Чистые Души

                    Алексей Вертинский.

                       ЧИСТЫЕ ДУШИ.

          Дождь. Холодный, мокрый. Стекающий по моим волосам. По моей бритой макушке. Приор Виллем говорил, что дождь, это слёзы Господа, что оплакивает наши грехи. Сегодня закончилось моё послушание. Из обычного послушника, я становился полноправным служителем Бога. Я стоял под дождём, ожидая, когда меня вызовут. Верховный Капитулат вынесет своё решение. Стану ли я заштатным пастором, в сельской глубинке, или же пойду в ученики одному из великих служителей Верховного Капитулата. Решать Господу. Господу и Капитулату.
          - Рекомый  Амадо. Пройдите к Капитулату, - послышался голос из-за двери. Это меня. Я дрожу. Не от дождя и холода. Мне страшно. Я вхожу за дверь.  Передо мной большой зал. В нём, полукругом стоят столы. За столами сидит весь цвет верховного духовенства Севильи. Все в белых рясах. Лишь один, центральный священник  - в чёрной. Это магистр. Он -  верховный инквизитор Торквемада. Он - власть. 
          - Подойди ближе, дитя моё, - хрипловатый голос инквизитора заставляет меня повиноваться. 
          - Опустись на колени, - шепчет мне кто-то невидимый сзади. Я преклоняю колени.
          - Чадо моё, - хриплый голос верховного инквизитора разносится по залу, и тонет в сводах собора. - Ты проявил себя богобоязненным и прилежным послушником. Слово Господне крепко укоренилось в твоей молодой душе. Готов ли ты и впредь служить верой и правдой Церкви Иисуса Христа, нести Слово Его всем жаждущим и страждущим, и на корню пресекать ересь и диавольские деяния? 
          - Готов, Ваше Святейшество, - отвечаю я.
          - Отныне, ты - брат Амадо, приор третьего ранга, - продолжает инквизитор. - Внемлешь ли?
          - Внемлю, Ваше Святейшество, - отвечаю я.
          - И ещё. Ты поступаешь на службу к отцу Матео, инквизитору второго ранга, славного города Толедо, - продолжает инквизитор,  указывая мне за плечо. - Внемлешь ли? 
          - Внемлю, Ваше Святейшество, - отвечаю я, боясь обернуться.
          - Встань, приор Амадо. Возьми бумаги, подтверждающие твой сан, и передай их на хранение своему новому наставнику, - хрипит Торквемада.
          Я встаю, и на негнущихся ногах подхожу к центральному столу. Магистр протягивает мне свиток. Я беру его в свои руки и целую.
           - Пусть Господь предаст тебе сил, чтобы быть прилежным чадом Его. Да не убоишься ты еретиков, топчущих своими греховными ногами нашу землю. Да пребудет твой разум, твоё сердце, и твоя душа, в длани Господней, - говорит инквизитор, и делает жест рукой. - Ступай, сын мой.
          Я кланяюсь, и отворачиваюсь от Капитулата. У дверей меня ждёт монах. Высокого роста, худощавый, но сгорбленный. Опирающийся на посох. Я подхожу ближе к нему, и вглядываюсь в лицо. У него не выстрижена макушка. Его череп лыс. Его лицо напоминает орла, с хищным взглядом и носом, словно орлиный клюв. Губы его тонки, щёки впали.
           - Отец Матео, - кланяюсь я, и подаю ему свиток.
           - Брат Амадо, - слегка наклоняет голову приор. - Пойдём со мной.
  Инквизитор распахивает двери, и мы выходим из собора. Дождь льёт, как из ведра. Матео прячет свиток в рукаве своей рясы. 
           - Сходи в свою келью, - говорил приор, - забери свои вещи. Сегодня мы отправляемся в Толедо. Я буду ждать тебя в корчме, на окраине Севильи. У тебя есть час
           Я кланяюсь, и спешу в свою келью. По пути, я встречаю брата Густаво. Мы успели подружиться за годы послушничества.
           - Куда тебя направили? - спрашивает он.
           - В Толедо. Моим приором стал отец Матео, - отвечаю я.
           Густаво меняется в лице. 
           - Пусть Господь укрепит твою душу, - отвечает он, и исчезает в коридорах Семинарии.
           Я прихожу в келью, забираю все свои пожитки, и стопку книг. Затем отправляюсь в указанную корчму.
  Когда я вхожу внутрь, то вижу за одним из столов отца Матео. Рядом с ним сидят ещё два монаха.
