Тетрадь в левой руке

Когда он ехал туда, то всё ему казалось совсем другим. Ему казалось, что он приедет в хороший дом, поселится там и будет жить в нём. Дом он представлял себе – небольшим, но уютным, три комнаты с удобной мебелью, камин или печь, которую можно будет топить долгими зимними вечерами. Светлая ванна со стенами, выложенными плиткой. Кухня, наполненная всевозможной утварью как то – газовой печкой, сковородками, кастрюлями, из мебели – стол, и деревянные стулья, на которых так приятно сидеть, кушая вкусный ужин. Крыльцо, засыпанное снегом, выходит на широкий и поросший частыми деревьями, двор. Во дворе – деревья, переплетаются своими узловатыми ветками, и когда идешь под ними – на голову сыплется снег. Так хорошо и приятно на душе от этого. Зимнее солнце садится за далеким лесом, деревня замолкает, и тишиной и покоем полнится его дом и сад.

 Но когда он приехал, то всё оказалось совсем другим. Всё было иначе чем он себе представлял. Уже подходя к воротам, у него в душе что-то неприятно зашевелилось. Ворота были завалены, покореженные доски торчали, были поломаны… Он открыл калитку и вошел во двор и сразу увидел дом, оставшийся ему по наследству. «Может внутри все не так плохо?!» — тешил он себя надеждой, рассматривая старый, страшный дом. Стекла в окнах были выбиты, стены облупившиеся, и под отвалившейся штукатуркой – выглядывали  побитые кирпичи бордового цвета, казалось что дом действительно в кровавых ранах, которые ещё краснеют на его сером, промокшем теле.

  Он вошел в дом, а точнее – влез, потому что дверь не открылась. Он влез через дырку в деревянной двери, которая была сделана внизу двери. Перелез через дырку, он оказался внутри. Его даже шатнуло от того что он увидел в доме. Печь была разобрана – куски кирпичей валялись на грязном полу, стены ободраны, на полу валялись шприцы и банки. Мебель была поломана. Сгнившая обивка  развалившегося дивана, чернела тленом. Все было разбито, поломано, покорежено. Кто-то был в этом доме, кто-то жил в нем. Кто-то жег в печи мебель и книги. Кто-то вынес все металлические вещи, даже печку из кухни вынесли из дома, хотя было не  понятно каким способом они могли её вынести… может через окно?.. В доме было ужасно холодно. Ванны в доме не было. Не работало отопление. Когда он повернул краник, то воды не оказалось – ничего не текло из крана – только тихое шипение. Дом был в ужасном состоянии – просто катастрофическом. Он ходил по комнатам и слабел, у него просто исчезали силы. Вяло и нехотя он подбирал с пола шприцы и какие-то тряпки и скидывал их в угол.

  Он уселся на единственный стул и стал смотреть на стену. По стене пузырями шли разводы. Вздувшиеся обои как нарывы на коже – сочились плесенью. Он сидел и смотрел перед собой. Он думал и думал. Но ничего конкретного не смог придумать. Потому что он понимал, что сам тут ничего поделать не сможет. Он не сможет даже вычистить дом, не говоря уже о ремонте. Он даже не хотел ничего начинать. То, что раньше казалось ему таким приятным, теперь становилось – невыносимым. Если раньше ему казалось, что он будет с удовольствием, не щадя себя, трудится в этом доме, починяя его, приводя в порядок. То, теперь, увидевши и понявши  все истинное положение вещей, он разочаровался и ничего делать ему тут теперь не хотелось.

 Он встал, ещё раз прошелся по дому. Ударил ногой по ручке дивана. Потом наступил на шприц, который лопнул под его ботинком. И он вышел из дома. Он открыл дверь изнутри и вышел, а не пролез через выбитую снизу дверь. Он  пошел в сад. Но сада, как таково не было вовсе – было несколько скрюченных и уродливых деревьев, разбросанных без всякого порядка по бугристому полю. Снег покрывал весь его участок, за забором начинались бесконечные поля. Белое пространство уходило далеко, и там сливалось с бледной синевой январского неба. Забор и с этой стороны завалился весь, а точнее – никакого забора не было – валялось на земле несколько досок. Видимо, наркоманы, обитавшие в доме, весь забор сожгли в печке, топили им дом.

 Он прошелся по двору, споткнулся обо что-то. Потом резко повернулся и, больше не оборачиваясь  и не смотря больше на дом, быстро пошел к калитке. Вышел за ворота и, даже не закрыв за собой дверь, пошел к станции.

 Электричка пришла через пол часа. И все это время он стоял на месте, на одном и том же месте, хотя дул холодный ветер и ноги ныли от холода. Можно было зайти в магазин, погреться, но он стоял и смотрел перед собой. Ждал электричку. Все оказалось совсем не так как он ожидал.  ОН не будет тут жить. Теперь совершенно ясно – что не будет тут жить никогда. Он не вернется сюда. Все его планы, все его мечты, которые ещё недавно так волновали его и наполняли счастливой энергией, всё это разбилось и разлезлось, как стены того самого дома, который остается позади. Дома наполненного едким кислым запахом, сгнившей мебелью, заплесневелыми стенами, грязным полом и разбитыми окнами и люстрами. Он вспомнил как он ходил по дому, а под ногами трещало стекло. И тут пришла электричка. Он сел в холодный и почти пустой вагон и стал растирать руки.

 Руки замерзли так, что пальцев не чувствовалось вовсе. Кожа на ладонях покраснела. Он сидел и дул в ладони и постепенно боль стала крутить отогревавшиеся ладони. Он смотрел в окно, стараясь отогнать от себя грустные мысли.

 «Ну и что… — думал он, рассматривая белое полотно, тянувшееся за окном, — ну не буду там жить… ничего… ничего страшного… может быть так даже и лучше!». Успокаивал он себя. Потом ему стало казаться, что он совсем не хотел там оставаться, что он бы и не смог там жить. Ну как он смог бы там жить? Думал он.  Черте где, вдали от всей цивилизации. Сам! Один в таком доме. Даже если бы дом был в нормальном состоянии, то всё равно! Как он бы там прожил? Что бы он кушал? Там, по-моему, один магазин на всю деревню. С кем бы он там общался?! Там наркоманы и алкоголики одни живут. И вообще живут ли?! Когда он ходил по деревне, отыскивая свой дом (свой дом!) то он никого не увидел. Никого не было на улицах деревни. А только такие же покосившиеся заборы и примерно такие же страшные дома, торчащие за заборами. Он только теперь понял, что деревня была пустая. Только теперь до него дошло, что он никого не встретил, ни в деревне, ни на станции. Вообще никого!

«Как так может быть?! – думал он, растирая уши и лицо, которое было холодное и сухое, — как так может быть что я не встретил ни одного человека?! Ведь я долго ходил! Около часа искал дом!?». Думал он и смотрел в пустой вагон электрички. Через несколько мест, впереди него сидела пожилая пара – мужчина и женщина, мужчина дремал, а женщина смотрела в окно, часто моргая. Чуть дальше сидел какой-то бродяга, еще дальше, возле двери – два парня. «И когда на станцию шел – тоже никого не встретил! – продолжал думать он, рассматривая своих попутчиков, которые ехали вместе с ним в этом холодном и скрипящем вагоне, — ведь я долго на станции прождал… и в магазине том, тоже никого не было!..» Думал он, вспоминая, то странное чувство которое испытал, гуляя по деревне. Точнее это чувство он испытывал сейчас, как бы задним числом, а тогда ему ничего такого странного не показалось. Может быть потому он тогда не придал значения, что вначале, как приехал в деревню он искал свой дом и был в предвкушении, весь в мечтах и ни на что так особо внимания не обращал. А потом он так расстроился по поводу увиденного в том доме, что вообще все его чувства были в таком ужасном состоянии что на отсутствие людей вообще не приходилось обращать внимания. И только теперь, понемногу отходя от шока, он начинал понимать всю странность такой ситуации. Никого не было. Ведь никого!!  Деревня была пустой!

 До города было ещё часа два езды. Делать было совершенно нечего. Вот он и стал сам себе придумывать всякие мысли. Придумывал что вся деревня вдруг вымерла. Что там случилась какая-то катастрофа и все люди вымерли один за другим. Или эпидемия, которая заразила всех жителей, и они не имея возможности связаться с другими населенными пунктами, вынуждены были тихо и в отчаянии умирать. Что спаслись только двое – вон те – старик со старухой, которые сидят сейчас перед ним. И старик оказался больным, вот он сейчас сидит с закрытыми глазами — кажется что просто спит, а по-настоящему он умирает. А старуха его тоже заражена, и они несут вирус, тот смертоносный вирус, который выкосил всю деревню, они теперь несут его в город. И надо их остановить, надо что-то сделать немедленно, а то весь город потихоньку поперезаражается и люди начнут умирать…

 Так он думал себе. И начинал верить в свои фантазии. Потом он стал думать, что может и он случайно заразился и теперь в нем живет том чудовищный вирус, который случайно вырвался из секретной военной лаборатории, расположенной неподалеку с деревней. Что в этой секретной лаборатории разрабатывали оружие, какое-нибудь бактериологическое, и вирус, который должен был убивать население где-нибудь в Средней Африке, этот вирус вырвался на свободу и теперь убивает население его родной страны. И теперь эти двое впереди, эти два старика несут угрозу всему человечеству.

