Да простит меня мой терпеливый читатель, но здесь я должен сделать маленькое лирическое отступление — экскурс в историю, так сказать. Не было бы Олега Тюрюмина — не бывать бы и ездовому спорту в Иркутске. Это он привёз когда-то к нам нескольких ездовых собак с Камчатки и на их основе получил целую породу сильных и выносливых животных, которые даже получили неофициальное название «Байкальские хаски». Они не похожи на пушистых плюшевых хасок, к которым мы привыкли. Собаки жилистые, худощавые, с короткой шерстью. С такими не захочешь пообниматься, да и характер у них не очень человеколюбивый. Но если отважишься погладить животное, то поразишься, насколько твёрдые у них мышцы. Такое ощущение, что это одно большое накаченное сердце. Генетика и каждодневные тренировки сделали из этих собак настоящих монстров ездового спорта. Не удивительно, что здесь им нет конкурентов, а успешные выступления на выездных соревнованиях, в том числе победа на знаменитой международной гонке «Калевала», показали, что и другим корифеям ездового спорта нужно серьёзно опасаться таких конкурентов.
Усадьба Тюрюмина — это целый комплекс строений. Здесь и кузница, и конюшня, и мастерские, а на открытом месте расположился целый город собак — более пятидесяти будок, в каждой из которых живёт четвероногий спортсмен.
Здесь я получал свои первые медали, сюда приезжал на квалификацию и соревнования. Здесь мне всё знакомо. Здесь мне уютно и удобно. Но останавливаться здесь я не собирался. Почему? Поймёте сами!
Меня встретила девушка-волонтёр. Я скинул лыжи, привязал Сеню к забору, огляделся. На поляне метрах в двадцати спит упряжка Кузнецова из Новосибирска. На снегу разложены кучки сена, собаки свернулись на них калачиками, привязанные к натянутому металлическому канату. С другой стороны дома похожая картина — ещё одна упряжка. Дальше — конюшня, а справа от неё неугомонный город собак, которые даже ночью время от времени оглашают округу протяжным заунывным пением. Ветер здесь значительно тише — горы и деревья защищают, не дают ему разгуляться, но всё равно его колючие неласковые прикосновения заставляли поёживаться.
— Будете останавливаться на отдых? — спрашивает меня девушка. Я отказываюсь.
— Тогда чаю? — предлагает она.
Это можно! Захожу в деревянный дом. Здесь, перед входом в хозяйскую часть, такое обширное помещение для гостей, которое редко бывает пустым. Кирпичная печь, два стола, верстак с инструментом и лестница на второй этаж. Много дерева.
Первым делом иду кормить Сенечку. Что-то он неохотно ест жир, наверное обожрался за эту гонку. Но рыбьи брюшки поглощает с удовольствием! Глажу огромную собачью голову. Такая башка, а мозгов с кулачок! Но ведь соображает! Не просто выполняет команды, а оценивает ситуацию, принимает решения! Лижет меня в облупленный от мороза нос. Молодец! Козёл... Но с другой стороны, он сделал всё что смог...
— Чайник сейчас закипит, — сообщает девушка. Приветливая! Такая молодая, смешная! Остренький носик торчит под шапкой. Так и не узнал, как её зовут.
— А где ваша вторая собака? — продолжает она.
Расскажу! Охотно расскажу, пока пью чай, про Корону, пожалуюсь на погоду, поделюсь впечатлениями от Байкала. И тут я понимаю, что сейчас больше никуда не пойду... Не пойду, и всё! Шесть часов утра. Я три часа боролся с ветром, до этого пыхтел на перевалах, замерзал на спусках. Полсуток не снимал лыжи. А впереди единственный для меня незнакомый участок трассы — восемь километров от Листвянки до «Прибайкальской» через третий перевал. Я не знал, насколько велик подъём, а если бы знал, то тем более не пошёл бы дальше. Я меньше всего хотел останавливаться в БЦЕС, но почему-то не удивился, когда решил это сделать, как будто знал об этом заранее. Очень часто какие-то события в жизни как будто бы предопределены, и острее всего это чувствуешь в минуты высокого эмоционального подъёма.
— Я же ещё могу остановиться на отдых?
— Можете, но четыре часа начнутся сейчас, когда вы об этом объявили.
Сколько я здесь сидел? Минут пятнадцать? Такая мелочь! Конечно, остаюсь!
