Челoвек

Пролог

Послание

 

Приветствую вас, друзья! — все, кто приняли и сумели расшифровать это послание! Кто бы вы ни были и какова бы ни была среда вашего обитания, приветствую вас!

Меня зовут Человек.

Это имя вида, из которого произошел я и другие — такие как я.

У меня много имен, но для вас все они будут малоинформативны. Поэтому, зовите меня просто — Человек.

Я странник. Я вернулся в этот Звездный Диск — мы, люди, называем его «Галактика» или «Млечный Путь» — чтобы посетить одну из малых звезд, в свете которой в далеком прошлом зародился наш вид. Это место мы называем «Рукавом Ориона».

Пять полных оборотов Звездного Диска минуло со времени, когда я покинул его, чтобы исследовать соседние Диски — мы называем их «Андромедой» и «Треугольником».

Для удобства понимания этого послания, я прилагаю список основных понятий, расстояний и обозначений с привязкой к звездным маякам Млечного Пути. Для изучения списка используйте тот же двоичный код, с помощью которого вы смогли понять язык этого послания.

Мой вид зародился и эволюционировал на основе углерода восемь галактических оборотов назад на одной из планет, обращающихся вокруг желтого карлика — звезды-одиночки в Рукаве Ориона. Имя нашей планеты-колыбели «Земля»; имя звезды «Солнце». Долгое время мы были животными, но нам пришлось измениться и теперь мы то, что мы есть.

Вначале мы были уязвимы и смертны. От времени возникновения первых, тогда еще разрозненных, обществ и до времени, когда мы стали единой цивилизацией, когда мы стали достаточно разумными для того, чтобы полностью прекратить всякое противостояние между отдельными индивидами и группами, наша планета успела совершить многие тысячи витков вокруг звезды. Этот период мы назвали «Темными веками».

Вражда, идеи соперничества и использования слабых сильными долго держали нас в заложниках обстоятельств и несколько раз едва не стали причиной гибели нашей цивилизации. Лишь отказавшись от соперничества и объединившись, мы смогли измениться настолько, что перестали быть зависимыми от среды, и тогда мы распространились за пределы нашей первой системы. Впоследствии мы назвали этот период «Эрой Свободы».

Потом мы все изменились. Некоторые из нас сохранили прежний вид, другие стали как я. Но все мы теперь иные. Возможно, наши далекие предки назвали бы нас «богами».

Я не имею строго определяемой формы, размера, плотности и могу принять любой вид для удобства вашего восприятия. Вы можете не опасаться вредящих излучений или биологического заражения при контакте со мной — продукты моей жизнедеятельности не загрязнят вашу среду.

Возможно, вы уже встречали таких как я — кого-то из моих братьев или сестер. Они должны были представиться вам тем же именем, что и я, — оно общее для всех нас. Если ваша встреча состоялась, тогда вы уже знаете, что можете мне доверять. Если нет и я — первый, чье послание вы приняли, то решать вам — ответить мне или промолчать. Я не оскорблюсь вашим нежеланием контактировать, каким бы не было ваше решение, я отнесусь к нему с уважением.

Я не представляю опасности для вас, как и вы не можете представлять опасности для меня.

Я говорю это не для того, чтобы запугать вас. Боящийся всегда опасен, мне же нечего бояться и потому я — не враг вам.

Если вы воинственны, то считаю важным предупредить вас: не пытайтесь причинить мне вред. Это невозможно. Вы напрасно потратите силы и средства. Мое предупреждение — не угроза. В любом случае, я не стану отвечать агрессией на агрессию. Я отрицаю агрессию. Мне чужда месть. Я не причиняю вред, не творю зла. Я — Человек.

 

Глава I

Империя

 

— Итак, кто из вас уверен в том, что этот… Человек… не станет на нас нападать? — спросил Император у собравшихся перед троном.

Последовала короткая пауза, во время которой стоявшие полукругом посреди тронного зала министры, советники, ученые, генералы и с ними Первосвященник мельком переглядывались между собой, и никто не решался заговорить первым. Тогда, окинув всех тяжелым взглядом, правитель остановился на одном из советников:

— Что скажете, Граф? Чего нам ждать от этого пришельца? Стоит ли нам ответить ему?

Граф, поджарый господин с седыми бакенбардами в расшитом золотыми фамильными гербами камзоле, принял строгую стойку и произнес:

— Полагаю, что нет, Ваше Величество.

— Отчего же? — поинтересовался Император.

— В послании, — несколько раз учтиво склонив и восклонив выю, обстоятельно начал Граф, — говорится: идеи соперничества и использования слабых сильными долго держали нас в заложниках… Что это может значить? Не то ли, что в обществе людей однажды возобладали противные Божьему Закону идеи, подобные проповедуемым некоторыми нашими смутьянами, что смеют возносить хулу на Господа, сказавшего в Писании через Пророка: «рабам повелеваю повиноваться владеющим господам своим и худородным почитать благородных и начальства»? Кроме того, он сообщает, что бессмертен и подобен «богам»… что явно свидетельствует о его высокомерии и гордыне… и, если он не лжет, о его силе… Что, если он захочет свергнуть Ваше Величество и править нами?..

— Это вряд ли… — возразил Графу Ученый.

— Что? — рассеянно переспросил его Граф.

— Вряд ли, — снова повторил Ученый. — Скажите мне, досточтимый Граф, зачем ему наша планета, если он способен странствовать среди звезд?

Граф пробурчал что-то себе под нос, но не нашел, что ответить.

— Ваше Величество, — обратился Ученый к Императору, обозначив при этом требуемый правилами поклон, но без графьего усердия. — Я думаю, Вам следует ответить Человеку приветствием и пригласить быть гостем в нашем мире.

— Вы всерьез полагаете, что это безопасно, мой друг? — с сомнением произнес правитель.

— Те знания об окружающем наш мировой шар пространстве, которыми я, милостью Господа, обладаю, подсказывают мне, что здесь, в нашем мире, нет ничего такого, чего бы Человек не смог найти там… — Ученый мельком взглянул вверх, в расписанный сценами из Священного Писания потолок тронного зала, — …среди звезд и обращающихся вокруг них других мировых шаров или планет, как называет их Человек.

— Сын мой! — возвысил голос Первосвященник. — Вы говорите так, словно наш благословенный Господом через Пророка мир не свят и не первый среди миров…

— Нет, Высокопреосвященный Отец, — вежливо ответил Ученый, — я этого не утверждал. Я не имел в виду святость и благодать, которые от Господа, а говорил лишь о веществе, из которого Бог создал наш мир, звезды и другие миры… Вещество это одно и то же везде. И это ни в коем случае не должно оскорблять ни Вас, ни Господа.