 «Фу-у-у!!! – он помотал головой и засмеялся про себя, — ну какая херня в голову лезет!!». Он стал смотреть в окно и постарался не думать больше об вирусах. К тому же скоро те двое стариков сошли на какой-то станции, причем они стали о чем-то оживленно болтать между собой, и не казались такими уже смертельно больными.  Он ещё посмотрел на них через окно, они весело шагали куда-то в сгущающуюся темноту. Он опять улыбнулся про себя и потом закрыл глаза. Он возвращался домой. Опять домой. Что он скажет Марине. Что он скажет её родителям. Правду. Но какую правду? Что он не стал жить в доме, потому что тот сгнил… Да, это была правда… но… Но он ведь вчера ещё… ещё вчера кричал на весь дом, что он сам себя прокормит, что не нужны ему они, что провались они пропадом… «Ну зачем я сказал: — Ну провалитесь вы пропадом! – думал он теперь, всматриваясь в сиреневые сумерки, — зачем я так говорил!?». Думал он. Проклинал мать Марины. Правда и она тоже обзывала его… мерзко так обзывала. «Стерва! – думал он сейчас, как я её ненавижу!!» Хотя давно надо было выяснить с ними… невозможно стало так жить! Невозможно, просто невыносимо. Каждый день склоки по любому поводу. Взаимная ненависть. Они постоянно придирались к нему. Оба и отец и мать её.

«Да и Марина тоже! – думал он с отчаянием, она тоже стала такой же!». А ведь они раньше любили друг друга. «Почему всё так сложно сейчас? – думал он, растирая колючий подбородок и рассматривая черный лес, что пробегал за окном, — как можно так всё убить, растоптать?!». Его Марина изменилась очень. Стала раздражительной, резкой. Очень часто она теперь спорила с ним. Как будто специально искала предлога поссориться.

 Но самое паршивое это то, что она стала отдаляться от него. Стала холодной и отчужденной. Перестала быть нежной в постели. Как будто выполняла долг какой-то, и такая бесчувственная, даже жестокая стала.

«Это все её мамаша! – думал он, — всё это – старая ведьма!». Это она портила им жизнь, она настраивала Марину против него. И вчера, когда он взорвался, Марина смотрела на него с такой странной эмоцией… с ненавистью, нет… она смотрела с отвращением! С Отвращением! Он ей был отвратителен!

 «Писатель!..» — сказала она. Но как она это сказала, что вложила в это слово. «Писатель!..» — какое отвращение было в этом слове, презрение, уничтожение.

«Ты когда в последний раз работал?! Писатель!?» — спросил её отец. Этот… этот поддонок! Эта тварь! Но главное как он посмотрел на него, как на какое-то ничтожество!

 Он опять все вспоминал, все с самого первого слова и до того, как он выбежал из дому. Они упрекали его во всем, и в том что он беден, и в том, что он живет у них в доме и ест их еду! И в том что он ничего в жизни не добился…

« А ты добился? – злился сейчас он, обращаясь к её воображаемому отцу, — ты добился?! Лоточник! Лотки держать на базаре – большое достижение!?!!».

 А её мать торговка, жадная и мерзкая торговка – больше ничего… и она… она упрекает его в том, что он не работает…

«Они кретины! – бесился он сейчас, — тупоголовые и ограниченные люди!!! Смотрят свои дибильные сериалы, жрут, срут!.. И ничего больше!».

 Но Марина! Чем больше он ненавидел её родителей, тем больше он любил её… любил отчаянней, любил безнадёжно, все сильнее и сильнее по мере того как она стала отдаляться от него. Любил страшно, до слез по ночам, когда она была так жестока к нему. Она была так рядом и так далеко тогда, в такие ночи. Он мучился. Лежа рядом с нею Он страдал.

 И теперь он ехал обратно. До города ещё час езды. В электричке холодно и пусто, а он хочет ехать так всегда.

 Потом он встал и не понимая что делает, пошел к дверям. Стал воле дверей и задышал часто и долго, из его рта рвался пар. Когда двери открылись на очередной станции он вышел. Пошел по перрону. Было уже почти темно. Где-то вдалеке лаяла собака. Он перешел через рельсы, скользя по обледенелым шпалам и взобрался на противоположный перрон. Стал ждать электричку в обратную сторону. Ждал долго, ждал с ненавистью, всё больше и больше себя накручивая. «Уроды!!! – думал он, вспоминая родителей Марины, — ждут, чтобы я как побитая собака вернулся… они будут ещё больше издеваться!!! Не дождетесь, твари!!!». Он представлял себе толстое и блестящее от жира лицо мамы Марины и ему становилось тошно, потом он представлял её отца – его тонкие хилые ноги и громадное пузо…

 Наконец пришла электричка. Он взобрался в неё и прошел в вагон. Вагон был темный – на потолке работало только одна или две лампы. Было пусто, но тепло. Он уселся на теплую скамейку и постепенно согреваясь, стал думать яснее и менее тревожно. «Ну и что, что там грязно… — думал он про дом, — вымою все завтра… но там холодно!» Там было действительно холодно, и что с этим было делать он не знал. Но он вдруг вспомнил, что в одной из комнат окна были полностью целы, та комната закрывалась, и потом она была возле печки… Да, но печка была разобрана. «Но может её все-таки удастся растопить» — думал он. С ним ещё ехали усталые рабочие, которые растянулись на деревянных сидениях – спали, мешки и сумки свои, положивши себе под голову. В вагоне было тихо, вагон мерно покачивало, и от теплоты и от усталости он захотел спать. «Как бы остановку свою не пропустить?!» — подумал он, засыпая. За окном была чернота, которая изредка прорезывалась огнями ближайших домов да фонарей, одиноко томящихся на январском ветру.

  — А-а-а! – проснулся он. Ему приснилось что-то очень приятное, и поэтому он долго и неудовлетворенно приходил в себя. Вагон качало, электричка неслась в зимнюю ночь. Он потянулся всем телом. В вагоне было пусто, он обсмотрел все кругом – никого. Рабочие видимо вышли ещё раньше. Что-то пипикнуло в кармане, он полез и достал мобильный.

— Ч-ч-чёрт!!! – выругался он. Мобильный разрядился.

 И ему так захотелось обратно. К Марине… пусть к её родителям… но обратно в теплый их дом… Назад домой.

Но он пересилил себя и встал. Он не знал где он едет. Но тут объявили станцию, трескучий голос машиниста пронесся по всему вагону: — Драново-запястье…

«Это уже скоро! – понял он, — через две остановки». Он опять сел, растер ладонями глаза. Зевнул.  Попытался всмотреться в пейзаж за окном. Но там была чернота.

 Он приехал и вышел из электрички. Снег бледнел под ногами. Ноги его затекли и не слушались. Он шагал по скрипучему снегу в темноте. Окна магазина на станции ещё светились. Он пошел к магазину. Он не ел ничего со вчерашнего дня, только кофе пил. Он подошел к магазину и взялся за ручку, потянул дверь к себе. Дверь взвизгнула, но не открылась. Он опять дернул дверь на себя. Но она не поддалась.

— сколько же сейчас время?.. – спросил он вслух. Потом он подошел к окну и стал всматриваться вовнутрь. Но окно было страшно грязное и ничего нельзя было рассмотреть. Он тогда постучал костяшками пальцев в стекло. Никто ему не ответил.

— Эй!!! – крикнул он, — можно купить!!! – и опять постучал в стекло. В ответ – ничего.

 Он недовольно поморщился и пошел по дорожке. Холодный ветер дул ему в правую сторону. Пошел снег. Снег был мелкий и колючий, резал лицо и забивал глаза. Деревня молчала. Было темно и пусто.

 У него неприятно затеребило в груди. Он шел и шел, а вокруг никого, и недавний страх и беспокойство, которое исчезли в электричке под наплывом неприятных воспоминаний о Марининых родителях, теперь этот страх вернулся. Пусто. Пусто и снежно вокруг. Небо затянуто: как будто укрыто толстым серым покрывалом. Скрипит фонарь, он скрипит, но не светит.

 Он шел и шел. Подбадривая себя, пытаясь успокоиться, хотя внутри  все так и клокотало. «Почему так тихо?» — думал он, вслушиваясь в молчащую деревню, только ветер шуршит снегом, да кое-где поскрипывает забор. Все дома, что он проходил – были черные и тихие. Никого – ни людей… ни собак. А ещё ему очень захотелось пить. Очень пить захотелось, так захотелось, что он наклонился и набрал в замершую ладонь снег, и положив его в рот, шел и жевал его. Куда он идет, где его поворот? Тут… или дальше? Он совершенно забыл где именно находится его дом. Совершенно потерялся. Все дома похожи один на другой, все низкие и черные, одинаковые.