Тогда можно покормить собаку кормом. Насыпаю в миску, заливаю тёплой водой, выношу на улицу. Жрёт за милую душу! Теперь нужно найти ему место получше. Увожу Сеню в угол забора под прикрытие какой-то припаркованной рядом машины. Привязываю, стелю сено.
— Лежать! Место!
Всё равно потом встанет, но сам дурак. Палатка, спальник остались на турбазе. У меня с собой только тёплые болоньевые штаны. Укрываю ими кобеля — всё какая-то защита от ветра. Сверху накидываю ещё копну сена. Всё! Собака, словно в пещерке, укрыта от непогоды и отвлекающих факторов. Теперь спать. Спать!
— Во сколько вас разбудить? — спрашивает временная хозяйка чек-поинта.
— Без пятнадцати десять.
— Там, наверху, есть свободный спальник.
— Спасибо!
Спальник лежит прямо на полу. Различаю в полумраке ещё пару завёрнутых в ткань тел. Второй этаж — спальный. Потолок здесь низкий, никаких кроватей не предусмотрено, все дрыхнут на полу. Зато одновременно тут может разместиться целый взвод! Я снимаю флиску и кладу её под голову. Тепло!
Эх, как мало надо человеку для счастья! Всего лишь возможность вытянуться в горизонтальном положении поверх спальника, блаженно раскинув ноющие от напряжения босые ноги. Всего лишь расслабиться в тепле, ощущая приятное колыхание в желудке горячего сладкого чая и не обращая внимания на жёсткие доски, упирающиеся в бока.
Думаю, я добросовестно проспал часа два. При этом я слышал, как вставали другие люди, как собирались и уходили к своим упряжкам. Слышал, как пришли двое моих преследователей и отправились дальше. Как кто-то лаял на улице, протяжно и звонко, голосом моего Сенечки. Но встать я не мог, а только тяжело переворачивался с боку на бок, а мышцы ног с внутренней стороны бёдер при этом сводило долгой болезненной судорогой, как будто стальные пальцы Терминатора безжалостно сжимали их со всей силой своих гидроцилиндров.
Проснулся мгновенно, как от толчка. Дневной свет проникал внутрь сквозь окна. Тихо и пусто, никого, кроме меня. Посмотрел на часы — девять двадцать. Можно ещё полежать, но сна ни в одном глазу. Да и смысл? Я как будто не чувствовал себя лучше, все кости ломило, мышцы были напряжены, а те, которые сводило судорогой, ныли и отдавались болью при каждом шаге. А если лучше не станет, то какой резон валяться? Лучшее лекарство от усталости — идти вперёд! Спорное утверждение, но иногда справедливое!
Первым делом иду проверить Сенечку. Думал, первым делом в туалет, но нет — проверить Сенечку. Он раскидал сено, сбросил мои штаны, но выглядит отдохнувшим, встаёт на задние лапы при виде меня, радостно целится вёртким языком в лицо. Вот теперь в туалет!
Мои вещи на печи успели высохнуть, даже ботинки. Отлично! Снова даю кобелю корма, ест с аппетитом. Так, теперь сам попью чаю.
— Будете лапшу?
Ах ты, моя радость! Какая молодец! Есть не хочу, но надо... Впереди ещё более шестидесяти километров.
— Когда ушли остальные участники? — спрашиваю я.
А можно и самому посмотреть, протокол же вот он лежит. Так-так. Иван вышел меньше часа назад. И я стартую через полчаса. Это много! Разрыв очень велик... Но нельзя терять надежды! Гонка на такую дистанцию слишком непредсказуема. Ух ты! Новосибирец снялся! Вот так новость! Оказывается, он кое-как пришёл сюда, сказал что устали он и собака и не могут продолжать гонку. Вот они — непредсказуемости. По крайней мере, у меня на одного соперника меньше. Ещё один — Антон — отстал где-то далеко позади. Его ещё не видели даже на предыдущем чек-поинте.
Все упряжки тоже уже продолжили путь. Обычно скорость лыжника с собаками сравнима со скоростью упряжки. Но только не в этот раз. Всё же, восемь-десять собак — это сила, и она позволяет гораздо быстрее преодолевать сложные участки, хотя на ровных трассах да, лыжник может даже обогнать каюра. Кстати, вполне возможно, что вместе с Короной Сеня бы не вёл себя так трусливо из-за ветра. Я уверен, что его поведение было вызвано именно страхом, потому что усталость ещё была не так велика.
