Мелодия звучала в его голове. Назойливо, навязчиво, прилипчиво. Она натягивала тонкими струнами нервы, гипнотизировала, шептала, кричала. Потом в памяти всплывали слова. И мелодия становилась лишь фоном. Исчезала. И тогда говорили слова. Повторяясь. Слова той самой песни. Песни с той самой грампластинки. Той самой, которая играла в тот вечер во время их последней ссоры с Наташей. Теперь уже точно – последней. Тогда он, грубо попрощавшись, бросился вон из ее квартиры. Но у порога Наташа окликнула его. Он нехотя обернулся. Но Наташа не просила его остаться. Глухим чужим голосом она велела забрать эту самую пластинку. И он забрал, хотя это был подарок, который он ей в тот вечер и принес. Принес, не надеясь, что это что-нибудь исправит.
Вернувшись домой, он положил пластинку в коробку с остальными. И вот она заиграла. Заиграла в его голове. Он не только слышал ее, но и физически ощущал ее твердую и гладкую поверхность, ее прохладу. Пластинка звала его. Притягивала. Соблазняла мелодией и дразнила словами. Зачем он принес ее домой? Почему не выбросил? Решено! Он сделает это сейчас. Сергей почти подбежал к коробке и не глядя сразу же вытащил именно т у. Она показалась ему не просто холодной, а ледяной.
Он сделал неуверенный шаг к двери. Что-то его удерживало от окончательного решения. Раскаяние?
«Последний раз…Послушаю последний раз,– пообещал он себе,– и к черту ее! Их обеих!».
Он подключил граммофон к сети, зарядил пластинку и ткнул иглой в ее край. И она заиграла. Сергей вздрогнул.
«Наташа…».
Он подошел к столу и резко выдвинул ящик. В углу, поверх бумаг, лежал ее перевернутый фотопортрет в дешевой рамке. Он осторожно взял его и повернул лицом к себе. Она улыбалась ему, как и прежде.
«Не сходи с ума!.. Разве может быть иначе?».
Подержав немного портрет, точно не зная, что с ним делать, Сергей посмотрел на играющую пластинку.
«В последний раз…»
И он поставил портрет на привычное место на столе. Сел перед ним на стул и долго, не отрываясь, смотрел на ее застывшее навеки лицо.
Наташу нашли мертвой в постели. Наглоталась таблеток. Так определил врач. И позже вскрытие подтвердило это.
«Боже! Они резали ее!».
Никто не знает, что привело молодую, здоровую девушку к самоубийству. Она не оставила никакой записки. Ее комнату внимательно осмотрели, но ничего не нашли. И только на письменном столе одиноко стояла маленькая чашка с недопитым остывшим кофе на дне.
Знал только он. Но его даже не вызывали т у д а. Хотя Наташина мать, конечно, знала, что они встречались. Бедная женщина. Ее не было дома в тот вечер, и она во всем винит себя.
«…Или это уже была ночь?»
Мысли Сергея путались, обрывались и возвращали его к их последней встрече. А льющаяся мелодия вкрадчиво нашептывала решение.
«Душно…»
Сергей через силу встал, подошел к окну и открыл его. Легкий прохладный ветер приятно освежил лицо. И Сергей, глубоко вздохнув, смотрел на ночное небо, где одна за другой гасли звезды, пожираемые тяжело плывущей черной тучей.
Звучащая музыка нетерпеливо заскрипела и захлебнулась. Стало тихо. Словно очнувшись, Сергей быстро выдохнул и обернулся. Пластинка не двигалась. Впервые за последние дни он улыбнулся. И с силой захлопнул окно. Стекло задрожало.
«Ты параноик,– сказал он себе.– Это обыкновенный кусок пластмассы».
Сергей спрятал проигравшую пластинку в чехол и небрежно бросил рядом с аппаратом. И поставил свои любимые «Воскресенье». Услышав первые звуки, он усмехнулся.
«Будь здесь Саша и знай он обо всем, то обязательно усмотрел бы в этом символизм. Нет, брат. Я просто люблю их музыку. И только».