 Он повернул раз… шел… шел… шел… вроде не туда. Потом он возвратился, прошел дальше, снова повернул. Снег усилился. Теперь его заметало всего. Было тяжело дышать, ветер был прямо в лицо, забивая нос и рот мелким снегом. Ноги его тяжело ступали в сугробах. Но опять никого вокруг. Нет не просто прохожих, а хоть кто-то бы был в домах этих, мимо которых он шел. Он смотрел на дома  и понимал что они пустые… это как-то чувствовалось, это каким-то образом ощущалось толи холодком, который то и дело пробегал по вспотевшему затылку, толи замиранием сердца, которое вдруг ни с того ни с сего переставало стучать, как будто останавливаясь на миг, чтобы самому прислушаться.

 Он шел и  кусал губы до крови. «Где он? Где же он?» — кричал он про себя, отыскивая дом.

— Этот?! – крикнул он в темноту и подбежал к воротам. Но это был не его дом, похожий, но не его.

— Что же делать?? – говорил он вслух, — возвращаться на станцию?!

 Он ещё раз прошелся по деревне, и ничего не отыскав, побрел на станцию. Наконец он увидел светящиеся окна магазина и поспешил к нему. Он так замерз и устал, что страх куда-то отступил, уступая место злости и гневу.

— Открывайте,!!! – застучал он опять в окно. Потом подошел к двери и рванул её. К его удивлению дверь открылась, с трудом, скрежетя по полу, но она поддалась и впустила его во внутрь.

 Он вошел внутрь. Тускло светила лампочка под белым потолком. Никого в магазине не было. Полки были уставлены едой и напитками, но ни продавца, ни посетителей в магазине не было.

 Он прошелся по магазину. Пусто. Холодно и пусто. Сзади что-то резко скрипнуло вдруг…

 Он дернулся и обернулся. Но это дверь закрылась от ветра.

— Есть кто!? – сказал он вслух, и голос его так странно прозвучал среди этого молчания.

— Ого!!! – повторил он, — есть кто?? – но ему никто не ответил.

  Он подошел к прилавку и посмотрел на продукты, лежащие на полках. Колбаса, сыр, весь ссохшийся и пожелтевший, печенье, конфеты какие-то, туалетная бумага, водка, газированные напитки, консервы.

  Продуктов много… но все они были очень старыми. Это чувствовалось – что все продукты лежат здесь давным-давно. Вот залежавшийся хлеб, твердый как камень. Твердый и холодный.

 Когда он дотронулся до хлеба, то отдернул руку. Такое впечатление что он к трупу прикоснулся.

  — Блин-н-н! – сказал он, рассматривая остальные продукты. Колбаса скукожилась вся, с каким-то серым налетом на коричневой кожуре… лимоны – ссохлись, посерели.

  — второго ноль второго! – прочел на банке с консервами, дата на Сардинах, на крышке стояла 02.02. – в феврале 2002-го выпущены!!! – сказал он, рассматривая банку на электрическом свету. – Не может быть… двенадцать лет назад!

 Он положил банку обратно на полку. Он тронул пальцем лук и тот провалился, он полностью истлел внутри – осталась только верхняя шелуха.

— Мать твою!!! – выругался он, — что тут происходит?!

 Он взял бутылку с водой и прочел дату выпуска – 04.02. Апрель две тысячи второго года.

  — Что это?! – только сейчас он стал улавливать запах. Нос его размерзся и стал чувствовать запахи, пахло чем-то прелым, застоявшимся и ещё чем-то таким невозможным, что затошнило.

 Все было старое. В этом магазине все было очень старым.

 Он выбежал на улицу.

Он не мог объяснить, не мог объяснить… но с ним что-то случилось там… внутри… он что-то почувствовал… что-то странное и до такой степени омерзительное, как будто что-то вошло в него с тем запахом… но ещё страшнее было ощущение  пустоты и опустошения… какое-то неестественное чувство давно умершего, но… но всё ещё продолжавшего существовать…

 Он отбежал от магазина. Побежал на станцию. Опять снег. Опять темнота. Опять никого. Пустота. Он стоял и ждал электричку. «К черту!!! – думал он, стараясь не вспоминать про магазин, — назад, обратно!!! Поскорее только! К Марине, к отцу её, к матери!!! К ебени-матери!.. только бы поскорее!!» просил он, всматриваясь до боли в черноту, высматривая электричку.

 Жуть растекалась по его мозгу как капля чернил растекается в чистой воде, делая её мутной. Он старался успокоиться. Старался проанализировать свои чувства. Стал уверять себя что ничего страшного не произошло.

— А что собственно случилось? – спрашивал он сам себя, — ничего! Никого нету… ну и что! Может быть эта деревня – совсем пустая – то есть выехали от сюда люди в город вот и всё…

 Но в голове его появлялась другая мысль: « Но ведь не могли же люди уехать и побросать все продукты в магазине… для чего так? Зачем?!»

— Да, но а вдруг хозяин бросил все… может быть у него что-то случилось, вот он и бросил магазин, а сам уехал? – говорил он сам себе, судорожно сглатывая ледяную слюну и всматриваясь в темноту, — такое возможно!!

«А возможно такое, что за больше чем десять лет в магазин никто не входил и все продукты так и остались лежать на своих местах? –думал тут же он и сам себя ещё больше пугая, — ведь там на прилавке крошки были и купюра – десятка лежала… а дверь открыта… и свет горит..!»

— А может быть… может быть никто не входил… если все сразу уехали, то кому тогда входить туда!!! Так все и осталось как бросили! – говорил он и кусал губы, губы и нос замерзли так, что их совсем не чувствовалось на лице.

 Но… но… как он себя не убеждал, как ни старался найти простое, логическое объяснение, все равно… все равно ему не удавалось изгнать из себя то ощущение невероятного ужаса, когда он понял там… там понял, что кто-то ещё был рядом с ним… кто-то был рядом… это его запах был такой ужасный… даже не запах а ощущение…

— что это?! – вдруг взвыл он, вспоминая чувство дикого страха, пережитое там в магазине. Кто-то смотрел на него там.

 Он старался об этом сейчас не думать, загнать эту мысль глубоко в подсознание, но это ощущение, что кто-то стоит рядом, кто-то тебя видит, а ты его — нет…

— Где она? – закричал он от бессилия и злобы в темноту. Но электрички не было. Была мельтешащая снежная тьма. Небо исчезло за снежной завесой, исчезли рельсы, дома сзади. Ему показалось что и он исчез на мгновение. Вдруг растворился в этой вьюге. «Господи!!! – взмолился он, лупя себя замершими ладонями по ледяному лицу, — как я хочу вырваться отсюда!!». Он стоял и смотрел и смотрел и смотрел… Наконец показался огонек вдали.

  Электричка приближалась. Его колотило так от нетерпения, что он чуть не выскочил на рельсы.  Вот уже первый вагон поезда, второй, третий… потом ещё и ещё… электричка не останавливалась, не сбавляла хода.

— Нет! – выкрикнул он.

  — НЕТ!!! НЕТ!!  Нет!.. – орал он и до крови укусил ладонь.

 Электричка проехала мимо, не останавливаясь и не сбавляя хода.

— Не может быть, Не может быть, Не может быть, Не может быть, Не может быть,- говорил и говорил он, глядя на последний вагон, исчезающий в темноте.

 Он стоял посреди чего-то, он не понимал точно где он и что с ним происходит. Темно и снег, снег засыпает ему лицо и темнота кругом.

 Он понял что сегодня он отсюда не уедет. Потом мелькнула мысль: «Надо было сначала проверить что тут и как, а потом уже ссориться с её родителями и переезжать жить сюда!!!».

— Почему я раньше не приехал? – спросил он сам себя странно спокойно.

 Он обернулся и прошел по перрону. Только сейчас он заметил как он замерз. Ног он  не чувствовал, лица тоже. Он понимал что может замерзнуть насмерть. В нем шла борьба – или оставаться на станции и ждать электричку, которая непонятно когда  приедет и остановится ли она, или проедет как эта которая только что… Или идти обратно в деревню… но там…: — а что там?? – говорил он еле шевелящимися губами, — что там? Там просто никого нет!

 Но только этого он как раз и боялся.

— А что тут бояться? – спрашивал он себя, спускаясь с перрона, — никого нету и хорошо!!

 Но это  было не хорошо. И опять он пошел в деревню. Только теперь он шел подальше от того магазина. Он вообще ничего не видел, была такая пурга, что что-либо разглядеть было почти невозможно. И опять он шел сквозь сугробы, которые стали еще больше. И опять он думал про вирус, который убил всех людей в этой деревне. Но какой это вирус? Откуда он взялся? «Из секретной лаборатории!» — говорил он себе. « Из секретной баклаборатории!?» — шутил он. «Ну если я могу ещё шутить… может не всё ещё… Ай!..».

 Бился он головой об дерево, которое не видел в темноте. Он шел и шел. И постепенно ему стало казаться что он так шел всегда – не понятно откуда, куда. Без цели и без надежды. Просто идет и идет. Он просто переставляет ноги. Правую, потом левую, потом, переступая через сугроб опять – правую, потом вытащив из сугроба – левую. Он совсем потерялся. Он не понимал сколько времени он идет и куда именно ему надо прийти. Свой дом он уже не искал совсем. Ему вдруг стало безразлично все. Страх отступил, он как бы растворился в безразличности и усталости. Он шел и думал про себя. Про свою жизнь. Медленно впадая в какой-то транс. Он ударялся об заборы, потом поворачивал, бился головой об ветки – и снова менял направление, он шагал и шагал.