Время! Пора... Но сначала надо позвонить жене, сообщить наконец, что всё в порядке. Кое-что она уже знала из интернет-трансляции, но информация из первых рук куда важнее!
— Люблю, целую!
— Удачи!
Теперь точно пора! Кое-как, на деревянных ногах ковыляю по дороге. Мышцы отказываются работать, Сенечка тоже не горит желанием идти дальше и время от времени даже делает попытки вернуться обратно. Но постепенно он понимает неизбежность дальнейшего пути и даже начинает мало-мало тянуть меня вперёд. Мышцы, разогревшись, тоже почти перестают бастовать. «И настроение моё улучшилось!»
Ветер практически не ощущается в лесу, только шумит где-то в вышине, по-хулигански раскачивая деревья. Кстати, он почти разогнал облака, и солнце наконец-то показало мне во всей красе чудеса окрестной тайги. Я ведь почти не бывал здесь днём, а когда бывал, то не до любования мне было, вперёд летел. Сейчас я не торопясь поднимался в гору без лыж. Подъём был не очень крутой, но снова из-за узости трассы не получалось ставить лыжи ёлочкой. Да и не было уже прежней прыти в ногах и силы в руках. Что ни говори, а эти чёртовы подъёмы и хренов ветер изрядно измотали мои силы. Через каждые двадцать секунд подъёма ноги просили пощады. Приходилось стоять по полминуты, дабы мышцы успели прийти в норму. Этого времени за глаза хватало, чтобы налюбоваться окружающей природой.
Не очень густой лес состоял из высоких пушистых кедров, разлапистых елей и корабельных сосен. Огромные шапки снега были нахлобучены на каждый пень, поваленное дерево или невысокий кустарник. Всё это великолепие сверкало на солнце, переливалось миллиардами волшебных искорок, поражало белизной и чистотой. При этом было холодно. Ветер принёс с севера непривычный для марта мороз, при слишком длительной остановке начинали коченеть руки и ноги.
Всё хорошо, но что-то слишком затянулся подъём... Ноги бастовали всё чаще, всё яростнее. Чёртов рюкзак с бесполезным балластом! Чёртов третий перевал! Вот уж никак не ожидал, что он окажется сравним с первыми двумя! Вот тебе и всего восемь километров! А идём уже час и до сих пор не поднялись на перевал.
Но всё неизбежное когда-то случается. Вот и дорога наконец-то пошла на спуск. Тут нам навстречу попался всё тот же снегоход. Всё тот же Дима поинтересовался, всё ли в порядке и, с трудом развернувшись на узкой трассе, поехал обратно на «Прибайкальскую». Мы лихо рванули следом! Спуск был хорош! Сеня привычно работал тормозом, а я только успевал смахивать слёзы с глаз. Вот она, «Прибайкальская», уже видна на пригорке. Несколько зигзагов, последний крутой подъём пешком, и мы пришли! Теперь можно отдохнуть... Да, чуть-чуть отдохнуть.
Наверное я выглядел не очень свежо, потому что девушка-волонтёр несколько раз переспросила, не снимаемся ли мы с гонки.
— Да нет же, нет, — заверил я её слабым голосом.
Я покормил Сенечку, потом нашёл свою сумку с вещами и забрал оттуда куртку, оставив вместо неё штаны. Ещё там был большой термос с кофе. Ух ты! Прошли почти сутки, а он совсем не остыл! Я выпил кружечку обжигающего крепкого напитка, а остатки забрал в дорогу.
Что ж... За спиной осталось сто километров — две трети пути, в том числе и самые сложные участки. Теперь нам предстояло идти по своему вчерашнему маршруту, только в обратную сторону. Дальнейший путь был мне хорошо знаком и не вызывал особого беспокойства. Давай, мой верный конь, вперёд!