– И только,– повторил он вслух, обращаясь почему-то к лежащей на полу пластинке. Она нравилась Наташе и сейчас, после ее смерти, казалась брошенной и даже жалкой. Покорная, молчаливая, пластинка больше не вызывала в нем боли. Однако Сергей чувствовал, что теперь ему будет неприятно хранить ее у себя. Записав между строк своих песен каждое слово, каждый взгляд, жест…его, Наташи – она не позволит ему забыть их последний вечер, е е последний вечер.
Отбросив сомнения, Сергей подобрал пластинку с пола, повернулся к входной двери и…замер. В глубине прихожей, в полутьме, он разглядел очертания человеческой фигуры. Странно изогнутая, неподвижная, она черным густым пятном выделялась на стене, которая хоть и слабо, но отражала комнатный свет. Кто знает, как долго она, затаившись, наблюдала за ним, но сейчас, обнаруженная, шевельнулась, отделилась от стены и медленно двинулась в его сторону. С каждым шагом выпрямляясь, светлея. Но оставаясь все такой же плоской, бестелесной.
Сергей невольно попятился. Нет, он не допустил и мысли, что перед ним – не человек. Но знакомая до мелочей прихожая и приближающаяся горбатая тень, казалось, выпали из привычной ему реальности и могли быть только частью ночного кошмара. Никто не мог, не должен быть здесь, в его прихожей, поздно вечером. При запертой на ключ двери. Но кто бы это ни был, вежливым его визит не назовешь. И Сергей, пусть сразу и будучи несколько напуганным, больше был возмущен столь бесцеремонным вторжением и ждал объяснений.
Безрельефная, плоская фигура преобразилась лишь в тот миг, когда на нее упал свет, точно некто наскоро, резкими, схематичными линиями, набросал ей черты лица, детали одежды и раскрасил, пожалев ярких красок, ограничившись лишь черным и белым.
На пороге комнаты стоял мужчина.
Он был среднего роста, плотный, брюнет лет сорока или около того. Хотя, быть может, в какой-то мере его старил строгий черный костюм, подчеркивающий неестественное бледное лицо и его немногие морщины, прорезавшиеся на высоком лбу и в области рта. В целом же линии лица были безупречны, но с отпечатком поспешности, даже незаконченности рисунка. Пожалуй, мужчина был похож на героя комиксов, автор которых, рисуя свои персонажи, пренебрегает оригинальными деталями, тем самым лишая их индивидуальности.
Но Сергей узнал мужчину, и его возмущение сменилось крайним изумлением. Перед ним стоял его вчерашний покупатель. Он искал редкие грампластинки, но у Сергея в ассортименте их не оказалось. Едва появившись в магазине, мужчина своей неординарной внешностью, конечно же, привлек внимание продавцов, особенно женщин. Сергея же больше всего поразили ненатуральная бледность и темные, почти черные глаза, начисто лишенные жизни, похожие скорее на глазные протезы. Не интересуясь другими отделами, он сразу же направился к Сергею. Тому даже стало как-то не по себе. Но когда они разговорились, то оказалось, что любитель грамзаписей умный, а главное, приятный собеседник. И щедрый клиент, что особенно расположило Сергея в его пользу. Кое-что ему продав, Сергей пообещал выполнить его спецзаказ позже, и они договорились встретиться на следующей неделе.
И вот он явился к Сергею домой. Без приглашения.
«Зачем он пришел? И как это некстати…»
Сергей меньше всего хотел сейчас кого-либо видеть. Тем более этого, в сущности, малознакомого ему человека.
– Простите великодушно, но дверь у вас не заперта, и я позволил себе смелость войти самому,– в противоположность внешности, голос мужчины прозвучал вполне красочно, насыщено, хотя и несколько глуховато. Но взгляд был направлен сквозь Сергея, точно человек-рисунок обращался к кому-то за его спиной. Эта очередная странность сбила Сергея с толку, и он сразу не нашелся, что ответить.
Незваный гость, видимо, истолковал молчание по-своему.