 Перед ним опять стали вплывать картины, которыми он тешил себя, перед тем как переехать сюда. Опять ему стал видеться дом, но только не такой каким он был на самом деле – сгнивший и покореженный, нет ему стал грезиться другой дом… такой каким он себе его часто представлял. Большой, просторный, светлый. И что там хорошо и уютно, а за окном падает снег. В доме вкусно пахнет кофе и булочками с корицей. Огонь в камине тихо потрескивает, наполняя дом теплом и уютом. Марина рядом, только – она нежная и добрая, она подчиняется его силе и ложится рядом с ним, и она опять ласкова… ласковая… и он ласкает её всю… а она поддается ему. А потом он пишет рассказы, целыми днями сидит и пишет свои рассказы, у него куча идей. И у него получается писать, его ничто не гложет и фразы в его письме получаются ловкие и сочные, они ложатся рядами, и становится понятным каждая его мысль, каждое его чувство, которым он наполняет свои рассказы… Ему нравится то, что он пишет… он занимается тем, чем мечтал заниматься всю свою жизнь. А Марина читает его рассказы и так проникается ими, что плачет от удовольствия, целует его в висок и шепчет ему в ухо нежно и ласково: какой он гениальный. И ещё у них живет собака. Большая и веселая собака. И они играют вместе с ней во дворе. А потом… потом… шуршание и гул какой-то.

 Гудит очень. Оказывается это он упал в снег и от удара начало гудеть у него в голове. Он поднялся на закоченелых руках и Марина сразу же исчезла, и опять была вьюга и ему надо было куда-то идти. Но идти так не хотелось…

 Он не чувствовал уже холода, ему просто хотелось спать. Лечь в этот мягкий снег и уснуть. И опять видеть тот свой дом, большой и наполненный светом и любовью, и что туда приезжают к нему друзья, пока ещё не знакомые, но он с ними подружится и станет звать их в гости…

 Вот он ложится в кресло качалку и тихо засыпает. Ему так мягко и удобно. Сверху его укрывают очень нежным одеялом и он засыпает, а в других комнатах – суета, тихие разговоры, и все такие радостные и довольные друг другом. И он ни с кем не ссорится, и не надо думать о работе, где достать работу, как уговорить Марининых родителей…

 Опять гул. Он поднимает лицо. Пересиливает себя и встает. Идет к первой калитке, толкает дверь. Толкает и толкает. Бьет ногой и входит во двор. Потом проходит к дому. Отворяет дверь и падает на кровать. Тут же засыпает. Потом через некоторое время просыпается и смотрит вокруг. Опять куда-то хочет идти, по привычке, опять двигает ногами, но потом, поняв что он в помещении – засыпает.

 Он просыпается через полчаса.

 Не сразу понимает где он. Потом он встал и прошелся по комнате.

— Б-р-р-р!!! – трясет он головой, прогоняя сон.

 Он приходит в себя. Осматривается вокруг. Потом он подошел и включил свет. Лампа под потолком вспыхнула, что-то там треснуло и она погасла. Тогда он нашел торшер и включил его. Он осмотрел комнату. Обычная комната. Диван старый, два кресла. Телевизор, ковер на полу. Самая обычная комната.

 Пустая. Он прошелся по дому. Темно и пусто. Он зажег в кухне свет. Яркая лампочка осветила узкую и захламленную кухню. Стол, два стула, холодильник. Он открыл холодильник…

 Лучше бы он этого не делал: из холодильника пахнуло так, что у него закружилась голова. Все прокисло, завонялось. Он быстро захлопнул дверцу. Потом подошел к рукомойнику и открыл краник, опять зашипело и заурчало, но через какое-то время полилась вода. Сначала бежала коричневая тонкая струйка, но потом вода посветлела и напор увеличился. Он напился из-под крана. Стал чувствовать себя лучше. В голове прояснилось. И в теле тоже все успокоилось, появилась энергия… и очень захотелось есть. Он сел на стул и стал думать. «Переночую здесь… — думал он, — к себе в дом я вряд ли доберусь… да и холодно там очень!!». Он посмотрел в окно – там было темно от снега. «Ну и переночую здесь!!» — подумал он спокойно и довольно.

— А завтра я уеду к себе! – сказал он вслух.

 Кто-то засмеялся.

 Холодный пот прошиб его всего. Его пригвоздило к стулу.

 Он ошалело посмотрел вокруг. Никого.

 Он просидел минут пять не двигаясь.

 Потом он встал и очень аккуратно прошелся по дому  и осмотрел его полностью. Под ногами поскрипывали половицы.

 Никого. Дом пуст. Ночь на дворе. Он посмотрел на часы – два часа без четверти. Он прислушался, присмотрелся – стоят часы. Неизвестно сколько времени.

 Потом он вошел в комнату и сел на диван. Сидел тихо, а внутри у него всё бесилось.

 «Или послышалось!? – думал он, — нервы напряжены, вот и представил себе, что кто-то засмеялся!!».

 Его опять пробила дрожь. Тело мгновенно онемело, а потом ослабло. По ногам побежали холодные волны.

 Кто-то смотрел на него.

 Он это чувствовал. От страха он не мог пошевелиться. Кто-то смотрел на него. Он это ощущал с такой силой, что не мог ни вздохнуть, не сглотнуть. Он моргнул, потом почувствовал какое-то движение справа.

 Невероятный страх сковал его всего.

 Он знал, теперь он точно чувствовал что кто-то справа смотрит на него.

Он чувствовал как чей-то взгляд впивается в него, проникает в него, наполняя его душу ужасом. Он повернул слегка голову и увидел.

 Его опять бросило в пот. Кто-то там сидел и смотрел на него. Прямо на него.

 Смотрел и смотрел на него.

 У него от ужаса зашевелись волосы на голове.

Человек сидел и смотрел на него. Он пошевелился…

 И человек пошевелился. И опять страх, все его тело напряглось, сердце взбесилось и колотило по желудку, тот человек смотрел и смотрел на него. С огромными глазами, смотрел и смотрел и ничего не говорил. Он был жуткий, тот человек, он был страшный, человек из потустороннего мира…

 А потом на него обрушилась горячая волна. Он узнал себя. Сердце два раза стукнуло и замерло… потом застучало вновь. Он видел свое собственное отражение. В полутьме он сначала не увидел зеркала, что весело справа напротив.

— Слава тебе!.. – прошептал он и обмяк.

 Он опять посмотрел на себя и улыбнулся. Отражение улыбнулось в ответ.

— Все не так страшно!!! – сказал он вслух.

 Он опять встал и прошелся по комнате. Страх уходил. «Это же надо!!! Испугался самого себя!!! – думал он, подбадривая себя, и снова смотрясь в зеркало, — да-а-а! есть чего испугаться!!».

 С зеркальной поверхности на него смотрела худая и небритая рожа  с громадными голодными глазами и красным носом.

 Он успокоился и улегся на диване. Диван под ним скрипнул и продавился. «Кушать хочется!!! – подумал он, рассматривая мебель, живот тут же ответил ему урчанием, — но что же тут покушать?!» Думал он, вспоминая ужасный запах из холодильника.

— Меня съешь!!! – услышал он и опять рванулся на кровати.

В голове уже опять разорвалось что-то.

— Меня съешь!!! Меня съешь!!! Меня съешь!!! Меня съешь!!!

 От ужаса у него свело шею. Глаза заслезились. Он попытался бежать – но руки и ноги вдруг окаменели – он прилип к кровати.

  — меня!!! Меня!!! Меня съешь!!! МЕНЯ СЪЕШЬ!!! Меня Съешь!!!

 Он дрожал и смотрел и смотрел, потом он увидел себя в зеркале, опять свое отражение – бледное с расширившимися глазами, оно двигало губами и что-то говорило…

— Меня съешь, меня съешь, меня, меня, меня, меня, меня!!!

 «Это что – я говорю!!? – пронеслась у него в голове дикая мысль… — это же мой голос!!! Это Я Говорю!!!»  Понял вдруг он. Это говорил он.

— Меня съешь!!! Меня съешь!!! Меня съешь!!! –говорил и говорил он и не мог остановиться, — Меня… меня… меня съешь… о-о-огг-гг-ггг

 Он схватился за челюсть одной рукой, а второй ладонью зажал себе рот. Только тогда он замолчал. Он сидел и тихо выл. Держа себя за рот. Он смотрел на себя в зеркало и выл.

  Потом ему показалось что его отражение в зеркале переменило позу. Оно убрало руки от лица и улыбнулось ему, даже подмигнуло. Потом оно встало.

 А он сидел, сжимая себе рот до боли, с ужасом смотря на свое отражение, которое теперь двигалось к нему. Оно подошло к зеркалу и прислонилось к нему с той стороны, размазывая свое лицо по стеклу, оно смотрело и смотрело на него от туда, потом оно стало бить кулаком в стекло и по зеркалу пошли трещины.

 А он сидел и выл, он видел как его отражение рвется к нему из зеркала и не мог пошевелиться. И тут сильный удар и стекло сыпется на пол и его отражение с окровавленными кистями переступает через зеркальную раму…

 -Аа-а-а-а!!! – наконец вырывается крик из его рта, он орет и орет  и не может успокоиться. Крик ширится. Он орет так, что сам себя будет.

