Тьма есть в каждом из нас: Рука Писца
в выпуске 2016/07/18
Сияющее солнце распускало свои железные лучи по всей поверхности медальона. Они переплетались, создавая форму некого креста, лежащего прямо под небесным светилом, сделанного ремесленником неизвестно где и неизвестно когда. Хоть, в сущности, металл довольно холодный, эта же металлическая гладь, если к ней прикоснуться, отдавала мягким теплом трогавшего её. Рационально объяснить почему так происходит, дотронувшийся не может, но коль бы он узнал, что в этом замешена магия, то ему всё стало ясно. Ему бы стало очевидно, что этот медальон ничто иное как детектор магической силы, который при приближении к её источнику становился всё горячее.
Деус легонько потер большим пальцем железное солнце. Он почувствовал только небольшую приветливость магии в этом месте. Значит, ему нужно идти дальше.
Внезапно его чуть ли не ослепил какой-то яркий всполох справа от него, в ночном небе. Повернувшись к неожиданно появившемуся и быстро гаснущему источнику света, а также услышав взрывы, он понял, что это были всего лишь фейерверки, запускаемые кем-то недалеко отсюда. Деус хмыкнул и, убрав медальон в карман, облокотился на периллы близкой ему балюстрады, а затем стал смотреть световое представление, устраиваемое в честь бала. Он наблюдал как маленькие огоньки, отправляемые с земли, достигали некой своей смертельной точки и потом взрывались сотнями таких же. Наёмник был рад ненадолго забыться.
Но его отвлекли, ибо вдруг что-то сзади него зашелестело, и он обернулся, чтобы увидеть то, что издало звук. Оказалось, этот шум издала некая девушка, которая только что выбралась из тени кустов. Она что-то гневно бубнила и отряхивала платье от попавших на него маленьких листочков. Деус подумал, что на вид она довольно привлекательная: невысокого роста; не слишком худая; тонкие губы с приподнятыми уголками; широко посаженные глаза; русые волосы до плеч; осиная талия, завернутая в малиновое платье с черными вставками, обтягивающие небольшую грудь — эта девушка была словно принцесса из сказок, с единственным отличием в том, что в сказках такие красавицы не пьют, а эта держала бокал с вином.
Деус сначала немного понаблюдал за её манипуляциями со своим платьем, но потом нахмурился и отвернулся лицом обратно к фейерверку.
Он понадеялся, что она пройдет мимо него и направиться вниз по дорожке к воротам имения. Не тут-то было. Её звонкий голос донесся до ушей наёмника:
— Знаете, а вам очень идет этот камзол.
Повернувшись на её голос, он увидел, что она не глядела на него, а стояла и смотрела на фейерверк, прямо как он секунду назад. Тоненькие пальцы этой принцессы тихонько постукивали по стеклу сосуда с напитком.
— Вы, правда, так думаете? — сказал Деус, оглядев свою грязную солдатскую кирасу, чтобы убедиться на всякий случай.
Та бросила взгляд на Деуса и сделав глоток из бокала, улыбнулась, показав ряд белоснежных зубов, отражавших свет от снарядов.
— Он вам очень к лицу.
— Что ж, я рад.
Они еще немного помолчали, а далее девушка наконец представилась, протянув руку для поцелуя, при этом хлопая глазками:
— Меня зовут Элиза ле Кантра.
Деус не стал целовать руку Элизы.
— Можете звать меня Деусом — только и ответил он.
Элиза звонко рассмеялась и опустила руку.
— Надо же, впервые вижу здесь хама, не удостоившего даму положенным ей приветствием. По крайне мере, так бы сказала моя мать. Ну а я же восприму это как некий бунтарский протест против принятых правил.
— Я не хотел вас обидеть… — начал было Деус, но Элиза перебила его:
— Ой, да ладно. Я вам уже сказала. Да и к тому же — мне серьезно все равно, почему вы так сделали. Я же не моя матушка. Давайте лучше поговорим о чём-нибудь, а то мне скучно. Хмм… например, чем вы занимаетесь? Я ни разу вас не видела на других балах и ничего о вас не знаю, а вы вроде выглядите интересной личностью.
— Не думаю — мягко сказал Деус. Он не хотел продолжать разговор, но Элизе было сложно отказать. От неё прямо таки веяло прекрасной юностью, пленяющей сердце.
— Давайте угадаю…
— Ладно, скажем так, я решаю проблемы людей, требующие применения особого подхода.
— Что-то наподобие врача?
— Некоторые толкуют мою профессию именно так.
— Тогда что же делает такой добрый человек как вы, среди купцов, банкиров, баронов и прочих самых “замечательных” людей Моргенштерна?
Слово “замечательных ” Элиза произнесла с саркастической окраской.
— Я… — Деус на секунду запнулся — Я думаю, вы плохо понимаете характер моей работы. И я приехал сюда по делу.
— Так ли важны детали вашего делания. Главное, что вы кому-то помогаете, не важно как. А по какому делу вы приехали сюда, если не секрет? Полагаю не за выпивкой и столами, ломящимся от десертов — спросила Элиза и осушила бокал одним махом. Немного посмаковав вино, она вытерла губы тыльной стороной руки.
Деус чувствовал, что это всё притворство может плохо закончиться, но, тем не менее, он ответил ей:
— Раз уж вы спрашиваете. Я приехал в это… чудное имение, чтобы встретиться с его хозяйкой. С госпожой Джайной Темпл.
— Мне стоило бы догадаться. Все знают о терках Темпл с семьей Эррол. Мне до них дела нет, но похоже, что вы приехали именно поэтому. В таком случае, удачи вам — после этих слов, Элиза положила голову на левое плечо Деуса и закрыла глаза, перед этим поставив бокал на перила. У того пробежал холодок по спине. И прежде чем он успел что-то сказать, Элиза произнесла:
— Хотела бы вечно просто стоять и смотреть на такие красивые зрелища. Просто… стоять. И смотреть. К сожалению, для меня, этому не бывать. Завтра я уезжаю в академию. Мама говорит, что это всего на несколько лет, но я знаю, что когда я выйду, то буду настоящей женщиной в самом расцвете сил, рыскающей по свету в поисках муженька, что не забьет меня до смерти. Я буду не такой как сейчас.
Элиза тихонько хихикнула. Деус сразу понял, что это грустный смех.
— Простите, что рассказываю вам мои заботы — Элиза отстранилась и повернувшись к наёмнику, посмотрела ему прямо в глаза. — Я всего лишь хотела поговорить с кем-то, кроме тех снобов, что пытаются ублажать меня. И также я хотела… попросить вас кое о чем.
Элиза взяла руку Деуса и положила в его ладонь маленький ключик, накрыв своей второй ручонкой. Наклонившись к его уху, она прошептала:
— Я уезжаю в академию только завтра, и мне бы хочется запомнить этот вечер, ибо он последний, как бы это наивно драматически не звучало. Так что, может, вы составите мне компанию после того, как закончите свои дела? Я устроилась тут неподалеку: в гостевом доме напротив имения. Моя комната самая крайняя на втором этаже. И обещаю вам, что сами вы тоже не сможете забыть сегодняшний бал…
Прошептав это, Элиза резко отодвинулась и быстро побежала вниз по дорожке, насколько могла в своем платье и туфлях. Прежде чем скрыться из виду, вследствие уклона дороги, она обернулась и игриво прикусила нижнюю губу.
Ключик так и оставался вложенным в ладонь Деуса. Он несколько минут смотрел на него размышляя, и это размышление привели его к плохим мысля. Наёмник поморщился и выкинул ключ куда-то, где его бы никогда не нашли.
* * *
Стройное звучание флейт, перезвон струн лютен, шквал разных голосов, звон посуды, взрывы фейерверков — всё это смешалось в какофонию звуков. Эта разноголосица оглушала, удивляла своей многогранностью и погружала в пучину праздника, к которому можно не иметь отношение, но после прочувствования которого, мало кто смог бы пройти мимо счастливых людей, наслаждавшихся жизнью. И даже ярый противник присоединения к какому-либо обществу людей, будет ощущать эйфорию здесь, пусть и на миг.
Деус чувствовал неприязнь ко всему. Ему всё это казалось неправильным. Но это было до того, как к нему пришло ощущения радости от жизни, насквозь пропитавшее имение в этот вечер. Он пытался сопротивляться этому ощущению, но быстро сдался. Он просто устал от своего образа жизни. Поэтому, ведомый какой-то невидимый рукой, Деус медленно ходил по праздничной площади, где собирались те, кто приехал на бал, а также музыканты, и где стояли длинные столы с какими только возможными видами яств. Площадь была практически под завязку заполнена, ведь сюда съехался практически весь Моргенштерн, дабы почтить покровительствующую семью города. В итоге из-за этого, когда Деус шагал через толпу, то он чуть не задохнулся от такого количества людей в его личном пространстве. Но это давящее скопище отрезвило его, выветрив всю эйфорию, что позволило ему вспомнить, зачем он здесь.
