Чистый хозяин Собственного Мира. Роман. Глава 93-4
В ожидании атаки на него, которая принесёт первую удачу или позволит сделать
ответный выпад, Густав проводил дни, как самый аккуратный из боязливых
торговцев Южного. Не удалялся от своих шатров. Шатался между тремя, изредка –
вдоль по ряду.
Галло не были столь наивны, чтобы назначить встречу, прося ответа. В переданном
Лести письме указано местоположение пирамидки, держащей артефакт с согласием на
что угодно, который освободит место для ответного письма. Ловушки не затеяно,
ясно, ответит с посыльным.
До неё Густав дошёл, чтоб с удовольствием проигнорировать!.. А после всё
случилось… Что в горле стояло… Та ночь подкосила его.
Ночь, которой не помнил. Если б не Марик, не вспомнил бы и утра, ничего бы уже
не вспомнил.
Что за буря разыгралась? Такая, что в рост стоишь на берегу, и волны заслоняют
небо. Сила бушующих волн оградила побережье от теней, стихия неистовствовала.
Да он не стоял. Валялся, не видел их.
Как очутился там? Хотел бы он знать! Всё, что помнил…
Засыпая, хотел пить, но не хотел просыпаться. Жажда перешла в сон о Гала-Галло,
о плене, жарких Лалах на груди, скрипе и щелчках отододи… Но затем кошмар
свернул в сторону. Вместе с жаждой.
Хотелось солёной и острой, кусачей морской воды. Хотелось очень. Как амфибии,
всей кожей. Густав видел себя на морском берегу. На мысе континента, где буря
разметала туман дроидов, где волны набегают от горизонта, одна за одной встают,
изогнувшись, замерев на взлёте. Угрожающие, занесённые кулаком. В разорванных
пенных венцах… Застывают… - и рушатся. На него. Через него. С ног не сбивая.
Наверное, он - скала. Откатиться не успевает волна, как следующая рушится с
грохотом. Всё грохочет, всё оглушительно шипит.
Так стоит под ударами их. А губы сухие. Уголь - вот насколько сухие. Уголь
потрескавшийся.
Густав снился себе чёрным в перевёрнутом мире. Чёрные волны видны оттого, что
сиянием обведены по контуру. Пеной… А внутри у него вместо Огненного Круга -
провал. Бешено вращающийся в обратную сторону. В короне языков холодом
обжигающего огня, перевёрнутого огня.
Губы сухие. Море бьёт его. Вот уже сбивает… Отбрасывает. Пытается утащить…
Изо всех сил он ползёт прочь. Изо всех сил старается не раскрыть этих сухих
губ, не сделать глотка. Воды не глотнуть, которой так желает. Это
представлялось во сне чем-то самым важным, смертельно важным.
Губы угольные, сожжённые, сухие до белых трещин. Пепел, прах. Это провал в
груди выжег их. Изнутри. И дальше выжигает…
Тут сон углубился ещё. До всплывающих Впечатлений. Невинных, но имеющих привкус
тревоги. Их два. Они кружатся, сменяясь.
Линза, технари, преломление света… Радуга и горячая точка… Они её двигают по
песку… Схема, вспыхивающая под точкой…
Второе: никого, мерцает глаз машины… Робот в ангаре, трубы заиндевели… Стойки
хранилища… Робот последовательным мерцанием глаза проверяет их, пустые… Без
пропуска, без остановки…
Впечатления кружат. Их задевает и жжёт корона холодного пламени… Они так… Так…
Противоположны! Их так тянет одно к другому, затягивает в провал! Они топливом
упадут в это… Рухнут в него… Там, где пустая тьма вращается в противоположную
сторону… Мчит с такой скоростью, что выбрасывает корону пламени. И они вспыхнут
соломой, сжигаемой после Соломенного Дня! Вспыхнут, спалят… Не только губы,
всего спалят, до угля, до пепла, до праха… Залить!
Жажда морской воды стала непереносимой.
Там, во сне Густав распахнул глаза, желая видеть волну, идущую на него, которую
выпьет до дна, заглотит с пеной вместе, со взметённым песком, потому что -
невыносимо…
И в распахнутые глаза бросился постоянный кошмар, ждавший его, не разлучавшийся
с ним! Он узнал, он стоял на побережье Гарольда! На тех самых камнях! Полз по
ним, цеплялся за них… И обернулся.
Сейчас… Снова… Горой из воды… Вздыбленной шкурой… С рёвом… Разинутой пастью…
Бивнями целясь под горло… Подденет, вскинет и…
На этот раз - не сбежать…
Грохотало море… Грохот и крик. Вопль… И на сей раз это был его крик…
Тёмные губы Хан-Марика повторяли сначала беззвучно, затем добавился звук:
- Гус… Гус, ты чего здесь?.. Гус, зачем ты, как?.. Густав, Густав, Густав…
Он валялся в призрачном раннем свете. Море бурно, но не настолько, подутихло к
утру. Мокрый. Губы сухие. Марик бледен. Ладони горячие, как Лалы. За плечи
трясёт.
- Оставь… - дёрнулся Густав. - Жарко…
- Жарко?!
- Я проклят, Хан, проклят. Уйди.
- Гус, я искал тебя! Как ты вышел?! Через мир?.. Зачем?!
- Марик… Когда-то я дал тебе морской воды. Дай и ты мне попить…
Бормотание его больше походило на бред. И продолжалось без ответа. Пока,
перекинув через плечо, Хан-Марик взлетал на Белом Драконе, мчался под тучами,
нёс его через безлюдный, утренний рынок.
О, эгоизм любящих! День полубеспамятства, за плотно задёрнутым пологом, пока
растирал его порошком жёлтых сухих цветков Архи Сада… Осыпал шариками
фантазийной мимозы… Отпаивал, как, скрепя сердце, посоветовал Буро, то горячим,
то холодным… То выпаивал густую, пряную оливку… День бессилья для Густава стал
лучшим для Марика: тишина, задёрнутый полог, Густав тихий, покорный, укутанный…
Его лоб уже не горящий, а тёплый под тёплыми Марика губами… И никого…
Лечение помогло, вода Гарольда на время отступила.
Похожие статьи:
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