— Хватит, Бога ради! Довольно! Не превращайте совещание в богословский диспут! — всплеснул руками Император. Ученый с Первосвященником тут же умолкли. — Давайте о деле! Итак, назовите мне причину, — обратился он к Ученому, — по которой мне стоило бы приветствовать этого Человека и пригласить его к нам?

Ученый не стал мяться и сказал прямо:

— Таких причин несколько. Первая причина состоит в том, что наша наука могла бы почерпнуть от него такие знания, с помощью которых мы сможем сделать наш мир еще лучше… Вторая причина. Я уверен в том, что странствующий меж звезд Человек сможет научить тому и нас, и тогда, в будущем, мы сможем присоединить к Империи Вашего Величества другие мировые шары, что обращаются вокруг нашего благословенного Господом солнца…

— …Какая гордыня… — начал было Первосвященник, но Император сделал совершенно определенный знак кистью и тот замолчал.

— …И третья причина… — продолжал тем временем Ученый. — Уже сам факт первого контакта с разумным существом из иного мира, прославит Ваше Величество в веках. Ваше имя будет вписано в историю не только как имя еще одного из Императоров Мира, а как имя…

— …Пророка? — с иронией вставил Император, вызвав на бородатом лице Первосвященника натренированную гримасу благоговейного ужаса.

— …Как имя того, — невозмутимо продолжил Ученый, — кто принял бессмертного космического странника как хозяин гостя. — Ученый снисходительно посмотрел на Первосвященника и снова обратил лицо к Императору. — Пророк видел самого Бога, а Ваше Величество станет тем, кто принял одного из божьих сыновей, что был сотворен в другом, невообразимо далеком уголке мирозданья… — сказал Ученый и, помолчав, закончил свою речь словами: — Это не сделает Вас Пророком, но возвеличит среди великих.

Ученый умолк. Правитель некоторое время в раздумьях постукивал пальцами по подлокотнику трона, глядя поверх собравшихся. Никто при этом не осмелился прервать размышления Владыки Мира. Когда же, наконец, мысли нго пришли в состояние покоя, он посмотрел направо — туда, где стояли генералы и, выделив взглядом главного из них — дородного, широкоплечего старика в густо увешанном орденами и медалями мундире полководца с повязкой на правом глазу — обратился к нему:

— А Вы что думаете, Генерал?

Полководец подтянулся, хрюкнул и бодро «вышел из строя», брякнув медалями.

— Я думаю, Ваше Величество, — четко произнес он, — только то, что следует из принципов военной науки.

— И что же из этих принципов следует? — серьезно спросил Император.

— То, Ваше Величество, что нам нельзя отвечать этому Человеку, — уверенно ответил Генерал. — Мы не знаем кто он и что он. Действительно ли он одинокий странник меж небесных светил или передовой дозора могучей и наверняка превосходящей нас в силах армии поработителей… — Генерал значительно помолчал, давая всем проникнуться сознанием нависшей над миром угрозы, после чего продолжил: — Послание Человека может оказаться коварной тактической уловкой, призванной ослабить бдительность потенциальной жертвы. Я настоятельно советую Вашему Величеству на него не отвечать. Ошибка может стать роковой для всего нашего мира, — обеспокоенно закончил Генерал и, пошумев регалиями, «вернулся в строй».

— Н-ну, что теперь скажете, друг мой? — снова обратился Император к Ученому. — Уважаемый Генерал выразил, на мой взгляд, вполне разумные опасения…

— При всем уважении, Ваше Величество, к Вам и досточтимому Генералу, — произнес тогда Ученый, — считаю должным возразить…

— Что ж, — улыбнулся правитель, — попробуйте.

Ученый быстро покивал и глубоко вдохнул.

— Наш благословенный Господом мировой шар, — заговорил Ученый, — хоть он и прекрасен и история его исполнена славой наших предков, а небо его окутано привлеченной их молитвами благодатью, тем не менее, является лишь малой песчинкой в великом творении Всевышнего. Даже в сравнении с нашим солнцем, не самым большим среди солнц, он очень и очень мал. Как я уже сказал, в нашем мире нет ничего такого, чего бы не было в других мирах… Большинство солнц, что мы наблюдаем, имеют при себе миры, большие и маленькие, состоящие из камней и железа, изо льда и газов, воды и неизвестных нам веществ. Кроме того, существует множество малых миров и просто гор и камней, подобных тем, что составляют Великий Каменный Пояс, лежащий за Матерью Семи Лун, которую мы видим в небе каждую ночь. В таких поясах Человек легко может найти любое нужное ему вещество, вплоть до золотых слитков, каких нельзя получить, даже если собрать воедино все золото нашего мира… но я сомневаюсь, что ему может понадобиться столько золота…

— Но, что же тогда ему может понадобиться от нас? — недоуменно спросил Император. — Зачем-то же он ищет общения с наделенными разумом существами! Ну, хорошо… Я готов согласиться с тем, что Генерал сгущает краски: коль уж этот Человек бессмертен и странствует меж звезд и этих… «Звездных Дисков», то уж точно может приобрести все ему необходимое, не прибегая к войне и не отнимая силой нужное у разумных божьих созданий. Но! Зачем ему мы?

Император уставился на Ученого, ожидая от того немедленного ответа. И Ученый ответил:

— А разве одно только желание обогатиться чем-то вещественным может служить причиной и поводом к тому, чтобы искать общения? — он замолчал, продолжая смотреть на правителя.

— …возмутительно… — послышалось тихое раздражительное ворчание благочестивого Графа. На него шикнули, и Граф умолк. Ни Император, ни Ученый не обратили на это внимания.

— Нет, — наконец сказал Император. — Но, что же тогда?

Ученый пожал плечами.

— Может, — немного подумав, предположил он, — Человек ищет общения ради общения? А может, им движет жажда познания? Человек ищет ответы? Что может интересовать бессмертного?

— Да какого, к дьяволу, еще бессмертного! — вспылил вдруг набожный Граф. — Вам же Генерал ясно сказал: послание вполне может оказаться фальшивкой!

— Досточтимый Граф, — спокойным тоном ответил ему Ученый, — прошу Вас, держите себя в руках и не поминайте того, кого Вы помянули здесь… хотя бы из уважения к Высокопреосвященному Отцу…

— Ну, все, хватит! — остановил перепалку правитель. — Я учту прозвучавшие здесь аргументы, когда буду принимать решение по делу послания от Человека… У кого-нибудь есть еще что сказать? — Император окинул взглядом стоявших перед ним.

Молчание.

— Что ж, тогда совещание окончено. Можете идти.