– Я напугал вас? Простите,– сказал он это с явным огорчением, но лицо его оставалось равнодушным. Впрочем, еще при первой их встрече, у Сергея сложилось впечатление, что голос этого странноватого типа живет какой-то своей жизнью, независимой от тела. Если на лице и появлялась какая-нибудь мимика, то она, странным образом, никогда не совпадала с интонацией голоса. Вот как сейчас. Поэтому Сергей уже не придал этому особого внимания.
– Нет,– соврал он.– Только… несколько неожиданно…Я не ждал никого. И разве дверь была открыта?
– Да,– блуждающий взгляд мужчины остановился на Сергее, зацепился и больше его не отпускал. Глаза их встретились: возбужденные, нервные у Сергея, и – пустые, нарисованные – у гостя.
– Я не ждал…– еще раз сказал Сергей.
– О! Я объяснюсь,– бледные тонкие губы мужчины неумело изобразили вежливую улыбку.– Вчера я не посчитал нужным говорить об этом. Собственно, оно и не к чему было. Пожалуй, неважно это и сейчас. Но, тем не менее. Я – ваш участковый. Моя фамилия Вайтас.
– Нет, нет,– поспешил заверить он, увидев, как насторожился собеседник,– я не официально. Так. Поболтать…по-соседски. Ведь, ко всему прочему, мы с вами еще и соседи. Ну, а узнать ваш адрес, как вы понимаете, мне не сложно.
Что ж, Сергею это многое объяснило, но…час от часу не легче. Признание гостя его нисколько не обрадовало.
– Вы не подумайте, я не любитель дешевых эффектов,– продолжал тот.– Я к вам стучал. Громко стучал. Но услышал музыку… А дверь была открыта. (Сергей недоверчиво глянул в сторону прихожой). Надеюсь, вы не против моего позднего визита? У меня так много работы…
– Да нет, пожалуйста,– вынужден был пригласить нежданного гостя Сергей. Не мог же он выставить за дверь участкового? И Сергей склонился над граммофоном, собираясь его выключить.
– Ни в коем случае! – запротестовал Вайтас.– Он нам не помешает. Напротив.
Он приблизился к граммофону, мельком прочитал на играющей пластинке название группы и вслушался в музыку. Потом едва заметно поморщился:
– Приятно, но я не поклонник е г о творчества.
Сергей хотел было возразить, но Вайтас, минуя его, не разуваясь, уже прошел вглубь комнаты. Сергей с досадой покосился на его черные кожаные туфли, но промолчал. Затем, вспомнив о своих обязанностях хозяина, предложил гостю кресло. Тот кивком поблагодарил, но сразу остановился возле письменного стола, заинтересовавшись портретом.
– Какое милое лицо,– и он вопросительно посмотрел на Сергея.
– Это одна девушка…– замялся тот,– она умерла…
Вайтас понимающе кивнул:
– Несчастный случай?
– Да,– недовольный излишним любопытством гостя, ответил Сергей и поспешил сменить неприятную ему тему:
– Я еще не выполнил ваш заказ.
– Это подождет,– отмахнулся Вайтас и, наконец, присел в кресло. Сергей устроился напротив гостя на диване.
Повисла пауза. Сергей совершенно не знал о чем говорить. Не знал и не хотел. Он решил просто сидеть и ждать, пока гость сам не догадается уйти. Но тот, удобно устроившись в кресле, явно настроился на долгую и приятную беседу. Но так как Сергей молчал, Вайтас заговорил сам, следя глазами за иглой граммофона:
– Вижу, вы тоже любите слушать фонограф. Одобряю. Правда, в них есть нечто домашнее, уютное? Простое. А то эти бездушные коробки,– он неодобрительно покосился на музыкальный центр в углу комнаты.– То ли дело фонограф! Его надо обязательно включать вечерком, лучше всего, когда вы один. Игла мягко, медленно скользит круг за кругом, рождая звуки. И вы можете сами видеть это. Не правда ли чарующе? Приятно и просто подержать в руках пластинку,– Вайтас жестом указал на руку Сергея, в которой тот все еще держал пластинку, совсем забыв о ней. Шевельнувшись, Сергей положил ее на диван рядом с собой.