Чтобы как-то избавиться от удушающего чувства, он направился к одной из стен, что отделяют двор имения от остального мира, у которой было меньше народу. Протискиваясь к этой стене, наёмник нечаянно толкнул плечом кого-то мужика. Пострадавший уже хотел помянуть грязными словами мать обидчика, но повернувшись к нему, он вдруг остолбенел. Тоже самое состояние сталось и у Деуса, когда он увидел кого задел. Мужик, словно очнувшись, захохотал и заключил наёмника в крепкие объятия:
— Ха-ха-ха, какие люди! Привет тебе, достопочтенный сбежавший сапожник! Я уж думал, что ты нашел себе работу где-то далеко и не вернешься сюда!
Деус, оправившись от удивления, ответил на объятия, похлопав рукой при этом по спине своего старого друга. Сглотнув подступивший ком в горле, он произнес:
— Я тоже рад видеть тебя, Хьярвард. И ты даже не представляешь, насколько.
* * *
Деус снова поглядел на Хъярварда. Тот пил вино прямо из декантера, причем многое попадало не ему в рот, а на его длинную парадную тунику, которая судя по блеклым пятнам на ней, выдерживала и не такое. “Нет,” — подумал Деус —“ Этот медведь никогда не поменяется”. Если бы какие-нибудь посторонние наблюдатели услышали о чем думает Деус, то они бы сказали, что сравнение с медведем самое точное. Однако сам Деус, хоть и называл Хьярварда медведем, все же понимал, что это описание несколько отличается от реального. Пускай Хьярвард и был под метр девяносто ростом, а уже упомянутая бедная туника с поясом еле сдерживала широкие плечи и развитую мускулатуру, в нём не было никакой неуклюжести, свойственной людям такого типа сложения. Наоборот, Хьярвад всегда двигался с некой присущей ему грацией и тихой походкой, которая изрядно раздражала окружающих, так как у многих из них присутствовала неприязнь к подкрадывающимся и неожиданно возникающим великанам. Да и к тому же, лицо старого друга Деуса не являлось таким уж добродушным, каким видел его наёмник, ибо физиономия Хьярварда имела ярко выраженные воинские черты, не вселявшие особого доверия. К примеру, скулы у Хьярварда были очень эксплицитны, да так, что казалось, будто можно об них порезаться. Плоские щеки, похожие на два плоских камня, какие лежат в большом количестве у берега любого моря, вместе с квадратной челюстью, показывали его эфемерную серьезность, которая могла стать вполне реальной, в зависимости от поставленного перед ним вопроса. Узкий рот, — улыбавшийся гораздо чаще, чем казалось со стороны — пребывавший на людях в крепко сжатом состоянии, тоже как бы врал о необщительности его владельца. Довершал образ этакого тупого бугая — большой нос, шишка на переносице которого выдавала его перелом. И все-таки, окружающие не совсем зря боялись Хьярварда, потому что как говорил сам медведь, святых в этом мире есть столь много, что если бы кто-то захотел заполнить ими одноместный сортир, то этот человек остался бы стоять у пустого отхожего места, выжидая пока придет кто-нибудь из таких людей, а потом, так никого и не дождавшись, умер бы от старости.
Оторвавшись, наконец, от ёмкости, Хьярвард, причмокивая, произнес:
— Так, так, так… — проговорил он хрипловатым голосом, покуда его нос стал принюхиваться характерно раздув ноздри. — А вот и еще один для меня.
Сначала Деус не понял о чем говорит Хьярвард, но принюхавшись, он тоже почувствовал ни с чем несравненный аромат только что запеченного мяса, среди запахов бесчисленных блюд. Определив курс откуда шел этот аромат, Деус посмотрел в его направлении и увидел низкорослого пухленького поваренка в переднике, что шел к товарищам, держа в руках поднос с аппетитными ломтиками запеченной свинины, украшенными различными овощами и зеленью. Приглядевшись к кухарю, Деус заметил, что тот идет с очень не радостным лицом. Дойдя до двух собеседников, поварёнок с грохотом поставил поднос на стол накрытый скатертью, около которого стояли Деус и Хьярвард. Вблизи лицо поварёнка оказалось не просто безрадостным, а больше того — гневным. Даже шикарные черные усы, что имелись на его широком лике, были взвинчены вверх, подобно рогам разъяренного быка. Маленькие злые глазки впились в великана:
— Нате-с! — писклявым голосом, возмущенно начал поварёнок, уперев руки в бока, став похожим на задиристого петуха. — Ваша светлость, я уж извиняюсь за свой неуважительный и грубый слог, но вы на сей момент сожрали аж три порции! Три!
На слове “три”, поварёнок, для пущего эффекта, показал столько пальцев, сколько было сказано, в лицо Хьярварду.
— Так ладно бы у нас много скотины было — вообще бы никаких к вам вопросов не имелось — но ведь здесь у нас не святой двор при Совете, что заседает в Мортеме. Я не могу тратить большие запасы на какого-то телохранителя, не состоящего в сливках высокого общества, да и еще приехавшего неизвестно откуда! Другие более достопочтенные люди тоже хотят вкушать яства, приготовленные мною.
Хьярвард ответил не сразу. Сначала задумчиво потер стекло пустого декантера, а уже потом, положив руку на плечо поварёнка так, что по нему сразу стало виден его уже утихающий пыл, и улыбнувшись так добро, как мог только человек улыбаться дерьму, на которое он случайно наступил, Хьярвард сказал:
— “Ваша светлость’’? Зачем же портить свою тираду таким официальным сорняком, Пьер! Тем более, что как мне видится, мы с тобой стали достаточно близкими людьми. Возможно, даже братьями, ибо наверное только настоящий брат может не сдать мерзкую похотливую свинью, трахающею милого юнца помощника прямо на кухне.
Улыбка на лице Хьярварда уступила место неподдельной ненавистной гримасе, а поварёнок теперь лишь испуганно моргал, пытаясь найти что сказать. Такая милая сценка продолжалась недолго. Через немногим меньше секунд, чем занял этот маленький диалог между двумя “братьями”, Хьярвард натянул беспристрастную маску и тяжело выдохнув, произнес:
— Принеси мне еще вина. — Хьярвард протянул ёмкость Пьеру. Тот принял её с мелкой дрожью в руках, при этом еще и нервно сглотнув. — И поосторожней с тем, что говоришь, Пьер. Алчность в одобрении окружающими иногда может поссорить тебя с теми, кто знает тебя лучше. Поверь мне, такие ведающие о твоей сущности люди определенно не пренебрегут словом, чтобы показать какой ты на самом деле. Покумекай об этом на досуге, между плотскими утехами и готовкой. Ступай.
Пьер ушел, больше не произнеся ни слова.
Деус огляделся: никто за ними не наблюдал, ибо кроме лежащего и храпящего от сладкого сна толстяка в еле сходившимся на нем камзоле под скамейкой, по факту считающимся благородным человеком, из-за своего туго набитого кошеля, видневшегося чуть ли не издалека, никого не было в этом укромном уголке сада, находившимся прямо напротив площади. Как подумал Деус, если бы здесь кто и был любопытный на слух, то спрятаться он мог бы только в тенях, которые, впрочем, каждые полминуты становились редкими по причине ярких вспышек от взрывов пиротехники в ночном небе.
— Телохранитель, значит? — как будто невзначай спросил наёмник бывшего солдата.
Хьярвард хмыкнул. Он знал, что Деус спросит про это.
— В свою защиту могу сказать, что деваться мне было некуда. После нашего душевного прощального разговора я вместе со своими пожитками и инструментами поехал в сторону Ветус-Порта, надеясь немного подзаработать там. Но, к великому сожалению многих ценителей сапог, когда я ехал по большаку, то в пути на меня напала целая орава уродов, дегенератов, или проще говоря, бандитов. Будь у меня оружие, я бы справился с ними, ну, или смог бы вырваться и драпануть в лес, но ты сам помнишь — в то время я стилета даже не носил. В то время я был большим дураком.
Хьярвард подошел к линии, очерченной тенью от края крыши рядом стоящего особняка, где заканчивалась зона сада и начиналась зона площади. Теперь он стоял спиной к Деусу.