 

Снаружи стоял солнечный летний день. Теплый легкий ветерок пропитан запахами цветов и деревьев, окружавших императорский дворец. Неподалеку шумели фонтаны, щебетали спрятавшиеся от солнцепека среди древесных крон птицы. Ветерок доносил от фонтанов мелкую водяную пыль, которая оседала на широких мраморных ступенях дворца и тут же превращалась в пар.

Спустившись по ступеням, Ученый, в сопровождении слуги и двух телохранителей, направился по аллее с фонтанами к месту, где парковались машины министров и советников.

Он размышлял о последних словах Императора… — какие еще «аргументы»? «Аргументы» Генерала — этого старого дуболома? Этот придурок всерьез думает, что того, кто способен преодолевать миллионы световых лет, может интересовать такая глупость, как война с кучкой дикарей, населяющих крохотную планетку! Или взять Графа… лицемерный мерзавец боится, что привычный ему мир, в котором он — Граф, изменится, будет отменено рабство, дураков наконец станут называть дураками, невзирая на их «высокородство»… С Первосвященником все понятно… этот мракобес ни в чем не разбирается, кроме своих священных басен… И мнения этих он — Император — собрался учитывать!

Он считал Императора разумным и не бесталанным человеком, — считал искренне, а не потому, что Его Величество положено превозносить. Ученый был одним из тех, кого Император называл «мой друг». Неужели он станет слушать этих придворных льстецов и воинствующих дураков?! Ведь это исторический момент! Первый контакт! До следующего такого шанса могут пройти тысячелетия!

Ученый сел в полагавшийся ему по чину Министра науки и просвещения спецавтомобиль — большой, тяжелый, с бронированными бортами и стеклами — и рассеянно кивнул шоферу. Шофер за разделявшим кабину и министерский салон стеклом учтиво кивнул в ответ и машина тронулась. Вместе с ним в салоне сидели слуга и один из охранников так тихо, что Ученый их даже не замечал; второй охранник сидел в кабине с шофером. Прохладный воздух в салоне был свежим, без запахов. Ученый нажал на двери одновременно две клавиши, и расположенные друг против друга бронированные стекла поползли вниз, наполняя прохладный, свежий без запахов воздух салона коктейлем из ароматов императорского сада, мелодичными трелями и щебетом.

Ученый не зря занимал пост министра. Он не был потомственным графом или князем. Но зато он был гением. Прежде чем стать министром и другом Императора, он успел внести значительный вклад в науку. Одна только Теория относительности, разработанная им еще в молодости, — уже достаточный повод внести его имя в список величайших столпов Знания, когда-либо живших. Он уже вошел в историю и был удовлетворен сознанием этого несомненного факта. Это его удовлетворение не имело ничего общего с удовлетворением, скажем, генерала, успешно разгромившего народное восстание; глубокое понимание принесенной пользы, приближавшей его вид к процветанию и светлому будущему — вот, что было основанием удовлетворения Ученого. Ученый твердо знал, что жил не зря, в науке он сделал все, на что способен, и теперь почивал на лаврах. Старался быть не самым плохим министром, — отдавал много сил просвещению: открывал школы и университеты, сумел убедить Императора ввести обязательное начальное образование для рабов и крепостных, создал условия для отбора талантов из среды низших слоев населения и их дальнейшего роста в подчиненной ему системе образования и науки. И вот, когда все главные дела в его жизни казались завершенными — теории открыты, семена просвещения — посажены, а все, что оставалось, — рутина, ему докладывают из главной обсерватории мирового шара: из межзвездной пустоты поступает странный сигнал…

Когда машина покинула территорию дворца, и салон наполнился выхлопными газами с улицы, Ученый закрыл окна и настроил кондиционер на усиленную вентиляцию. Нажав кнопку связи с шофером, он распорядился: ехать в Академию наук.

Спецавтомобиль ехал по улицам столицы в сопровождении машин охраны и городских карабинеров. На тротуарах и аллеях в сопровождении опрятных служанок и рабынь прогуливались под зонтиками благородные дамы в легких летних платьях всех цветов радуги. На самом деле, дамы не превосходили числом мужчин: кавалеров и респектабельных господ (не говоря уже о многочисленных рабах), но в сравнении с представительницами слабого и вместе с тем прекрасного пола, мужчины, одетые менее ярко, смотрелись бледными тенями, странным образом потерявшими своих хозяев. Глаз сам собой фокусировался на ярком, насыщенном цветом и изящном — на женщинах. Столица всегда славилась обилием красавиц. Ученый задумчиво смотрел в окно, словно рассматривал прохожих дам, но на самом деле он никого не замечал. Все его мысли вертелись вокруг послания и Человека…

Он и не заметил, как оказался посреди большого комплекса Академии, раскинувшегося на территории размером в несколько городских кварталов. Машина остановилась, Ученый, не дожидаясь слуги, сам открыл дверь и быстрым шагом направился в центральному зданию, где располагался Президиум.

В вестибюле его уже встречали: молодой, подающий большие надежды профессор и несколько сотрудников. Профессор руководил проектом с лаконичным названием «Послание», сотрудники координировали отдельные направления проекта. Секретность проекта обеспечивалась принятыми спецслужбами министерства весьма серьезными мерами предосторожности: официально группа профессора занималась совсем другими делами (достаточно важными, чтобы оправдать прямое участие в них Министра).

— Ну, как продвигается работа? — бросил он на ходу, направляясь к лифтам.

— Есть определенные успехи, господин Министр, — ответствовал молодой начальник проекта.

Они вошли в лифт и вскоре оказались в кабинете профессора. Когда дверь за ними закрылась, Ученый перешел к делу:

— Как скоро Император сможет обратиться к Человеку?

— Эм… Хорошо бы поработать с устройством еще… пару дней… — осторожно ответил профессор, — все еще раз перепроверить… но, если Его Величество пожелает сделать это сегодня… то, я думаю, вполне сможет.

— Вы уверены? — мягко уточнил Ученый.

— Процентов на девяносто пять, — честно признался молодой профессор. — Мы отправляли контрольные сообщения на специально для этого созданный приемник-дешифратор по оптоволокну. Дешифратор преобразовал полученные данные в язык Человека и после отправил обратно… Обратный перевод немного отличается от исходника, но вполне понятен…

— Сколько раз повторяли алгоритм?

— Больше сотни. Результат один и тот же: незначительная погрешность…

— Как сами думаете, — спросил тогда Ученый, — Человек поймет Императора?

Молодой профессор улыбнулся:

— Он же не умственно отсталый…

Ученый согласился и тоже улыбнулся. Ученому нравился молодой профессор; он напоминал ему его самого в молодости.

