Три ступени

  -Значит, и не с Софийской стороны идешь? Я и так вижу, что ты издалека. Кафтан в пыли, сапоги в грязи, жеребец в мыле. Значит ты и не местный. Как говоришь тебя звать?

  -Алексей.

  -Ну вот, Алексей. Сам подумай – я купец. А сведения тот же товар. То, о чём знаю я, мало кто и рассказать может. Раз не местный, то и не понятно, где искать тебя, ежели задолжаешь. Сам едешь издалека, я тебя не знаю, а значит и доверять тебе не стоит пока что. Верно я рассуждаю?

   -Верно. Только я слово даю, что я никого не убью и не ограблю, - высокомерно ответил ему второй.

  -Э. Да ведь я про то не знаю, крепко ли слово твоё.

  Разговор шёл в корчме, что стояла посреди Новгорода. Если бы кто вышел в этот вечер на верхнюю площадку с колоколами Софийского собора, то его дыхание перехватило бы от раскинувшегося вокруг города, с его расписными деревянными и каменными домами, их мокрыми крышами, порой озаряемыми вспышками молний; с его узкими и широкими улицами, украшенными листьями цветов расплавленного золота и рубина; с его сырым и прохладным воздухом и даже грязь, покрывавшая дороги улиц была своеобразным украшением и тёмной лентой реки, делившей город на две части – Торговую и Софийскую стороны. И всё это было словно бы подёрнуто дымчатой пеленой из-за дождя, и создавало впечатление иллюзорности, призрачности и что стоит только на секунду закрыть глаза и город со всем его наполняющим исчезнет.

  Несмотря на дождь, поливавший камни дороги за дверью корчмы, внутри было множество людей. Для них вода, льющаяся с неба, была не преградой, а скорее небольшим недоразумением, впрочем, не мешавшим их веселью. Здесь пили, ели, вели задушевные разговоры, а в углу, похоже, происходила игра в кости. Кости были со смещённым центром тяжести, и потому на них всегда выпадало определённое число, о чём знали сам хозяин костей и, разумеется, за определённую плату, хозяин корчмы. Подходившие не всегда проигрывали, иногда они всё же угадывали выпадавшее на трёх костях число и уходили с деньгами. Оттого и не было возможности упрекнуть владельца костей в нечестной игре. А если такой человек находился, то его выкидывали на грязные камни улицы, не церемонясь, под хохот людей, уверенных, что он просто не смог достойно снести поражение.

  Тот, что назвался купцом, был высоким, крепким человеком. Грудь скрывала густая окладистая борода, а шапка на голове была сделана из собольего меха. Тяжёлые перстни украшали пальцы рук, а ладони, покрытые шрамами, были сложены на столе одна в другую и сжаты. Он сидел прямо, глядя из-под кустистых бровей в глаза собеседнику.

  Второй же человек не уступал купцу в ширине плеч и росте. Его нос был сломан, и видимо не один раз в жизни, оттого был направлен слегка влево. Верхнего кончика левого же уха недоставало, и сам рваный край шрама говорил о том, что этот самый кончик не был отрезан острым ножом, а был отрублен в бою топором. Каждый раз, когда Алексей вспоминал тот бой и перекошенное яростью лицо мужика, этот кончик начинал болеть, словно всё ещё был там. На его ногах были окованные сталью сапоги, а на коленях лежала булава для наглядности. Хотя купец, для сговорчивости которого она лежала, не проявлял страха и смотрел на него только интересом. Зато Алексей, который привык к совсем другой реакции, начинал нервничать и злиться, словно купец сомневался в нём.

  И едва прозвучали слова купца, как он, начал подниматься из-за стола, сжимая одной рукой оружие и отводя его в сторону, а другой опираясь на стол и как бы нависая над купцом. Купец, однако, не шелохнулся, хотя и следил краем глаза за булавой.

  -Ты что же, шельма продажная, хочешь сказать, что боярский сын врать будет, и слова сдержать не может?! – медленно, сквозь зубы, угрожающе начал воин.

  -Тише, тише, - примирительным тоном ответил купец. – Не надо людей пугать. Видишь, как смотрят на нас?

  Он привстал и, без резкий движений, протянул вперёд руки и крепко обнял ими собеседника за плечи, так что тому пришлось бы вырываться, чтобы ударить.

  -Я знаю, кровь у тебя молодая и горячая. Ты не серчай на меня, обидеть я не хотел. Давай мировую?

  Медленно, не сводя прищуренных глаз с купца, и с лёгкой усмешкой на лице, воин кивнул.

  -Вот и хорошо. Сядем тогда. Водки сюда! И две чарки неси!

  Они выпили по одной, чокнувшись чарками не вставая, и не сводя глаз друг с друга. Но всё же разговор начался уже с другой стороны.

  -Ты расскажи - где кусок уха потерял? – поинтересовался купец.

  -Мужиков усмиряли. Двадцать девять их было. И ровно столько же пришлось могил потом копать.

  -За что ж их так?

  -Бунт затеяли. Сначала думали только зачинщиков урезонить, но как до дела дошло, так из ниоткуда и топоры появились с вилами. Там уже никто не церемонился, бились по-настоящему.

  -А отчего же бунт? Ведь мужики-то просто так не встали бы плечом к плечу да ещё с таким-то оружием.

  -А пёс их знает. Не говорили нам о том. Мы же на службе, нам сказали и мы сделали. А кто не хочет выполнять, сам получит плату за службу. Да не гривнами, а плетью, или, пуще того, кнутом.

  -И не жалко их?

  Лицо молодого воина вмиг омрачилось, брови сдвинулись и взгляд устремился вдаль, вспоминая.

  -Жаль, а только не воротишь прошедшего, как бы ни хотел, - произнося, он потёр шрам на ухе. – Тоже ведь люди были, с душой, семьями, скотиной. Я как спать ложусь и глаза закрываю, так порой перед глазами стоят эти дети сопливые, над папками плачут. И матери их тут же рыдают, у могилок рядом с родной деревней. Не знаю я. Уже ничего не знаю. Раньше думал меньше и счастливей был. А теперь места не нахожу.

  -Что ж, помянем мёртвых, чтоб им лучше спалось.

  Они выпили ещё по одной, уже не чокаясь.

  -Что ж ты бабку Ефросинью отыскать хотел?

  -Это уж моё дело, купец. Так и быть, если знаешь, где она живёт и как добраться туда, заплачу четвертину тебе. Серебром.

  -Ну что ж, расскажу и за так начало. А вот как добраться туда подсказать могу, да только не вернёшься потом с того края.

  -Слушай, купец, ты мне зубы не заговаривай. Скажи прямо - где?

  -Померла она года три тому назад. Её мало кто знал и ходил к ней, в лес. Хотя я сам, бывало, ей  то дров посылал, то одежды какой. Вот три года назад так же послал к ней телегу, а к вечеру возница вернулся, а на телеге бабка лежит. Тело уже окоченеть успело, не один день лежало видать. Возница сказал, что на скамейке нашёл её, в избе. Я мёртвых много повидал, а такую как она первый раз увидел.