— Наконец, после обыска моей повозки, главарь приставил острие ножа к моему кадыку и поинтересовался насчет мифического припрятанного золота. Быстро поняв то, что чтобы я ему ни сказал — он все равно убьет меня, я решил молчать и высчитывать насколько ему хватит терпения. Правильного ответа на эту задачу я так и не узнал. Откуда ни возьмись полетели стрелы и, чуть не задев меня, повтыкались во всех членов банды. Как позже оказалось, это стреляла личная гвардия госпожи Темпл. Она вместе со своей свитой проезжала неподалеку и увидела моё затруднение.
— Храбрая королева спасает простого сапожника от лап негодяев. Классическая история, я тебе скажу — с сарказмом и без улыбки прокомментировал Деус. — И что, королева взяла тебя к себе как щит за просто так?
Хьярвард повернулся и взглянув на своего друга, увидел, что тот, сузив глаза, пристально смотрит на него, ожидая ответа и скрестив руки на груди.
— Ты думаешь, что я предал свои идеалы, так, Деус? Думаешь, что то обещание, данное мной в таверне в день, когда мы познакомились, я нарушил? Да, ты прав и можешь осуждать меня за мою слабость, если тебе это понравиться. Джайна, как только услышав о том, что я хорошо знаю преступный мир Солиса, попросила меня выследить убийцу её покойного мужа. Я нашел и убил его. В награду за это я стал правой рукой госпожи и её защитником.
— Так это ради звонких золотых монет, еды и теплой постели? — Деус состроил гримасу отвращения — Не думал, что у тебя такие обычные ценности. И нет, я осуждаю тебя не за твое предательство собственных принципов. Совсем нет, ибо это твое личное дело. Но знай: в принятии решений я всегда ориентировался в первую очередь именно на тебя, пускай даже и не пренебрегая насилием, как ты в то далекое время, когда еще состоял в армии. Потому что я считал тебя тем, кем мне никогда не быть. Ты за просто так отрекся от своего кровавого и полного бессмысленного насилия прошлого, где ты сражался за господ, которых даже не видел. Мне не хватило сил так поступить, но я стремился к этому благодаря надежде, что может быть все по другому, увиденной в тебе. А теперь… теперь мы одинаковые человекоподобные убийцы.
Тот, кому было адресована эта речь, внимательно слушал Деуса и молчал. После её окончания, Хьярвард поглядел себе под ноги и покивал головой, словно соглашаясь со сказанным. Затем он взглянул в глаза Деуса и утверждающе, со серьезным лицом сказал:
— Врешь, ты не убийца. Убивать за деньги и убивать из-за нужды — два разных действа, относящихся к двум разным типам личности. Зная тебя, я с уверенностью могу сказать, что ты принадлежишь ко второму типу. Что же до меня, то как ты уже сказал, это моё личное дело. Возможно я и мертвый в душе человек, но ты нет, и вполне можешь не стать таким, так что не стоит принимать мой случай как аксиому. Живи своей жизнью, а не оглядывайся на чужую.
Деус ничего не сказал, но злость у него мигом отступила. Однако, слова, сказанные Хьярвардом, не ободрили его, даже напротив. Простояв в молчании еще немного, Деус, нервно прикусывая губу, вопросил:
— Кажется, ты говорил, что пропустишь меня к Джайне, если я помогу тебе с одним делом. А что это за дело?
Хьярвард только и спросил:
— Пройдемся?
* * *
Двое людей, приходящиеся друг другу товарищами по ироничным оборотам судьбы, записанными каким-то писцом и выпавшими им на их долю, пошаркивая своими ботинками в тишине и непроглядной черноте совсем небольшого искусственно выращенного руками человека леска, шли по каменной тропинке, выделенной стоящими по бокам рядами масляных ламп, которые давали лишь тусклый свет, сравнимый с яркостью свечения трёх или меньше светлячков, но вполне хватающего на то, чтобы не сбиться с пути. Эти двое не заговаривали пока добирались сюда, и первым нарушить негласный завет молчания решился Деус:
— Мы так и будем наматывать круги?
— А мы и не наматываем — ответил Хьярвард голосом полным задумчивости, неясной Деусу. — Мы идем по прямому пути до места, где мне понадобиться твоя дедукция, которой я — в моём неглупом уме, надеюсь — не располагаю.
— А зачем тебе дедуктивный метод? Небось, чтобы припрятанную бутылку c выпивкой, с пьяну забытую, найти?
Задумчивость Хьярварда куда-то делась, и он прыснул, но далее быстро вернулся к прежнему состоянию:
— Хе-хе, в другой день может и так было бы, но в последнее время появились обстоятельства, заставляющие исполнять мои обязанности, а не бить баклуши. Чему я не рад. Обстоятельствам, то есть. Как мне казалось, эта семья уже стерпела все болезни, какие только можно, оставившие неизгладимые следы на них, но ничему нет предела. Я же упоминал покойного господина Темпла? Так вот, знаешь, что убийцу подослали никто иные как Эрролы? Представляешь, непосредственно в спальне полоснули чужой рукой по горлу, пока он спал.
— Слушай, да ты живешь в наитипичнейшей обстановке общества одного из самых благородных слоев. Посмотри сам: благородные дамы, спасающие простых мужиков и нарекающие их своими приближенными — это раз; повара мужеложцы — это два; разборки между семьями, не предполагающие такого уж большого насилия в рамках всего континента — это…
— …три — закончил Хьярвард за Деуса. — Я понял, дальше не продолжай. Я знаю, что вся эта ситуация с господином Темплом — обыкновенная для этого круга людей. Проблема в том, что в его убийстве не было никого смысла. Наверное, Темплы не слишком почтительно общались с Эрролами, да и к тому же они частенько подминали под себя ихние территории, но недавно у них состоялась выгодная совместная сделка, которая, вроде бы, укрепила отношения между ними. Глупо так рвать связь с возможным влиятельным союзником.
— А почему ты уверен, что это они? На Оке не так уж и мало криминальных семейств.
— Убийца сознался в том, кто его нанял. Не без моей помощи, конечно. Правда, имя мне он так и не выдал.
— А что сами Эрролы?
— Говорят, что это не они подослали ассасина. Дабы доказать свою невиновность, даже пришли на похороны. Возможно, что кто-то из них имеет личные цели или ненависть к Темплам и этот некто просто не уведомил остальных о своих планах. Хрен его знает. Впрочем, мы уже скоро это выясним. На-ка, посмотри.
Хьярвард остановился, принуждая перестать идти и Деуса, и вытащил свернутый в трубочку маленький листок бумаги длиной с безымянный палец из напоясной сумки. Передав его Деусу, он взял ближайшую лампу и осветил её огоньком область рук, в которых лежал листок. Деус развернул бумагу и вслух прочитал, — перед этим прищурившись из-за плохого освещения и очень мелкого почерка руки писавшего сообщения — что на ней написано:
— “Извини, что в этот раз без шифра. Не успел его составить, так как — в кавычках — надзиратель не даёт мне покоя. Но не волнуйся насчет безопасности, ибо следующее послание будет таким, как надо, а это, если вспомнить предыдущие наши переписки, они вряд ли найдут. Вообще, ты зря волнуешься. У меня всё почти готово, что крайне удивительно, учитывая какую слежку за мной поставили, так что теперь дело зависит только от вас, а вы, я уверен, не подведете. В конце концов, мы столько прошли и запороться сейчас — недопустимо. Ладно, пора заканчивать. Я только хотел известить тебя, что дальнейшие инструкции будут лежать под камнем у статуи женщины с вазой в лабиринте. Я попрошу принести их туда в день бала. Я точно знаю, что тебе удастся найти их.
С величайшей любовью к вам обоим, Ю”.
Хьярвард забрал листок и поставил лампу обратно. Двое товарищей продолжили свою прогулку.
— Ты знаешь, кто такой “Ю”? — поинтересовался Деус.
— Есть у меня одна догадочка — сказал великан. — Мне тут посчастливилось встретиться на трауре господина Темпла с Юлианом Эрролом — сыном Крофорда Эррола. Тот еще юный белокурый пустоголов, я тебе скажу. В его возрасте ему всё что угодно взбредет в голову, в том числе и убийство из-за незначительной мелочи, поэтому не исключаю, что он может быть замешан здесь. К тому же, слишком уж он был довольным без видимой на то причины на похоронах. Но меня больше интересуют и, в некотором роде, злят те, кому адресовано сообщение. Получается, что прямо у меня под носом ходят заговорщики. Прямо под носом!
— А кого может знать этот Юлиан, как ты думаешь?
