Он денно и ношно корпит над письмом,
Потомкам донесть чтоб эпохи творенье.
При свете лампады, борясь с мирским сном.
Крапает крамольных дум стихосложенье.
Простите, потомки, могу не успеть
Песню эпохи моей пропеть.
Сердце в груди начинает болеть,
А рука что-то стала неметь.
В углу под распятием хлебушка край
Да кружка воды родниковой,
Но мысль лишь одна, как вложить урожай
Дней прожитых в стиль главы новой.
Простите, потомки, могу не успеть
Песню эпохи моей пропеть.
Сердце в груди начинает болеть,
А рука что-то стала неметь.
Наутро ченцы в его келью вошли –
Лампада чадит догоревшая.
Святого с улыбкой блаженной нашли,
Рука над письмом онемевшая.
Простите, потомки, могу не успеть
Песню эпохи моей пропеть.
Сердце в груди начинает болеть,
А рука что-то стала неметь.
Успел все же старец закончить сюжет,
Отправив потомкам сказанья эпохи.
Сквозь строки встают виды пламенных лет –
Моря, люди, горы, дороги.
Простите, потомки, успел я суметь
Песню эпохи моей все ж допеть.
Сердце в груди перестало щемить,
Рука сумела мысль в строки вложить.