  -А что не так-то? Зарубил что ли кто?

  -Посмотри на мои руки, я не раз с кинжалом или мечом целовался. Да и на теле пару шрамов показать могу. Видел я и зарубленных и заколотых, и сам бердышом бил. Пока не понял, что мне так до старости не дожить. Нет, когда старуху привезли, у неё лицо перекошено было и шея вытянута, словно душил её кто-то. Только никаких следов на шее не было ни от рук, ни от верёвки. И само тело её было вытянуто, как струна.

  -Может яд?

  -Да кому надо травить старуху, живущую в чаще, которая и сама вот-вот помрёт. Тем более хороший яд денег стоит. Она же не обблевалась перед смертью, не скорчилась. Она вообще странная была. Как ни придёшь к ней по делу что-то выспросить, то вроде говорит с тобой нормально. А только отойдёт в сторонку с чем-нибудь, так и слышно бормотанье вполголоса «Вот Лексей придёт скоро», «Уж недолго Лексею осталось». А в молодости, мне рассказывали, сама красива была, но всех от себя отваживала. Да и никто потом уже не хотел туда ходить, к сумасшедшей-то. А к старости совсем плохо у неё с головой стало видимо.

  Алексей слушал этот рассказ с помрачневшим лицом. Он думал, что уже нашёл ту старуху, о которой как-то слышал в харчевне. Тогда о ней один мужик другому шёпотом рассказывал, что есть бабка Ефросинья в Новгороде, что знает всё на свете, может указать путь к чему хочешь, и заговорить руку так, что всех рубить будет в бою и никто тебя не победит. В последнее он не верил, потому что это уж совсем нелепица была. Но вот предсказания внушали ему благоговейный страх. Он помнил, как его сестре гадалка нагадала, что видит ту в крови и с младенцем, но мёртвую. Так и случилось – любимая сестра умерла при родах, оставив после себя племянника.

  -Вот теперь можно и заплатить.

  Алексей достал кошель, выуживая оттуда кусочек гривны. Он наклонился над столом, протягивая плату. Глаза купца слегка прищурились, и он сам подался всем телом вперёд, протягивая руку. Однако, когда серебро уже почти коснулось его пальцев, когда уже казалось, что он достал заветный кусок, серебро исчезло в кулаке боярского сына.

  -Ты сказал, что она не помнила своего имени. Но сам называешь её Ефросинья. И ты мне не сказал, где её искать.

  Купец откинулся на спинку стула, сложив руки на груди перед собой и усмехнулся.

  -Это ты верно всё подметил. Да, она и в самом деле не помнила имени. Это её потом уже нарекли Ефросиньей, а она возражать не стала. А где жила – на что вообще она тебе теперь? Померла ведь.

  -Я слышал. Но может у неё что-то осталось. Воровать не собираюсь, просто хочу посмотреть.

  -Знаешь, я вот всё думаю – она всю жизнь ждала «Лексея», а он так и не явился. Зачем ждала – не говорила. Я как-то принёс ей мёду, мяса немного. Лето ещё тогда было ветреное, что ни день, то тучи слетались. Да ещё с грозой. Хотел заговор какой-нибудь. Старость наступать стала, и колени стало ломить. То вроде и хорошо всё, а то начнёт ломить, так спасу никакого нет. Вот в то лето не выдержал, да и пошёл к ней. И сначала она возилась над моими ногами, чего-то шептала там, прикладывала. А потом вышла за дверь в сени, мёд да мясо спрятать, и я услышал, как бормочет про «Лексея». Когда вошла обратно, то улыбалась во весь беззубый рот, себя по бёдрам прихлопывала, аж чуть ли не приплясывала. Оно и понятно, к ней ходить побаивались даже те, кто знал дорожку к её дому. Она и жила так – то ягод соберёт, то вырастит что-то по мелочи за домом. Так вот, едва я её спросил, то вмиг пожалел. Старуха разом посерьёзнела, встала как вкопанная и мне говорит «Получил то, зачем приходил?». Я кивнул. Тогда она мне и отвечает «У тебя, батюшка, дел ещё много сегодня, и у меня немало». Что тут было сказать? Извинился я, да и вышел. А сейчас вот сижу, на тебя смотрю. Тебя ведь Алексеем звать. Уж не тебя ли она всю жизнь ждала?

  -Как могла меня ждать старуха, если мне всего ничего лет. Что ж она, ещё до моего рождения знала, что я приду? А про собственную смерть выходит не знала? Да и чего она от меня могла ждать? Что я её замуж возьму? – при последних словах Алексей заулыбался во весь рот.

  -Ох, не знаю. Что-то странное есть во всём этом – и в её появлении у города, и в словах её, и в смерти и в твоём визите. Что ты хотел узнать у неё? Может  я смогу помочь?

  -Скажи ты мне уже, наконец, не мучай меня, где жила старуха? Сколько ещё упрашивать тебя надо?

  -Вот как скажешь – что понадобилось боярскому сыну из самой Москвы от мёртвой бабки из-под Новгорода, так и расскажу где жила она, - остался непреклонным купец. – Ведь надо же – из Москвы сюда мчаться, почти жеребца загнать и сразу с дороги начать узнавать про старуху. А даже и узнав, что её уж нет, всё равно пытаться вызнать про её избу.

  -Я тебе дам две четвертины, - неожиданно выпалил Алексей.

  У купца округлились глаза, он замер, и даже его рот чуть приоткрылся на секунду. Но он быстро взял себя в руки, хотя было видно его замешательство.

  -Да ты платить даже одну не хотел, а теперь две! Вот теперь я спать не смогу, пока не узнаю – зачем ты здесь. Что ты за человек, людей покоя с порога лишаешь…

 Боярский сын уже смотрел себе под ноги, тяжело дыша. Его грудь вздымалась, словно кузнечные мехи и всё лицо его выражало крайнюю досаду за его собственный язык. Потом он поднял голову, и, скривившись лицом, выдавил из себя:

  -Хорошо. Я расскажу. Только пусть подадут еды сначала, а то ел утром ещё, и водка уже петь внутри начала.

  Когда принесли еды, то он начал:

  -Люблю я девицу одну. Хотя сейчас уже и не девица, а что та старуха лежит. Пришёл я в дом к кузнецу однажды. У того кузнеца не был я раньше, он из какой-то деревни перебрался в Москву. И вот пока я маялся на улице, ожидая, когда он подкуёт коня, мимо девица шла. Только мне, дураку, казалось, что плыла она над дорогой, над грязью, над деревней, над всем этим пакостным миром. Понимаешь? Сколько жил, так и понимания не было – где. А тут на неё взглянул раз, и словно с нею полетел, прочь от мерзости людской, от смертей, болезней. А когда она очи подняла на меня и улыбнулась слегка, так и сам заулыбался в ответ. И вдруг она мимо меня в дом заходит. К кузнецу. Оказалось, что это его дочка. Ну, с тех пор я и стал захаживать к ней, гуляли вместе. А однажды шёл к ней, весь нарядный. Шёл свататься к её отцу. А только зашёл, так и узнал, что дом каменный строили неподалёку, а она с водой возвращалась. Верёвки не выдержали и камень её раздавил.