Как обычно после остановок, кобель вначале не проявил заметного рвения, но потом, разогнавшись на спуске, легко освоил довольно-таки высокий для второго дня пути темп. Погода радовала, лыжи ехали великолепно, и мы двигались примерно с той же скоростью, что и на этом участке вчера вечером. Через час прошли Большую Речку и вышли на лёд водохранилища. Ветер тут же дал о себе знать, но пока мы огибали знакомый низкий мысок с рядами лодочных гаражей, дул справа, почти не мешая, а только неласково покалывая щёку. Местные собаки на правах хозяев территории провожали нас звонкой кавалькадой до самого поворота. Сеня вёл себя как обычно — пытался задать жару всем сразу и только после моих окриков нехотя поворачивался в сторону движения. Вот мы прошли мимо низких кустов и попали на открытое пространство водохранилища.
И тут вдруг возникло такое ощущение, что воздух превратился в вязкий кисель. Я так же переставлял лыжи, толкался палками, но результата от этих действий почти не ощущалось. Ветер. Дул он не так сильно, как было на Байкале, но ровно и уверенно, практически сводя на нет все усилия по передвижению вперёд. Вот бы чуть больше силы в руках, чтобы лучше толкаться, и малость крепче мышцы на ногах, чтобы не бастовали они от усталости! Вот бы немного помочь мне, потянуть за верёвочку, дать задел для размаха! И тогда пошёл бы я уверенно и целеустремлённо к финишу, несмотря на ветер этот злющий. Но Сенечка вдруг прижал ушки, прищурил глазки и пошёл куда-то влево, совершенно как давешней ночью, а потом и вовсе остановился, не реагируя на мои команды, а только прядя ушами, словно испуганная лошадь.
Ну что ж ты, а? Ведь немного осталось! Я попытался лаской, потом силой заставить его двигаться впереди, но тщетно. Кобель только виновато косился на меня и непутёвым хвостиком плёлся позади. Ничего не оставалось делать, как работать самому.
Легко сказать самому! Привычные, выверенные механические движения получались теперь скованными, скудными и убогими, словно этот самый механизм покрылся ржавчиной.
Снег намело неровными пятнами, был он мелкий и плотный, и по нему лыжи почти не скользили. Там, где свежего снега не было, ехалось чуть получше, но всё равно скорость была катастрофически мала, а усилия, требуемые для преодоления пространства, наоборот велики. Так бывает. При определённых условиях на быстрое передвижение тратится меньше сил, чем на медленное. Одинаковую энергию тратишь на толчок палками, но при нормальной скорости толкнулся — и катишься, по крайней мере, метров пять, а тут и метра не получается. Соответственно, на единицу расстояния расходуется в пять раз больше энергии и затрачивается во столько же больше времени. Это так. И я это лишний раз проверил экспериментально.
Прямо по курсу терялось в серой дымке ровное безжизненное пространство водохранилища, кажущееся бесконечным. Справа на недалёком берегу взбегали в горку весёлые разноцветные домики посёлка. Они почти не сдвинулись назад, хотя я бодался с ветром уже скоро как полчаса. Какая у меня скорость? Два километра в час, судя на глаз по пройденному расстоянию? Такими темпами мне до финиша идти часов десять... Да пешком быстрее будет! Кстати, а если пешком? Я снял лыжи, надел пригодившуюся куртку и упрямо зашагал вперёд. Только здесь я почувствовал, что температура воздуха ощутимо понизилась. Градусов пятнадцать мороза было точно, несмотря на самый разгар дня. Ветер обжигал кожу, натянутая «по самое не хочу» флисовая труба помогала, но сквозь неё совсем трудно было дышать, поэтому пришлось освободить половину лица, и щёки неприятно пощипывало, а нос уже совершенно побелел. Я время от времени прикрывал его то одной, то другой рукой. Скоро и руки начали коченеть в перчатках и верхонках, потому что теперь они не двигались, а лишь держали в охапку лыжи и палки. Но это все ерунда! Самое обидное, что скорость выше не стала, ноги проваливались, шаги получались короткими, а походка шатающейся, как у бывалого моряка, идущего из кабака.
Здесь я должен опять извиниться у нетерпеливого читателя за то, что много времени уделяю не столько описанию событий, сколько эмоций и мыслей, их сопровождающих. С самого начала я хотел как бы раскрыть гонщика изнутри, показав на своём примере, как выглядит не сам процесс гонки, а, скажем, процесс жизни гонщика. Хотелось, чтоб читатель увлёкся, пусть в гораздо меньшей степени, чем я, но всё же достаточно для того, чтобы не крутить в следующий раз пальцем у виска при упоминании о сумасшедших каюрах. Хотелось, чтобы ты, немного уже увлечённый читатель, ставил в мыслях себя на моё место и прикидывал бы, как лучше поступить в той или иной ситуации. А ещё я хочу поговорить о предопределённости и о нашей возможности что-то изменить.