— Да кого угодно. Как я уже упоминал, эти две семьи не слишком часто цапались, хоть и имели некую неприязнь к друг другу, идущую с каких-то давних времен, причину которой сегодня уже и не выяснишь.
— Значит, члены семейств могут общаться между собой свободно?
— Абсолютно. Но хочу отметить, что к Юлиану сложно проникнуться симпатией, впрочем, как и к его отцу, ибо оба те еще злобные хмыри, слабые на власть, похоть и деньги. Яблоко от яблоньки недалеко падает.
— Но кто-то же проникся, если передаются такие послания. Эй, кстати, а где ты листок выискал-то? Неужели на земле нашел?
— Почти. На полу в особняке. Прилег себе в уголке галереи, а его и приметил. Хм, а я вот сейчас подумал: там рядом комнаты есть, где ребя располагается, возраста как раз этого блондинистого дьявола, так может, он их обработал или крепко сдружился?
— Дети пошли против собственных родителей?
— А что, вполне реально с мозгами нынешней молодежи. Тем более, что детушки уже доказали свою молодую горячку.
— У тебя все всегда под одну гребенку, независимо правда ли это, или нет.
— Ну посуди сам: разве может взрослый мужик в здравом уме объявлять на всю публику, что он сношается с собственной сестрой, тем самым, естественно, уведомив об этом весь город и дискредитировав семью в глазах вышестоящих матриархов Догмата. Сестра тоже хороша. Она ни разу не отнекивались, а даже умудрилась сказануть еще что-то про родственную свадьбу. Во общем, всё как у типичных молокососов — дурдом, разврат и показывание неуважение к взрослым своими действиями.
Такой поворот очень удивил Деуса. От семьи верующей в Догмат, никто не ожидает нечто подобного.
— Хм, надо же. Хьярвард, можешь заносить в список свойств благородного общества еще и кровосмешение.
— Да иди ты. Не все так плохо. Джайна не одобряет такой связи, ибо очень набожна, а если глава семьи чего-то не одобряет, то и другим членам придется примерить её точку зрения.
— А что отец? Неужто он был не против таких близкий отношений его кровинок?
— Он относился к этому более-менее спокойно, что, кстати говоря, раздражало Джайну. Но она до сей поры ничего поделать не могла, так как она являлась всего лишь супругой вдовца и мачехой этих детей, что, по сути, приравнивало её к пустому месту. Господин Темпл же поставил одно-единственное условие: быть осторожным и не допустить зачатия наследника, чтобы потом продолжителен рода не стал какой-нибудь урод с физическими и умственными отклонениями. Однако, как рассказывала мне прислуга, он всё-таки громко ругался со своей дочерью из-за чего-то. Вполне возможно, что именно из-за их сношения.
Тем временем, пока Деус и Хьярвард общались, ноги друзей успели донести их до пункта назначения. Каменная тропка заканчивалась деревянной аркой, столбики которой были украшены причудливой резьбой рисунков переплетающихся цветочков, птиц, животных класса млекопитающих. Арка служила алтарем природы, рядом с которым можно прилечь на мягкую и немножко щекочущую спину траву, расслабляя уставшее тело. Здешних обитателей он укрывал от бренного им мира и только лишь своим существованием возвышал дух на невероятные высоты. Но наёмнику и телохранителю нужно было не сюда. Они прошли мимо алтаря и вышли из леска на дорожку из гравия, громко переругиваясь из-за осложнений в виде цепких веточек кустов, что цеплялись за их одежду. Выйдя, они оказались на том месте, где Деус наблюдал за световым представлением. Это место представляло собой дорожку на холмике, что шла сначала прямо, но потом плавно уходило вниз и блуждала вплоть до северных ворот, а также небольшое её ответвление, ведущее на сделанный из лучшего мрамора, какого только существующего, открытый балкон с ограждением в виде балюстрад, нависающий над лабиринтом, что был символом богатства хозяев этого имения. Фейерверков больше не было, так что балкон и дорожку освещал серебряный свет близко приближенного в эту праздничную ночь месяца. Вдалеке, на бескрайних равнинах, виднелись маленькие коробочки, в действительности являющимися домами фермеров. В некоторых из них еще можно было увидеть скудную желтую точку света свечки или огарка, но многие обитателей оных уже сладко спали вместе со своими близкими. Оглянув такую спокойную картину, словно написанную маслом под авторством талантливого живописца, Деусу самому захотелось лечь где-то там, может даже по середине скошенного поля пшеницы, и заснуть крепким сном удовлетворенной проститутки. От столь соблазнительных размышлений его отвлек голос Хьярварда, подошедшего со спины:
— Красиво, ничего другого тут и не скажешь, но давай-ка не задерживаться. Может статься так, что сообщение заберут прежде, чем мы-
Хьярвард внезапно закончил говорить.
— Что случилось, Хьярвард? — взволнованный неожиданным молчанием проговорил, оборачиваясь Деус.
Поворотившись, Деус увидел, что Хьярвард чуть наклонился вперед и прищурился. Деус проследил за его взглядом и понял, что он смотрит на ворота в конце дороги, где, как успел заметить наёмник, маячилась пара неясных силуэтов. Впрочем, приглядевшись как и Хьярварл, Деус увидел еще и третье тело, но оно, в отличии от двоих других, не стояло, а лежало навзничь. Но самым странным во всей этой сцене выглядело не лежащее тело, а гладкая поверхность, хорошо отсвечивающая свет небесного светила, на которой оно лежало. По неровным краям её формы в ней угадывалась лужа, но лужа чего — крови или воды — понять с такого расстояния было нельзя. Во всяком случае, оптимист точно был бы здесь не уверен.
— Это что еще такое? Ты видишь, Деус? — быстро шепотом спросил Хьярвард.
— Да, вижу — мрачным голосом ответил Деус.
— Там… там же труп, да? — задал риторический вопрос телохранитель. — Ох, мать твою за ногу! Бежим туда, пока убийцы не удрали! Ну же, быстрее!
Хьярвард со всех ног понесся к воротам. Деус побежал вслед за своим другом.
* * *
Добравшись практически до самых ворот, Деус и Хьярвард стали слышать зычные голоса силуэтов и различать их движения. Один из них, жестикулируя руками и едва не звуча на целую округу, заикаясь, кричал другому мужским голосом:
— Что ты в-видел, а?! Да н-ничегошеньки, ничегошеньки ты своими к-косыми г-глазами не видал! Понял, б-баран?! Она сама это… как его… с-споткнулась… да, вот, споткнулась и упала на нож! Эта с-сука сама на-напросилась на смерть! Я, ты — мы ни в чем не виноваты! Мы ни в чем… не… виновны…
Кричавшая тень внезапно упала на колени, закрыв свое лицо ладонями, и зарыдала. Второй призрак наконец заметил бегущих к ним Деуса и Хьярварда. Он испуганно вжался в дерево ворот и выставил вперед руки, надеясь таким образом защитить себя от неминуемого суда. А двое приятелей, прибежав к месту преступления, так и застыли перед мертвецом и предполагаемыми убийцами. Деус сразу узнал оболочку отошедшей души, ибо она запомнилась ему, хотя он и пытался отогнать мысли о ней. Элиза ле Кантре, будущее светило науки и гостья бала, сейчас, как никогда в жизни до этого, выглядела обычной скудевшей девушкой с улицы, а не прекрасной принцессой. Бледное и холодное, как водная гладь ключевого озера лицо, прикрытое застывшей маской неподдельного ужаса, было повернуто на бок и закатившимися глазами смотрело куда-то в бесконечность. Малиновое платье, сравнимое до убийства с лучшими нарядами из книжонок со сказками о прекрасных дамах и рыцарях на белых конях, теперь покрытое грязью и опавшими листьями, было задрано до пояса, а в области груди имел место быть грубый вырез, сделанный явно тем же ножом, что торчал рукояткой из живота жертвы насилия. Ноги были широко расставлены и отличались от положения рук, которые были сложены крест накрест над головой. Повсюду на теле, — больше всего на внутренней стороне бедер — были мелкие порезы, в прошлом сочащиеся кровью, ныне уже засохшие.