Вайтас продолжал говорить:
– Вам знакома мысль, довольно любопытная, что все окружающие нас предметы, так или иначе, являются миниатюрными моделями или копиями мироздания? И вот мне кажется, что фонограф – одна из наиболее точных этих самых моделей. Взгляните,– Сергей послушался и равнодушно стал смотреть, как игла, скользя по пластинке, приближается к ее центру.– Быть может, так рождался мир. Спящие звуки еще не рождённой вселенной однажды были разбужены в тот великий миг, когда воля, скажем условно, творца обратилась на мертвую твердь, точно игла фонографа на пластину – и жизнь закрутилась! Крутится – и хохочет! Крутится – и рыдает! Это уж, смотря какую пластиночку зарядить. Однажды останется только одна. Последняя. Хотелось бы узнать, что на ней…И вот, когда минуты той, последней, исчерпают себя и затупившаяся игла остановится – тогда и наступит конец. Всему конец.
Странный гость замолчал. Закончилась и сторона пластинки. Повисла неловкая, неприятная тишина. Вайтас задумчиво смотрел на замерший граммофон.
– А может и не так все было. Черт его знает! – он вдруг засмеялся. И его скрипучий, механический смех, идеально подошедший к его нарисованному лицу, в повисшей тишине прозвучал довольно жутковато.
– Я вижу, моя болтовня вам наскучила. Извините меня. Я люблю иногда пофилософствовать. Такая работа. Все время с людьми и их бедами. Где, как говорится, царит покой и согласие, там в моих услугах не нуждаются. Увы. Вы пластиночку-то переверните,– и он опять улыбнулся своей рисованной вежливой улыбкой.– Вот так.
Они помолчали. Но долго молчать, по-видимому, Вайтас не мог.
– А с классики у вас что-нибудь есть? Нет? – он неожиданно обрадовался.– Ну и славненько. А то все эти моцарты да гайдны…К чему это старье? Тоска. В похоронных маршах, звучащих сегодня, и то больше жизни.
Сергей случайно коснулся пальцами лежащей рядом пластинки и бессознательно отодвинул ее подальше от себя. Это не ускользнуло от внимания Вайтаса и стало ясно, что он собирается о ней спросить. Сергей поспешно перебил его, предложив что-нибудь выпить.
– С удовольствием,– оживился поздний гость.– Кофе, если можно. Без сахара. Черный.
Сергею показалось или Вайтас действительно произнес слово «черный» как-то особенно? Он быстро глянул на гостя, но тот уже невозмутимо рассматривал на стене постеры рок-звезд.
Приготовив на кухне кофе, Сергей принес чашку Вайтасу. Тот, поблагодарив, взял. Сделал глоток.
– А что ж себе?
– Перед сном не хотелось бы,– уклончиво ответил Сергей.
– А, ну, конечно,– и Вайтас вдруг обернулся на портрет девушки. И опять глянул на Сергея. Смотрел не отрываясь, многозначительно, пока Сергей смущенно не отвел взгляд.
«Он знает!!! Знает!!!»,– чудовищное открытие потрясло его.
В их последний вечер с Наташей Сергей точно так же отказался от кофе, и девушка пила его одна.
«Нет…Он не может знать. Никто не может знать».
Справившись с волнением, Сергей взглянул на гостя. Но тот был занят своим кофе и уже не обращал внимания на Сергея.
«Нет…совпадение…Но на что он намекал. На что? Что за черт… И что ему все-таки от меня нужно? Что он вынюхивает? А если его визит связан с Наташей? Да нет. Бред. Все это мерещится от усталости. Гнать? Выгодный клиент. И что я все стою около него?»
Сергей обнаружил, что он стоит перед креслом, в котором сидел гость. Он отошел к дивану и тут отчетливо услышал, как во входную дверь трижды постучали. Постучали громко. Так, что он услышал, несмотря на музыку.
– В дверь стучали?
– Странно, я не слышал,– удивился Вайтас голосом. На его бледном лице, конечно же, удивление никак не отразилось.
Сергей недоверчиво покосился на гостя и пошел открывать. За дверью, которая действительно, была не заперта, никого не было. Он был озадачен: почему все в нее стучат? Разве звонок испорчен? Но проверять звонок он не стал и вернулся на свое место на диване.
