера Фёдор Николаевич больше не существовало.
Не в силах смотреть на тоскливый, безжизненный городок, профессор закрыл створки окна, защёлкнул его котом и побрёл в комнату.
Просидев почти час на смятой постели, Фёдор Николаевич так не смог объяснить, или хотя бы теоретически приблизиться к правдоподобному объяснению происходящего вокруг.
Нужно было что-то предпринять. Поэтому, закончив бессмысленно теоретизировать, он решился выйти на улицу и найти разгадку таинственно застывшего мира.
Профессор подошёл к платяному шкафу и достал повседневную одежду. Он одел штаны, просторную белую рубаха и мягкие туфли. Поймал Василия, который безмятежно дремал на мягком кресле и засунул его в кошачью переноску. Кот повозмущался немного, но всё же смирился со своим временным заточением.
Перекрестившись, профессор открыл входную дверь котом, как отмычкой, и вышел в мир. Оглянувшись, он понял, за прошедший час ничего не изменилось, Солнце висело там же, домики и кустики серели тут же.
Фёдор Николаевич медленно пошёл по аллее в сторону центральной улицы.
Проходя мимо соседских домов, профессора несколько раз посещала мысль зайти внутрь. Но природная скромность и достойное воспитание не позволяли ему просто так вломиться в чужую собственность.
Бесцельно прошатавшись несколько часов субъективного времени, Фёдор Николаевич так и не приблизился к решению загадки глобальной заморозки мира. Он не встретил ни одного человека. Ни одно живое существо. Как будто в один миг вся биология планеты Земля исчезла, словно её никогда не существовало.
Несмотря на «пасмурный» день профессора обуяла жажда. В одном месте он наткнулся на фонтан. Мутная вода в большом каменном бассейне напоминала желе, и ничем не пахла.
Профессор отдохнул немного на парапете и решил отправляться дальше, как вдруг почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Гонимый этим чувством, профессор подошёл к симпатичному, несмотря на серость, двухэтажному дому. Забор, калитка, лужайка, всё было стандартное, но приятно ухоженное. Чувствовалась чья-та хозяйская рука.
В конце концов, профессор решился и вошёл в чужой дом. Предчувствие его не обмануло. Как только он пересёк просторный холл, ему наперерез бросилась кошка!
Живая! Белая и пушистая! Напуганная животинка, проскальзывая на чистом паркете, ринулась в открытую межкомнатную дверь.
Фёдор Николаевич жутко испугался. Буквально за несколько часов блужданий по мёртвому городу, он уже привык к одиночеству... А тут такое!
Профессор решил узнать куда убежало животное, но из комнаты неожиданно вышла пожилая женщина, которая держала давешнюю кошку в руках и… потрескивающий электрошокер.
– Вы – грабитель? – поинтересовалась женщина.
– Нет, я профессор, – ответил Фёдор Николаевич.
– А что, разве профессора не могут быть грабителями? – усмехнулась она.
– Не знаю… – растерялся он, – Не встречал, пока…
– Что это у вас? – спросила она, указывая на переноску. – А говорите, вы не грабитель.
– Это? Это, мой кот, Василий, – профессор медленно поднял кошачий домик и показал недовольно сверкающего глазами в глубине кота.
– Василий? Так, так, – улыбнулась женщина, – А вы? Вас как зовут, профессор?
– Я, меня? Фёдор Николаевич Лобачеев-Францевский, профессор экстремальной квантовой физики...
– Да ну? – удивилась женщина, – И как вы относитесь к теории струн, уважаемый Фёдор Николаевич?
– Я предпочитаю новомодное её ответвление, теорию мембран.
– Те же яйца, вид сбоку! – фыркнула женщина.
– Что, простите? – в очередной раз опешил профессор, но быстро сообразил, – Ах-да, на первый взгляд они идентичны, но как только дело касается времени, струнная теория не выдерживает критики. Мембранная же добавляет подпространственный объём и учитывает течение времени как интегральную составляющую. Скорость его движения непостоянна и зависит от множества факторов. И теоретически, от скорости самой медленной частицы из всего вероятностного поля.
– Не знала, что найду человека, который так обеспокоен теоретическими основами течения времени, особенно в разгаре тахионной катастрофы.
– Что? Тахионной? – профессор захлопал ртом, как рыба на песке, – Как я не догадался! Эти частицы отождествляют с течением времени! Они изменили свою скорость и время остановилось! Ну конечно же! – профессор хлопнул себя по лбу.
– Эх вы, профессор… – женщина убрала электрошокер в кожаный футляр и погладила кошку, выражавшую явный интерес к заточённому в переноске Василию. Женщина ещё раз критически оглядела Фёдора Николаевича и сказала, – Меня зовут Мария Ивановна Шметтэль-Дорф, профессор физики струн. Так сказать, струнных дел мастерица и учётчица. Прошу вас присаживайтесь, будем пить чай с бутербродами, в которых застряли тахионы.
– Очень приятно, Мария Ивановна, с превеликим удовольствием, – Фёдор Николаевич присел на большой, светлой кожи диван, рядом с круглым деревянным столиком. Громкое урчание в животе заставило Фёдора Николаевича покраснеть, он яростно заскрипел кожей, стараясь приглушить неприличные звуки.
Мария Ивановна улыбнулась, махнула рукой и ушла на кухню…
Через полчаса они пили горячий чай в окружении довольно урчащих кошек. Два профессора азартно спорили о том, какая теория, струнная или мембранная, дала сбой, и что будет завтра, если оно, конечно наступит, это завтра. И им было хорошо.
В кои-то веки, Фёдора Николаевича больше не тревожила эмоционально-психологическая, с лёгким моральным уклоном, потребность.
***
И кошкам было хорошо. Потому что поток тахионов, иссякший ненадолго в этом мире, продолжал течь в их маленьких, пушистых телах. Кот Василий, превосходно ощущавший себя одновременно в семи измерениях, оттранслировал кошке Дашке импульс ласки, и она благодарно заурчала.
Ещё утром, Василий, как прилежный тахионный смотритель, изменил поле вероятностей Учителя так, чтобы тот обеспокоился и принял меры. Но тот решил немного отдохнуть. Василий знал, что ошибку, допущенную нерадивым Учеником, всё равно исправят – такое бывало, и не раз. И в прошлом будущем, и в будущем текущем. Время снова пойдёт – никуда оно не денется. Будет себе течь с той же скоростью, что и обычно, в противоположную сторону относительно частиц обычной материи.
Большинство населяющих призму вероятностей существ, сегодняшнего небольшого сбоя просто не заметили. Тем более эти низкоуровневые, живущие в единственном доступном им измерении «человеки», приручённые котами.
«Человеки» такие милашки, - подумал Василий, а Дашка умилённо улыбнулась.
Питомцев принято баловать. Всякими вкусностями и игрушками. Поэтому сегодня каждый получил от своего хозяина лишний день жизни. В подарок. С любовью.
Похожие статьи:
Рассказы → Тридцать второе меолам (конкурс "Лишние дни", работа №4)
Рассказы → Декабрь (конкурс "Лишние дни", работа №5)
Рассказы → 29 февраля (конкурс "Лишние дни", работа №3)
Рассказы → Междумирье ("Лишние дни", внеконкурс)
Рассказы → Несуществующий день лета (32 августа, конкурс "Лишние дни", работа №1)
Их есть у меня... немного.