 -Аа-а-а!!! — он вскакивает на кровати. Он вскакивает и бросается по комнатам. Потом потихоньку приходит в себя. Это он спал… это всего лишь сон.

 Он одетый спал на диване, как он повалился на диван, когда вошел в этот дом, так и спал. Он осматривает темную комнату. Потом он включает свет, лампа под потолком вспыхивает, что-то там трещит и она гаснет. Он подходит и зажигает светильник. Смотрит комнату. Ищет зеркало. Но в комнате нет никаких зеркал.

 «Это мне снилось!!» — выдыхает он.

«Просто снилось… — думает он и смотрит на часы, часы стоят, — сколько же я проспал?!». Он смотрит за окно – там вьюга, сколько же ещё осталось до рассвета.

 Темно за окном. Не видно где небо, где земля. Он садится на диван и думает.

Потом он понимает, что ему очень хочется пить, он идет на кухню, включает свет и напивается из крана горькой и пахнущей  ржавчиной водой. Он посидел немного на кухне. Холодильник не открывал. Пошморгал носом. Посопел.

— Есть до чего хочется!!! – сказал он и прислушался.

Тишина.

 «Сам себя пугаю, вот и всё!!» — подумал он и на всякий случай обернулся.

 Никого.

И тут в дверь постучали.

Тишина.

Потом опять стук…

 Он сначала подумал что это ветер стучит чем-то в дверь…

Но стучали осознано. Один удар… потом сразу два… потом три… потом часто-часто  и громко.

 ОН встал, напрягшись и ссутулившись, стал медленно двигаться к двери.

 Опять стук. Только теперь настойчивей. Такое впечатление что били ногой.

 Он подошел к двери. За дверью кто-то был. Он слышал тихий говор и дыхание, потом опять постучали.

 Тогда он спросил: — Кто!!??

 Не ответили.

 Опять постучали.

— Кто ТАМ!!! – закричал он изо всех сил.

 Не ответили.

 Тогда он резко открыл замок и с силой распахнул дверь.

Сначала он подумал что за дверью никого не было, но потом он различил очертания двух черных тел…

Но это были не люди…

Это были…

Он захлопнул дверь! И закрыл замок…

 Сразу же с той стороны бросились на дверь.

Это были…

Это были… это были…

 С головами как у пантер, полностью поросшие черной шерстью, низкие, с жилистыми узкими телами, с мощными ногами — твари…

Вместо рук у них были лапы с когтями, вместо ног – лапы, но они стояли на задних лапах. Узкие желтые глаза у них светились во тьме. Пасти, широко скалясь, показывали громадные острые зубы. Они ревели.

 Они бросались на дверь, грызли её, вопили.

 Он пятился назад. Потом он спотыкнулся и повалился на спину, ударился головой об стену при падении, и на минуту потерял сознание. Когда он пришел в себя была тишина. Ему показалось что это всё ему опять приснилось, он встал и потер шишку на затылке.

 Но тут окно разбилось, сотни мелких осколков засыпали пол. Громадная черная голова ворвалась в окно, пасть из которой торчали острые зубы то открывалась, то закрывалась, лязгая и кусая воздух. Она ревела, бешено вращая глазами, страшная лапа билась об стекло. Было что-то особенно чудовищное в этой морде, это была звериная морда, очень напоминавшая пантеру, но и что-то человеческое узнавалось в ней. Глаза смотрели осмысленно, нос, расплющенный по морде – чем-то, едва уловимым напоминал человеческий нос. Взгляд был осмысленный,  пугающий, из пасти, кошмарной и огромной, вместе с нечленораздельным звериным рычанием вырывались слова, очень похожие на человеческие слова…

Эта тварь бесилась, лезла в комнату. В дверь опять стали стучаться и рвать её снаружи.

В другое окно тоже ударилась лапа и, оцарапывая себя об острые края, стала влезать внутрь. Потом показалась морда, ещё более свирепая, чем та, которая рвалась в ближнее окно. Она рычала, билась об рамы, разбивая стекла. Она рвалась внутрь. Бешенство раздирало её пасть, в горле у неё клокотало и бурлило. И тут ещё одна тварь, поверх той тоже стала биться в стекло. Она залезала на нижнюю тварь и рвалась в разбитое окно. Одна лапа, потом вторая, своими острыми когтями разрывая занавеску, тварь лезла внутрь.

 В дверь бросались все яростней и сильнее. Дверь начинала трещать. В окно уже влезала первая тварь, она ранилась об острые края стекла и кровь стекала у неё по шее, крася в бурый цвет ещё блестящую черную шерсть. Вот она уже в комнате, приготовилась к прыжку, шерсть на загривке у неё встала дыбом, она рвется, мчится к нему. Тогда он побежал на кухню, опомнился и побежал. Тварь за ним. Он вбежал на кухню и схватил нож, развернулся…

  Тварь уже бросалась на него, страшно коверкая пасть, она валилась на него всем своим ужасным телом. Тогда он зажмурился и изо всех сил всадил тот нож в её тело. Нож тяжело прошел сквозь её грудь, он вошел почти по рукоять в её тело. Тварь взвизгнула и отскочила, потом она, странно изогнувшись, стала крутиться волчком на полу, изгибая спину и кряхтя от боли, потом она замерла, кровь полилась на пол.

 Черная лужа растекалась по линолеуму. Тварь сдохла.

 Он посмотрел на свою руку, сжимавшую рукоятку полностью окровавленного ножа, с громадного лезвия текла кровь и капала ему на штаны.

  В комнату проникли ещё несколько тварей.

 Тогда он закрыл… успел закрыть дверь на кухню и завалить её столом. Страшно рыча, твари с той стороны начали царапать дверь, биться в неё…

 Он отошел от двери, судорожно соображая что ему делать… Вдруг сзади послышался удар и звон стекла и громадная лапа рванулась через окно и схватила его за плечо. Когти глубоко вошли ему в тело, разрывая ключицу и левое плечо, лапа вонзала когти все глубже в его плоть. Он заорал и рухнул на пол. Невероятная боль опоясала ему всю левую часть  — руку, ключицу, грудь. Кровь теплым ручейком потекла по его животу. От боли было всё белым  перед глазами и во рту появился острый медный вкус.  Он поднялся на ноги и схватил за лапу, которая почти полностью проникла во внутрь кухни. Окно было узким, для того, чтобы вся тварь целиком пролезла во внутрь, поэтому она запустила туда только свою лапу. Он схватил лапу своей окровавленной рукой и, не понимая что делает, стал другой рукой, в которой был зажат нож, стал тыкать лезвием ножа в черную шерсть. Ожесточаясь все больше от боли, он все сильнее и сильнее вонзал свой нож в верхнюю часть лапы, потом он стал её резать, сильными, резкими движениями разрезать кожу, мясо, потом резать кость. Тварь завыла и попыталась вырваться. Но он крепко схватился, почти смертельной хваткой в эту лапу, которая была вся мокрая и липкая от своей и его крови, и он резал, резал и резал, пока наконец полностью не отрезал лапу. Тварь с диким визгом упала на снег  там за окном, и стала валятся, окропляя белый снег свой черной кровью, хлеставшей из обрубка, где раньше у неё была конечность.

 А он держал отрезанную лапу и смотрел за окно. «Это – сон!!! Это сон! Это не может быть явью!!» проносилось у него в голове, но боль в плече была настоящей и теплота плоти, что он сжимал в ладони, тоже настоящей.

 У него была прорвана кожа до самой кости, куски мышц кровоточили сквозь разлезшуюся плоть. Вся левая рука была красной и липкой от крови. Его тошнило. И голова кружилась…

 А в дверь бились твари, они разбивали свои головы об ломающиеся доски кухонной двери.

 Он стоял, шатаясь от боли и злобы. В правой руке сжимая нож, готовый к драке. Но он понимал, понимал, что на долго его не хватит. Что он может сделать один с ножом, против двоих… троих этих тварей!? Тогда он стал искать что-нибудь ещё что могло пригодиться ему в боях с этими тварями.

«Кто это?? Что это!?» — спрашивал он себя, то и дело рассматривая черное тело, лежащее возле двери. Он выдвигал ящики, искал топор, но были только ножи… вилки… ложки. Тогда он схватил в другую руку ещё один нож… но нож выпал из его левой, раненной руки…

— Что делать? – заорал он изо всех сил, теряя самообладание.

 И тогда за дверью на мгновение стихло. Стихло сразу же, как он закричал ту фразу. Послышалось урчание, потом рёв и он услышал звуки, отдаленно повторяющие его слова.

— Ж-ж-то дела-а-атьь! – рычали за дверью, это делалось так, как будто человеческие слова пытались повторить ртом, совершенно не приспособленных для этих звуков.

— Ш-ш-шо рр-рдела-а-а-а!?.. – рычали за дверью, причем они пытались повторить и вопросительную интонацию.

— Вы! ВЫ меня понимаете? – заорал он.

 За дверью опять зашуршали, зашикали.

— в-ы-и-и-и меа-а-а пониаеее?! – пытались повторить за ним.