  А потом похороны были. Гроб закрытый. Я просил кузнеца, чтоб открыли, но он глянул на меня строго и я спорить не стал. Оно и к лучшему вроде, я запомнил её красивой и молодой, а не куском мяса со скотобойни. А как похоронили, так я сначала и не понимал, что произошло. Как обычно то служба, то охота, то нажрёмся со служивыми. Она как будто только ушла, и вот-вот увидимся с ней. А вечером, когда тихо становится, тоска за глотку брала. Только со временем всё чаще я о ней думать стал, и уже что пир, что бой – всё едино. Теперь она совсем из головы не идёт, совсем измучила…

  -Да ты же молод ещё…

  -Знаю я о том, купец. Отовсюду это слышу, что молод, что всё забудется. А только два года уж почти прошло с тех пор. Я спать не могу. Даже ночью проснусь и чудится мне, что у кровати она стоит, и тогда я уж до утра лежу так, не смыкая глаз. А в последнее время я всё чаще думаю, что не умерла она, что гроб там пустой. И всё хочу раскопать могилу и проверить.

  -Страсть какая… Только ты больше не говори никому, про могилу-то. Но бабка Ефросинья тебе помочь всё равно не смогла бы. Любовь ведь нам Богом дана, а что он дал, то только он и забрать может.

  -Да ведь она мне нужна была, чтоб путь к Камню волхвов указать. Говорят, он может одно желание исполнить, которое истинно из глубины души идёт. Любить я больше не хочу. Никогда.

  Купец резко вскинул голову, глядя прямо в глаза молодому воину.

  -Не нужен тебе этот камень, запомни мои слова. Я видел тех, кто искал его, наслушавшись сказок. И все они сгинули где-то в лесах, никого потом не нашли. И тех, чьё желание он исполнил, я не видел.

  -Сам знаю что делать, уже не малый ребёнок. Не слышишь что ль, что уже без сил я. Вот плата, говори что знаешь.

  Купец вытянул руку и взял кусочек серебра, с задумчивым видом вертя его.

  -Иди на запад из города прямо до леса. У самого его края будет одинокая сосна, и там же тропинка. Вот ты по ней в лес иди. Так до избы и дойдёшь. Коня можешь здесь оставить, только хозяину за постой заплати.

  -И вот ещё, за еду и водку, купец.

  Он достал из кошеля серебро, поправил шапку, и уже проходя мимо купца, был остановлен его рукой.

  -Постой, Алексей, боярский сын. Ты думаешь, что я жаден от природы, потому что меня Господь сотворил таким?

  -Да разве не так? – презрительно бросил в ответ парень. - Ты купец, а у вас родная земля там, где деньги. Дашь денег – мало, а как отрежете, так завсегда много. Народ вы такой видимо.

  -Ты хороший человек, потому я тебе и скажу. Знаешь правду, да не всю – дочь у меня есть. Не так давно её чахотка стала одолевать. Она с каждым днём всё меньше ест и улыбается. А о ней и я страдаю. Ни один доктор не берётся излечить, говорят, что не могут. И слышал я, что есть страна такая – Китай. И что тамошние доктора много болезней лечить научились. Вот скоплю побольше и поеду туда с нею. Если не излечится она, то у меня и нет никого, и сюда я уж не вернусь. Здесь мне каждый куст о ней говорить будет. А торговать с людьми и в Китае можно.

 Он встал и обнял Алексея крепко, сказав на прощание:

  -Прощай, боярский сын. Надеюсь, ты найдёшь, что ищешь.

  «А ведь он тоже от любви страдает. Только он этого и не поймёт. А моих сил любить и не осталось. Теперь только покоя хочу. Говорят, Бог нам любовь дал в награду. А мне кажется, что ещё и в наказание. Для кого как. Видел я таких, по чьему слову и дети и женщины богу души отдавали. И ведь живут люди, мёд и пиво пьют, едят сытно и никто их не накажет. А когда я приказ выполняю, так  на вроде оружия тогда сам. Какой с меня спрос?  И вот спроси попа какого – почему же так? А он только и ответит, что на всё воля божья. Потому что сам не знает, и в книжке его про то не написано». – так думал воин, двигаясь по ночному лесу.

  В его руке полыхал факел, освещая дорогу. Дождь уже закончился, и теперь капли воды, срываясь с ветвей, падали на путника, а сырая трава, нависавшая над тропинкой, уже промочила его штаны насквозь, заставляя чувствовать холод. Белеющие стволы берёз отбрасывали корявые пляшущие тени, а те, что оставались в темноте, казались силуэтами случайных заплутавших прохожих. Тёмная тропинка, изредка освещаемая лунным светом сквозь листья деревьев, сама уводила странника всё глубже в чащу. С разных сторон звучала ночная музыка: щёлканье сверчков, крики птиц и шум листвы.

  Сруб стоял среди леса, на поляне. Он был небольшой по размерам, но много ли одинокой старухе надо? Перед домом была изгородь из ивовых прутьев, а за ними земля, судя по всхолмиям, бывшая когда-то грядками. Сам сруб был уже покосившийся на один бок, стоя в раскисшей болотистой земле.

  Алексей медленно, укорачивая шаг, подошёл к избе и встал, переминаясь с ноги на ногу. Прямо перед ним был прямоугольник растрескавшейся двери и, судя по всему, незапертой. Он заглянул в окно, но сквозь этот темнеющий проём не увидел абсолютно ничего. Алексей никогда до конца не верил ни в Бога, ни в чёрта. Он был христианином, но лишь потому, что так было положено. Но сейчас, стоя в темноте перед старым, покосившимся домом сумасшедшей старухи, умершей странной смертью, он был готов поверить во что угодно. Ругая сам себя последними словами, за то, что не дождался утра и не вышел со свежими силами, воин протянул руку к двери.

  И тут же отдёрнул, услышав крики. Только спустя несколько секунд он разобрал, что это кричит ночная птица, видимо вылетевшая на охоту. Покосившись в ту сторону, он сплюнул, и, собравшись с силами, резко распахнул дверь.

  Пройдя сени, он вошёл в дом и его встретил затхлый запах спёртого воздуха, мочи, гнилого мяса и каких-то трав. Он огляделся по сторонам. В темноте едва были различимы стоявшая справа печь со скамьёй с окном напротив них. Слева же стоял стол с ещё одной скамьёй, ещё уже, а у самой стены были прибиты полки с утварью. Самая нижняя уже успела отвалиться и теперь деревянные тарелки и ложки были рассыпаны по  полу.