– Послышалось?– участливо спросил Вайтас.
Сергей пожал плечами.
– Я ничего не слышал,– повторил Вайтас.– И потом, вы правильно заметили, есть же звонок.
– Я этого не говорил,– вырвалось у Сергея. Или он все же это машинально сказал вслух?
– Разве? Значит, мне показалось, – вежливо улыбнулся Вайтас и глотнул кофе. Затем, привстав, дотянулся до стола и поставил на него чашку. Со стороны Сергея чашка оказалась как раз напротив портрета. Наташа, улыбаясь, смотрела на Сергея, а между ними стояла чашка.
На Сергея нахлынула тоска с новой силой. Погрузившись в себя, он смотрел на портрет и уже не слушал Вайтаса. Очнулся он только когда закончилась пластинка, и он обнаружил, что его гость тоже молчит и тоже смотрит на портрет Наташи.
– Не убивайтесь так,– посоветовал Вайтас.– Глупая девчонка. Неужели она серьезно верила, что вы пожертвуете вашей начинающей блестящей карьерой ради ее капризов? Променяете успех и бессмертие на ее смазливые глазки? Чушь!
Это прозвучало дико, но оно прозвучало.
«Ему известно все»,– спокойно, не противясь очевидному, подумал Сергей. И принял это и смирился. Загадочная улыбка Наташи на портрете словно одобрила его решение.
– Ведь вы не участковый?– безразлично спросил Сергей.
– Нет, я участковый,– возразил Вайтас и даже обиделся. Затем, видимо заметив капли пота на лбу Сергея, добавил:
– Действительно, душновато тут у вас.
И не спрашивая, подошел к окну и распахнул его. Какое-то время Вайтас рассматривал ночной город. При этом взгляд у него был такой, словно он оглядывал свои владения.
– Да, это мой участок, – себе под нос повторил он, точно раскрывшийся перед ним вид, убедил его в этом.
Оставив окно раскрытым, Вайтас не спеша подошел к вновь застывшему граммофону и взял двумя руками пластинку.
– С виду обыкновенный кусок пластмассы,– глубокомысленно заметил он.– Но что эта пластинка заключает в себе? Не что иное, как результат титанического труда, творческого акта внутренней гармонии человека – его души. Ее крик, обнажение, голос, зеркало… Это и есть она самая – душа, переложенная на язык звуков. Да, это так,– и Вайтас переломил пластинку!
Встретив испуганный взгляд Сергея, он сказал:
– Не переживайте. Она уже пуста. Мертва…для нашего вечера,– и бросил куски на пол.
Поступок и слова гостя были абсурдными. Оцепенев, Сергей смотрел на черные зазубренные обломки на полу. А затем опять услышал стук. Но это стучало его же сердце.
Вайтас же выбрал из стопки следующую пластинку.
– «Черная суббота»? Звучит интригующе. Послушаем.
И стал слушать, явно наслаждаясь режущим слух голосом певца.
Дослушав песню, он, уже не таясь, кивнул на портрет Наташи:
– Вы ее подтолкнули к смерти. И правильно сделали. Жизнь не имеет значение. Значение имеет только музыка. Мне даже жаль, что я послан к вам. Вы бы стали отличным музыкантом!
– Кто вы?– сдавленным шепотом выдавил из себя Сергей.
– Я же вам уже говорил,– расстроился Вайтас.– Участковый.
Они дослушали последнюю песню, и Вайтас перевернул пластинку.
– Да, кстати,– буднично заговорил он.– Мы сразу начали столь интересную беседу, что я забыл вас предупредить,– Вайтас сделал паузу.– Но прежде скажите, как велика ваша коллекция пластинок? Сколько? Не густо,– почти огорчился он.– Лучше бы побольше. Продолжительность нашей приятной беседы напрямую зависит от их количества. Чем дольше мы ими сможем наслаждаться, тем лучше. Лучше для меня. И, особенно, для вас,– Вайтас слегка поклонился в сторону Сергея.– Мне, правда, очень жаль, но…– он, сожалея, развел руками,– я всего лишь чиновник.