— Но, — продолжил профессор, — думаю, будет лучше если Его Величество в своем обращении не станет употреблять сложных конструкций, которые могут быть поняты двояко… Все же другой разум…

— Да, конечно, — покивал Ученый. — Я ему все подробно объясню.

— И то, что ответа он не дождется…

— И это тоже.

Он не сказал Императору о том, что источник послания — стало быть, сам Человек — находился в сотне световых лет от их мирового шара и о том, что это значило…

Тридцать пять-тридцать семь лет — такова средняя продолжительность их жизни. Самому старому долгожителю сейчас сорок восемь и это дряхлый, уже выживший из ума старик. Ученый как никто другой понимал, что такое скорость света — какой это жестокий стражник, вставший между мирами. Ученый не надеялся на то, что контакт с пришельцем состоится при его жизни, но он не стал сообщать об этом Его Величеству.

Он не солгал, просто не сказал всей правды. Иначе вряд ли ему бы позволили тратить огромные средства на этот «бесперспективный» проект. «Бесперспективный», разумеется, в понимании таких дураков, как Граф или Генерал. Он не солгал, когда сказал о том, что Император войдет в историю как пригласивший Человека быть гостем в их мире. Да, не он — нынешний Правитель Мира — примет звездного странника, — эта честь достанется одному из его дальних потомков — даже не правнуку. Но Ученый не сомневался в том, что эта далекая встреча принесет благо всему его миру. Возможно, что их потомки даже станут бессмертными… как Человек — Ученый понимал, чтобы странствовать меж звезд, нужно быть, если не бессмертным, то уж точно древним, как сам мир. Он сказал Императору о присоединении к его империи других мировых шаров… но, разве империя, в которой будет править его потомок, не будет той же самой, его империей?

Они должны ответить Человеку! Обязаны это сделать. Ради будущих поколений. И даже если его, Ученого, за сокрытие им части правды накажут, он все равно не должен отступаться от задуманного. Не имеет права.

Когда они остались с молодым профессором одни, Ученый сказал:

— Вы ведь понимаете, почему я до сих пор не сказал Ему?

— Да, конечно, понимаю.

— Вот и хорошо. Держите это в секрете. Я с этим разберусь.

 

Тем вечером Ученый собирались с супругой посетить театр и после — ресторан. Он уже облачился в вечерний костюм и отпустил помогавшего ему слугу. Поправив перед зеркалом седые волосы, Ученый вышел из комнаты и направился к спальне супруги. Но, не успел он сделать и десяти шагов, как впереди, из примыкавшего коридора послышался знакомый дребезжащий звук и спешащие шаги, а через несколько секунд из-за поворота появился запыхавшийся дворецкий. В руке дворецкого был радиотелефон, который Ученый ранее оставил… кажется, в библиотеке. Увидев хозяина, дворецкий ускорился. Подбежав, старый слуга протянул ему продолжавший настойчиво дребезжать подобно металлической трещотке аппарат, почтенно склонив при этом порядком полысевшую голову.

Звонили из императорского дворца.

Ученый ответил. На связи был секретарь-референт Императора. Официально-учтивым тоном секретарь сообщил, что Император желает его видеть и поинтересовался: как скоро он будет. Ученый сказал, что не задержится и секретарь, попрощавшись, положил трубку.

Он извинился перед женой за сорванные планы на вечер, — та, едва выслушав оправдания мужа, тотчас признала их уважительными и, проводив его до дверей, твердо заявила, что дела государственные важнее театра. Ободрившись напутствием супруги, Ученый сел в спешно поданную машину и отправился во дворец.

 

На министерской стоянке Ученый заметил машину Генерала, и это обстоятельство сразу вызвало в нем неприятное чувство тревоги. Что здесь делает этот старый солдафон? Неужели ему снова придется объяснять регалистому дураку очевидные вещи?

Быстро темнело. Солнце уже коснулось горной гряды, что протянулась на северо-западе от столицы. В сопровождении неизменной свиты из охранников и вездесущего слуги, Ученый зашагал по аллее с фонтанами через перечерченный длинными тенями гостевой сад.

У входа его встретил сенешаль и проводил в вечерний кабинет Императора.

Император, заложив ладонь за борт легкого кителя без знаков отличия, прохаживался вдоль ряда из семи высоких в потолок окон, за которыми раскинулся внутренний императорский сад с небольшим озером. Вдоль аллей и на набережной озера включились электрические фонари, — поравнявшись с пятым по счету окном, Император бросил долгий задумчивый взгляд сквозь идеально прозрачное стекло, после чего обернулся в полкорпуса и угрюмо взглянул на вошедшего Ученого.

— А, это Вы, мой друг… — невесело сказал правитель. — Я Вас как раз ждал…

— Ваше Величество.

— Прошу Вас, проходите… — Император указал рукой в направлении округлого эркера, расположенного в углу кабинета, на стыке двух внешних стен дворца; днем это была самая светлая часть в помещении. — Садитесь… — кивнул он на одно из стоявших там кресел, а сам сел в другое, такое же, стоявшее напротив.

Ученый сел и выжидающе посмотрел на Императора. В голове его при этом, не переставая, крутились разные предположения, в которых, так или иначе, участвовал Генерал. Наиболее вероятным было предположение о том, что старому вояке удалось что-то разузнать о проекте, и он тут же все выложил правителю.

— Сегодня до меня дошли кое-какие слухи о Вашем проекте… — произнес Император и осекся, ожидая, что Ученый дальше все сам расскажет.

— Полагаю, источником этих слухов стал Генерал? — уточнил Ученый.

Ученый, всегда прямолинейный в частных беседах с Императором во многом этой своей прямотой заслужил расположение к нему последнего. В отличие от Генерала, Графа и большинства других чиновников, Ученый не был подхалимом и не отличался угодливостью.

Так уж повелось в этом мире, что холуи и льстецы часто достигали служебных высот, становились генералами и министрами, верно служили своим монархам, но никогда ни один император не питал к таковым искренней любви, если только не был дураком. Ибо только низкие хамы и дураки могут любить льстецов и подхалимов. Император же не был ни тем, ни другим.

— Верно, — ответил Император. — Как Вы догадались?

— Видел его машину.

Правитель согласно покивал и перешел к главному:

— Шпионам Генерала удалось установить подслушивающее устройство в Академии наук, — сказал он. — Им удалось записать Ваш разговор с профессором, и Генерал лично привез мне пленку…

— И что же из содержимого этой подлой пленки Вас смутило?

Небрежно закинув ногу на ногу, Император откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Ученого:

— Вы сказали, что я не дождусь ответа… Как это следует понимать?

Ученый не ошибся в своих предположениях.