  Алексей прошёл к печи и сел в недоумении на скамью, покрытую прелой соломой. Где было искать, то что ему было нужно, если он даже не знал как выглядит это что-то? И в этот момент, в его голове всплыли слова купца, когда он приходил к старухе лечить руку, о том что она выходила в сени.

  В сенях стояла деревянная бочка, внутри которой одиноко лежал кусок гнилого мяса, от которого, видимо, и исходил этот тяжёлый смрад. Задержав дыхание, воин пнул бочку, которая подскочив, отлетела в сторону. Всё ещё морщась, парень повернулся уйти, но его внимание привлекла дыра в полу, которую и закрывала бочка. Освещая её факелом, Алексей смог рассмотреть очертания продолговатого небольшого предмета.

  Это оказалась резная шкатулка, очень красивая. Настолько, что воин недоумевал о её появлении в этом убогом жилище. Пройдя обратно в избу, он сел на скамью и открыл находку. Его глазам предстал свёрток берестяной грамоты, с буквами на нём. «Так что же, эта старуха ещё и писать умела? Господи, да кто же она была?» - думал парень. Он вспомнил, как его учили грамоте в отцовском доме и как он убегал всякий раз, улучив момент. И потому сейчас, кляня собственную беспечность, Алексей по слогам, кое-как прочитал некоторые слова и фразы «Лексей… лишь один войдёшь к камню… не бойся… испытания…». Пока он читал, его спина покрылась холодным потом, а руки предательски затряслись. Выругавшись матом, он бросил на пол свёрток и, опустив локти на колени и свесив голову, обдумывал происшедшее. Когда же, наконец, вышел из тяжёлых дум и взглянул в окно, то там была непроглядная чернота. Не та темнота, уже казавшаяся родной, что сопровождала его по дороге к лесной избушке. Сейчас уже не было видно деревьев заливаемых лунным светом и не были слышны голоса сов и кукушек, даже ветер стих.

  Алексей растерянно заморгал, оглушённый этой неожиданной тишиной. «Морок. Чёртова старуха всю свою жизнь ждала меня, а сама свой дом заколдовала. Врёшь, не возьмешь. Сейчас я полюбуюсь, как твоё обиталище мерзостное полыхает, может и морок отступит!» - ярился он.

  Солома, покрывавшая скамью, вспыхнула так ярко, что даже ослепила поначалу. Потом с факела огонь прыгнул на стол, полки с посудой. Жадно огонь пожирал предметы нехитрой обстановки дома, сами брёвна и перескочил на потолок. И человека, давшего ему волю, самого сейчас пожирал огонь безумия – оскалившись, он поджигал всё и вся вокруг себя, хоть в том уже не было нужды. Выйдя в сени, он продолжил своё дело и остановился лишь когда начал задыхаться и кашлять, потому что вокруг весь воздух вокруг был наполнен густым едким дымом. Устремившись к выходу, он разогнался и ударил плечом в дверь, которая открывалась внутрь. Дверь затрещала, ломаясь, и в дыму и чаду, отплёвываясь и протирая заслезившиеся глаза, Алексей вывалился наружу.

  Едва сошла с его глаз пелена из слёз и дыма, воин понял, что морок не отступил. Вокруг него, в любую сторону, была всё та же непроглядная темнота. И та же давящая тишина сопровождала её. Он вскочил, держа факел на вытянутой руке, надеясь, что огонь отгонит, рассеет наваждение. Света пламени хватало лишь на то чтобы рассмотреть себя, свою одежду, не дальше. И когда он повернулся, рассчитывая увидеть горящий дом, то обомлел – не было дома, и охватывающего его пожара, и треска горящих брёвен. «Проклятая колдунья! Зачем ей это? Смеется теперь мне вслед из своей могилы. Ничего не вижу. Хорошо ещё факел не погас». Он немного прошёлся вперёд, в том направлении, где был дом, и сапоги заскользили при каждом шаге. Под ногами был ровный каменный пол, состоявший из плотно подогнанных друг к другу обтёсанных блоков, к тому же бывший сырым. Его крик разлетелся и заскакал вокруг, постепенно отдаляясь, и стало понятно, что он находится в коридоре. Найдя, в конце концов, стену, воин двинулся вдоль неё. «Надеюсь, я правильно иду. Господи Боже, где же я? Кто строил этот тоннель? Это не морок, слишком настоящие стены и вода на них. Вот тут выступ – кто-то обтёсывал камень зубилом. Но стены старые. И вода стекает откуда-то сверху. Вот камень и начал выкрашиваться».

  Через некоторое время стал слышен шёпот, слишком неясный и тихий, чтобы можно было разобрать слова. Однако он становился всё громче, но звуки по-прежнему не складывались в слова и Алексей остановился, пытаясь разобрать их. Бормотание становилось всё громче, заполняя тоннель. По телу воина побежала мелкая дрожь.

  -Кто ты?! – заорал он, тщетно вглядываясь в темноту. – Выходи, покажи своё лицо! Или ты настолько трус, что предпочитаешь прятаться?

  Никто не ответил ему, но звуки стали ещё громче, вызывая боль. И наконец, когда они усилились до того, что воин упал на колени, зажимая руками уши, всё стихло. Всё ещё не веря, он поднял голову, и, убрав руки, встал. И вновь появился звук. На этот раз это были чьи-то шаги. Кого-то, кто шёл прямо к нему спереди. Всё ближе и яснее были они, пока не прекратились прямо перед ним. Человек дошёл в кромешной тьме до него и остановился, осторожно, приготовив булаву, Алексей сделал шаг вперёд.

  И ничего не увидел. Никто не стоял перед ним, не улыбался, не готовился напасть. Чувствуя в шее покалывание от страха, боярский сын начал медленно пятиться, пытаясь разглядеть хоть что-то. И опять послышался звук шагов, уже с другой стороны, кто-то вновь подошёл, но звук стих и нельзя было разглядеть подошедшего. Это повторялось несколько раз. И несколько раз Алексей орал в темноту, требуя показать своё лицо. Кровь стучала в его голове, руки уже стали мокрыми и липкими.

  -Ну, здравствуй, Алексей, собачий сын, - раздался издевающийся голос из-за спины. 

  Воин осторожно обернулся и увидел перед собой ухмыляющегося купца. Он держал руки на поясе, выставив одну ногу вперёд и разведя плечи. С него свисали два больших мешка, связанных верёвкой, перекинутой через шею.

  -Так это ты, сука, бегаешь в темноте и пугаешь меня?! – вскричал он в ответ. – Сейчас я тебе покажу собачьего сына, отродье ублюдочное. Говори мне, пока жив ещё, где мы сейчас?! Как я тут оказался?!