Деус не мог отвезти глаз от трупа Элизы. Ему казалось, что это кошмар, ибо такого не может просто быть. Не может человек обидеть такого чистого, юного и девственного ангела. Он, конечно же, не питал иллюзий насчет добродетельности и нравственности большинства вояк, но всякий раз, когда случалось подобное на его глазах, на месте жертвы оказывалась какая-нибудь женщина, успевшая принести в этот грешный мир, частью которого она и являлась, несколько таких же чудесных ангелов, как Элиза. Так что, для Деуса, такая смерть Элизы — ошибка. Чудовищная ошибка, случившееся неизвестно почему. Именно поэтому Деус стоял как вкопанный. Он не знал, как на это реагировать. Чего нельзя сказать о Хьярварде. Сорокалетний солдат успел поведать многое на войне, и он быстро оправился от потрясения. В нем начал закипать гнев, как при разговоре с Пьером. Голос, словно рык, раздался из его уст:
— Вы… вы… да я, блин, даже слов таких ублюдских для вас выродков подобрать не могу! Вы что, совсем мозги пропили?! Кто из вас двоих это сделал, а?! Не отвечаете? Тогда у обоих бошки с корнем выдерну нахер! Эй, ты, блядин сын! А ну, вставай! Сука, я сказал вставай!
Хьярвард ступая так, будто хочет убить, подошел к тому мужику, что вблизи оказался стражником, как и другой, и который до сих пор рыдал по не понятной причине — то ли сожалел о содеянном, то ли с отчаянием думал о том, что с ним будет. Не церемонясь, Хьярвард со всей силой дал с ноги по лицу. Стражник, не ожидая удара, повалился наземь. После такой оплеухи, кое-как встав на четвереньки, он начал выплевывать кровь, смешанную со слюнями и выбитыми зубами. Избавившись от всего этого, он, увидав, кто его ударил, заорал не с людской голосистостью, шепелявя от отсутствия многих коренных зубов:
— Нет, пожалушта, это не я! Чежно, причежно это не я! Нет, нет, нет, только не бейте, пожалушта!
В этот раз Хьярвард ногой дал в живот, а затем, нагнувшись к уже хватающемуся за пузо мужику, сделал несколько ударов кулаком в нос, ибо Хьярвард не хотел более травмировать рыло, так как ему нужно было, чтобы стражник мог сказать что-то членораздельное. Он собирался ударить последний, контрольный раз, как вдруг в крик стражника прошения о пощаде вклинился еще один, правда, уже женский, но с тем же посылом. Как узнали дальше, это кричала появившиеся неизвестно откуда жена того самого стражника, что загибался под ударами Хьярварда. Это была характерная женщина-простак с тремя спиногрызами за душой; с столькими же выкидышами; с чахоткой, что заставляла выхаркивать кровь чуть ли не после каждого слова; и наконец, с мужем пьяницей и дибилом, но которого она жалела и любила больше всех на свете. Посмотрев на всю картину, в том числе, посмотрев и на труп Элизы, она сделала правильные выводы и став на колени, стала умолять телохранителя со слезами на щеках, что проваливались в ямки на коже от пережитой оспы:
— Прошу, господин! Молю вас: простите моего дурака-супруга! Я понимаю, что за преступление он совершил, но… — она закашлялась. — …Но если вы убьете его, то умертвите не только преступника, но еще и всю его семью. Послушайте, умоляю! У меня трое ртов, которых надо кормить, а моего жалование мелкой прислуги не хватит даже мне одной, чего уж там детям. Без денег, что зарабатывает…кхе-кхе…кхе-кхе… мой муж, я с моим выводком сляжем от голода. Я всего лишь прошу: подумайте! Эта же балбеска сама виновата. Вон, вырядилась как, прямо как те барышни, что покупаются за денежки…кхе-кхе…кхе-кхе… да, за драгоценные денежки… кхе-кхе… о господи… кхе-кхе…
Женщина разразилась кровавым кашлем, капли которого, долетали даже до ног Хьярварда. Тот и не знал что сказать. Он перевел взгляд с жены на мужа, все еще плачущего, но уже от боли. И кто бы знал, что случиться, если бы не неосторожный шорох сапог второго стражника, что под шумиху хотел удрать. Вспомнив про него, Хьярвард выпустил шкирку непутевого мужа и двинулся к нему. Подойдя вплотную, Хьярвард указательным пальцем ткнул тому в грудь и, рыча, сказал:
— Ты! Ты расскажешь всё что произошло и от твоих слов мы вынесем ему наказание за его деяния! Ну же, говори!
— Мы… Мы стояли на посту, как нам и было велено — начал, запинаясь, второй стражник. — Ничего не происходило, всё было тихо и спокойно. И вот, пришла эта девка, сказала, мол, выйти ей нужно. Ну и мы пропустили,… а Гуди такой: “Вот бы ей засадить”.
Жена насильника издала вой полный боли. Стражник продолжил:
— Я... я ничего такого не хотел, правда. Это все Гуди. Та девушка вернулась через некоторое время и сообщила, что забыла что-то на балу. Гуди её не пропустил, сославшись на неимения у неё приглашения. Девушка возмутилась, а Гуди… Гуди предложил ей другой вариант прохода. Она возмутилась и хотела уже уйти, но Гуди схватил её и бросил на землю, а потом… потом…
— Изнасиловал её? — подсказал Хьярвард, явно злясь.
— Да… но он не хотел её убивать. Он сначала просто приставил нож, ну и сделал несколько царапин на теле, чтобы она успокоилась. Он только хотел запугать её.
— Ты издеваешься?! У неё в животе, сука, нож торчит!
— Это вышло случайно, клянусь вам. После того, как Гуди её успокоил, он положил нож между ними… кверху лезвием, из-за того что торопился и ни черта не соображал, я думаю. Ну и когда он… елозил по ней, нож вошел к ней в брюхо. Она поэтому и закричала, но Гуди не знал об этом и решил, что она снова пытается вырваться. Он начал душить её и еще быстрее двигаться, соответственно и нож с каждым… толчком входил всё глубже. Я пытался предупредить, но он только оттолкнул меня. В конце концов, лезвие вошло до конца, а под девушкой уже начала разливаться лужа крови. Гуди, я предполагаю, не сразу понял, что она мертва, ведь он еще несколько минут драл её. Потом, когда он осознал произошедшее, он буквально сошел с ума. Ну а потом появились вы. Вот и всё. Вся правда. А теперь, мне можно идти? Я ни в чем не виноват, уверяю вас!
— Ни в чем не виноват?! Ты еще более урод, чем он, ибо бездействие это тоже действие. Почему ты ему не помешал, а?! Что, в штаны от страха наложил?!
Пытаемый стражник ничего не сказал. Только сполз по дереву ворот на землю и ткнулся лицом в колени. Хьярвард выругался, вернулся к насильнику и взяв снова его за шкирку, поднял на ноги. Стражник уже не мог стоять твердо и как бы пьяный шатался из стороны в сторону. Морда его была похожа на кусок отбивной — до того Хьярвард его избил. Приставив нос к носу, Хьярвард вопросил:
— И что же нам с тобой делать, дружок? Убить я тебя не могу — ты в своей бессмысленной жизни еще должен детей вырастить и жену прокормить до самой смерти. Что же мне остается, а? Милосердие, да? — стражник кое-как кивнул. — Что ж, тогда да будет так. Я милосердно соглашусь, вместо казни тебя, отрезать тебе пальцы, коими ты лапал эту девушку; отрезать тебе язык, чтобы ты больше не мог им ничего делать этакого; и конечно же, я отрежу твой конец, чтобы ты больше никого не смел никого обесчестить.
Стражник начал дергаться, испуганно мыча, пока Хьярвард говорил и доставал из-за пазухи стилет. Дабы крепче перехватить убийцу, Хьярвард на секунду отпустил его шкирку, а далее перехватил его за задние волосы, крепко сжав их в ладони. Насильник стал орать о помощи, но вскоре затих до прежнего мычания, так как телохранитель начал водить у него перед глазами оружием, приговаривая:
— Тихо, тихо… Не дергайся. Так же ты ей говорил, да? Ирония, не правда ли? Теперь ты на её месте. О да, какая жалость, что крыса попалась в когти коршуна, хе-хе…
Настало гробовое молчание. Слышны были только всхлипы и покашливания бедной женщины. Хьярвард смотрел в глаза стражника. Они нервно крутились, пытаясь найти выход из сложившийся ситуации. Но выхода не было, и Хьярвард лишь больше мучил насильника.
Всё произошло быстро. Вот Хьярвард держит убийцу, а уже в следующий момент, выворачивает с хрустом ему правую руку и одним резким взмахом стилета отрезает тому все пять пальцев, которые отскочив несколько раз от земли, словно мелкие камешки, остались лежать. Убийца начинает пуще прежнего вырываться из смертельной хватки, надрывая голос при этом, но у него не выходит. Жена, видя все это, тоже начинает жутко рыдать. Но Хьярвард не остановился на достигнутом. Опять выпрямив стражника, он раскрытой ладонью со всей силы ударил его в нижнюю челюсть, спровоцировав рот закрыться и тем самым, отрезать своими резцами и клыками меньше две четвертых язычка, кусок которого выпал изо рта и с мерзким шлепком упал прямо на сапоги, прилипнув к ним. Боль убийцы была невыносимой. Казалось, что он уже ничего не будет чувствовать, кроме этого ощущения все весны до заселения в свои элитные апартаменты под слоями грунта. Но Хьярвард еще не закончил. Осталось последнее, что он хотел забрать. Глубоко дыша сквозь стиснутые зубы, он подозвал жену преступника:
— Ты его женщина! — говорил он. — Так что иди сюда и сделай то, что ты должна сделать!