— Ну, что ж, — задумчиво произнес тогда Ученый, — придется мне Вам сознаться…

— Давайте, мой друг, покончим с этим.

— Послание, — сказал Ученый, — пришло из области межзвездной пустоты, лежащей в сотне световых лет от нашего мира… — он прямо посмотрел на Императора и добавил: — То есть, иными словами, свет оттуда летит к нам примерно сто лет.

— Стало быть, — подумав, сказал Император, — наш ответ будет получен Человеком через столько же?

— Да.

— И это все, что Вы от меня скрыли?

— Да.

Правитель некоторое время молча смотрел в окно.

— И… ничего нельзя поделать с этим? — наконец спросил он.

— На сегодня науке неизвестны способы обхода этого ограничения, — покачал головой Ученый. — Свет, — сказал он, помедлив, — способен двигаться во внешней пустоте с чудовищной скоростью, но и скорость эта ничтожна, в сравнении с теми расстояниями, что лежат между звездами… Вот, например, взять наше светило… свет, испущенный им, достигает нашего мирового шара лишь через одиннадцать с половиной минут. То есть, если бы наше светило вдруг внезапно погасло, мы бы еще одиннадцать с половиной минут продолжали видеть его на небе…

Ученый замолчал, глядя перед собой. Лишь спустя долгую минуту, Император ответил ему:

— То, что Вы сказали, страшно.

— Да. Очень страшно, — медленно кивнул Ученый. — Меня повергают в трепет эти расстояния… Мне страшно думать, что где-то там… — он посмотрел сквозь окно эркера на уже достаточно потемневшее небо, на котором проступили первые звезды, — рождаются и погибают миры, жители которых обречены на вечное одиночество… Наверняка для них рано или поздно наступает время, когда они начинают понимать то, что только недавно поняли мы: они понимают, что не одни и понимают, что никогда, никогда они не смогут дотянуться до собратьев по разуму и познанию… и причина, по которой они этого не смогут — та, которую я сейчас назвал — скорость света. Ничто не способно обогнать свет. Это невозможно, неосуществимо в принципе…

— Если только не стать бессмертными… — произнес Император.

— Да, как Человек.

— Теперь я понимаю, почему Вы так хотите, чтобы мы ответили ему…

— Прошу Вас, скажите это.

— Потому, — продолжил Император, — что такая возможность может оказаться единственной. Если мы промолчим сейчас, наши потомки могут не дождаться другой такой…

— Сменятся поколения, изменится лицо мира, пройдут тысячелетия, сотни тысячелетий, тысячи тысячелетий, солнце померкнет и мир скует лед… а потом наступит смерть…

— Мне страшно, друг мой, — тихо сказал правитель. — Страшно за этот мир, над которым меня поставила судьба. — Он посмотрел в сторону, в окно, за которым горели гирлянды фонарей; их отражения блестели ровными полосками на озерной глади. Ученый мельком взглянул на Императора и заметил как глаза могучего атлета со стальными от седин волосами блестят от затянувшей их влаги. — Мы обязаны ответить, — помолчав, произнес он. И пускай мы с Вами умрем от старости, и дети наши умрут, но те, кто придут после, увидят его.

— И, может быть, станут как он, — произнес Ученый.

— Может быть, — ответил Император.

 

Когда Ученый сел в машину, он взял у слуги радиотелефон и набрал номер молодого профессора.

— Готовьте устройство, — сказал Ученый. — Завтра Его Величество ответит ему.

— Все уже готово, господин Министр, — заверил молодой профессор. — Не беспокойтесь. Мы немного доработали алгоритм… все пройдет как надо.

— Хорошо, — сказал Ученый. — Тогда до завтра!

Он завершил звонок и вернул радиотелефон слуге. Слуга принял аппарат и как-то странно посмотрел на Ученого, потом повернул лицо к телохранителю и коротко кивнул. Телохранитель кивнул в ответ, достал пистолет и выстрелил в голову Ученому.

Убедившись, что Ученый мертв, слуга извлек из кармана небольшое устройство с выдвижной телескопической антенной и девятью переключателями-тумблерами, расположенными в три ряда по три в каждом. Выдвинув антенну, слуга переключил часть тумблеров в верхнее и часть — в нижнее положение, после чего послышались щелчки и устройство ответило голосом Первосвященника:

— Слушаю тебя, сын мой.

— Ваше Высокопреосвященство! — с благоговением произнес слуга, — мы выполнили наш долг. Соблазнитель мертв…

 

Той ночью у еще полного сил Императора случился удар, приковавший его к постели. На пятый день Император Мира, так и не придя в сознание, умер.

Молодой профессор погиб в тот же вечер в автоаварии. Он возвращался домой из института и по дороге не справился с управлением. Его машина вылетела с дороги в кювет.

Едва профессор покинул здание института, в здании случился пожар, в котором погибло большинство сотрудников, занятых в проекте «Послание». Созданная ими машина — устройство, предназначавшееся для кодирования ответа Человеку и расшифровки других посланий от него, если бы таковые поступили — была уничтожена.

Избежавшие смерти при пожаре сотрудники института погибли при разных обстоятельствах в течение последующих суток.

Серия подозрительных смертей ученых СМИ не была замечена — несчастье с Императором стало в те дни новостью номер один, — а немногие, что заинтересовались (как, например, один следователь из городских карабинеров или начальник охраны Академии наук), очень скоро исчезли.

Наследником Императора был объявлен его несовершеннолетний сын, при котором назначен регент — благочестивый Граф, произведенный в день назначения в герцоги.

 

Интермедия

Человек

 

Он возвращался домой — в место, которое оставил восемь галактических лет назад. Тогда, в самом начале пути, он был совсем другим. Его скромные в то время базы знаний даже отдаленно не были сравнимы с теми массивами информации, что собрал он за почти два миллиарда земных лет странствий.

Он видел поглощенные Андромедой ядра древних галактик, отправлял зонды коронам гипергигантов в эмиссионных туманностях Треугольника, был свидетелем взрыва сверхновой в Большом Магеллановом Облаке, во время которого потерял часть себя. Он говорил с более древними, чем он сам, разумами — учился у них; видел, как зарождается жизнь в молодых мирах и как она вскоре угасает, едва сделав первый шаг в близлежащее пространство… видел то, что остается от цивилизаций-самоубийц: радиоактивные руины на мертвых планетах. Он изучил историю этих миров и использовал полученные знания, чтобы предотвратить ее повторение в других, вставших на краю гибели, но еще способных сделать шаг назад от пропасти. Он не вмешивался, не использовал свою силу в качестве аргумента; он лишь показывал им то, что видел и оставлял самим решать, как поступать дальше. Когда его просили о помощи, он помогал, когда просили не вмешиваться — не вмешивался.