— Что вам надо!!! Кто вы!? – орал он изо всех сил, перебирая в это время все подручные средства, которые находил в ящиков столов.

— Кто вы?! – вдруг совершенно четко произнесли за дверью, — Кто вы-ы-ы-ы-ии-и-и-!? – стали выть за дверью.

— Суки!!! – выругался он и нашел в этот момент баллон с зажигательной смесью.

— с-с-сукии-и-!!! – завыли за дверью.

 Но ему было уже всё равно. Баллон, который прикреплялся к печке, из которого выходила поджигательная смесь, на которой разогревали еду, теперь этот баллон был у него.  Он нажал немного на вентиль и из баллона полилась темно-желтая струйка. ОН теперь стал искать спички.

 А за дверью опять заголосили: — Сс-суки… кто вы… вы-ы-и меня понимаете-е-е-е… — и ещё сильнее они стали врываться в дверь, они рвали её когтями, там было не меньше пяти этих тварей.

 Он наконец нашел спички, направил шланг своею раненной рукой в сторону двери и стал ждать.

 Дверь ломалась, головы, черные, безобразные головы проникали на кухню, они рычали, визжали, с их зубов капала кровавая слюна.

 Он поджег спичку и приготовился открутить вентиль.

 Твари уже почти проникли в кухню. Они рвались все вместе, мешая друг другу.

 Он стоял и ждал, кровь капала с его локтя, вся левая сторона его груди вымокла в крови, кровь лилась по животу, под брюки, по ноге, стекала с кровавого, пропитавшегося кровью носка, на пол… Спичка погасла. Он быстро и судорожно зажег вторую. Твари рвались… вот уже одна, почти на половину пролезла в проем двери.

 Тогда он не стал ждать, а он открутил вентиль и стал поливать тварей жидкостью. На морды, на лапы, на спины. Твари фыркали, ревели, оплевывались.

Тогда он бросил спичку.

 Вспыхнуло сразу. Громадное пламя запрыгало по кухни. Твари взревели. Они визжали так, что казалось так плачут маленькие дети, до того пронзительным стал их визг. Они взбесились. От боли они метались в стороны, раня и разрывая друг друга. Сразу же запахло паленой шерстью. Твари ринулись обратно. Он кидались по комнатам, бились об стены, обезумев от боли они кидались на мебель, поджигая все на своем пути.

 Тогда он выбежал в коридор, потом на улицу. С наружи на него сразу же накинулись две твари. Он поливал их, а они рвали и кусали его спину и ноги. Ему удалось зажечь спичку и подпалить одну тварь, от неё загорелась другая.

Но и он сам загорелся. Стал пылать рукав куртки. Он начал кататься по земле, пытаясь затушить пламя. От боли он почти потерял сознание. Но в снегу пламя быстро погасло. Он встал и, изнывая от боли, побежал со двора, волоча за собой баллон с горючей жидкостью. А за ним, метались по снегу два огненных шара, раздирая тишину ужасными воплями. Дом уже пылал. Огонь перекинулся на крышу и из трескавшихся окон вырывались языки пламени.

 Он бежал по снегу, оставляя за собой широкий красный след. Еще три твари рвались к нему по улице. Он тогда поджег спичку – она сломалась и потухла, пожег вторую, та тоже потухла. Твари, черные и свирепые, были уже близко. Он уже видел их красные пасти и слюну, размазанную по их уродливым мордам. Тогда он поджег спичку и, не теряя времени, поджег струю, льющуюся из шланга, струя вспыхнула. И он тогда стал поливать их этим огнем, поливать их морды, спины, льющимся огнем. У одной твари сразу же лопнул глаз и она заверещала и кинулась с горящей головой в черноту. Второй твори он налил огня прямо в пасть, вставил туда шланг и залил ей глотку огнем, она захлебнулась и как-то сразу обмякла, упала на землю и замерла.

 Но третья, самая большая тварь, почти с человека ростом и габаритами, успела вцепиться ему в левую руку и выбила баллон. Вокруг была чернота. Снег таял под ними, снег лип к его пропитанной кровью одежде. Боли уже не было. Рука безвольно болталась на клочке кожи, это уже была не его рука…

 А тварь вгрызалась в руку, пожирала её. Баллон валялся рядом. И он почувствовал вдруг какую-то невероятную легкость в теле, наступила вдруг ужасная ясность в мыслях. Он вдруг очень точно стал понимать что надо делать, какое действие должно следовать за другим. Надо взять баллон целой рукой, прижать его к себе, потом взять шланг, из которого бьёт горящая струя, и не теряя баллона, направить шланг на эту тварь, пожирающую его руку. Он … ему показалось что все происходит очень медленно… он медленно взял баллон, зажал его между ног, потом рукой взял шланг и направил горящую струю на спину твари. Огонь разлился по черной шерсти твари, она завопила и рванулась прочь, а он всё поливал её из шланга, пока она крутилась в огненном вихре, извиваясь на снегу, она сгорела вся.

 Он шел, то и дело теряя сознание. Оторванная рука болталась в рукаве, она моталась из стороны в сторону и мешала идти. Он дошел до какого-то дома и вбежал в него. Повалился на пол. И отключился. Он пролежал долго.

 Странно но он не умер тогда. Огонь запек ему раны и кровь перестала течь. Он пришел в себя. Изнывая от слабости и дурноты он поднялся на ноги. Попытался снять с себя куртку, но у него ничего не получилось. Он так и остался в курке, а рука – в рукаве.

 Он зажег свет. Комната. Чистая и уютная комната. Не большая, но очень удобная. Камин, два кресла, стол. Громадный шкаф с книгами. Много книг… очень много книг.

 Он сел на кресло. Но ему стало плохо и он встал. Шатаясь пошел по дому. Зашел на кухню, открыл кран, воды не было. Тогда он вышел опять на крыльцо, присел и, превозмогая дурноту, наелся снега.

 Пошел в дом, потом возвратился и запер за собой дверь. На окнах были ставни, но через щели было видно зарево от пожара на улице.  Он пошел к креслу. Повернул голову и увидел камин, улыбнулся чему-то. Потом упал в обморок.

 Пришел в себя от боли. Страшно болела левая рука, он попытался её размять и тут же вспомнил, что она оторвана. Его вырвало на ковер, вырвало желчью и кровью.

 Потом он долго сидел и ничего не мог понять. Что происходит. Почему он здесь? Или он должен был быть здесь?

 А где тогда все? Где Марина? Где его собака..? Он хотел позвать Марину, чтобы она растопила камин… ему было очень холодно…

— Марина!!! Марина!!! – звал он тихо, но никто не отвечал.

  А ему становилось все холоднее и холоднее. Потом он опять отключился.

— Эта ночь что? Никогда не кончится? – он пришел в себя.

 Опять позвал Марину, но вдруг вспомнил что она в другом месте, со своими родителями… А он? А где он?!

 Комната ему показалась знакомой… но только… но только он не мог понять где именно он видел эту комнату…

 Потом он вдруг очень ясно вспомнил что случилось недавно. И это ему показалось бредом. Но рука его болталась в рукаве, а на ногах глубокие шрамы. И пахнет от него паленным мясом.

— Это всё было на самом деле!.. – сказал он.

 И рванул себя за волосы, чтобы проснуться. Но он не проснулся, а вместо этого вырвал себе клок волос со лба. Он посмотрел на руку и похолодел ещё больше, волосы были абсолютно белые – он поседел!

 «Что это? Что это было?» — здравый смысл постепенно возвращался к нему. Сквозь боль, которую он ощущал сейчас как-то отдаленно, наверно он был в шоке и мозг не давал осознавать боль. Сквозь боль он начал соображать. Потихоньку вспоминая и восстанавливая все события ночи и предыдущего дня, он старался прийти хоть к чему-то разумному, хоть к чему-то что могло хоть как-то объяснить ему что-то из происшедшего.

« Деревня пустая… никого нет… судя по продуктам из магазина – нету лет десять… почему?»

 И тут его взгляд, блуждая по комнате наткнулся на раскрытую тетрадь, лежащую на столе. И одно слово, написанное красным карандашом проникло ему в сознание. На белом листе было написано «СПАСИТЕ!».

 Он подошел к столу и взял с него тетрадь. Стал читать.

 Но красный туман застилал ему зрение, он ничего не мог разобрать, тогда он сел на кресло и подолгу прерывая чтение, закрывая глаза и приходя в себя, начал читать.

 «…всё равно мне уже не спастись… я это понял ещё две недели назад… но спасти бы хотя бы жену и дочь. Кто бы ни прочел эти строки, умоляю спасите их. Я не знаю что со мною будет завтра… не знаю во что я превращусь… но умоляю спасите их…»

Потом через несколько листов было совершенно непонятным почерком, но он, всё-таки смог разобрать:

«это уже лапа… это уже не кисть а лапа… покрытая черным волосом, пальцев – нет, когти… которые царапают бумагу… что это за ужасный эксперимент? Кому он нужен? У Нюсеньки тоже тело покрывается шерстью… она похожа на котенка…»

«это вода… это всё вода… я только недавно все понял» потом неразборчиво несколько слов, потом: «они заразили нам воду… по-моему случайно… но долгое время боялись признать… травили нас… той же водой травили… много умерло… а многие мутируют в таких как я и мои»

На этом записи обрываются.