           - Познакомься, Амадо, - говорит приор. - Это - брат Тристан, это - брат Родольфо. Они будут сопровождать нас на всём пути в Толедо. Они, как и ты, приоры третьего ранга, но во служении у меня уже долго. Так, что слушайся их. Внемли их советам.
           - Я схожу, приготовлю лошадей, - говорит брат Тристан, и уходит.
           - Не хочешь, ли поесть? - спрашивает меня Матео. 
           Я сажусь за стол, и ем варёные бобы, запивая кислым пивом. 
           Возвращается Тристан, и сообщает, что лошади готовы. Брат Родольфо бросает на стол несколько медяков, и мы выходим наружу. Нас ожидают четыре лошади. Три жеребца и кобыла. Матео, Тристан и Родольфо садятся на жеребцов. Я, еле залезаю в седло кобылы. Мы трогаем поводья, и отправляемся в путь.
           - Проклятый дождь, - в сердцах говорит Матео. 
           - Приор Виллем говорил, что дождь - слёзы Господа, что оплакивает людские грехи, - говорю я.
           - Слёзы? - Матео кривит в усмешке рот. - Скорее Господь мочится на нас, видя, какими жалкими и убогими  стали люди.
           Я прикусываю язык. Таких слов от святого отца я не ожидал.
           - Ты неуверенно сидишь в седле, - говорит Матео. - Сможешь ли преодолеть весь путь верхом?
           - Смогу, отец Матео, - отвечаю я.
           - Посмотрим, - снова кривит тонкий рот горбун. - По пути, нам нужно будет заехать в одно село. Там, нам есть чем заняться.
           Бросив эти слова, приор  пускает коня в галоп. Тристан и Родольфо не отстают. Я тоже понукаю кобылу, стараясь догнать их. Дождь прекращается. Надолго ли?
           Всю дорогу я посматриваю на инквизиторов. Они вселяют в меня страх. Не знаю почему. Они верные служители Господа. Более опытные и умудрённые, нежели я. Но мне страшно. 
           К вечеру, мы въезжаем в село. Я весь измотан скачкой. Еле держусь в седле. Нас встречает местный староста, и пастор сельской церквушки. Они падают на колени и крестятся.
           - Где она? - вместо приветствия спрашивает Матео.
           - Мы заперли её в хлеву, - отвечает староста. - Скотину всю вывели.
           Инквизиторы спешиваются. Я просто вываливаюсь из седла. Меня подхватывают руки пастора.
           - Веди, - говорит приор старосте, и мы идём мимо небольших домов. На улице ни души. Только в мутных окнах испуганные лица. Староста подводит нас к хлеву, запертому на большой навесной замок.
           - Она прикована? - спрашивает Матео.
           - Конечно, Ваше Святейшество, - отвечает, трясясь староста.
           - Открывай, - приказывает инквизитор. 
           Староста снимает с шеи тесьму с ключом, и отпирает замок. Приор открывает дверь, и входит. Братья Тристан и Родольфо следуют за ним. Потом захожу я. Вслед за мной входят староста и пастор. Сначала, в полутьме хлева ничего не разобрать. Только виден белёсый силуэт, прижатый к стене.
          - Факел, - командует Матео. 
          Староста подносит факел поближе. Мятущиеся языки пламени освещают пленницу. Это девушка. Ей не больше семнадцати. Она прикована цепями к толстому крюку в стене. Чёрные волосы её закрывают лицо. Сорочка разорвана, обнажая полусферы грудей. Девушка поднимает голову. Её лицо прекрасно. Ярко-зелёные глаза устремлены на приора Матео. Их взгляды встречаются. Мне кажется, что сейчас раздастся взрыв. Но, Матео отворачивается, и выходит из хлева. Я с остальными спешу за ним. 
          - Готовьтесь к суду, - сообщает приор. - И готовьте костёр. Сожжём ведьму.
          Глаза Матео пылают жёлтым огнём, когда он идёт к церкви. Но, переступив порог, он вдруг сгибается ещё больше. Тяжело опираясь на свой посох, он идёт к алтарю. У самого алтаря, его ноги подкашиваются, и он падает на колени, и начинает молиться. Тристан, Родольфо и я, присоединяемся к его молитве, тоже становясь на колени. Грубо вырезанный лик Спасителя с печалью взирает на нас с распятия.
          Помолившись, Матео встаёт, и всё так же тяжело опираясь на посох, обходит алтарь.
          - Теперь, можно и к суду приступить, - тонкие губы инквизитора снова кривятся. - Староста. Созывай народ. Кто не захочет, тех силком волоки.