Видеть будущее может каждый. Это правда. Но видим мы не точный путь развития событий, а некий букет из разновариантных сюжетов. То есть, видим мы возможности, а потом сами делаем их реальностями, они обрастают подробностями, обретают «мясо», иногда ещё даже на стадии осмысления. Бывает, что какая-то шальная мысль вдруг отгоняет все другие, казавшиеся до этого вполне реалистичными.
Вот и сейчас моя уверенность в благополучном завершении гонки таяла, улетала с ветром, растворялась, как кусок сахара в стакане с чаем. Я всё ещё видел возможное развитие событий впереди.
Я иду, как могу. Медленно, очень медленно приближается последний чек-поинт. В четыре часа мы добираемся до него. Сил нет совершенно, хочется лечь и умереть. Иван, который обгонял меня более чем на час, всё ещё здесь. Отдыхает. Но он же дошёл. Дошёл и не собирается сдаваться, тем более что до финиша осталось всего ничего — чуть больше тридцати километров. Но эта тридцатка, играючи пролетающая мимо на тренировках и казавшаяся такой азартной по дороге туда, сейчас, на пути обратно, представляется уже совершенно непреодолимой. Как Роберт Скотт не смог вернуться после покорения южного полюса, так и я не в силах был преодолеть ничтожные оставшиеся километры. По крайней мере, пока... Ведь никто меня не торопит. В этой ситуации даже просто дойти до финиша уже означало призовое место. Да можно было хоть ночевать здесь остаться, можно было ждать прекращения ветра или Божьей помощи — никто бы слова не сказал. Какая же это гонка? Теряется смысл соревнования, и гонка ненавязчиво превращается в поход. Если бы я ставил себе целью только дойти, то выбрал бы совершенно другую тактику изначально — щадящую. Я бы остановился на отдых, как и все, на «Прибайкальской», а потом бы подолгу отдыхал на каждой следующей остановке.
Но пара кружек тёплого кофе и пирожок немного вернули мне присутствие духа. Сеня слопал остатки корма и теперь лежал на снегу, свернувшись калачиком и укрыв нос пушистым хвостом. Иван наконец-то собрался выходить. Сенечка заметно оживился, увидев собаку соперника. Это наш шанс! Я быстро схватил рюкзак и надел лыжи. Наши конкуренты были совсем близко, и мой кобель рванул следом, как будто и не делал вид, что он на последнем издыхании всего полчаса назад. Симулянт! Кстати, здесь, в глубине залива, ветра почти не было, а значит исчез этот пугающий собаку фактор.
Ветер появился снова, как только мы вышли из-под защиты лесистого мыса, но сейчас впереди нас маячила спина соперника, и ветер был нам пофигу! Иван шёл чуточку быстрее, он упрямо работал ногами, я же практически выезжал на собаке. Мы отставали. Но иногда парень останавливался, как будто специально поджидая нас, а на самом деле очищал лапы своему маламуту от налипшего снега. Поэтому мы не теряли соперников из вида.
Через долгие, казавшиеся совсем бесконечными четыре часа впереди показались огни большого города. Было уже совсем темно. Сенечка молодец — почуял финиш и уверенно тащил моё еле стоящее на ногах тело за собой. Но и соперники изо всех сил наращивали темп. Так мы и финишировали: Иван с маламутом, следом я Сенечкой. Но Мы стартовали на шесть минут позже, значит у нас лучше чистое время. Что это? Второе место?
Размечтался... На самом деле я всё ещё стоял на ветру за сорок с лишним километров до финиша, и картинка благополучного завершения гонки стремительно бледнела в моём воображении. Зато ярче и реальней становилась другая...
Я повернул голову направо. Эта шальная мысль возникла случайно и была озвучена мной на жеребьёвке, как довод в пользу ненужности некоторых вещей из обязательного набора:
— Нет ни одного участка трассы, где до ближайшего чек-поинта или жилья больше семи километров. А местами рядом дорога, в случае возникновения форс-мажорной ситуации всегда можно выйти к людям и попросить помощи.
