Георгий был сильной и здоровой мухой. Он очень любил плотно и вкусно поесть. Вот и сегодня, с самого утра, его можно было застать за завтраком на свежей, исходящей паром, коровьей лепешке.
– Отменное говнецо, не находите, Илья? – сказал Георгий, оживленно передергивая хоботком и припадая им к завтраку. Серая муха среднего возраста, сидевшая рядом, приподнялась и уставилась на соседа фасеточными глазами.
– Как же, как же, – ответствовал Илья, утирая присоску волосатой лапкой, – кал что надо. Свежайший. Рекомендую-с.
– М-м! – замычал от удовольствия Георгий, втягивая влагу из лепешки.
– А вот скажите, Георгий, – между тем вещал Илья, прихлебывая говно. – Вы никогда не задумывались, отчего мы питаем слабость к экскрементам?
Георгий нехотя отвлекся от еды, стряхнул с хоботка частички фекалий. Волоски на загривке встали дыбом – муха задумался. Затем сказал:
– Ну почему же. Задумывался. И пришел к выводу, что так устроено природой. – Он с удовольствием вернулся к трапезе.
Илья не унимался:
– Но на свете существует великое разнообразие пищи, которой мы можем питаться! – он торжественно развел передюю пару лапок. Георгий слушал, не отрываясь от лакомства. – Вот я давеча откушал гнилую забродившую грушу в саду старого пасечника. Мне знакомая бабочка-бражник посоветовала. Хэ-хэ, скажу я вам, в головушке-то приятственно шумело! Однако, помет все равно привлекает больше.
– Грушу? Пробовали и мы такое, – отозвался Георгий. – Весьма. А слива, особливо позднего сорту, полежавшая на солнышке, – ой как хороша. Непременно вкусите при случае.
– Вот! А яблоки, а виноград, а вишни... Ну, мясо еще тухлое ничего так, некоторые кровь любят.
Щетина на спине Георгия вновь встопорщилась, крылья сдвинулись:
– Нет, кровь только осенью, меланхолия когда. Вот тогда можно и кровушки... а так...
Илья вздохнул.
– Да, вы правы, – он потер лапку о лапку, как любят делать все мухи. – Но отчего фекалии – милее и приятней? Ведь поговаривают, что они вредны.
Зеленоватые, выпуклые глаза Георгия, казалось, округлились еще больше от удивления.
– Вздор! – сказал он. – Говнишко и вредно? Ха! Да ежели и так, чего отказываться-то? Сколько той жизни! Два-три месяца – и на тот свет! Когда еще экономить!
– Да, да... вы верно рассуждаете... – забормотал Илья, потупившись. – Но, есть мысль, что нормальное питание продлевает жизнь. Я имею ввиду, если какашульками не баловаться.
– Все это слухи и выдумки, – отмахнулся Георгий. – Мой дед завсегда это дело любил и не пренебрегал случая, чтоб не отведать хорошего дерьмица. Употреблял его в любом виде. И что? Прожил аж три с половиной месяца!
Илья кивнул, впечатлившись, но мягко возразил:
– Я слышал, что безговенная диета увеличивает срок жизни до четырех-пяти месяцев.
Георгий наконец наелся досыта и мог спокойно вести беседу не отвлекаясь.
– А вы знакомы хоть с одной такой мухой? Порядочной, не сволочью.
Илья помолчал.
– Близко не знаком, но встречал, – сказал он. – Однажды на конюшнях пересеклись. Я как раз присел на стену, погреться на солнышке, как ко мне подсела другая муха. У нас завязалась беседа, из которой я узнал, что мой новый знакомый не принимает в пищу кал. Совершенно. И надо сказать, выглядел он весьма здоровым. Живой блеск глаз, движения резки и быстры, волосок к волоску, крылышки ровненькие, чистенькие...
– Ну, полно, Илья. Это признаки любой молодой мухи.
Илья скривил хоботок в улыбке.
– Ему было три месяца.
Тут Георгию было нечем крыть. Но он уточнил на всякий случай:
– Это он вам сказал? – Илья кивнул. – Как знать, что не соврал?
– Конечно, нельзя быть уверенным. Но прецедент имел место. Кроме того, современная наука говорит...
– Ну не знаю. По мне, так все дело в отношении. Злоупотреблять, разумеется, не стоит. Но коль есть природное желание – отчего бы и нет?
– Может, и так, – согласился Илья, шевельнув крыльями. Разговор явно себя исчерпал, и каждому было пора лететь по своим делам. Солнце поднялось уже высоко.
– Что ж, – сказал Георгий, – пожалуй, полечу. Рад был встрече и увлекательному разговору. Всего доброго, Илья. – Муха расправил крылья, и, поджав лапки, взмыл в ослепительное утренне небо.
В этот же момент, прямо на глазах Ильи, Георгия на лету схватил клювом воробей. Несчастная муха едва ли успела понять, что произошло.
От страха Илья прижался брюхом к говну. Он боязно смотрел то вверх, то по сторонам. Муха понимал – его не постигла та же участь лишь потому, что он сидел на лепешке, очевидно отпугивающей своим видом и запахом животных.
Наконец, убедившись, что поблизости нет пернатых убийц, он оторвался от спасительной кучи, и как мог быстро полетел прочь, к конюшням.
По пути Илья думал о том, что говно, которое он критиковал, а Георгий защищал, – возможно, спасло ему жизнь.
"Как странно, – думалось мухе Илье в полете, – одна и та же вещь, одно и то же дерьмо, способно сослужить каждому по-своему. Как загадочна и непредсказуема судьба!"
На этой философской ноте муха Илья с удовольствием опустился на теплую кучку продуктов жизнедеятельности лошадки и впился в нее хоботком.
"И все-таки, почему нас так тянет на всякое говно?" – думал счастилвый Илья, поглощая оное.