  -Эх, Алексей-Алексей, ведь пытался я тебя отвадить, а ты не послушал.

  -У меня своя голова на плечах. Тебе ведь просто деньги нужны были. А сгину я или нет – всё равно, если они уплачены.

  -Это мне нужны были деньги? Я тебе предложил справедливую плату, а ты не хотел расставаться с деньгами своими. В тебе ведь жадность-то цветёт. Ты же до последнего пытался скрыть, кто ты есть и с чем ехал. А я никогда не брал сверх положенного. А знаешь что – бери, - он запустил руку в один из мешков и вытащил несколько гривен. – Да мне не жалко, что ты!

  -Убери от меня свои паршивые деньги!

  -Как же так, ведь я поделиться хочу. А может, ты боишься, что я расскажу, что видел тебя?! Сейчас мы решим и этот вопрос!

  Левая рука купца попала в свет факела, и Алексей увидел иглу с вдетой в неё нитью. Купец оттянул верхнее веко левого глаза и продел нитку через кожу, не издав при том ни звука. Игла прошла через кожу, таща за собой нитку. Выступившая кровь стала стекать по лицу купца, капая с подбородка, но он, не замечая этого, уже продел нить через нижнее веко. Игла ходила то вверх, то вниз, сшивая веки.

  -А теперь второй! Ведь и одним глазом можно зреть!

  Алексей следил, не отрываясь за этим действом, чувствуя в себе странную смесь страха, отвращения и жгучего интереса.

  -Вот и рот на подходе, теперь точно никому ни слова не молвлю! – орал купец, продевая иглу через край верхней губы.

  Алексей медленно отступал спиной вперёд, от страшного зрелища. Кровь бешено стучала в висках, сердце готово было выскочить из груди, колотясь в ребрах, словно сокол в клетке. Факел уже выскальзывал из мокрой руки, и едва безумное окровавленное лицо с зашитыми глазами и ртом скрылось во мраке, воин, развернувшись, побежал. Едва ли он отдавал себе отчёт в том, что происходит и куда он бежит. В голове сидела одна-единственная мысль – бежать. И он бежал. Просто вперёд, краем глаза замечая мелькающие камни стены. И когда ноги уже начали подкашиваться, а воздуха перестало хватать в груди, он остановился. Не было слышно никаких шагов, а значит тот человек, если он был человек, не гнался за ним. Вновь вокруг была тишина.

 Из темноты показалось девичье лицо. На девушке было белое свободное платье и венок на голове. Грязные ноги были босы. Плавными движениями она приближалась, и руки её теребили русую косу, доходившую до пояса.

  -Лёшенька, это я. Здравствуй, - улыбнулась она.

  -Здравствуй… - оторопело выговорил Алексей. – Я же сам бросил ком земли на твой гроб. Ты не можешь быть жива!

  -Но ведь меня там не было, и ты знаешь об этом. Ты должен был меня искать, как я тебя. Но ты меня разлюбил…

  -Ты мертва, мертва, мертва! Я помню твои похороны. Помню, как твоя тётка подошла и сказала, что камень со стройки упал и размозжил твою голову и правое плечо!

  Сколько раз он желал умереть сам, вместо неё. Как-то он нашёл высохший венок, который был сплетён Глафирой. В тот раз они сидели вдвоём, смотрели на красное небо заката и фантазировали о дальних странах, где нет земли и деревьев, а есть лишь песок и жгучее солнце. Алексей рассказывал, что там люди одеваются в белые свободные одежды, а ездят на горбатых лошадях. На что Глафира, блаженно закрывая глаза, отвечала, что хочет увидеть своими глазами страну, где на многие вёрсты вокруг лишь песок и попробовать молока тех лошадей. И, уже засыпая, положив голову на плечо Алексея, просила пообещать ей поехать туда однажды вдвоём. И парень, шёпотом, ответил, что обещает. А потом, когда он поднимал спящую девушку, так осторожно, как берут в руки величайшую в мире драгоценность, венок из одуванчиков упал с её головы на скамью. После похорон, бесцельно бродя по улицам, Алексей нашёл его, высохшего и уже ставшего хрупким, в траве, рядом с той скамьёй. Он отнёс этот венок в свой дом, который стал напоминанием о том времени, когда он был счастлив.

  А ночами, просыпаясь после тяжёлых снов, парень выходил на улицу и умывался холодной водой из бочки, надеясь, что станет легче. И в эти моменты ему начинало казаться, что Глафира тихо стоит за его спиной, печально и с любовью глядя на него. Он резко поворачивался, но взгляд его натыкался лишь на чернеющий провал входа. И он снова возвращался, шатающимся шагом, надеясь заснуть.

  -Значит, всё помнишь. Но ты не стал меня ждать, захотел выбросить воспоминания обо мне. Ты захотел меня разлюбить!

  -Я устал от такой любви. Ты хоть знаешь, как это – любить ту, что слегла в гроб? Больше уж не алкаю я того.  Ты мертва и останешься таковой до Страшного Суда. Возвращайся в свою могилу, - с неожиданной для него самого жесткостью, произнёс Алексей.

  - «Наступит время, в которое все находящиеся в гробах услышат глас Сына Божия и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делающие зло в воскресение осуждения». Но ведь уже прозвучал Глас Божий, - девушка не сводила с воина пристального взгляда слегка улыбаясь. – Разве ты не слышал труб Иерихона? Ну что ты, теперь я вернулась к тебе и прощаю всё, что было раньше. Ты обещал жениться на мне, ну так сдержи слово. Давай я стану твоей женой, и мы прямо сейчас насладимся первой брачной ночью.

  Она отошла назад, разводя руки в стороны, слегка поворачиваясь телом.

  -Давай прямо здесь наложим скрепы на наш союз. Ты сам сможешь убедиться, как я берегла себя для тебя. Ну же, там ещё не всё сгнило!

  Отшатнувшись из-за нахлынувшего чувства отвращения, Алексей швырнул почти догоревший факел в девушку.

  -Прочь! Сгинь нечистая!

  Факел пролетел сквозь неё и, упав в лужу на полу, погас.

  В ту же секунду безумный, истерический женский смех наполнил воздух тоннеля. Привалившись спиной к стене, и озираясь в темноте, путник пытался просунуть руку в петлю своей булавы. Но у него не получалось из-за трясущихся рук. Смех стих, но он уже не доверял этой тишине, и не выпускал из рук оружия, на ощупь определяя прежнее направление.

  Он долго брёл, уходя всё дальше в темноту. Уже должен был быть день, однако стена не кончалась, и не было никаких дверей в стене. Тоннель не поворачивал, хотя в темноте ему было сложно сказать наверняка. И вот, когда он уже порядком устал, его пальцы наткнулись на новую поверхность. Это были деревянные доски в стене, сколоченные вместе. Не веря в себя от счастья, боярский сын из всех сил навалился на дверь, что распахнулась с неожиданной лёгкостью.