Тогда я не был услышан, но сама эта казавшаяся крамольной мысль (как можно сойти с дистанции?!) засела где-то в подкорке, как теоретически возможный вариант. Неужели пришло время применить теорию на практике?
Я посмотрел на Сенечку, улегшегося у моих ног. Посмотрел вперёд, где вешки, означающие трассу, терялись в морозной дали. Глянул в сторону близкого посёлка на крутом берегу. Вздохнул...
— Пошли... — бросил я Сеньке и повернул направо.
Я знал, что потом буду тысячу раз жалеть о принятом решении, но тогда вдруг стало так легко на душе, словно я выбросил каменную глыбу из рюкзака. Нервное напряжение, не отпускающее меня на протяжении нескольких дней, разом схлынуло, душа успокоилась. Как хорошо! Страх... Страх перед неизвестностью, неуверенность в своих силах. Я не мог себе признаться в этом и даже был уверен, что избавился от этих чувств, но себя не обманешь. Было, было оно где-то глубоко-глубоко, но всё равно терзало, незаметно и неотвратимо терроризируя психику, усиливая стресс. Амбиции и тщеславие — две основные причины, двигающие развитие человеческого общества, не давали мне думать о капитуляции перед обстоятельствами. Гордость сдалась — случайности и ветер оказались сильнее упорства и тренировок.
«А как же я?» — подал голос здравый смысл. Да, ты молодец! Вовремя вступил в спор, сказал, что собака дороже победы, что гонка — это не ползком до финиша, напомнил, что в машине сломался генератор, и аккумулятора не хватит, чтобы доехать до дома в тёмное время суток. Всё правильно... Всё так. Или просто двадцать часов на лыжах и чёртов ветер сломили мою волю к победе? Стоп! К победе над чем? «Победить» в данной ситуации равнялось «дойти до финиша». Победить не в гонке — Илья в это время уже был недалеко от Иркутска — а победить свою слабость. Эта победа нужна самолюбию, а самолюбие нужно мне, чтобы тешить. Когда-то победа над слабостью была необходима, чтобы доказать, что я могу. Сейчас эта проблема не столь актуальна — что я могу, я и так уже знаю. Я победил свою слабость значительно раньше, то, что она сейчас стала сильнее, эта слабость, это временное явление. Так может быть пришло время дать победить другим качествам? Например, благоразумию. Не думаю, что новосибирец Первухин не дошёл бы до финиша. Возможно, он был в лучшей физической форме, нежели я. Но опыт и здравый смысл взяли вверх: зачем это глупое гусарство? Это далеко не первые и, даст Бог, не последние соревнования. Это всего лишь очередная гонка, которая на этот раз оказалась не по зубам. Жертвуем своими амбициями, затыкаем рот тщеславию и уходим зализывать раны и точить зубы до следующего года...
Должен сказать, что до этого я ни разу не сходил с дистанции. Для меня это было чем-то невозможным, не столько позорным, сколько запретным. Табу! Нельзя, и всё! Но многие гонщики на других соревнованиях так иногда поступают. «Слабаки!» — думал я раньше. Простите меня, гонщики! Был не прав... На самом деле, чтобы принять решение о снятии команды, нужно большое мужество. Мужество и умение. Умение мыслить трезво и объективно оценивать ситуацию. Это решение далось мне нелегко, но принесло такое облегчение!
«Вот и всё», — думал я, шагая в сторону берега. Но это было ещё не совсем всё. Во-первых, «шагая» — это громко сказано! Снег был глубокий, а укатанная трасса осталась в стороне. Я шёл пешком, проваливаясь по колено при каждом шаге, Сеня тащился следом, тоже изрядно полируя сугробы брюхом. Я часто останавливался, отдыхал. Полкилометра до берега мы шли минут тридцать и столько же, наверное, поднимались по улицам посёлка. Собаки лаяли из-за высоких заборов, где-то неблизко проезжали машины, кто-то чистил снег, но на всём пути мы не встретили ни одного человека.