Он был плывущим меж звезд облаком. Был разрежен и холоден, был почти невиден. Не потому, что скрывался, а просто так ему было удобней: атомы-машины, из которых он состоял, в своей подавляющей массе пребывали в покое (не в смысле отсутствия движения, а в смысле глубокой гибернации — спячки). Активны были части облака, в которых его копии вступали в диалектические взаимодействия и творили.

Облако имело форму сильно размытого обоюдного конуса, расстояние между головной и хвостовой вершинами которого составляло около семидесяти, а в самой широкой части — около двадцати пяти парсек. Двигаясь напрямик к Рукаву Ориона, он окутывал целые звездные системы, создавая при этом в своем облачном теле подвижные гроты и пузыри или открывая тоннели. За границы облаков Оорта он обычно отправлял исследовательские зонды, которые формировал из небольших объемов своего вещества, которое ему приходилось уплотнять и втягивать вглубь себя, образуя те самые пузыри и тоннели, дабы притяжение звезд не сыграло с ним злую шутку (не оторвало куски от его тела). Пропускать звезды сквозь себя лучше, чем уподобляться змее, ползущей среди стоящих тут и там деревьев — земная метафора (некоторые из его копий любили такие метафоры; они держали в памяти все, что он помнил о Родине). Таким образом, внутри него иногда оказывались десятки звездных систем единовременно; он находил это ощущение приятным. Пропуская звезды сквозь себя, он познавал их, и после, когда они оказывались далеко позади, чувствовал грусть, как мог бы грустить его далекий предок, однажды побывавший в красивом месте и вынужденный навсегда его покинуть. Он знал, что в следующий раз, когда (и если) он вернется к ним, они станут другими и возможно, что в них даже появится разумная жизнь…

Он создал «Ковчег», в котором собрал редкие образцы неживой материи и наиболее интересных представителей неразумной жизни, обеспечив каждому виду достойную среду. Он расположил «Ковчег» в головной вершине биконического облака. Это был цилиндр длиной в один миллион земных километров и диаметром — в пятьдесят тысяч; внутри цилиндра он поместил пятьсот тысяч изолированных друг от друга и вращающихся с разными скоростями миров-колец; в кольцах он воссоздал условия для обитания различных видов с разных планет из разных систем в разных галактиках. «Ковчег» был его даром Родине — Солнечной Системе Земли. В самом первом из миров-колец «Ковчега» была воссоздана земная биосфера, ее населяли земные организмы от архей до разнополых копий Человека.

 

Он, Человек, создал «Ковчег» более полутора миллиардов лет назад и все это время, с первых дней своего существования межгалактический корабль по имени «Ковчег» непрерывно передавал в пространство зашифрованное простым двоичным кодом послание, начинавшееся словами: Приветствую вас, друзья!

 

Глава II

Республика

 

— Господин Президент! — на возникшем перед правителем мирового шара экране появилось лицо Министра Безопасности. Лицо это, обычно неизменно волевое, широкое, с крепким, немного сплюснутым носом, квадратным подбородком и острыми с прищуром голубыми глазами впервые показалось правителю бледным.

— Я Вас внимательно слушаю, господин Министр… — ответил Президент. Президент сидел в глубоком кресле с высокой спинкой за столом в рабочем кабинете президентского дворца. Пять минут назад закончилось очередное экстренное совещание с министрами экономики, внутренней политики и губернаторами восьми провинций метрополии. Перед тем была двухчасовая встреча с Министром Науки, — обсуждали последние сведения о корабле пришельцев и его «зондах». Министра Безопасности Президент последние два дня видел только по видеосвязи, — старый солдат вторые сутки неотлучно находился в объединенном штабе, где занимался своими прямыми обязанностями — координировал работу штаба, отдавал приказы генералам, держал связь с учеными из Министерства Науки. С Президентом Министр Безопасности связывался ежечасно в строго определенное время, следующий звонок от него ожидался через четверть часа. Президент как раз собирался немного отдохнуть — откинувшись в кресле, он закрыл раскрасневшиеся от бессонной ночи глаза и уже начал дремать, когда поступил видеозвонок…

— Мы потеряли контроль над Восточным полушарием… — доложил без преамбул Министр. — Оба материка захвачены армиями мятежников. Войска Сил Безопасности раздроблены — частью вытеснены из городов, частью — примкнули к мятежу… Среди примкнувших четыре гвардейских корпуса в полном составе…

— Как такое возможно? — холодно блеснув глазами, сквозь зубы процедил Президент. Едва охватившая его дремота мгновенно улетучилась.

— Распропагандированы революционерами, — ответил Министр. — Солдаты-анархисты вместе с низшими и некоторыми средними офицерами арестовали командующих и высших офицеров и заявили, что «не пойдут против народа» и подчинятся «избранной народом» новой «власти»…

Президент некоторое время молчал, глядя сквозь экран с Министром. Мягко сказать, скверные новости. Но, после новостей Министра Науки, даже известие об отколовшейся от Единой Республики половине мира уже не казалось ему трагедией.

— А что здесь, на Западе? — наконец спросил Президент.

— Материк под нашим контролем, — уверенным тоном доложил Министр. Президенту показалось, что Министр заговорил с облегчением. — Мы полностью обезглавили коммунистов и анархистов, а подконтрольные нам социал-демократы сейчас убеждают митингующих в столице разойтись по домам… Кое-где в провинции еще бунтуют шахтеры и металлисты… но Нацгвардия с ними разберется в самое ближайшее время.

— Это, конечно хорошо, что обезглавили гадину здесь, в метрополии, но, если мы не восстановим порядок на Востоке… — Президент не договорил. — Понимаете, чем это нам грозит в будущем?

— Да, господин Президент, — угрюмо кивнул Министр. — Войной.

Президент снова помолчал, — не хотелось переходить к главному. Тема пришельцев вот уже полгода была самой обсуждаемой в мире…

 

Корабль пришельцев появился внезапно — буквально: материализовался — вблизи мирового шара, сразу заняв орбитальную позицию над Великим океаном. В течение суток ничего не происходило, а потом от корабля отделилось две тысячи сто семьдесят идеально округлых серебристо-белых сфер, каждая диаметром со стоэтажный небоскреб, и опустились к поверхности. Сферы зависли в небе над большинством крупных городов мира и с тех пор никак себя не проявляли.

