На лестнице раздался звон разбитого стекла. Мелькнула тень в доме напротив. Не успела Лена оттолкнуть коляску, как стену прошила пулеметная очередь. Пласты штукатурки с пылью покрыли неровным слоем площадку у окна. В бетонном перекрытии образовалась дыра. Кристина исчезла. Медленно вращалось колесо на перевернутой коляске. Вокруг густым туманом висела пыль.
Чувства обострились. Лена снова становилась тварью. Перепрыгнув сорванную с петель дверь, она оказалась в жилище соседей. За спиной снова ударил пулемет. Круша лапами валявшийся в прихожей гарнитур, она устремилась на балкон. Слева с семейного фото на нее смотрели Люба с Женей. Выпотрошенная кровать, разбитое бра, на трюмо губная помада. Сзади послышался нарастающий топот армейских ботинок. Заветный балкон.
– Что это? – Лена вцепилась в кованую решетку зубами.– Решетки не было! – она ударила мощным телом в стальную преграду.
Крепления застонали, но выдержали. Собака в отчаянии билась о железную стену, разрывая и без того израненное тело. Истекая кровью, Лена решилась на последний прыжок. Мышцы напряглись, из шейной артерии тоненькой струйкой била кровь. Лапы резали осколки разбитого аквариума. Шерсть по всему телу блестела багровыми пятнами. В голове пульсировала терзающая сердце мысль:
– Это западня! Как же так? Ведь вчера на балконе не было даже рамы!
– Здравствуй, Лена,– донеслось из спальни.
Клешнями сжалось сердце.
Лапы подкосились. Решетка поползла вверх. Перед глазами раскачивалась лампочка. Обессилев, собака упала на пол. В куске закопченного стекла Лена увидела свою уродскую морду. По-девичьи попыталась прикрыть лапами глаза, когда неожиданно вспомнила, кто она. Взгляд ее оживился, стал жестче, мышцы вошли в тонус. Она встала на две конечности и медленно повернулась. Захрустели куски стекла с засохшими аквариумными рыбками.
Перед ней в камуфляже с автоматом наперевес стоял её Али. На заросшем черной бородой лице горели глаза. Любимые глаза. В руках он держал пакет с потертой надписью «H&M». В нем Лена хранила неотправленные письма…
Милый мой любимый Али! Уединилась в комнате, обложилась твоими фотографиями и пишу тебе. Мама спит. За окном рассвет. Смотрю на багровеющее небо и думаю: может, и ты сейчас любуешься рассветом? Нашей Сонечке почти девять месяцев. Непоседа, когда она толкает ножками и ручками меня в животе, я остро ощущаю – мы единое целое.
Только подумаю вот сейчас, здесь и сразу с левого бока толчок. Разговариваю с ней. Читаю ей письма, написанные тебе, и она успокаивается. Так хочется, чтобы ты подошел сзади, обнял и поцеловал в ушко. Чтобы мы лежали с тобой на кровати, а наша девочка рисовала на моих ногтях разные рожицы, как я в детстве.
Помнишь наше место в лесопосадке возле дома? Мы часто бываем там. Я рассказываю девочке о нашем счастье. О молодой корявой березке, растущей рядом с огромным пнем. Ты пошутил, что она похожа на твою совесть. Такая же неказистая и никому не нужная, кроме нее самой. Однажды кто-то забил в нее гвоздь. Когда ты его выдирал, из раны полился сок. Ты прильнул губами к стволу, и я тебя приревновала к дереву.
Лёва Бретель хотел положить меня на сохранение, но я отказалась. Не знаю почему, мне он не нравится. Мама же, напротив, советует подчиниться. До родов осталось около двух недель.
Помнишь Машу, из нашей группы? Мы с ней когда-то поругались из-за тебя. Глупые, не поделили мужчину. Её сбила машина. В тот день дежурило наше хирургическое отделение. Я была на вскрытии. Мои мысли покажутся тебе кощунственными: в конгломерате её разорванных органов я искала тот, который отвечал за любовь к тебе. Это грех, что простить ее до сих пор не могу. Дорогой мой, Сонечка проснулась. До встречи. Целую тебя, ненаглядный мой.