 Но в начале тетради было много листов исписанных ровным, красивым почерком. Он закрыл глаза, подождал, пока пройдет головокружение и начал читать, читал долго, с большими перерывами:

«Я – Карпов Роман Григорьевич, начинаю эти записи 13 января 2002 года.

 Мне необходимо с кем-то поделиться своими тревогами и сомнениями. С женой советоваться не хочу, не хочу её пугать. Если опасения окажутся ложными – так это будет напрасное беспокойство, она очень мнительная и нервная женщина. Так что пока что не хочу посвящать её во все свои мысли.

 Но что-то происходит это точно. Это несомненно.

 Во-первых стали пропадать люди.

 Они исчезают без следа и без вести. Кто-то уходит на рыбалку и не возвращается больше, кто-то идет в магазин и его больше не видят, а иногда исчезают целые семьи. Просто становятся пустыми их дома и всё.

 Во-вторых. Совершенно пропала какая-либо связь с внешним миром. Телефоны не работают, почта не ходит. Но и из деревни выехать невозможно. Я пробовал выехать, но всякий раз мою машину разворачивали гаишники, то у них дорога строится, то заторы впереди, то обвал чего-то. Я спорил, пробовал ругаться, но – меня насильно возвращали назад.

В-третьих. В деревне появилось очень много чужих людей. Много военных, много из внутренних дел, они хоть и в штатском, но ведь печать на физиономии – не сотрешь. Они ходят везде, что-то выпрашивают, выискивают, в общем проявляют чрезмерную озабоченность. А если прямо спросить у них: — В чем дело!?, то они не отвечают. Или отмалчиваются, или говорят о каких-то внеплановых проверках.

Сегодня – среда, шестнадцатое февраля. А позавчера к нам домой приходили два товарища. Мои опасения подтверждаются. Они пришли, собрали нас в одной комнате, и провели с нами беседу.

Просили нас никуда не отлучаться из деревни. Долго расспрашивали: заметили ли мы что-то странное в нашей деревне. Спрашивали про соседей, про то, не отмечали ли мы каких-то странностей в их поведении, потом врач, а это наверняка был врач, хотя одет обыкновенно, спрашивал нас о самочувствии, выяснял наши реакции на определенные вещи, очень интересовался поведением Нюси, моей дочери. Рассматривал её долго, слушал, разглядывал кожу, смотрел горло.

 Потом долго говорили про то, что если мы что-нибудь странное заметим, сами чтобы никак не реагировали на это, а обращались непосредственно или в ближайший участок милиции, или к любым другим представителям власти. Я спросил а что именно «странное» мы можем заметить. Они сказали что все что угодно. И сказали, самое главное, что если мы заметим какие-либо изменения с нашими телами, или поведением, изменения вкусов, чувств, реакций на окружающую действительность, то чтобы мы сразу же обращались к представителям власти, или в районную поликлинику.

Я опять попытался выяснить чем обусловлена эта ситуация. Они опять ничего определенного не сказали. Ушли потом.

 Первого марта исчез Иван. Он поехал на своей машине в город и больше не вернулся. За ним поехала его жена Маша на автобусе и тоже не вернулась.

 А сегодня  восемнадцатого марта исчезла подружка и одноклассница Нюськи – Зоя. Нюся рассказывала, что Зоя вчера всем рассказывала что видела двух зверищ, которые бегали по лесу, как говорит Нюся: «Черные, на лепардов похожи –так Зоя говорила»! А сегодня Зоя исчезла. Но говорят что к ним в дом пришли какие-то люди и забрали их всю семью.

 Что происходит?! Я не могу понять: что происходит?!

 Паника у меня и у моей жены, хотя мы и пытаемся сохранять спокойствие и перед друг другом ведем себя как обычно, но я чувствую… я чувствую как мы меняемся… мы становимся другими.

Я вырвал несколько страниц написанного – ерунда всё это… бред!..

Вчера у жены сдали нервы, она каталась по полу и орала как сумасшедшая.

На работу не ходим… с друг с другом почти не общаемся. Как там наши в городе? Давно от них ничего не слышно.

Страх пробирает всего. Военных появилось очень много, они уже не стесняются – ходят в форме. С нами не общаются. На бедрах у них – пистолеты.

Что происходит? Вчера к нам пришли и попросили не выходить из дома. Чем-то там у них это обусловлено. А когда у одно из них, из тех кто приходил вчера, зазвонил телефон, так он отвечал по-английски. И в трубке с ним говорили по-английски. Я английский знаю он сказал: «Остановить не удалось, звери стали размножаться» только он сказал не зверь, а:  the beast-man. Я не сказал ничего жене, она и так на пределе.

Плакал вчера ночью… первый раз за столько лет. Неизвестность, неизвестность, неизвестность. Сидим дома постоянно. Стали мрачными… раньше наш дом всегда был светлый, радостный, а сейчас даже между собой не разговариваем.

 Опять сегодня приходили. Узнавали про здоровье, опять про наше поведение расспрашивали. Интересовались что мы едим, какую воду пьем. И лица у них такие настороженные, жесткие, как будто они чего-то от нас все время ожидают. Опять расспрашивали нас часа два. Опять так же как и в те разы… хотя нет… теперь вместе с ними были два солдата, с автоматами, они остались ждать на улице…

Я тогда не выдержал и сорвался. Наговорил ужасных вещей. Что они нас держат как животных подопытных, закричал. При этом те двое переглянулись и я заметил у одного в лице мерзкую усмешку. Я не знаю как я совладал, мне ужасно захотелось кинуться на его и загрызть… странное желание – не избить – а именно – загрызть…

Сейчас май, погода замечательная, во дворе расцвела сирень… А я не сплю несколько ночей подряд. Я опять много, много страниц повырывал, не хочу чтобы читали про то. Погода сейчас – замечательная, голубое небо и невероятно сверкающее солнце, а листва на деревьях – зеленая и липкая. (вот про погоду это хорошо… про это надо писать, а не про то, как у меня клыки растут и есть очень хочется мясо)

Все меняется. Май цветет. Возле нашего дома теперь постоянно дежурят два солдата. Я ведь так люблю природу, выхожу во двор, чтобы посмотреть на сирень, на абрикосу, на одуванчики… да просто на небо… а за забором эти двое с автоматами…

Почему нам врут? Почему не могут сказать правду, я не понимаю?

 Уже лето, а мы почти не выходим из дома.

Жена все время лежит. Её душит что-то, говорит что ей выть хочется. Она похудела и подурнела. Стала сухая и жилистая, груди исчезли совсем… но что-то происходит и с Нюсей… я не могу понять что именно, но что-то с ней происходит.

 Я долго думал над всем этим. Что-то записывал, но в основном просто думал… И я ничего не понимаю. Что-то произошло – это ясно. Что-то с нашей деревней или ещё шире область, у нас уже давно не останавливаются электрички, отменили автобусы. Еду нам доставляют теперь военные.

Что там во вне? Война? Эпидемия? Что происходит в мире? По телевизору всего два канала работают, и показывают муть какую-то… бред.

 Ну почему? Почему нам нельзя сказать правду?

 Если мы больны, то почему нас не лечат?

 Если это карантин, то почему не скажут так прямо?!

Я вчера услышал разговор тех солдат что караулят возле нашего дома, я сидел в саду, они, должно быть меня не видели, и один у другого спросил: — А что со зверями делают? Хоронят?

— Нельзя! – сказал второй солдат, сплевывая в землю, — они каким-то хреном почву заражают, в сточные воды могут попасть и тогда всем – хана… их в лаборатории увозят, или сжигают!

Вот что я услышал вчера. «Зверей!» каких зверей?!

 Часто, очень часто теперь летают над нами вертолеты.

Жена стала капризной, нервной. Дочь тоже меняется странно.

 И со мной что-то происходит… непонятно что… не хочу об этом писать…

Июнь почти прошел. Целый июнь! А я не видел его почти. Только сад. Первый раз в жизни сижу летом в доме. Скучно до ужаса, прочел все книги из своей библиотеки! Похудел… но и окреп как-то… даже странно, ведь я почти не двигаюсь…

Солнце светит до седьмого пота – так кажется у Маяковского было. И сегодня тоже очень, очень жарко. Загорал в огороде без рубашки. Жена смеялась, сказала что у меня вся спина заросла, что брить пора. Первый раз смеялась за столько дней.

Я стал нервный, психованный. Все время хочется на кого-то сорваться, с женой и дочкой терплю, не распускаю себя… но на солдат вчера накричал… ох и орал же я… не мог остановиться! Я таким себя никогда не видел!..

 Что-то происходит! Что-то определенно происходит!!!

Что происходит?!

Опять приходили! Я на них тоже наорал! Не могу их видеть, зачем они приходят. Чего они хотят от нас? Не дал рассматривать ни себя ни жену с ребенком! А они между собой по-английски опять говорили!

 Говорили, что придется и этих спрятать, «этих» это они нас имели ввиду!

