Цвета памяти

Через полукруглое окно лился малахитово-красный свет, создавая из Любимой изящный силуэт, словно вырезанный из чёрной бумаги. Я робко  пригласил её сесть в стоящее неподалёку кресло. Девушка сделала несколько шагов и комфортно в нём устроилась. При этом ненавязчиво расправила тоненькими пальчиками складки на юбке.

         -Привет, — сказала она, будто раскатывая слово на языке. Сквозь лёгкую дымку я увидел белоснежные зубки, обнажившиеся в обезоруживающей улыбке.

         -Привет, Инна.

Оранжево-жёлтые всполохи нового сияния.

          Глаза Инны были зелёные-зелёные, как два изумруда, и цветные игры лишь усиливали этот чудный оттенок. Длинные каштановые волосы пылали в необыкновенном световом представлении. Огненный калейдоскоп потух, вернув прежнюю умиротворённую темноту.

 Она потянулась к столику рядом с креслом и что-то взяла из нижнего ящика.

         -Инна… Инночка, я…

         -Не спеши. Времени хватает. Знаешь, мне всегда кажется, что наши встречи становятся всё напряжённее и… как в первый раз.

         — Со мной такого ещё не было.

         -И со мной, — молвила Инна. Голос её звучал размеренно, тихо, блаженно и настолько легко, что хотелось вскочить и обнять, просто обнять и не отпускать больше никогда, но… воспрещалось предпринимать подобные попытки. Однажды я рискнул –   результат оказался плачевным.

         -Что у тебя в руках? – осведомился я. Иногда так хотелось просто помолчать с кем-нибудь, осознавая, насколько громким может быть крик внутреннего голоса.

Вместо ответа она вскинула на меня глаза и почему-то поморщилась. Странная тревога охватила меня и заставила вскочить. Я схватил Инну за руку и… её кресло провалилось в пропасть. Да, провалилось в небытие, было поглощено тьмой, тут же сменившейся прибоем. Волны неистово бились о скалы, пенясь и бурля.

Моя голова тут же взорвалась болью, а девушка сильнее сжала мою руку и вскрикнула. В этот раз всё происходило куда стремительнее!

Под нами провалился пол. Дыхание перехватило от резкого падения. Ужас завладел нами прежде, чем мы осознали, что плюхнулись на землю, поросшую зелёноё травой.

-Твоя бурная фантазия поражает меня всё больше и больше, — хихикнула Инна. Как же я её любил! Когда-то…

В её руках всё ещё были зажаты пожелтевшие от времени листы бумаги, исписанные в каждой строчке. Мои письма. Письма, в которых я признавался ей в любви, но взаимности так и не получил. В этом мире были подвластны времени лишь бумага с моими текстами.

-Мне кажется, пора заканчивать наши встречи, — сказал я очень тихо. – Слишком…

Меня прервала бирюзовая вспышка над горизонтом. Я закрыл глаза, но в следующую секунду открыл, стараясь разглядеть происходящее. Всполохи света напоминали рисунки: сначала гриб, затем цветок, потом две человеческие фигуры, обнимавшие в любовном танце.

-Чего ты здесь расселся? – раздался хрипловато-грубый голос надо мной. Я встал и обернулся.

Тучный мужчина в белоснежной майке, из-под которой выпирало пивное брюхо, вперил в меня свои полные злорадства и ненависти глаза.

-Из-за тебя мне приходится работать день и ночь!

-Думаешь, одними письмами и цветами мог отделать от судьбы? Этой чёртовой старухи, которая нас в покое не оставит!

-Неужели ты… ты…

-Да! Я образ твоей лени! – Толстяк медвежьей походкой приблизился и подтолкнул меня к пропасти.

Инна впилась ногтями ему в спину, но здоровяк и глазом не повёл.

Каждая встреча таила в себе всё новые и новые сюрпризы! И менее приятные! Но я хотел видеть лишь Инну!

Недолго думая, я с размаху врезал толстяку кулаком, но не удержал равновесие и с диким воплем полетел вниз.

Волны с мягкостью перины приняли меня и окружили тьмой. На несколько секунд я застыл на месте и вдруг увидел слабый огонёк. Он становился всё ярче, пока не превратился в свет ночника на прикроватном столике, а я находился в уютном помещении.

За дверью раздался протяжный, странный рык неизвестного существа. 

С первого удара она слетела с одной петли и, покачиваясь, повисла.