          Горбун выходит из церкви, и останавливается на пороге. Мы стоим чуть позади. Староста и трое его соглядатаев сгоняют народ. Людям страшно. Они крестятся и шепчут молитвы. 
          - Ведите обвиняемую, - громогласно произносит Матео. 
          Двое дюжих мужиков волокут на цепях девушку. В пяти шагах от приора, её заставляют упасть на колени. Десятки факелов освещают судилище.
          - Именем Святой церкви Господа нашего Иисуса Христа, в день четырнадцатый, сентября месяца, тысяча четыреста восемьдесят пятого года от Рождества Христова, объявляю суд открытым, - заунывным голосом провозглашает сельский пастор. 
          - Как твоё имя, блудница? - спрашивает инквизитор.
          - Не ведаешь имени, а в блудницы записываешь, - высокий чистый голос разносится по ночному селу. 
          - Как твоё имя? - повторяет Матео сквозь зубы.
          - Католина, - отвечает с горькой усмешкой девушка.
          - Рекомая Католина. Ведаешь ли ты, в чём тебя обвиняют? - спрашивает приор.
          - Будет интересно послушать, - молвит девица.
          - Ты обвиняешься в ереси и колдовстве. В совращении чужих мужей, и в поклонении Дьяволу, - говорит Матео.
          - Поподробней, пожалуйста, - усмехается девушка. - Где? Когда? При каких обстоятельствах? Кто донёс?
          Последнее слово Католина не успевает закончить, получая удар ногой в лицо, от одного из мужиков, держащих её.
          - Дерзит. Ничего не боится. Смело разговаривает, - приор, словно наслаждался спектаклем. - Брат Тристан. Зачитай ей полное обвинение.
          Молодой инквизитор подходит ближе, достаёт из рукава свиток, и начинает читать.
          - "Первого дня, июня месяца, обвиняемую видели в лесу, где в большом медном котле, она готовила какое-то зелье. Видимо, для того чтобы отравить сельский скот.
          Одиннадцатого дня, июля месяца, обвиняемая пришла к скотнику Фабио, якобы купить молока, а сама пыталась совратить его к совокуплению с ней. На его отказ, обвиняемая лишила его способности иметь детей.
          Двадцать шестого дня, августа месяца, обвиняемую видели на сельском рынке, где она рекла богохульные речи.
          При аресте обвиняемой восьмого дня, сентября месяца, в её доме нашли вещи, присущие служителям Дьявола. А так же, на полу её дома, была начертана пентаграмма, что подтверждает её приверженность к Лукавому, и полностью доказывает её вину".
          Чем дальше читал Тристан, тем больше начинал роптать народ. Слышались выкрики " Сжечь ведьму", "На костёр блудницу".
          - Теперь ты довольна? - орлиное лицо Матео приближается почти вплотную к лицу Католины.
          - Довольна чем? - спрашивает девушка. - Все эти обвинения ложны. Каждое слово, сказанное в нём - клевета. В лес я ходила за ягодами и травами. К Фабио пришла за молоком. Он сам пытался меня изнасиловать. За что и получил по причинному месту коленом. На рынке я торговала творогом, и никаких речей богопротивных не говорила. А что до узора на полу дома. Так сами сходите и посмотрите, если дом не сожгли, не пентаграмма там,  а кельтский крест, что начертал ещё мой отец, по происхождению кельт.
          Я ощущаю всеми порами своей кожи, что девушка говорит правду. Почему же Матео желает её смерти?
          - Позвольте мне сказать, Ваше Святейшество, - обращаюсь я к приору.
          - Говори, брат Амадо, - оборачивается ко мне горбун.
          - Позволено ли будет мне, быть защитником этой девушки на суде? - набравшись смелости, выпаливаю я.
          - Защитником? Этой ведьмы? Этой блудницы? - Матео повышает голос. - В уме ли ты, брат Амадо?
          - Можно мне поговорить с ней? - говоря эти слова, периферийным зрением, я вижу, как напряглись Тристан и Родольфо, по бокам от меня. 
          Желтые глаза Матео суживаются. Рот снова кривится.
          - Поговори, брат Амадо, - инквизитор делает акцент на слове "брат".
          Я приближаюсь к стоящей на коленях пленнице, и сам опускаюсь на колени перед ней.
          - Дочь моя, - я говорю тихо, чтобы слышала только она.
          - Я не ваша дочь, святой отец, - отвечает шёпотом девушка.