Та медленно подползла на не выпрямляющихся коленях.
Хьярвард уже протягивал нож, когда его схватил и повалил вместе с собой Деус, все это время стоявший в стороне и застывший перед трупом Элизы. Разговор, что он слышал, доносился до него глухо, будто через воду, ибо шок на время помутнил его разум. Но он какой-то частью разума понимал, что такое наказание — не слишком милосерднее изначального. И неизвестно, что разбудило Деуса. Может крики женщины больной чахоткой или стражника, или же слова Хьярварда, или просто потому, что он уже отошел от потрясения. Как бы то ни было, он не собирался и дальше просто стоять и кинулся на своего друга, дабы не столько спасти преступника, сколько спасти остатки человечности Хьярварда. Нависая над ним и сильно сжав его плечи, Деус сказал:
— Прекрати, Хьярвард. Неужели ты не видишь, что ты делаешь?
— Что я делаю?! Я вершу правосудие, Деус! — взревел он в ответ. — Я как милосердный бог, сужу этого гада за его противоречащие устройству мира деяния. Он паразит, которого надо раздавить, но я даю ему шанс искупить сделанное им, давая неполное наказание. Понимаешь? Я не садист, а рука суда божьего!
Хьярвард потерял контроль и был похож на сумасшедшего в бреду. Деуса пугало это. Его товарищ никогда бы не сказал такого. Но Деус не собирался напоминать руке божий кто он такой, потому как знал, что это не возьмет нужного эффекта.
— И что же это за бог такой? Что за бог, причиняющий своим творениям такой вред?
— Справедливый!
За перепалкой, никто из всех присутствовавших свидетелей на суде, не услышал цокот четырех пар копыт, приближающихся со стороны праздника, пока, наконец, всадники на лошадях не подъехали настолько близко, что их почувствовал бы и слепой. Деус и Хьярвард не видели, кем были незваные гости, но незнание прошло через малое количество мгновений. Первый по близости нахождения всадник мгновенно соскочил с седла и на обозрение объявилась девушка худышка в высоких сапогах и бриджах, также на которой сверху было одет короткий жакет. Её белокурые волосы, собранные в хвостик, красиво обрамляли овальное лицо с низкими скулами, а маленькие глазки — в данный момент сузившиеся — могли, как казалось собеседнику, смотреть прямо в суть человека. Девушка обвела ими всех, задержавшись на сцепившихся Хьрварде с Деусом, которые удивленно смотрели на неё, и остановившись на избитом насильнике. Она медленно проговаривая каждое свое слово, попросила объяснений:
— Хьярвард, что, черт возьми, здесь происходит?
Деус слез с телохранителя и тот, отряхиваясь руками от грязи, прошипел в ответ:
— Не твое дело, Дорта. Лучше объясни, что ты здесь делаешь? Детское время уже закончилось, насколько я знаю. Госпожа Джайна знает, что её падчерица катается глубокой ночью на лошади где попало?
Дорта нацепила злобную гримасу.
— Не думаю, что её величество беспокоится обо мне. Предполагаю, что она сейчас сидит со своим выродком и моя судьба её нисколько не заботит. Хм, а я вижу у тебя проблемы. Хочешь сделку? Давай я помогу тебе прибрать тут всё и не стану ничего говорить Джайне, а ты взамен ничего не скажешь ей про мои ночные прогулки.
Вытирая тыльной стороной грязь с щеки, Хьярвард сказал:
— Хорошо, но мы еще не закончили с ним.
— Мы закончили — утвердительно сказал Деус. Хьярвард с гневом взглянул на него. Дорта только хмыкнула ото всей этой сцены.
* * *
Деус, раскапывая камень руками и черня при этом ногти, задался вопросом, который отвлек его от мыслей о происходившем десять минут назад: зачем класть важные письма рядом со статуей, стоящей прямо же за первым поворотом от входа? Юлиан не ведал о других ориентиров в этой громоздкой и дорогостоящей загадке, именуемой лабиринтом? Однако, у Деуса всё-таки слегло с сердца когда он узнал, что нужный булыжник лежит совсем рядом. Он поскорее хотел покончить с этим. Впрочем, судьба ухитрилась опять выкрутиться очень неприятным способом. Под булыганом ничего не хранилось. Там отметилась лишь выемка для того, что должно было находиться. Убрав камень на место, Деус выругался как самый настоящий сапожник.
Уже собравшись идти назад с нерадостными вестями, он внезапно столкнулся с Дортой. Она стояла в конце прохода, недалеко от него, словно охраняя выход. На её губах играла надменная улыбочка, а руки она держала за спиной. Увидев, что Деус её заметил, Дорта не спеша направилась к нему ровной походкой и с прямой как струнка спиной, продолжая улыбаться. Деус неожиданно для себя понял, что его загнали в угол. И чем ближе подходила Дорта, тем сильнее становилось чувство мышки в мышеловке. Подойдя, Дорта, голосом на удивление сахарным, отличавшимся от прежнего приказывающего, вопросила:
— Что-то ищете, как вас там?
— Деус. Меня зовут Деус — ответил, подозрительно прищурившись Деус.
— Да, да, Деус, конечно же, прекрасное имя. Ну так что, ищете?
— А почем вам знать?
Дорта тихонько рассмеялась.
— Ха, наверное потому, что я нечасто встречаю людей просто так раскапывающих булыжники. Поиски чего-то — самое объективное объяснение тому, чем вы занимались, вот и всё. И кажется, я знаю, что именно вы искали.
— Да неужели?
— Сарказм, Деус, сарказм… хороший инструмент разговора, не так ли? Он может задобрить, рассмешить или даже ранить самолюбие собеседника, иногда содержась всего в одном слове. Все чувства в одном флаконе и поэтому истинные глашатаи часто прибегают к нему. Но, знаете, мне он не нравиться в любых репликах, кроме своих собственных…
— Может, перестанете юлить и скажете, что вам известно? — перебил Дорту Деус.
Деусу эта девушка по своему характеру ясно напоминала притаившуюся змею.
— Ах, как жаль, что вы спешите. Хотя, в этот вечер такое стремление даже нужно, я вам скажу. И лучше не возвращаться обратно, Деус, иначе с вами случиться участь похуже, чем у той бедняжки. Кстати, вы в курсе, почему так дорогой моему сердцу Хьярвард, судил того стражника настолько жестоко?
Вздохнув, Деус принял диалог, считая, что ему некуда деваться.
— Я раньше считал, что убийство самое жестокое наказание. В принципе, как и сейчас, но действительно — Хьярвард возможно перестарался, хотя и сложно определить точную меру наказания за такое преступление.
— Вы что, правда, ничего не поняли?
— О чем вы?
Улыбка Дорты стала еще шире.
— Ах, ах, ах… да вы живете в мире каких-то своих иллюзий. Разве вы не знаете о месте женщин в нашем уголке континента? Если ты не подстилка важного мужика или его дочь, то ты ничего и не стоишь. Убьют и изнасилуют такую несчастную — всем будет все равно. Насильника, ни то что не казнят, а даже и в тюрьму не посадят. Хьярвард знал об этом и допустить такого не мог.
— Вы говорите, что он мучал его не из-за милосердия и сострадания к семье, а только из-за собственных убеждений? — cказал потрясенный Деус.
— Я думала, вы Хьярварда знаете. Та прислуга-то знала, поэтому и упрашивала пощадить муженька родимого. А вы и подавно должны знать, ведь вы вроде двое закадычных дружков.
Закончив говорить, Дорта показала Деусу руку, до этого бывшую за спиной, в которой лежал конверт. Она протянула его ему со словами:
— Держите. Пускай это будет мой подарок в честь нашего знакомства. А я пойду, нам с моим братом много километров еще нужно проскакать. Советую вам долго здесь не задерживаться. Лучше поскорее делайте свои дела и уходите.
Далее она развернулась и быстро пошла на выход. Деус так и остался стоять как вкопанный на месте. Его хрупкий мирок, кажется, окончательно разрушился.