  Это была небольшая круглая комната, освещённая ярким светом шести факелов на стенах. Здесь не было никакой обстановки из мебели, лишь по одной двери слева и напротив. Самым странным было углубление в виде каменной чаши в полу посреди комнаты, от которого концентрическими кругами расходились небольшие ступени к дверям. И здесь же была молодая девушка, что смотрела на него круглыми от страха глазами.

  Была она довольно молода, лет семнадцати. Её одеяние выглядело хоть и богато украшенным, а всё же странно. Алексей не видел таких платьев, но догадывался, что перед ним замужняя девушка - голову её украшал платок лазурного цвета, расшитый золотой нитью, а поверх платка на лбу была повязка из парчи, расшитая сапфирами и жемчугом. На руках виднелись золотые кольца, одно из которых подтверждало её замужество. Кожа на самих пальцах была исколота иглой и намозолена, что говорило об её умении прясть и шить. Лицо её украшали чувственные, чуть пухлые, губы и веснушки. А в её больших серых глазах, как показалось Алексею, можно было утонуть. Сглотнув слюну, он осторожно ступил в комнату.

  -Сгинь! Я не верю в тебя! Тебя нет! Ты мне кажешься! – завопила девушка и, упав на колени, продолжила, воздевая вверх глаза. – Спаси меня Господи, дай мне силы одолеть страх, меня терзающий!

  -Да я не… не призрак, - ошеломлённо произнёс парень. – Успокойся и выслушай меня.

  -Нет, не подходи, мерзкая тварь! И не говори со мной, вы все говорите ужасные вещи. Прочь от меня!

  -Я знаю, о чём ты. Я видел… многое сегодня и до сих пор не верю этому. Эта тьма и мерзость, что обитает в ней, просто не может существовать, если есть над нами Он. Но поверь мне, я не один из них, вот посмотри на меня.

  Девушка всё также сидела на коленях, не двигаясь, не опуская лица с закрытыми глазами.

  -Призрак, перестань мучать меня. Уходи… Я могу сидеть сколько угодно, но не отправлюсь в тьму снова, что бы ты ни делал.

  Одним рывком воин подскочил к сидящей девушке, и, схватив за плечи, поставил на ноги.

  -Я не призрак! Но я видел призраков, так же как и ты! Один был человека усопшего, а второй ещё живого. Ты знаешь, что это за место?!

  Она взглянула на него так, как глядят на нечто новое, совершенно необычное.

  -Ты… настоящий? Ты мне не кажешься? – она протянула руку и схватила Алексея за плечо. – Господи Боже, ты не призрак!

  -Нет. Говори, если знаешь, где мы?

  -Подожди, ноги уже не держат, - она уселась на одну из ступеней, вытянув ноги. – Я так долго шла, думала, что преставлюсь от страха и стану ещё одним призраком. Мне кажется, мы сейчас в преддверии Камня волхвов.

  -Так он всё же существует?! Я искал его, но не верил, что он есть и его возможно сыскать. Но что за тоннель был до этого?

  -Мама говорила, что это наши страхи, всё то нехорошее, что мы несём в себе всё жизнь. Мама, мамочка моя, как же мне плохо и страшно без тебя…

  -Подожди, не плачь, милая девушка. Почему ты здесь?

  -Я сбежала от своего мужа, хотела, чтобы Камень исполнил моё желание.

  -У тебя есть муж, разве от этого ты не должна быть счастлива?

  С неожиданной яростью и презрением девушка поглядела на своего собеседника.

  -Счастлива, потому что замужем?! Ты же мужчина, тебя не выдавали замуж, не спросив тебя. Когда я ещё была девочкой, то отец меня бил плетью за провинности и просто так. Говорил «сейчас я тебя учу, а потом муж будет». Если б он меня не выдал, то пришлось бы платить пять гривен золотом митрополиту. Но он нашёл мне мужа, получил много денег за меня. Как за племенную кобылу. Я шла под венец, тихая и робкая, я надеялась, что с мужем будет по-другому, что он не будет меня «учить». Зря надеялась. Муж только и делал, что пил, а как напьётся, так начинал «учить», ведь я же, как и все женщины, греховна по своей сути, а он должен противостоять моим соблазнам. Как будто я соблазняла его! Да я уже в первую неделю, стала его сторониться, чтобы он меньше доставал плеть. А он начал говорить, что я его сторонюсь, потому что не люблю его, что другой у меня есть. И сколько ни умоляла остановиться, он ни разу меня не пожалел. Мне уже самой хотелось сбежать от него с кем-нибудь. Я и не нужна ему была, у него холопок в наложницах достаточно ходило. Одна из них мне и сказала, что муж хочет меня под залог отдать. Наверно решил, таким образом, деньги вернуть, моему отцу уплаченные. Вот я и решила бежать, о чём той холопке и сказала. Решила, что мы с ней подруги. Приказать бы её высечь…

  Она замолчала, глядя прямо перед собой и продолжила:

  -Мне мама сказывала про Камень волхвов, что он может желание исполнить. Одно, идущее из глубин души. А я хочу покоя. Я хочу не дрожать от страха. Хочу счастья. А когда бежала в лес, то поняла, что меня ищут. Наверно та холопка сказала, больше некому. Слышала, как псы лают вдалеке, как кричат люди. Если б меня поймали, то закопали бы по плечи в землю и оставили. А когда уже почти нашли, то я в темноте и очутилась. Мама мне говорила, что со страхами встречусь, но слушать рассказы это совсем другое дело…

  -Натерпелась ты, и не позавидуешь. Послушай, а кто сейчас великий князь, а то я забыл что-то…

  -Как же можно забыть-то? Хотя была у нас одна нянька, она подчас и вспомнить не могла где находится, как её зовут. Подойдёшь к ней, спросишь что-нибудь, а она смотрит белёсыми своими зенками на тебя и молчит, как будто знает тайну какую. А потом прошамкает чего-нибудь, и не разберёшь. Так до смерти и ходила – дура дурой. Сейчас у нас светлый князь киевский Ярослав. Говорят мудрее его сложно человека отыскать, вот и Устав его до нас дошёл.

  «Ярослав уже почти триста лет, как к Богу отошёл. Ох-хо-хо, всё неладно с этим Камнем. Девка, похоже, из знатных бояр, только муж её умер давно. А может это я ещё не родился. Как мы только здесь очутились? Как вообще могло всё это произойти? Даже знать не хочу. Если начать об этом задумываться, то голова лопнет, как дыня».

  -А ты откуда? Из чьих? – спросила девушка, выведя собеседника из раздумий.

  -Алексеем меня звать, из московских бояр, сын боярский я. Младший. И здесь я ровно по той же причине, что и ты похоже. Только я не ожидал, что здесь окажусь. Знаешь, как пройти дальше? Какая дверь нужна?

  -Эта, - она указала пальцем. – Только она не поддаётся.