Тогда, в первые дни, Президент объявил чрезвычайное положение; в Министерстве Безопасности была создана особая комиссия по противодействию предполагаемому вскоре вторжению; объявлена всемирная мобилизация. Но очень скоро стало понятно, что пришельцы не собираются нападать. Сферы не перемещались, не реагировали на внешние факторы, такие как изменения погоды, за одним исключением: с наступлением ночи они начинали светиться матово-белым, — неярко, настолько, чтобы их можно было видеть снизу. Ученый совет Академии наук расценил это, как дружественный жест и рекомендовал Президенту отменить чрезвычайное положение. Президент выполнил рекомендацию ученых.

Созданная вскоре, на этот раз Министерством Науки, другая особая комиссия, с целью установления контакта с пришельцами опробовала разные способы коммуникации: сферам посылались световые сигналы, радиосигналы, эхолокационные сигналы, в двоичной, троичной, линейной системах кодирования. Безрезультатно. К сферам пытались прикасаться. Безуспешно. На манипуляторы действовала неизвестная и непреодолимая сила, не допускавшая прикосновения. Тогда было решено отправить к пришельцам контактную группу. В группу вошли ученые-физики и биологи, а также сам Министр Науки, вызвавшийся быть послом Президента и Правительства Единой Республики. На доработанном и испытанном в срочном порядке новом космическом челноке контактная группа отправилась во внешнее пространство к кораблю пришельцев, размеры которого втрое превосходили размеры столицы… Безрезультатно. Зависшая на орбите «гора» или даже «остров» никак не отреагировала на сигналы и не позволила к себе прикоснуться, закрывшись тем же «силовым полем», как его назвали ученые из комиссии, что и сферы, получившие предварительное название «зондов».

Через четверть года ученые признали свое бессилие установить контакт с пришельцами и переключились на пассивное наблюдение. В то время как неподвластные силе притяжения устройства молчаливых собратьев по разуму продолжали мирно висеть в небе над городами, над Министерством Безопасности нависла другая угроза: на материках периферии начала подниматься очередная волна недовольства рабочих. Раньше такие волны удавалось гасить незначительными уступками недовольным и подкупом профсоюзных лидеров, но на этот раз проблема обещала стать серьезной: рабочие стихийно создавали неподконтрольные власти профсоюзы, в которые вскоре потекли левацки и либерально настроенные инженеры-техники и некоторые отщепенцы-интеллигенты, быстро внесшие в стихию элементы упорядоченности. Одновременно активизировались откровенно антигосударственные группы анархистов и коммунистов, оказавшие на движение радикализующее влияние. В Мировой Паутине начали появляться провокационные антиправительственные прокламации; несколько опальных писателей опубликовали произведения, запрещенные цензурой как экстремистские; участились случаи атак на правительственные и полицейские ресурсы.

От атак в кибер-пространстве экстремисты перешли к открытым нападениям в городах на стражей порядка и карабинерские отделения. Нападавшие не выдвигали требований, не брали заложников: они убивали карабинеров, забирали оружие и боеприпасы. Вскоре атакам подверглись административные центры, суды и тюрьмы: представителей власти убивали, как недавно убивали охранявших их полицейских. Тут и там восставшие проводили революционные выборы, создавая новую систему власти, ориентированную на социальные низы и этим низам полностью подконтрольную. Начались гражданские чистки: отряды народных ополченцев устраивали организованные рейды в населенные богачами пригороды и закрытые поселки, где отстреливали частных охранников и посмевших оказывать вооруженное сопротивление обитателей дворцов, не желавших отдавать имущество в созданные народные фонды. Разумеется, такая наглость повстанцев не могла долго оставаться безнаказанной, и вскоре Президент подписал указ о введении на обоих материках периферии нового, уже не связанного с пришельцами, чрезвычайного положения с последующей отправкой туда полицейских спецподразделений и Нацгвардии…

 

— Министр Науки уже сообщил Вам?.. — наконец заговорил Президент.

Министр Безопасности не стал уточнять, что именно должен сообщить ему Министр Науки. Он лишь едва заметно кивнул в ответ и после короткой паузы выдавил:

— Да.

Речь шла о пока не подтвержденной на сто процентов информации о контакте лидеров повстанцев с пришельцами. На это указывал полученный минувшей ночью доклад агента, внедренного спецслужбой Министерства Науки в окружение одного из таких лидеров — командира боевой группы коммунистов, контролировавшей недавно избранное правительство в одной из периферийных провинций. Пугающая новость вызвала недоверие у специалистов объединенного штаба: повстанцы могли раскрыть агента и использовать его для дезинформации.

— Что Вы думаете об этом? — спросил Президент.

— Если это правда, — подумав, ответил Министр, — то нам с Вами осталось недолго…

 

Когда Министр Безопасности отключился, Президент откинулся на спинку кресла и погрузился в неспокойную, постоянно обрывавшуюся судорожными вздрагиваниями дрёму.

Ему снились пришельцы, одетые, почему-то, в рабочую форму, с молотами, с тяжелыми гидравлическими отбойниками на плечах, в касках с фонарями… некоторые пришельцы были водителями тяжелых каров-погрузчиков, какие можно видеть в портовых доках, а один даже управлял башенным краном. Все они преследовали его, требовали повышения зарплаты, сокращения рабочего дня, социальных гарантий… Он полез в карманы, чтобы достать деньги и отдать рабочим-пришельцам, но карманы оказались пусты, и тогда молоты и отбойники в руках все напиравших на него пролетариев превратились в пистолеты-автоматы и карабины, а кары-погрузчики — в танки. И только башенный кран по какой-то странной причине оставался башенным краном. Президент стал всматриваться в высившуюся вдали машину и только теперь смог рассмотреть, что это вовсе не кран, а огромная виселица, на которой, корчась и подергиваясь, висят министры, генералы, известные телеведущие и журналисты, полицейские и… десятки, сотни, тысячи мертвецов в дорогих костюмах и платьях. Президент видел их лица, — многие из повешенных были ему знакомы: банкиры, промышленники, главы корпораций, учредители фондов, богатые и знаменитые, сильные мира; других он видел впервые, но, почему-то, знал, что вот этот — директор крупной компании, а этот — владелец торговой сети, а вот эта — любовница министра и «светская львица», хозяйка нескольких ткацких фабрик на периферии…

Внезапно все звуки стихли. Президент почувствовал, как кто-то коснулся его руки. Опустив глаза, он увидел маленькую плохо одетую чумазую девочку. Малышка подошла незаметно и молча смотрела на него глубоко запавшими карими глазами, задрав вверх истощенное от регулярного недоедания личико. В тот момент ему стало невыразимо стыдно; он ощутил вину перед девочкой и, чтобы хоть как-то избавиться от горького чувства, отвел глаза от ребенка и снова посмотрел перед собой… Оказалось, что, отвлекшись на девочку, он не заметил как его окружила толпа рабочих. Угрюмые лица в касках смотрели с ненавистью; огрубевшие от работы руки крепко сжимали оружие. Наверное, это те самые похищенные из полицейских участков карабины… — вдруг подумал он, после чего снова вспомнил про девочку и понял, что его больше никто не держит за руку; он посмотрел вниз: девочки исчезла так же внезапно, как и появились пролетарии. Он снова поднял глаза на окруживших его… Теперь девочка стояла среди пришельцев. Подняв тощую ручонку, она указывала на него пальцем. В глазах девочки не было той холодной злобы, что светилась в глазах рабочих-пришельцев, — только обида; искренняя, простая, как и прочие чувства детей ее возраста. В этот момент давящую тишину нарушил щелчок предохранителя пистолета-автомата в руке одного из пролетариев, и Президент проснулся.