 С женой что-то происходит… что-то невероятное, она стала такой сильной и появился у неё такой странный запах. Она стала волосатой, это меня очень пугает… мне это противно, на животе у неё – темные густые волосы и на пояснице тоже… раньше у неё был нежный пушок – а теперь – густые жесткие волосы. Она клянется что бреется каждый день, но на ногах у неё… мне это не приятно…

Нюся стала такой подвижной, резвой. Носится целый день…

У меня сто-то с головой. Определенно что-то с головой.

Пошел август. А мне похуй!!! Пускай идет себе нахуй!!!

Ненавижу солдат! Чувствую себя в клетке.

Все время хочется есть, а ЧТО именно хочется — не понятно!!

Мяса хочется!

Зубы чешутся!

Зачем я написал те фразы, что мне «по…»! и «на…» для чего… я не помню когда и почему я это писал!

Что происходит! Кто мне поможет!? Что происходит?

Запах от жены стал невыносим… она хочет заняться сексом, а мне противно. На спине у неё волосы, и на груди: соски заросли почти! Что с ней происходит!? Она сама не в себе, стала злая?!!

Вчера первый раз в жизни ударил жену! Сильно ударил… она упала и потеряла сознание…

 Но она меня укусила, укусила до крови… куда укусила писать не буду.

Сегодня избил жену до крови. Почему так!? Что со мною происходит!? Она потом долго плевалась кровью, сидя на полу!.. я не хотел этого делать, но что-то во мне заставило!!! (она опять укусила меня, прокусила губу и впилась и сосала мою кровь, пока я её не стащил с себя)Мы становимся зверьми

МЫ СТАНОВИМСЯ ЗВЕРЬМИ

Я только сегодня понял ЧТО я написал!..

Я не узнал себя в зеркале. Это не я… Это уже не я!!!

Солдаты меня боятся.

Когда я выхожу они все… сколько их там… человек десять — цепенеют и рассматривают меня.

А вчера ночью я слышал страшную пальбу.

Стреляли весь день.

Кого-то ищут по деревне. Ездит бронетехника и бегают солдаты с автоматами на перевес. А ночью опять пальба и жуткий рев какой-то!!

Я опять подслушал разговоры солдат, они опять говорили про зверей, и про то, что пятеро у них уже загрызли. Кто кого загрыз? Почему? Потом они говорили что такие «солдаты» никакой армии нахуй не нужны, зачем их выводили? Кого выводили? Каких солдат?!

 Что это был эксперимент, который случайно затронул нашу деревню? Почему они всё время говорят про каких-то зверей!? Почему они говорили про каких-то солдат, которые никому не нужны?

 Почему нам никто ничего не объясняет!? Вчера жена укусила ребенка, больно за шею, до крови!..

Мы сходим с ума?

Я не узнаю себя в зеркале?!!! Какой сейчас месяц? А день недели?

Опять дрался с женой! Это становится чем-то обычным! Потом занимались сексом… долго и жестоко… ей очень понравилось!!

Не могу читать! Не понимаю слов!

Себя не узнаю, жену не узнаю, ребенка не узнаю!

Нас уже не выпускают из дома!

Но все равно в голове все время путается всё! Думал вчера целый день о красном мясе, есть хотелось жутко! Не мылся больше месяца – воды нет!

Мыслей нет! Только иногда – тогда и пишу! О чем я вчера весь день думал?! А сегодня! Что происходит? Почему мы тут? Я хочу есть и спать?!

Вчера она меня как-то назвала! А я не понял что это мое имя… я его забыл и её забыл… кто она?! Кто они там, за забором? Что происходит?!!»

Он закончил читать. Закрыл глаза. Долго лежал. Думал. Боль возвращалась. Рука болела нестерпимо. Точнее не рука, а то место – где раньше была рука. Он встал и пошел к окну. Тела он не чувствовал. Тела как будто и не было вовсе, была боль вместо руки, а тела не было. Перед глазами плыло всё. Он выглянул в щелочку ставен – там, за окном был бледный рассвет.

 Он  понимал что надо идти. Понимал что он должен идти, но сил не было.

 «Что тогда произошло,  — думал он, — что произошло с этой деревней, что люди стали превращаться в монстров!? Я думал ведь что это просто эпидемия какая-нибудь, а это оказалось намного хуже… намного хуже!!! Кто эти твари?! Что они такое… постой… постой… — понял он вдруг, — ведь может этот, который писал в тетрадке мог превратиться точно в такую же тварь!!»  И он только теперь стал понимать, что убивал он не просто тварей безмозглых… а… а людей, которые в результате чьего-то ужасного эксперимента стали превращаться в этих мразей.

«Но ведь это уже не люди!!! – думал он, засовывая тетрадь себе в карман, — ведь это уже не люди, это твари, которые хотели сожрать меня!!». Он вышел из дома, кровь запеклась по всей его правой стороне, на морозе она стянулась и теперь больно потрескивала. Он шагал еле-еле передвигая ногами. Он шагал в сугробах, которые были ему по колено и выше.

«Вот и сюжет для рассказа! – думал он, корчась от боли и выбираясь из сугроба на дорогу, — если выживу – напишу… все как было напишу!!». Теперь ему стали так далеки все его бывшие проблемы, это все стало таким ненужным мелким. Все его дрязги с Мариниными родителями, все их ссоры и склоки… стали такими пустыми и не нужными. Это все казалось таким далеким… таким далеким. Он за эту ночь прожил столько жизней. Он пока ещё не был уверен: не сошел ли он с ума… Он шагал и какая-то чистая пустота стала наполнять его голову. Тут над головой затрещало. Он поднял голову и увидел вертолет. Тот летел низко. Вертолет пролетел и скрылся из виду. Опять стало больно, опять стало тошно от ран и от потерянной крови. Стало жутко холодно. Он шагал и шагал, вот он прошел сгоревший дом, перед домом валялись три тела, обугленных и покореженных, их уже успело занести снегом. Он остановился возле одного тела и посмотрел на него, ничего не разобрал – только бесформенный кусок обугленной плоти.

— Кто ты?! – спросил он и вынул тетрадь, прижимая её к себе, прочел,-  ты – Кар… Карпов Роман Григорьевич? А? Или ты кто?!

 Потом он спрятал тетрадь в карман и пошел дальше.

Он шел и думал, что если написать об этом – никто не поверит. Подумают что это – фантастический рассказ. А что теперь будет с ним? Как он объяснит свою руку, точнее отсутствие руки? Она до сих пор болтается в рукаве. Он постарался вытащить её. Напрягся и вытащил её. Опять пролетел вертолет. Только теперь в другую сторону. Он посмотрел вслед улетающему вертолету и помахал своей рукой, своей левой рукой, зажатой в кисти правой руки.

Он пошел дальше. Все тяжелее и тяжелее. Снега много. Хочется пить и спать… но надо идти! Надо!!! Он волок свою левую руку по снегу и она оставляла глубокий след. Мысли начали мешаться. Опять был каламбур из обрывков разных мыслей. Он забывал куда он идет, зачем. Наконец он увидел станцию. Увидел магазин. Зашагал быстрее, он понимал, что если сейчас не ускорится, если не поднажмет, то он никогда не дойдет до станции. Он шел. Падал в снег, поднимался и шел. Он все старался выдвинуть вперед левую руку, особенно, когда падал, инстинктивно дергал обрубком плеча, но потом вспоминал, что левая рука зажата в ладони правой. Зачем он её волочил за собою он не знал, но он знал что бросать её здесь не надо.

 Наконец он пришел на станцию, было пусто и тихо. Он уселся на перроне. И посмотрел вдаль. Белое, громадное поле, сливающееся где-то там с серым небом. Потом он посмотрел на свою оторванную руку. И заорал. Он бросил руку в снег. Он орал и орал изо всех сил. Хотя сил не было вовсе, но он не мог остановиться, мир раскололся перед ним, все исчезло в оранжевой мути. Перед ним, в рукаве, бордовом от крови лежала звериная лапа, черная с громадными когтями. Он орал и орал. Он провел правой рукой по лбу и почувствовал шерсть на нем. Он взвыл, страшно, отчаянно. Опять пролетел вертолет, ещё ниже чем прежде. Теперь он знал кого именно искал вертолет, и он знал что вертолет увидел его, сидящего на перроне. Он посмотрел на свою единственную целую руку – и это была поросшая черной шерстью лапа, пальцы ещё были на ней, но это уже была лапа чудовища. Вертолет приземлялся где-то сзади. Показалась электричка. Он знал, он знал что она не остановится теперь. Он вынул тетрадь, скрутил её, засунул в рукав отрезанной лапы, встал и приготовился. Электричка приближалась. Сзади уже бежали к нему какие-то люди в камуфляже, они что-то кричали ему. Электричка уже проезжала мимо. Тогда он взял свою левую лапу, зажал в ней тетрадь и, размахнувшись изо всех сил, бросил руку в окно проезжающей электрички, окно разбилось, лапа упала в вагон, электричка не останавливаясь проехала дальше, увозя его послание всему миру. А сзади уже набегали люди. Они повалили его на снег и снег под ним стал бордовым.

Похожие статьи:

Рассказы → Укротители драконов

Рассказы → Бытие

Рассказы → Магазин Склизнера

Рассказы → Наваждение

Рассказы → Бездна Возрожденная