  Указанная дверь была дубовой, разбухшей от воды, но замка видно не было. Она и в самом деле не поддалась ни на йоту даже когда путник, вложив все свои силы, попытался выбить её.

  -А всё-таки, как ты оказался здесь? Что привело тебя?

  -Я зашёл в один старый дом, думал найти там что-то, что мне поможет найти Камень волхвов. А когда выходил, то оказался в темноте. Ну и дальше ты и сама можешь догадаться.

  -Мама говорила, что ищущие Камень всегда его находят.

  -Очень много она ведала.

  -Ей бабушка сказывала, а ей её мать, - она украдкой посмотрела на булаву Алексея. – А чем ты занимаешься? И ты так и не молвил, что привело тебя.

  -Я боярский сын, служба у нас военная. Порой в битву идём, порой бунт усмиряем, бывает, что и ищем злодеев по городу.

  -И ты убивал? Как это – убить человека?

  -Убивал, мне приходилось. Проще всего в бою – там нет времени думать правильно или нет, когда на тебя с перекошенной рожей несётся враг. Он убьёт и не задумается. И ты поступаешь так же. А после, когда вспоминаешь бой, то всё как в тумане – лица, доспехи, мечи и копья. Только помнишь, что разбивал и рубил. А вот когда надо кого казнить, чтобы не убежал или за плохое деяние, тут уже у многих, по первости, руки дрожат. А всё же если приказывают – делай. А сюда я пришёл, потому что любил когда-то. Теперь не хочу.

  Настя подошла вплотную к воину и взглянула в его глаза прямым немигающим взглядом, как, наверно, смотрят только дети, видя перед собой новое и удивительное.

  -Но ведь ты ещё можешь любить, разве нет? Мне мама всегда говорила, что свято место пусто не бывает. Ведь это Господь даёт нам возможность любить. И ты всегда можешь начать всё заново.

  -Могу, но уже не хочу. Схоронил когда-то кусок от себя, а где его теперь взять  - ума не приложу. Видишь как, мучает меня это, будто проклял кто.

  -А я никогда не любила. Меня выдали замуж в пятнадцать, я тогда совсем глупенькой была. Помню мои и его родители на нашу свадьбу не поскупились и все гуляли и плясали неделю. И священника нашего помню, он толстый такой был, с огромной бородищей. Хотел непременно сидеть подле нас, ближе родителей, мол «чем ближе я, тем ближе Бог». Да только посадили его в самый конец стола, отец сказал потом, что «бочка пузатая» и тем довольна быть должна. Это была лучшая неделя нашей семейной жизни, даже влюбиться в мужа успела. Но не полюбила. Это я уже потом поняла. Я его полюблю, лишь когда, прости меня Господи за эти слова, могилу его увижу.

  Её манера держаться, её искренность и наивность, и весь облик, так пленили молодого воина, что он стоял не шевелясь, слушая её голос. Он ощущал себя где-то в ином месте, позабыв обо всём происшедшем сегодня, об усталости и о голоде. И так сильно захотелось ему коснуться девушки, взять её в руки и ощутить стройный стан, что пришлось даже одёрнуть самого себя, обругав как следует. Он знал, что как бы там ни было, Анастасия была чужой женой.

  Для Анастасии было удивительно видеть этого молодого человека. Не отрываясь, она следила за движениями его сильных рук, смотрела как уверенно он ходит по комнате и даже лицо его, порядком обезображенное, выражало какую-то суровую привлекательность. Она уже поймала себя на мысли, что не его женой стала однажды.

  -Что с тобой? Почему ты отворотился?

  -Я, хм, спросить хотел тебя об… этой чаше в центре, - мучительно подбирал слова боярский сын. – Для чего она потребна?

  -Этого я не знаю, мама не рассказывала. Но она говорила, что лишь те, кто чист смогут войти к Камню. А как это определить? Это из бани выходишь чистым, - глаза девушки округлились. – Подожди. Ты помнишь, как крестят в церкви? Ведь мы же должны очиститься перед Господом, смыть с себя грех. Может и здесь также?

  -Есть только один-единственный способ проверить твои слова. Водица у тебя есть?

  Вода нашлась в сумке девушки, и Алексей в этот момент пожалел, что сам не додумался взять с собой еды и воды в дорогу.

  -Хорошо, а дальше что делать? – произнёс он.

  -Думаю, надо омыть ноги в этой воде. Тогда мы как бы смоем грязь с них. Только сапоги держи в руках, не одевай.

  Едва Алексей вошёл в воду и ощутил её прохладу, как прямо перед ним, скрипнув деревом о дерево, открылся проём.

  -Смотри! – вскричала девушка. – У нас получилось!

  -Тише, тише, а то ты, кажется, сейчас взлетишь под потолок, - улыбаясь в бороду, заметил воин. – Сейчас я выйду, и пройду к двери, а ты делай как я.

  -А ты… ты не уйдёшь без меня? Вдруг ты зайдёшь, и дверь за тобой захлопнется? Я не хочу здесь остаться одна.

  -Ты и не останешься. Вот смотри, я уже стою и жду тебя, - он сделал несколько шагов к двери и остановился. – Теперь ты.

  Их босые ноги шлёпали по уходящим вниз ступеням неширокого коридора. Здесь также горели факелы, освещая путь, и Алексей терялся в догадках, почему их не было в том ужасном коридоре с призраками. Держась за руки, оба ощущали спокойствие от того, что кто-то живой идёт рядом. Коридор уходил всё ниже и ниже. Когда воин обернулся и из-за плеча спутницы взглянул наверх, то не различил ничего, кроме темноты.

  Но вскоре он плавно перешёл в огромный зал с низким потолком. По всей длине зала стояли каменные квадратные колонны, испещрённые руническими символами. А в самом конце его стоял камень в человеческий рост. Своей формой он напоминал яйцо и был отполирован почти до зеркального блеска.

  Когда тени двух фигур упали на стоящий камень, то раздался вздох, прокатившийся эхом по всему залу. Путники замерли на месте, настороженно глядя по сторонам. И в тот же миг из-за камня показался человек. Это была древняя старуха в вылинявшем старом платье, согбенная почти пополам и опиравшаяся на кривую клюку.

  -Ну здравствуйте, дорогие, - прошамкала она. – Долго вы добирались, ой долго. Бабушка уж заждалась вас здесь.

  -Ты… кто?! – выдавил Алексей. – И зачем ждала нас здесь?

  -Ох-ох, сколько вопросов! А у меня такие ноги больные… Бабкой Ефросиньей меня кликали.

  -Да ты же умерла! Мне сказывали, что преставилась ты непонятно от чего. Как же ты можешь быть здесь? Ты тоже призрак?

  -Ну так, а то ж. Можно сказать, что и призрак. Служила я камню ещё при жизни. Я когда-то так же, как и вы к нему пришла и силу колдовскую просила. Камень любое желание выполнит. Но, как говорят, долг платежом красен. Вот за желание потом службу отслужить надо. И когда смерть наступает, то Камень страх отправляет. Ко мне во сне страх пришёл, так я и сюда попала.