          - Прости, - я склоняю голову. - Я, лишь хочу помочь тебе.
          - Помочь? Чем? Ты - один из них. Инквизитор, - это слово действует на меня, как плевок в лицо. - Что ты сможешь сделать? Убедить их в моей невиновности?
          - Я попробую, - отвечаю я. - В тебе нет зла. Мне кажется, что все обвинения, это какая-то ошибка.
          - Ошибка? Чья? - зелёные глаза девушки обжигают мою душу. Столько горя в них. - Не стоит идти против своих, монах. Они тебя растопчут. Разве ты не видишь, им нет дела, ни до меня, ни до тебя. Держать людей в страхе, собирать непосильные подати - вот их власть. И Господь тут не причём.
          - Я попробую, - снова говорю я.
          - Посмотри туда, монах, - девушка указывает на костёр, приготовленный для неё. - Если скажешь им слово поперёк - окажешься со мной на костре.
          Я закусываю губу. Братья не посмеют. Они должны выслушать. Должны понять.
          - Я попробую, - в третий раз говорю я, и, поднявшись, отхожу от пленницы.
          Трое инквизиторов, пастор, староста и весь сельский люд смотрят сейчас на меня.
          - Ну, что ты решил, брат Амадо? - снова акцент горбуна на слове "брат". - Будешь ли ты защищать эту блудницу, или дашь нам вершить Господень суд над ней?
          Я смотрю прямо в глаза Матео.
          - Господь учит нас быть милосердными, - отвечаю я. - Не я вижу греха, в душе сей дщери. Не верю я, что могла она совершить все эти злодеяния. Моё мнение, что донесённые до нас преступления, не что иное, как гнусный пасквиль, клевета, возведённая на чело Католины, чьё имя означает " чистая душа".
          Краем глаза, я замечаю, как двинулись ко мне брат Тристан и брат Родольфо. Но продолжаю говорить.
          - Посему, суд этот не может быть оправдан, до полного расследования, и поимки пасквилянта, или неопровержимых доказательствах её причастии к Дьяволу, - чуть не кричу я.
          Меня хватают за руки, и ставят на колени.
          - Вяжите его, - с отвращением говорит Матео. - Вот ты и допрыгался, голубчик. 
          Приор, тяжело опираясь на посох, подходит к девушке, заглядывая ей в глаза. Потом кривит рот, и снова идёт ко мне. Долго смотрит на меня. Его лицо словно каменное. 
          - Сей адепт, только что, был совращён этой ведьмой, - поворачиваясь к народу, кричит он. - Это ещё один пример, того, как коварен Сатана, и как слабы люди. Даже прошедшие Святую Семинарию.
          Сельчане тихо переговариваются между собой, соглашаясь с его словами.
          - Вердикт суда. Ведьму предать огню. Дабы меньше стала зла на земле, - провозглашает Матео. - Отступника Амадо, препроводить в кандалах в Толедо, для допроса и наказания.
          - За что, отче? - кричу я. Руки мои связывают за спиной. - Ведь это правда. Ведь так должно быть.
          - Не тебе, щенок, говорить мне, как должно быть, - отвечает инквизитор. - Ещё хоть слово я услышу из твоего поганого рта, последуешь за ведьмой, на костёр.
          - Господь! Смилуйся над этими людьми, - кричу я. - Укажи им путь праведный. Пусть узрят они, свои ошибки. Пусть справедливость восторжествует.
          - Ну, всё, щенок, докричался, - шипит приор. Он подаёт знак, и Тристан и Родольфо волокут меня к девушке. Нас привязывают к столбу, воткнутому в костёр.
          - Вот тебе, твоя справедливость, монах, - тихо говорит Католина.
          - Прости меня, - шепчу я.
          - Сжечь их обоих, - кричит горбун. И с его словами, в небе раздаётся гром. Молнии озаряют ночное небо.
          Тристан и Родольфо, берут факела, и поджигают костёр со всех сторон. Огонь начинает подбираться к нашим ногам.
          В этот же момент, с небес проливаются тонны дождя. Ливень настолько силён, что тушит языки пламени, жаждущие пожрать наши тела.
          - Проклятый дождь, - орёт Матео в небеса. С небес срывается молния. Она поражает инквизитора, и он падает замертво.
          Народ в панике разбегается кто куда. Братья Тристан и Родольфо, падают на колени и молятся
          - Дождь, это слёзы Господа, что оплакивает наши грешные души, - говорю я. - Молния, это карающая длань Господня, что искореняет живущих во грехе.