         Малахитово-лиловое светопреставление перешло на багряно-красное, затем на кроваво-пурпурное. Становясь всё ярче, оно безжалостно резало глаза.

         Снова удар – и кусок развороченного дерева разлетелся в щепки о противоположную стену. Из тьмы — живой, едкой и угольно-чёрной – высунулась продолговатая рука с длинными кривыми когтями. В пульсирующем свете кожа отливала серебром. Я отступил, неторопливо ища глазами спасение. Лапа существа, казалось, была отсечена на локтевом сгибе – чернота поглощала в своё нутро всё живое.

         Я схватил деревянный стул. Тварь вышла из своих владений на манер актёра, ступившего на сцену из-за ширмы.

Низкорослая, с изогнутыми ногами, когти касались пола и царапали ламинат при каждом шаге, серо-коричневое лицо растягивала  маниакальная улыбка, обнажавшая гнилые жёлтые зубы. Глаза – две чёрные дырки.

         -Рад встрече, — пролепетало существо.- Я твоя душевная боль…

         -Уходи, уходи, — повторял я.

         -Я боль и от меня невозможно избавиться. Никогда!

         Стул разнёс стекло. Осколки дождём выплеснулись наружу, отливая в багряных вспышках, как сотни маленьких кровинок. Я выскочил в проём, щурясь от яркого света и неустанно думая об Инне. Безобразное создание, зовущее себя Боль, изредка прибегало к физическому воздействию. Оно сопровождало меня, нашёптывая бессмысленные фразы. Приближалось на непристойно близкое расстояние. А я слушал. Слушал и опасался действовать всякий раз, как поганая тварь едва ли не дышала мне в лицо.

         Свет потерял свою прежнюю яркость. Рядом мелькали размытые фигуры людей. Мазки бледно-белой краски на чёрном полотне. И не просто неумелые мазки от кисточки в руках ребёнка, а невероятно образные, мастерски вырисованные эскизы. Белые тени – их были сотни, тысячи – куда-то спешили, взмахивая конечностями, издавая невнятные улюлюканья. Послышалось хлопанье крыльев, напомнившее звук трепыхающейся на ветру простыни.  Я вскинул голову -  надо мной порхала обнажённая девушка с крыльями вместо рук. Разноцветные перья подрагивали в потоках воздуха, бушевавшего в верхних слоях.  Красавица пронзала меня сиреневым взглядом, шевеля губами в немом монологе.

         -Надежда, — шепнул я, спотыкаясь и падая. – Надежда. Наде…

         Моя нога провалилась по колено и завязла. Тошнотворная жижа втягивала подобно щупальцам осьминога. Размытые очертания фантомов, проносясь, хлестали по лицу. С великим трудом удалось освободиться от присосавшейся ловушки. Перекатившись на спину, я моляще воззрился на Надежду. Её фигурка растворялась, но на мгновение удалось уловить жест прощания – неспешный вертикальный взмах крыла.

         Поднявшись и отбиваясь от неуклюжих ударов белых призраков, я заковылял к полукруглому окну. Там Инна. Она должна была вновь появиться, вытеснив Боль. Маленькая комната – островок тепла и уюта в безудержном, неконтролируемом, сквозящем равнодушием и механизированностью людских душ мире.

Провалился по пояс в метре от спасительного отверстия. Желеобразная масса. Я схватился за край окна и подтянулся. Из помещения, наполненного дрожащими от огонька свечки тенями, меня разглядывала Инна. Пышные волосы ниспадали на плечи, глазки-изумруды выжидательно разглядывали потенциального гостя. Ручки изящно покоились на коленках.

                   Новая вспышка осветила девушку и… существо, спрятавшееся в углу. Я вскрикнул, замешкался. Душевная Боль скрестила на груди костлявые руки и с издевательски-маниакальной улыбкой наблюдала за жертвой.

         -В чём дело? – осведомилась Инна. Её глазки отливали не столько изумрудом, сколько салатовыми и хризокольными оттенками.

         Бирюза тускнела, приобретая багряные краски. Снаружи шуршали, как листы в старой потрёпанной и зачитанной книге, наброски человеческих фигур. В неугомонном движении они сливались в бледно-серое пятно, где терялась всяческая индивидуальность отдельного субъекта. Они не успокоятся, пока я не смешаюсь с ними.