  -А для чего ты оставила грамоту для меня?

  -Судьба у тебя такая. Ты не думай, это не ты решил Камень искать.

  -Вон как! А если б не померла Глафира? Или я не поехал бы в Новгород?

  -Ты, батюшка, молод ещё и не знаешь всего. Вся твоя жизнь заранее начертана, не можешь ты её менять. И то, что вы здесь встретились, тоже судьба. Иначе и быть не могло. Даже и присесть некуда!

  Старуха засуетилась, ища что-то и в следующий миг села на деревянную колоду, которую вытащила из-за колонны.

  -Ну вот, так-то лучше. Вы молодые, и постоять можете, а мне…

  -Погоди, старая. Как выбраться нам отсюда?

  -Да кто ж вас здесь держит? Ведь вы здесь потому и стоите, что просьбу имеете. Бедные мои ноги… Вот вы говорите, а я всё устрою.

  Алексей с опаской покосился на бабку, но всё же заговорил:

  -Когда-то я считал себя счастливейшим из живущих людей, думал, что Глафира есть моё счастье. И потом мне пришлось на своей шкуре испытать хрупкость этого счастья, когда она умерла. Никто не сказал за что она умерла, и почему я не мог её забыть, чтобы не мучиться. Никто не знает ответов на такие вопросы. Но когда я услышал о Камне волхвов исполняющем одно желание, то уже знал каким будет моё. Я сбежал со службы, истратил много денег, меня не единожды пытались ограбить и у меня почти ничего не осталось из имущества. Лишь одно желание меня привело сюда – я хочу покоя. И теперь, - Алексей сжал руку девушки. – я думаю, что уже обрёл его. Больше я не могу вспомнить лица той, которую любил когда-то. У меня не осталось о ней мыслей. Другая теперь владеет ими. Настя, ты пойдёшь со мной?

  Вопрос заставил девушку, побледнеть и следом уже покраснеть.

  -Когда я сбежала, то хотела лишь, чтобы прекратилась старая жизнь, с упрёками и в неволе. Я хочу жить так, как хочу, а не как мне скажут. Знаешь, Лёша, - Настя подняла лицо и заглянула парню в глаза. – я пойду за тобой теперь куда угодно, после этого места. У меня нет желаний к Камню больше.

  -Слышишь бабка? У меня тоже потребы к Камню нет, и не хочу потом платить службой. Я достаточно отслужил.

  Неясный свет отразился в глазах сидящего призрака, взвыли голоса невидимых людей. Призрак уже стоял на ногах и не было согбенности в его прямой спине. А когда бабка Ефросинья заговорила, то и голос изменился, став глухим и звуча словно хор.

  -Смертные, неужели вы думаете, что достаточно отказаться желать и тогда вы не станете служить? Ваша кровь, ваша судьба и ваша жизнь не принадлежат вам. Тысячи лет сюда приходили страждущие с горящими глазами и горячими сердцами и брали то, за чем приходили. Лица сотен и тысяч отражались в Камне, и мы есть эти лица и сердца. Вы не уйдёте отсюда, и ваша служба начнётся прямо сегодня. Вечно вы будете ходить во тьме тоннелей, ища выход и стенать, подобно нам.

  Едва раздались последние слова, отскочив от колонн и стен залы, как свет факелов начал тускнеть и старуха растворилась в воздухе, вместе с клюкой и колодой.

  -Свет гаснет! – вскрикнула девушка. – Он потухнет, и мы будем в полной темноте, как и вещал призрак. И тогда мы будем принадлежать Камню. Ты хочешь ему служить, влача жалкое существование, как все они, и скитаться в непроглядной тьме? Я – нет. И если ты тоже, то перестань торчать столбом, и делай что-нибудь!

  Последние слова девушки хлестнули плетью, выведя боярского сына из прострации. Они вместе устремился к стоявшему Камню. Свет уже почти погас, двое людей стояли уже в плотных сумерках, слыша лишь собственное дыхание и звуки шагов. Их сердца бились быстро, кровь стучала в висках. И в самых последний момент, чувствуя охватывавшее его отчаянье, Алексей выдохнул слова:

  -Пропади оно пропадом… - и ударил прямо в центр полированной поверхности Камня булавой.

  Свет погас и некоторое время люди оставались в кромешной тьме, чувствуя лишь руки друг друга. А потом они ощутили, что куда-то падают и время остановилось.

  Воин почувствовал, как что-то немилосердно жжёт лицо. Когда он открыл глаза, то увидел зеленеющую траву перед собой, деревья и невыносимо яркое голубое небо. Ещё не сознавая себя, он встал на ноги и огляделся.

  -У нас получилось…

  Он хотел радоваться, но не видел Анастасии и радость быстро отступила. И едва путник сделал шаг, как услышал вздох, где-то совсем рядом с собой. Настя лежала совсем рядом, скрытая высокой, по пояс, травой. Она открыла глаза и проговорила:

  -Подними меня.

  -Мы вернулись, ты слышишь, мы смогли! – завопил Алексей, подхватывая девушку на руки и целуя её в губы. Это длилось всего лишь миг, пока он не осознал содеянного. – Прости меня.

  -Ничего. Всё в порядке. Но, если ты порядочный человек…

  -Да, я женюсь на тебе и буду целовать тебя сутками. Я буду поцелуями твоих медовых уст начинать и заканчивать день, ты слышишь?! Теперь я хочу ощутить вкус мёда и жареной оленины. Чего ещё может желать человек? Только новой жизни, – всё ещё держа девушку, он продолжал. – Ты, ты мне подарила вновь этот мир. Я знаю, о чём болтала та старуха. Я смотрю в твои очи и вижу сияние Небес. Я слышу твой голос и внимаю ангельскому пению. И сейчас на моих дланях покоится прекраснейшая из дев у врат Рая, - Алексей склонился над губами спутницы, нежно их целуя. - Может и в самом деле судьба нас свела вместе. Идём же!

  -Борода, – улыбаясь, произнесла Анастасия, несильно дёрнув усы воина. – Куда мы теперь пойдём? И где мы?

  -Я не знаю, - ответил он, отпуская ношу. - Но знаю, что не хочу возвращаться туда, откуда держал путь.

  -Тогда что же?

  -Мне сказывали о странах, где нет зимы, и вместо земли лежит лишь песок. Там ездят на горбатых лошадях и строят огромные сверкающие хоромы, а на базарах тех стран есть запахи пряностей, которых никогда и нигде больше не ощутишь!

  -Но как можно жить там, где нет снега и есть лишь песок?

  -Мы увидим, Настя. Мы всё увидим вместе.

Похожие статьи:

Рассказы → Портрет (Часть 1)

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Последний полет ворона