* * *
Сначала Деуса заботили следы его сапог на отменном блестящем паркете с рисунками и орнаментами, но мельком бросив взгляд в сторону Хьярварда и увидев его серьезный настрой, он об этом больше не заботился. Их шаги раздавались гулким эхом по всему особняку семьи Темпл, а мимо них пролетало великолепное убранство с золотыми люстрами, хрустальные подвески которых выглядели словно капли росы на соцветиях одуванчика; широкими и огромными по длине своей столами, стоящими на резных ножка и украшенные льняной скатертью с вплетенными золотыми нитями; дорогущими картинами известных художников; статуями изображавших героев из популярных в том краю сказок; парадными доспехами великих воинов, что сражались за честь собственной семьи; ворсовыми коврами из самых дальних уголков Ока; а еще со многим тем, что не довелось увидеть, из-за закрытых дверей. Если бы Деус не был высосан до предела происходящими событиями, он бы точно поразился всей дорогой красоте дома.
Экскурсия закончилась. Деус и Хьярвард добрались до больших затворенных дверей, пропускающих в зал, где Джайна встречала гостей. По их бокам стояли славившиеся дисциплиной сбиры, с мечами в руках охранявшие госпожу. Хьярвард повернулся к наёмнику и сказал бесцветным голосом, будто будучи мертвым:
— К Джайне ты пойдешь один, как и хотел. Я доверяю тебе, Деус. И к тому же, мне надо как можно быстрее разгадать шифр письма. Что-то у меня сталось плохое предчувствие после твоего рассказа о вашем разговоре с Дортой. Судя по её словам, она как и её брат и вправду замешаны в каком-то заговоре. Теперь осталось узнать в каком.
Хьярвард протянул руку для пожатия. Деус ответил на него.
— Я не прощаюсь, Деус. В конце концов, ты можешь остаться здесь. Помогать мне или еще что-нибудь в этом роде. Ты как?
— Я подумаю, Хьярвард — осипшим от волнения басом сказал Деус. Кровь в медальоне, являющимся детектором магической активности, закипала и неприятно жгла у него за пазухой.
Телохранитель кивнул.
— Понимаю. Ну, до встречи.
— До встречи.
Друг Деуса ушел, оставив его наедине со сбирами, один из которых, заранее открыл одну из дверей. Глубоко вздохнув, Деус вошел в зал и дверь за ним закрылась.
* * *
Если другие комнаты дома просто ослепляли, то приёмный зал буквально выжигал хрусталики золотом. Оно было повсюду: начиная от золотых жирандолей и такого же паникадила, освещающего помещение настолько ярко, что казалось, будто всё еще день; и заканчивая сусальным золотом на потолке и стенах, и повсеместными золотыми орнаментами. С первого взгляда становилось понятно, что мастер, отделывавший это помещение, поставил перед собой задачу передать всё внешнее богатство Темплов и даже бы царь султанов, увидев этакую лепоту, одобрительно покивал, обозначая, что ему это удалось. Но величие Темлов в главную очередь выражалось не их богатством. Семья всегда на передний план выставляла их лидера, с которым она и ассоциировалась. Глава Темплов сейчас сидела в конце зала, сложив руки на коленях, на неком кресле походившим на трон из-за размера и длинной широкой спинкой, украшенной золотыми шпилями, а также из-за того, что оно находилось на довольно высокой лакированной деревянной платформе, к вершине которой, вели аж пять ступенек. Сзади кресла имелось витражное окно, где цветной мозаикой был выложен рисунок. На нем изображалась русалка, что выбралась на берег и ныне сидела под лучами дневного светила. Рисунок хорошо просматривался, а вот лидера Деус мог рассмотреть с конца зала лишь в общих чертах, не имеющих большего значения для представления об оной. Скорее всего, Деус увидел бы Джайну намного четче, если бы напряг зрение, но, как вскоре оказалась, это ненужно. Джайна сама поднялась с кресла и тихонько ступая по ступенькам в плоских туфлях, направлялась к Деусу. Она, как подавляюще большинство знатных особ, ходила в бесценном драпированном платье цвета солнца, сливавшимся с фоном, с узкими и длинными рукавами и узким лифом коттом, а её темные волосы были убраны в “колбу”, правда, без шапочки по обычаю украшавшей такую прическу. Но было что-то необычное в том, как она выглядела. Дамы занимавшие её место в других семьях одевались по такому же принципу, но в таких нарядах они редко не казались всего лишь яркими юлами, не вызывающими никакой почтительности. Деусу было неведомо, почему Джайна виделась иной по сравнению с ними. Была ли в этом виновата жесткая походка и ровная спина, чем часто пренебрегали леди высокого положения по причине молодой легкости, что играла полным ключом в наследницах поста руководителя семейных дел; или же в ней присутствовала какая-то уникальная неосязаемая аура? Во общем, что ни говори, Джайна Темпл умела произвести благоговейную импрессию.
Вдруг в зале раздался детский плачь. Неизведанно откуда, всё с большею громкостью доносился резкий и немного раздражающий младенческий глас, источник которого Деус не сразу приметил. Оказалось, что он шел из колыбели, стоявшей около платформы, такой же золотой расцветки как и все остальное в зале и на глаз посему невидимой. Джайна как раз доспела сойти со ступенек и приблизиться к ней, но она токмо на секунду заглянула внутрь неё и пошла дальше, а крик ребенка не прекратился. Наконец, Джайна приблизилась настолько, что её можно было рассмотреть в деталях. Форма её лица была трапециевидной с глубоко посажеными карими глазами, всегда подозрительно смотревшими; с вздернутым маленьким носиком; с пухлыми губками, где верхняя губа выступала над нижней; с высоким и покатым лбом; c широким подбородком; с щеками покрытыми румянцем. Морщины если и были, то их нужно искать было с лупой, а это для тридцатилетней женщины огромное достижение. Деус невольно засмотрелся ею и уже хотел сделать шаг ей навстречу, как внезапно послышался грохот, испугавший его. Он был глухим, так как шел с улицы, но за звуком последовали такие вибрации, что упомянутый паникадил начал слегка раскачиваться. Посмотрев на Джайну, Деус увидел, что та продолжала идти и не сводила с него глаз, как будто ничего не заметив. Понимая по своему происходившее, Деус вытащил из ножен меч и побежал с ним к Джайне.
Но Деус не успел добежать до неё, так как огромный метеор размером с хорошую скалу врезался прямо в приемный зал и отнес наёмника к противоположному углу. Время замедлило движение и Деус смотрел как сила и вес метеора медленно ломают правую от входа стену, выпуская огромный клуб пыли и дыма. Наёмник знал, что ему не спастись от него, если только не случиться чудо. И как по желанию Деуса, оно случилось. Замедлившиеся время уже остановилось совсем. В воздухе повисли щепки, куски стены, стекло, мелкие пылинки. Сам метеор будто бы застрял в здании, ибо остался висеть в проделанной им же дырке. Всё замерло и не были слышны никакие звуки, кроме шелестения юбки и шагов до сих пор идущей Джайны к наёмнику. Сколько шло такое состояние мира — Деус не знал. Да и какая разница, если время испарилось отсюда и не играло никого значения. Главное, что когда время продолжило ход, поменялся в одно мгновение и мир вокруг. Из зала исчезло все золото, а вместо него проступил черный сгоревший металл, по-видимому раньше бывшим драгоценным, коверкающий место до неузнаваемости. Испарился метеор, точнее, не испарился, а теперь лежал ниже этажом, сделав дыру в полу на половину помещения. Доски пола, кажется, уже много лет как прогнили от влаги, проникающей через дырки крыши. Изменилась и Джайна. Вместо уверенной и располагающей к себе средних лет женщины — настоящая старуха со множественными морщинами и старческими родинками, которая, однако, двигалась с тем же достоинством; вместо темных шелковистых волос — седые, кое-где уступавшие место проплешинам; вместо прекрасного платья — какие-то серые тряпки беднячки. Складывалось ощущение, что всё резко состарилось на несколько десятков лет, но Деус имел другое, более правильное представление о случившимся. Он с самого своего прихода в это имение был в курсе того, что окружение как и люди вокруг него — лишь призраки прошлой жизни этого места. И сейчас, туман, что скрывал реальность, рассеялся, оставляя Деуса одного с бедной старухой и землей почерневшей от огня и крови.
Джайна, в итоге, встала от наемника в шесть шагов. Её речь носила в себе сенильные хриплые нотки, неизбежные для всех живущих, но всё-таки, она еще могла повелевать:
— Встань, наёмник.
