В выломанных воротах города мелкими мурашами сновали люди. Татары и русские вперемешку. Русские, ставшие теперь пленниками, под присмотром завоевателей тащили на себе мешки и узлы с добычей. Их было не слишком много. Тащили добычу и татары. Конные и пешие. Из ворот тянулись тяжело груженные повозки.
- Зерно, - голос над левым ухом заставил вздрогнуть. Олег повернул голову. Рядом с ним стоял Глеб Владимирович. – В повозках зерно, - пояснил тот. – Это добро татары вывозят в первую очередь. Хоть из городов, хоть из сел, или весей. Войску и коням кормиться надо. В обозе прокорм на такую ораву не увезешь. После зерна тащат всякий овощ. Сами они репу-капусту-свеклу не больно-то едят. Больше для тех же лошадей. Скотину на мясо то ж в стан гонят.
Голос троюродного дяди заставил отступить оцепенение, охватившее Олега при виде страшной картины гибели родного города. Он потер лицо ладонями, спросил глухим голосом:
- Когда пал город?
- Столичный город позавчера, средний вчера днем. А Кром сдали к вечеру. Вот с тех пор татарва и веселиться.
- Смотрю, не больно ты радуешься победе своих новых друзей, дядюшка? – заметил Олег.
- Так свои, все же, племянничек, - погладил бороду, бывший пронский князь. – Болит за них сердце-то.
- Я уж думал, забыл ты, кто свой, кто чужой за столько-то лет. Да и предавать смерти лютой своих тебе не привыкать. Не просто своих – родичей кровных.
Глеб Владимирович нахмурил кустистые брови, засопел гневно. Сказал.
- Дела то прошлые, племяш. Не стоит их поминать. Коль и был я в чем виноват, господь меня за то наказал – живу уж третий десяток лет безродный, надеясь на милость поганых.
- А чего же ты к врагам нашим теперь прислонился?
- Не знаешь ты, Олег, что это такое – тоска по земле родной. Чтобы вернуться сюда я бы и дьяволу душу продал. Да и не слишком большую цену запросили с меня за то монголы – дороги им показываю, слабые места городов, советы даю, коль спрашивают.
- И чего же взамен они тебе посулили?
- А немного-немало, княжество Пронское. Буду там сам себе князем. Ну, монголам легкую дань давать – десятину. А за это они военной силой мне помогут, коль обиды от врагов терпеть буду.
От продолжения разговора их отвлекли крики, раздавшиеся справа из неглубокой ложбины, не занятой шатрами и палатками, находящейся в паре сотен саженей. Оба обернулись в ту сторону. Там по дну ложбины металась небольшая толпа русских пленников, одетых в рванину с лицами черными от холода и голода. Выбраться наверх им не давали татары, вставшие по краям ложбины, колющие копьями тех, кто пытался карабкаться по склонам. А посреди толпы гарцевало полтора десятка всадников, рубивших пленников саблями направо и налево.
- Что!? Что они творят!? - воскликнул Олег, сжав кулаки.
- Это? – отозвался Глеб Владимирович. – Это они рубят тех, кто уже не может работать. Обессилевших. Гнать их к следующему городу без толку – все равно перемрут. Вот и рубят.
- А просто отпустить? – Олег смотрел, не отрывая глаз, как гибнут его соплеменники.
- Отпустить? – удивился бывший пронский князь. – Не таковы татары. Рабов они не отпускают.
Не в силах сдержаться, Олег сделал несколько шагов в сторону гибнувших Рязанцев. На плечо ему легла тяжелая рука дяди.
- Не надо этого делать, племяш. Думаешь, я с легким сердцем на все это смотрю? Нет. И мне родичей жалко. Вот только против силы не попрешь. Быстро сам с перерезанным горлом окажешься. Так что укрепи сердце и терпи.
- Терпеть!? – Олег рванулся, пытаясь освободиться от руки Глеба Владимировича. Но хватка дядюшки оказалась поистине железной.
- Не глупи, племяш. Ничем ты им не поможешь, - голос его посуровел.
Олег еще раз дернулся, но почувствовал – бесполезно. Он настолько он ослаб, что в силе сейчас ему с дядей не тягаться. Тем временем, в ложбине что-то пошло не так. Части пленников удалось прорваться сквозь татар, огораживающих избиваемую толпу. Человек тридцать, видимо еще сохранивших кое-какие силы, бросились бежать как раз в сторону Олега и его дяди. За ними с веселым гиканьем поскакало пяток всадников. Настигли бегущих они быстро. Сверкание сабель и невольники начали падать один за другим. Но для пяти преследующих татар их оказалось, все же, многовато. Те просто не успевали быстро рубить бегущих.
И получилось так, что пятеро обреченных Рязанцев почти добрались, до дяди и племянника, наблюдающих за всем этим. Четверо мужчин и женщина. Женщине помогал бежать один из мужиков. До беглецов оставалось пара десятков саженей, когда их настигли преследователи. Трое мужиков сразу упали с разрубленными головами, орошая снег красным. Четвертый, помогавший бежать женщине, толкнул ее вперед, сам развернулся к ближнему, скачущему к ним татарину, пригнулся, прыгнул, пытаясь добраться до того, стащить с седла, но всадник дернул узду и нападавший был сбит грудью коня. Татарин согнулся в седле и полоснул лежащего клинком поперек груди. Выпрямился, огляделся. Впереди бежала одна женщина. Четверо его соплеменников разворачивали коней, оставив последнюю жертву на него. Татарин оскалился и направил коня вслед за женщиной, которая и не бежала уже, а плелась, едва переставляя ноги, запалено дыша открытым ртом.
Между ней и Олегом с Глебом Владимировичем оставалось едва десяток саженей. Олег снова рванулся – помочь, заслонить собой несчастную. И опять не смог вырвать плеча, из стиснувших его до боли, пальцев дяди. А татарин не спешил, подъехал к беглянке слева, примерился, взмахнул саблей и, ухнув по-молодецки, развалил женщину наполы от правого плеча почти до пояса. Крутнул саблей, стряхивая кровь, сунул ее в ножны, начал разворачивать лошадь. Все это произошло буквально в пяти саженях перед Олегом и держащими его Глебом Владимировичем. Олег, при виде всего этого, страшно вскрикнул, рванулся и вырвался-таки из рук дядюшки. На ватных ногах подбежал к татарину, вцепился ему в бедро, стараясь стащить с седла, чтобы потом вцепиться в горло пальцами, или даже зубами. Всадник даже не стал вытаскивать саблю из ножен. Просто ударил его в грудь ногой в стремени. Олег упал. Попытался вскочить вновь, но на него уже навалился дядя, крича что-то наезжающего на них конем татарину и показывая тому блестящую начищенной медью пластинку. Татарин недовольно скривился, развернул лошадь и поскакал к своим. Олег какое-то время еще пытался вырваться из медвежьих объятий Глеба Владимировича. Потом голова его закружилась, в глазах потемнело и он лишился чувств.
-
