– Подвинься же ты, подвинься! Ну что у тебя за манера? Развалилась как королевна! - бубнил баритон. - Подвинься!
– Ещё чего! Это моё место! - сопротивлялся тонюсенький голосок.
– Тебя уже брали, подвинься! Мы тоже хотим, - настаивал искрящийся бархат.
– Не буду я никуда двигаться, мне и тут хорошо, - упрямо твердил капризный перелив.
– Что же ты за эгоистка такая? Из-за тебя никого не видно. Ты всех заслоняешь.
– Я не эгоистка, не эгоистка, - капризуля чуть не плакала.
– А кто ты, если думаешь только о себе? - не унимался баритон.
– Можно подумать, ты не думаешь, - обиженно прозвучало в ответ.
– Не ссорьтесь, всё равно вы ничего не можете сделать, и от вас ничего не зависит, - донёсся из-за угла колючий низкий голос.
– Это от тебя не зависит, - хором вскричали спорщики.
– Да что же это такое? Как же ты себя ведёшь? Всегда была сама за себя, тебе никто никогда не был нужен, ты ни о ком не заботилась, - с печальным вздохом - как будто из-под бумаг - прошелестело глухое контральто.
– Да будет вам. Мы все в одинаковом положении и мало что можем изменить. Разве что не роптать и надеяться, - в грудном голосе прозвучали обволакивающие умиротворяющие нотки.
****
– Миша. Миша! Иди сюда!
– Ларочка, я тут, - Миша присел на стул. - Показывай.
– Вот.
– Красавица моя. Повернись-ка.
– Какие лучше?
– Чёрные. И чёрные туфли. И бесцветную шаль возьми. Нет, сумку тоже чёрную. Вот теперь хорошо. Во сколько за тобой заехать?
– Я позвоню.
– Ладно. Иди. И помни, ты у меня самая лучшая! Стой. Примерь-ка конверсы.
– Белые?! С платьем? Новые?
– Ага. Давай.
– Миша, ты что? Это же ужасно.
– Это прекрасно! Ты зайдёшь в кедах и сразу переоденешься.
***
– Видели, нет, вы видели? Опять взяли эту пустышку. Что же это такое? Ну ведь ни кожи, ни рожи, - вздохнуло контральто.
– Дуракам везёт, а глупцам всегда всё прощают. Типа с них меньше спрос. Везде так и происходит, - завистливо подхватил злобный ледяной тон.
– То-то она всех утешала! Знала, наверно. Бывают же такие лицемерки, - пробасил кто-то из-за угла.
– Ты думаешь, она знала? Не может быть! - Пропели сопрано и капризуля.
***
Ларочка неторопливо сняла платье, повесила его на плечики и подошла к шкафу:
– Подвиньтесь, - сказала она и аккуратно раздвинула вешалки, освобождая место для наряда.
– Как прошло?
– Тот же фокус. Я их даже в лицо не помню, а они меня - по имени зовут.
– Немудрено. Такая женщина!
– Миша, Мишенька, устала я от этого. Каждый раз одно и то же. Меня все знают, а я - никого.
– Ну что ты, милая. Ты светишь, ослепляешь, а они обычные, почти незаметные, вот и выпадают.
– Это провалы в памяти.
– Посмотри на меня. Какие провалы? О чём ты говоришь? Где мы были третьего дня?
– В опере.
– Что слушали?
– Иоланту. И я опять плакала.
– Вот видишь, ты всё помнишь.
– А их не помню.
– Ну и не надо.
– Надо. Я хочу помнить.
– Зачем?
– Чтобы не забыть.
– Ай, лучше забудь, чтобы помнить, - Миша притянул Ларочку к себе, - щёчки, губки, глазки, носик, - он приговаривал, и приговаривал, и приговаривал, - ты всё помнишь, просто ты устала и хочешь спать.
***
– Как прошло? Как прошло? - перебивая друг друга, шелестели, струились и бархатились платья и костюмы, юбки и палантины.
– Ой, вы не знаете! Сначала я думала, что помру со стыда из-за этих новеньких. Хорошо, хоть потом их сняли и надели туфли.
– А что такого? Чем мы тебе не угодили? - удивились беленькие кеды.
– Видите, они и сейчас не понимают.
– Потом поймут. Ты рассказывай, рассказывай, - с беспощадным любопытством торопили шляпки.
– Ах! Меня все узнавали! - стеснительно, полушёпотом отвечала шаль.
– Что ты говоришь? Ты их раньше встречала? Ты с ними знакома? - наперебой шуршали сарафаны и пиджаки.
– Не могу вспомнить. Они такие яркие, они не запоминаются, - удручённо отвечала изысканная красотка.
– А тебя все узнали, значит, ты была самая-самая!
– Самая-самая была хозяйка, - не удержались кеды, - мы вместе были самые-самые. Вме-сте. Это на нас все смотрели, - конверсы подтянули шнурки и сказали: – Мы всё помним.
Не, классный рассказ, ага! 
Гиде вы в дурне философа углядели? 
А, ну тады лады)) 