Опираясь руками на меч, — что не был выпущен им из рук, даже когда он летел и врезался в стену с огромной силой — Деус встал, издав негромкий стон от боли в спине и ребрах.
— Я спрошу два важных для меня, Деус, вопроса, на которые ты обязан ответить. Первый: ты пришел сюда, чтобы убить меня?
— Заказ есть заказ — не стал врать Деус. — Но пришел ли я только ради вас? Нет.
— Гм… — поджала губы Джайна и развернувшись, начала шагать к трону. Деус последовал за ней, малость хромая и держась за бок. Только сейчас он заметил, что платформа пусть и вся развалилась, но кресло, ныне стоявшее уже на полу, время едва покоробило. А еще оно еле тронуло колыбель. Увидав её, у Деуса тотчас возникли мысли, отяжелявшие душу.
— Что насчет второго?
Бывший лидер Темплов села на кресло, положив руки на колени. Взгляд её был надменен.
— Эти руины пропитаны кровью, страданием, смертью. Даже примерную дозу магии здесь определить нельзя, но точно можно сказать, что она смертельная для всех тех, кто не принадлежит к имению. Заблудшие сюда люди сходили с ума и кончали жизнь самоубийством спустя двадцать взмахов крыльев воробья после прихода. Но ты… ты вошел сюда и ходил здесь так, будто ты сам принадлежишь к этому месту и так же являешься призраком. И ты знал моего телохранителя. Это не возможно. Происходившие события были полвека тому назад. Если бы ты и вправду жил в том времени, то сейчас передо мной стоял бы немощный старик, а не здоровый воин. Поэтому второй мой вопрос будет таким: кто ты или ЧТО ты такое? В чем скрывается твой обман?
Наёмник встал посередине былого золотого зала. Его глаза внимательно изучали Джайну.
— Я отвечу, только если получи ответы на свои вопросы.
— И какие же они?
֫— Во-первых, кто наслал на имение огненный метеоритный дождь и почему? — приступил к допытыванию Деус.
— А ты как сам думаешь? Предполагаешь, что это сделали Эрролы?
— А это не они?
— Отчасти. Но главный нож в спину пришелся от той стороны, от которой я ничего не ожидала, хотя и надо было. От сучьей Дорты и её такого же брата Вигге.
Голос Джайны принял гневный оборот на последнем предложении.
— Я закрывала глаза на многое, что они делали, даже после смерти Алвиса, который разрешал им практически все. Но я никак не ожидала, что их либидо и малолетний кретинизм могут причинить такой большой вред. Ты даже, наверное, и не представляешь какую игру они затеяли. Я видела твой разговор с Хьярвардом о Юлиане и могу сказать, что он действительно внес свою лепту. Моя кровь чиста и я могу взаимодействовать с магией — добавила она, увидев, что Деус глядит на неё с недоумением. — Именно с помощью её, я увидела, откуда всё идет. А идет это еще с того времени, когда Дора и Вигге входили в пубертатный период. Алвис говорил мне, что они со своего рождения были очень близки и никогда не ссорились. Их любовь между братом и сестрой была совершенной. Никто никогда ничего не делал без другого и разделение их было смерти подобно. К сожалению, это привело к определенным проблемам с взрослением. Им обоим давно надо было начинать думать о супружестве, детях и тому подобное, но они не задавались такими проблемами. Вернее, они вникли во все это, но выбрали… свой путь.
На лице госпожи проступила гримаса отвращения.
— Но это не самое худшее. Худшее наступило потом, когда Вигге и Дорта познакомились с Юлианом. Мальчик был еще тем извращенцем нигилистом и своими “прогрессивными” взглядами быстро успел влюбить в себя сестру и брата. В прямо смысле слова. Помню мы с Дортой разговаривали о пустяках и она случайно обмолвилась мне, что секс втроем — это лучшее, что она когда либо делала. Я рассказала об этом Алвису, а тот уже выпытал из Дорты с кем она там совокуплялась. Был большой скандал, но как я уже говорила, Алвис не разделял мои устои и ругался только лишь из-за того, что они трахались с наследником другой семьи. Он порешил, что с Юлианом они встречаться более не будут и на этом все закончилось. Ну, как думал Алвис. Юлиан не мог потерпеть такой дерзости: его собственность — а так он относился к Вигге и Дорте — забрали у него. Долго придумывать, как отомстить, ему не пришлось. Сукин-сын купил наёмного убийцу и убил с помощью него Алвиса. Всё вроде бы сложилось для него хорошо, но вот только осиротевшие дети не захотели возвращаться к Юлиану, ибо подозревали, что убийство их отца — его рук дело. Тут Юлиан ублюдски исхитрился, воспользовавшись своим красноречием и убедив двоицу, что служители культа Догмата — еретики, в том числе и их папа. Проще говоря, он обратил их в веру Потестаса.
Деус с удивлением заметил, что взгляд Джайны теперь смотрел не на наёмника, а в пол. Глава Темплов скрывала какую-то слабость и дрожащий бас выдавал это:
— Я… Я не понимаю. Спустя столько лет, я до сих пор не понимаю, почему Дорта и Вигге согласились на кровавый ритуал. Даже с учетом того, что им промыли мозги. Как они решились сжечь десятки человек? Как они решились сжечь все то, что добивалась наша семья веками? Как они решились сжечь своих близких? Как они решились сжечь… сжечь…
Джайна неожиданно резко встала с кресла и вытирая слезы, подошла к колыбели. Вытащив оттуда запеленатый сверток, она стала качать его как ребеночка. Деус не хотел подходит к ней. Ему точно было известно, что чуда на этот раз его там не ждет. Всхлипывая, Джайна закончила:
— Деус, ты не представляешь какого это: держать в руках самое дорогое, что у тебя есть, а потом потерять это. Не в одну секунду, как обычно бывает, а целые минуты ты слышишь, как кричит твой ребенок, извиваясь в пламени, и поделать с этим, ты ничего не можешь. Всё что тебе остается — это после поднять маленький уголёк с пола и прижать его к сердцу…
Плачь Джайны продолжался долго, очень долго, но Деус ждал. Наконец, Джайна, вытерев опухшие глаза и с грустной улыбкой посмотрев на сверток, сказала:
— Надеюсь, я дала тебе ответы. Твои мне уже не нужны. Я просто хочу, чтобы ты оказал мне одну бесплатную услугу. Ты можешь мне это дать?
Деус согласно кивнул.
— Тогда… Тогда убей меня, Деус. И похорони меня вместе с моим сыном и Алвисом.
Деус, взяв под руку Джайну, бережно держащую останки своего дитя в руках, направился к выходу, с грохотом ступая в мертвой тишине.
* * *
Встреча была назначена под большим дубом у пригорка, когда солнце достигнет зенита, но тучи заволокли светило и пошел дождь, так что определить время не представлялось возможным. По ощущениям Деуса, заказчики опаздывали, но, в конечном счете, они все же появились. Старый мужчина и престарелая женщина, которая говорила приказывающим тоном:
— Вы сделали свою работу, или же ваши уникальные способности, про которые вы нам говорили, не действуют?
— Действуют. Джайна Темпл мертва, а вместе с ней ушла и магия. С этого момента, старое имение Темплов абсолютно безопасно — сказал Деус.
— Ты слышал, Вигге? — обратилась радостная женщина к мужчине. — Мы можем вернуться домом!
— Да, я слышал, Дорта — сухо ответил мужчина. — Спасибо вам, Деус. Вот, держите. Встретили-то друга своего, о котором вы нам говорили?
— Благодарю — сказал сразу погрустневший Деус, беря награду. — Да, встретились мы. Поговорили по душам.
— Везет. Не каждому выпадает шанс проститься с близкими.
— И вправду.
— Ну ладно мы пойдем — заторопилась женщина. — Нам еще деньги надо найти на реставрацию имения.
— Точно. Прощайте, Деус. Удачной дороги вам и вашим товарищам по оружию.
— Подождите — остановил их наёмник. — Возьмите. Это подарок на память.
Деус протянул Дорте Темпл вздувшийся медальон.
— О, сердечно благодарим вас, конечно! А… А что это он так вздулся?
— Форма отлива такая. Не знаю, может делавший его мастер был пьян.
— Ха-ха, может быть, Деус, очень может быть! — рассмеялся Вигге Темпл.
После того, как мужчина с женщиной отошли на десять шагов от Деуса, медальон взорвался, облив их кипящей кровь. Они кричали и корчились от боли причиненных ожогов, а затем, в конце концов, умерли смертью, нельзя чтобы сказать, спокойной, но зато удовлетворение их убийцы было самым на тот момент совершенным из всего того, что есть на свете.
Конец.
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