         Боль расхохоталась, словно прочитав мои мысли. Её уродливая тень дёргалась на стене в бешеном танце сумасшедшего. Инна вскинула брови, недоумевая над моей нерешительностью. Я ввалился в комнату и сел, прислонившись спиной к стене. Тварь тут же метнулась ко мне. Дотронулась  скрюченным жёлтым когтём моей шеи и изобразила на слизистом и изборождённом морщинами лице жалость. Вздохнув, я глядел на Любимую, изнемогая от желания обнять оную. Девушка встала и, взяв меня за руки, подвела к себе.

         -Попробуем ещё раз? – спросила она, улыбнувшись.

         -В тысячный раз.

         -Мы узнали тысячу способов, как этого делать не нужно.

         -Что именно мы узнали? – Я нахмурил брови и изо всех сил старался не реагировать на впивающиеся в мою спину когти проклятой твари.

         -Узнали, как коснуться друг друга.

         -Ты меня касаешься.

         -Да, но нет ощущений.

         Действительно, не чувствовал её пальчиков и ранее, в объятиях… Она исчезала до того, как волна пьянящих ощущений захватывала меня.

         Я вскрикнул и выгнул спину. Когти глубоко вонзились в плоть и задели внутренние органы.

          Губы Инны были слаще молочного шоколада, свежее осеннего леса после продолжительно дождя, бодрее морозного утра в заснеженных горах. Залитые кроваво-багряным светом, мы застыли в долгом поцелуе. Существо провернуло руки. Кровь лилась из рваных ран. Я нежно обнял Инну и не отпускал до момента, когда жизнь покинула моё тело — измотанное от боли и в то же время, дрожащее в ментальном экстазе.

         Открыв глаза, поднялся. Покачнулся и рухнул вновь. Голова кружилась. Мысли витали где-то глубоко в закоулках мозга и норовили освободиться.

         -Инна, — шепнул я неосознанно. – Инна, Инна…

         -Здесь только я, — ответил кто-то.

         Размытые черты молодого мужчины предстали слева. С минуту я, прищурившись, вглядывался в него, силясь совладать с головокружением и тошнотой.

         -Как ты себя чувствуешь? Извини за глупый вопрос, но всё же…

         Я промолчал, запрокинув голову и учащённо задышав. Воспоминания. Слово вынырнуло из бездонных глубин памяти и, покачиваясь на волнах, плавало на взбудораженной поверхности сознания.

         Собеседник сохранял спокойствие и тишину около получаса. Я разглядел его – худощавый, высокого роста, с копной рыжих волос.

         -Один из побочных эффектов – частичная амнезия, дезориентация, — заговорил он. – Мелочи жизни, не так ли, друг? Сегодня твой тридцать первый День рождения. Как всегда,  ты пожелал встретить его в тесном кругу и под вечер… — Мужчина улыбнулся. – Вечером получил от меня специфический подарок. Недавнее изобретение для авторов нового поколения. Получил идеи для произведений?

         -Не понимаю, о чём ты… — Я вздохнул, заметив на столике цветную коробку, на которой пестрела надпись: ”ТВОРЧЕСКИЙ КРИЗИС? ЧИТАТЕЛИ  ПОТЕРЯЛИ  ИНТЕРЕС К ВАШИМ ПРОИЗВЕДЕНИЯМ? ПРЕПАРАТ “ЦВЕТА ПАМЯТИ” ВЕРНЁТ ВАМ РАДОСТЬ ТВОРЧЕСТВА!!! ” В левом нижнем углу упаковки мелко дописано: “НЕ ВЫЗЫВАЕТ ПРИВЫКАНИЯ. АБСОЛЮТНО БЕЗВРЕДНО ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ. РЕКОМЕНДОВАНО  ШИРОКОМУ  КРУГУ ГРАЖДАН!”

         -Безвредно для здоровья, — эхом повторил я, глядя на друга.

         -Не понял?

         -Я видел сущность своей жизни, спроецированную на острые личные проблемы. Когда-то забытые.

         -Что с тобой случилось? Не пугай меня.

         -Знаешь, друг, у каждого фрагмента памяти свой цвет. Со временем он меняется, порой гаснет вовсе. Препарат погрузил меня на дно воспоминаний, где оказалось кладбище забытых ситуаций. Одна из них – Инна. Девушка, которую я странным образом любил в течение всей школы. Чудная подростковая любовь, не нашедшая взаимности и выплеснутая на бумагу. В письма, которые я периодически ей высылал, хотя она жила в соседнем доме. Инна до сих пор их хранит. Уверен. Я вспомнил её и все связанные с ней переживания, как будто заново пропустил через себя пылкие чувства.