Вот и трасса. Движение здесь оживлённое, перебегаем дорогу и становимся на вершине горы, чтобы водители заметили нас издалека. Я воткнул лыжи в снег, посадил рядом Сеню и расстегнул куртку, чтобы виден был номер. Пусть будет понятно, что мне не просто так ехать, а я в беде. Можно было отогреть телефон и позвонить организаторам, чтобы они решали вопрос о моей эвакуации, но я не хотел беспокоить людей по такому пустячному делу. Машин много идёт, чуть ли не одна за одной. Много, но не все же способны разместить собаку и лыжи. А скорее всего, просто не хотят. И я их понимаю. Понимаю, но всё ещё надеюсь и на их понимание. Женщина с двумя сумками вышла на дорогу и почти сразу поймала попутку. А у меня уже начали коченеть ноги, впервые за эти сутки, потому что я стоял неподвижно. Стоял уже почти полчаса...
— Вам помощь требуется? — машина подъехала задним ходом, и я обернулся на голос.
За рулём женщина, с участием поглядывающая на меня в открытое окошко. Да! Есть ещё добрые люди на белом свете!
Машина была небольшая, может быть поэтому я не махнул рукой, когда она проезжала, но задние сиденья были сняты, и там стояли какие-то бидоны. Однако вполне оставалось место для собаки, рюкзака и даже лыж.
Дорога скакала с горки на горку, крутила виражи и была значительно длиннее, чем почти прямая трасса по льду. Время от времени я наблюдал через окно широкую белую равнину водохранилища, которая, против обыкновения, была совершенно пустынна в этот день, ни лыжников — любителей промчаться по открытому пространству, ни снегоходов, обычно часто снующих туда-сюда. Где-то там я брёл бы сейчас одинокой понурой точкой... Сердце сжалось... Так сильно захотелось стать этой самой точкой, что я чуть было не попросил остановить машину. Это был первый острый приступ сожаления о принятом решении.
Дорога не близкая даже на машине. Ехали чуть ли не час. За это время я узнал, что у женщины дома десять кошек, которые все подобраны на улице. Добрая самаритянка! Видимо, я тоже оказался кем-то вроде котёнка, когда мёрз на дороге с протянутой рукой. К сожалению, я не знаю имя этой женщины, но очень благодарен ей за помощь!
Ещё не было четырёх, когда я посадил Сеню в свою машину и пошёл к финишу разыскивать судей. Удивило, что Илья ещё не финишировал к этому времени. Но скоро он появился, медленно, но уверенно продвигающийся к своей победе. Оказывается, парень пять часов шёл последний участок — вдвое дольше, чем по дороге туда. Совсем нелегко далась ему эта победа, но когда я его поздравлял, выглядел он молодцом!
Что же остальные? Про Ивана я уже рассказывал. Всё так и было, только без меня. В это время он ещё отдыхал на последнем чек-поинте, а до финиша добрался только полдевятого вечера, в то время когда последний лыжник — Антон упорно шёл с одной оставшейся собакой примерно в том районе, где сошёл с дистанции я. Его упорство, затмившее рассудок, сыграло дурную роль: около десяти вечера он сбился с пути и вышел к берегу, где развёл костёр и сумел позвонить по разряженному телефону организаторам. Спасали Антона с помощью семи сотрудников доблестного МЧС и трёх единиц техники, включая снегоход.
Из пяти лыжников финишировали только двое, а из трёх упряжек — две. Для Новосибирской команды эта гонка оказалась неудачной: Кузнецов снялся за тридцать километров до финиша.
Но были ещё две упряжки из десяти собак, про которые я не говорил. Это Тюрюмины — отец и сын, ушедшие на дистанцию пятьсот километров. Первые девяносто из них каюры шли перед нами, я встретил их в Листвянке, где они остановились на ночёвку. Для них гонка закончилась только через пять дней. Собак они берегли, свои силы тоже, ведь им не было нужды куда-то торопиться — так ли уж важно, кто из двоих придёт первым, всё равно он принесёт победу домой? Зато прошли тяжелейшую трассу без потерь и вреда для здоровья!
Что же я? А всё хорошо! Я добрался до дома, по дороге забрав у знакомых Корону, и, естественно, лёг спать. Выспался часов через двенадцать, ноги перестали болеть дня через два, лапа у Короны заживала две недели, а выводы из случившегося я сделал сразу же. Какие? А об этом узнаете через год...
Похожие статьи:
Рассказы → Бруно Сикерз и принц
Рассказы → Человек, собака и ветер (2 часть)
Рассказы → Ода броску прогибом
Рассказы → Спартак - чемпион!!
Видео → Невыдуманные истории.
