Чистый хозяин Собственного Мира. Роман. Глава 87-3
Рычал и ругался, словами, что знал и не знал, что затуманенным рассудком выдумывал сам. Проклинал
каждого, чьё имя всплывало в уме, заслоняясь клыками чудовища, рёвом и
жаждой... Жаждой!..
Затем тише ругался, только дышал, заглатывая ртом, как рыба, хоть сколько-то
сырого воздуха, сквозящего из сада.
Жар расплывался, растекался, окутывал... Возрастал. Амплитуда сужалась: жар -
сон, жажда - Гарольд, рёв - скрип, жар - ужас... Удушье - ужас... Удушье -
ужас... Удушье...
Ужас, подбрасывавший так, с такой силой, что скрежетал в пол уходящий конец
удавки, щёлкали сочлененья на Лалах быстрей, дальше входили камни из медных
тисков... Дроиды светлые, непреклонные...
Раз он заснул всё же нормально, неглубоко. И увидел жёлтый от фантазийных, до
неба, упругих фантазийных мимоз, недоступный сад Файф... Осыпающийся,
благоуханный. А проснулся - с именем Марика?.. А, ну да, у него же шатёр
засыпан... Жёлтыми шариками, по колено. Забыл... Всё забыл...
Амплитуда стала совсем краткой: жажда - забытьё - Гарольд! - удушье -
забытьё... Гарольд!.. Чудовище вздымается, распахивает клыки... Стотонным
ударом в грудь, под дых! И он отлетает обратно - в жажду, ужас, жар, удушье,
забытьё...
Густав звал смерть. Ждал её. Он оценил изобретательность Мадлен. И лаконичность
мести, и размах ловли. При виртуозном исполнении, очевидной дороговизне… Оценил
пренебрежительно низко.
Как если бы Биг-Буро пригласили посмотреть рукотворный артефакт энной, не
последней эпохи, а тот оказался из вонючей илистой соли рукотворной, ха-ха,
штуковиной. Оценил, в руки не беря, с гадливостью. Словно наткнулся на кого-то
хуже себя. Вдруг. Такого на побережье не испытывал, у Олива в шатре, при этом,
вошедшим за нескончаемым клювом своим, чудовище... Даже милым вспоминалось
чудовище, на Файф прислуживавшее Буро, демон с гарпуном вместо руки, с
малахитовой лысой головой...
Поначалу Густав надеялся, что между обитателями Гала-Галло могут обнаружиться
какие-то трения, желание перемен, и это сыграет на руку ему... Некоторые
столетиями терпят, ждут повода, предлога... Да, бывает. И тысячелетия ещё
подождут. Не при Мадлен.
Изо всех галло разок в хранилище заглянул Андре. Именно - заглянул, не отходя
от колонны, держась за неё. Господин Андре... Сощурился в полумрак. Сквозь
лучистые, яркие пурпурные звёзды разглядел медные изгибы отододи... Пленника
скованного ими. Белки глаз широко распахнутых, миг назад видевших - снова,
снова, снова!.. – Гарольда! Не перенесших ужаса там, во мраке забытья, глаз
безумных... Андре напоролся на них и отпрянул. Спрятался за колонной. Пропал в
саду, за шумом нового дождя. Моросящим шумом... Как Густав смеялся!..
Обессиленный. Хриплым, сухим, лающим смехом в спину ему так смеялся...
Всё же увиделись они с Мадлен. Не как ожидали... Как? Увидел он её, она его, но
Густав притворился без сознания. Не каялся, не торговался. Побрезговал услышать
её глубокий, грубоватый, к нему обращённый голос. Будь проклята.
А она и пришла не к нему. Не предполагала, что живучий настолько. Что доведётся
застать.
За Впечатлением прилетели они с Котиничкой. Густав заметил, как разъезжаются в
стороны между высоких колонн, над капителями малых, держащих их, дверцы.
Барабан, скрытый внутри, прокручивается открытыми секторами. Ему было настолько
жарко и душно, что даже это, ничтожное дуновение ощутил. Или показалось, что
ощутил.
Густав видел прямо - спину Мадлен, в полировке - профиль... Ни звяканья ключей,
ни поворота замка, никакого жеста специального или касания она не сделала. Всё
открыто. На замке только сам Рынок Гала-Галло. Барабан в стенной нише продолжал
крутится туда-сюда, просматриваемые стеклянные сосуды позвякивали. Мадлен сняла
браслет, щёлкнула, переломив, и очевидно не находя искомого, посветила туда...
На ближайших колонах отразились ряды, этажи пробирок, тонких стеклянных
трубочек.
Бесстрастно Густав понял: это и есть хранилище тех самых "свирелей". Основания
покрашены и подписаны. "Ха-ха-ха, вот они!.. Искал, Гутка?!" Не настоящий он
коллекционер. Настоящий над предметом своей коллекции в жизни не засмеётся, и
при смерти. Густаву было смешно. Выживи, не откажется от проклятой колоды. Но
дрожать над собранным не станет. В последний миг не вспомнит о ней. А о чём?..
Вспомнит о случившемся тогда, великом подарке?
Мелодичный с хрипотцей оклик Мадлен позвал невидимую Густаву Котиничку во
внутренний дворик. Посмаковать с собой принесённое, посплетничать, побыть
вдвоём.
Они обе недавно вынырнули из Великого Моря. Не успели высохнуть на ветру, в
пути. И в парке, в пасмурном Саду Гала-Галло снова попали под дождь. Мадлен
быстро шмыгнула в хранилище, а Котиничка, житель глубин, шла не спеша.
Грациозная. Необыкновенная. Ей непривычно бегать по земле. У входа
задержалась... Густые, переплетённые без лент, шнурков и бус своими же прядями,
волосы мокры. Она провела вдоль них, глубоко запустив пальцы, распустила…
…и проходя мимо Густава, встряхнула головой... О, дроиды...
Кто-кто, а Женщина в Красном, - на йоту не взаимно, - сразу понравилась
Густаву. С первого взгляда. В тумане, на Горьких Холмах. В ней самой было
что-то горькое, сродственное им и ему...
…О, дроиды светлые... Она и лица не повернула…
Водопад брызг окатил его, умирающего. Голову, руки, ноги босые, ворот
распахнут, каждая сорванная пуговица в счёт!.. Лужи, мокрые следы оставив на
полированном полу, рядом... Капелью с волнистых прядей, не человеком мимо
прошла.
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