Звонил видеофон. Президент провел ладонью по мокрому лбу и, достав из кармана платок, вытер пот. Посмотрел на лежавшее на столе устройство, — имя звонившего отображалось на небольшом дисплее, — это был Министр Науки.

— Слушаю… — раздраженно бросил Президент сухощавому старику с клинообразной бородкой, когда тот появился на сотканном из лазерных лучей экране.

— Господин Президент! Происходит нечто невероятное!..

 

Благодаря СМИ, позабывшим о цензуре, произошедшее в тот день в столице поразило мир. Многие, видевшие это на экранах, отказывались верить новостям, принимая увиденное за фальшивку, за нелепую постановку, за провокацию коммунистов… за что угодно, только не за правду. Но свидетелей было слишком много; среди них известные журналисты, общественники, ученые и представители гражданской оппозиции — те, кого слушают миллионы, видели все своими глазами.

В середине дня неподвижная в течение полугода сфера пришельцев сначала изменила цвет из серебристо-белого в ярко-красный, а потом и вовсе сдвинулась с места. Издав громкий, слышимый по всей столице и в столичных пригородах звук, отдаленно похожий на звучание духового оркестра — не обычного, а такого, в котором должно быть не менее тысячи разного рода горнов, гобоев, валторн, эфониумов, тромбонов и туб, — сфера медленно поплыла над городом, моментально приковав к себе внимание абсолютно всех — протестующих на улицах, городских карабинеров, солдат Нацгвардии, прячущихся по домам обывателей… Все смотрели на торжественно плывущий по небу алый шар, затаив дыхание.

Шар проплыл к одному из столичных стадионов, за несколько последних дней, в течение которых в городе велись ожесточенные уличные бои, получившему от горожан новое название — «Кровавое пятно», — туда массово свозились тела убитых в боях демонстрантов и расстрелянных без суда в ходе полицейских спецопераций революционеров. Остановившись над стадионом, сфероид засветился ярче прежнего, окрасив окрестности жуткого в своем новом предназначении сооружения в оттенки красного. Свидетели, наблюдавшие происходившее вблизи, утверждали, что алый шар несколько минут «ощупывал» стадион множеством «лазеров», — после чего испустил из себя «облако снега».

Через час «снегопад» закончился, и в центр стадиона, предположительно в середину усеянного мертвецами поля, из шара ударила «необычная молния». Сфероид умолк, снова став серебристо-белым.

Еще несколько минут в ушах собравшихся вокруг стадиона стоял гул от «небесных труб». Никто не осмеливался зайти внутрь; охрана стадиона бежала, приняв удары алого шара «лазерами» по стадиону за оружие пришельцев. В ярком солнечном свете сначала по двое и по трое, а потом — группами по десять и пятнадцать из ворот стадиона стали выходить мертвецы, еще недавно лежавшие на пропитанном кровью ристалище. Они что-то говорили друг другу, кто-то смеялся, кто-то кричал, кто-то плакал. Некоторые городские карабинеры и бойцы Нацгвардии бросали оружие и становились на колени, обливались слезами, другие — срывали с себя знаки отличия и с оружием в руках шли к восставшим из мертвых, в убийстве которых они лично участвовали, чтобы встать теперь с ними плечом к плечу. В это было трудно поверить, но всё происходившее снимали десятки телекамер, передававшие кадры первой за полгода активности пришельцев в прямой эфир.

 

Президент был бледен. От любого совершаемого им движения, его пальцы непроизвольно подрагивали, и потому он старался вовсе не двигаться. Несмотря на контроль над собой, продолжало подрагивать одно глазное яблоко, но этого, собравшиеся в кабинете, как он полагал, не заметят.

Все молчали. Молчал и он. На превращенной в экран стене кабинета шел прямой репортаж одного из телеканалов.

По Имперскому проспекту в направлении президентского дворца двигалось шествие, во главе с теми, кто еще пару часов назад были мертвы. Камеры то и дело крупным планом показывали знакомые Президенту по докладам политической полиции лица «обезглавленных» подчиненными Министра Безопасности коммунистов и анархистов. Теперь рядом с воскресшими шли закованные в броню гвардейцы и карабинеры со щитами, а за ними — по самым грубым подсчетам, двухсоттысячная масса, скандирующая антиправительственные лозунги. Периодически, примерно дважды в минуту, на экран выводилось изображение с установленной на летающем дроне камеры, дававшей панорамный обзор с высоты птичьего полета, и тогда собравшиеся в президентском кабинете видели, как в небе над шествием медленно плыла серебристо-белая сфера.

Когда шествие приблизилось к окружавшему президентский дворец саду, называемому по давней традиции «Императорским», и сопровождавшая шествие сфера пришельцев стала видна в окна кабинета, трансляция внезапно оборвалась. По экрану побежали помехи, но уже через несколько секунд появилась картинка. Другая картинка. В этот момент волнение Президента усилилось настолько, что он перестал контролировать подрагивание своих пальцев.

На экране появилось существо… немного необычное… но имевшее то же количество рук и ног, что и у самого Президента… Президент решил, что это существо — мужчина. Пришелец — несомненно, это был он! — стоял посреди странного, выдержанного в белых и голубых тонах помещения, в котором преобладали плавные линии и отсутствовали углы.

 

— Приветствую вас, друзья! — уверенно произнес пришелец приятным баритоном. — Мужественно восставшие против тирании капитала, жители Востока и отчаянно смелые граждане метрополии! Приветствую вас! Мое имя Иисус Гевара Ветер. Я капитан корабля «Лев Троцкий», корпуса «Дружбы миров» из системы Земли. Я Человек. Я здесь, чтобы протянуть вам руку помощи и солидарности. Можете рассчитывать на меня, товарищи!

Похожие статьи:

Рассказы → Я – Справедливость

Рассказы → Второй шанс

Рассказы → Девочка с лицом Ника Кейва

Рассказы → Чудовищная история

Рассказы → Этот мир...