Сергей с ужасом смотрел на своего собеседника, вопреки интуиции надеясь, что этот, пусть и несколько странноватый, ценитель музыки так своеобразно шутит. Но его бледное, нарисованное лицо было строгим и неумолимым, как у… судьи.
Сергей, судорожно вцепившись в подлокотник дивана, попытался встать.
– Сядьте,– мягко приказал Вайтас. Но его мягкость голоса была опять обманчива. Сергей видел угрозу в его нарисованных глазах. И тут вдруг эти глаза исчезли. На их месте зияли две черные дыры с клубящейся тьмой на дне глазниц. Это продолжалось секунду, может две. И затем глаза появились вновь. Холодные и насмешливые. Цвета кофейной гущи.
Сергей сжался. Приходило понимание.
Существо же, которое представилось Вайтасом, продолжало слушать музыку. Насыщаясь ей, впитывая звуки, вдыхая ритм.
Потом вновь Вайтас встал, чтобы поменять исполнителя.
– Достойно, достойно. Но – чтобы не было ошибки,– взглянул на Сергея и переломил и эту пластинку.
Сергею показалось, что он (или оно?) после этого увеличилось в размерах. А может это сжались стены?
Музыка продолжала звучать. Быстрые ритмы без задержки сменялись медленными. Но и те и другие, когда вдруг обрывались, повергали Сергея в ужас.
Тяжело дыша, он слушал Моррисона.
«Какая эта запись уже по счету? Третья?.. Пятая?.. Сколько еще? Моррисон лежал почти в самом внизу. Осталось мало. Очень мало».
Сергей в отчаянии посмотрел на похудевшую стопку.
– Я гляну в спальне, может там…
Вайтас проницательно посмотрел на Сергея и благосклонно кивнул.
Сергей быстро вошел в спальню. Конечно, никаких пластинок здесь не было. Он судорожно взял с тумбочки телефон и набрал номер Саши. Длинные гудки.
«Ну же…ну же…».
Автоответчик. Сергей сбивчиво стал говорить в телефон.
«Нет…Стоп…Зачем мне Саша?».
Сергей набрал другой номер и ждал, вцепившись в трубку до боли в пальцах. Тишина. Никаких звуков. Тишина вернулась и в соседнюю комнату, где остался Вайтас.
«Проклятая тишина! Где же музыка? И почему молчит телефон?»
– Не отвечают?– участливый голос за спиной заставил его вздрогнуть. Сергей затравленно обернулся. Вайтас стоял в дверях и насмешливо улыбался.– Не отвечают? Не расстраивайтесь – бывает. Эти операторы, я считаю, вообще напрасно свой хлеб едят. Но простите, что побеспокоил. О н а закончилась. Она же не была п о с л е д н е й? Есть у вас еще что-нибудь?
Сергей дико закивал и пошел вслед за Вайтасом в комнату, все так же сжимая телефон в руке. Ноги его почти не слушались.
Саша, прижимая к груди стопку пластинок, сердито подымался по лестнице. Прослушав истеричное послание Сергея на своем телефоне, он, поколебавшись, все же решил выполнить его странную просьбу: принести ему винилы. Это было похоже на сумасшествие, но однажды, в похожей ситуации, Сергей его выручил. Тогда у Саши вечеринка затянулась и ему понадобилась еще музыки взамен уже надоевшей его гостям. И Сергей принес. Только поэтому Саша сейчас откликнулся на его просьбу. Ну, если только это один из его розыгрышей…
Дверь в квартиру была приоткрыта, и Саша вошел без звонка. Минуя коридор, он вошел в комнату. В ней было пусто и неопрятно. По всему полу были разбросаны осколки пластинок.
С улицы, через распахнутое окно был слышан вой сирены кареты скорой помощи.
На столе возле портрета девушки одиноко стояла чаша с недопитым кофе. Девушка загадочно и насмешливо улыбалась.
Посреди мусора на полу стоял граммофон, где крутилась пластинка, наполняя осиротевшую квартиру музыкой:
…Старайся выдержать удар
Удар судьбы любой…
Черный кофе, черный кофе,
Черный кофе…ш-ш-ш-ш-ш-ш… (1)
_____________________________
- Текст группы «Черный кофе»
