Оставшиеся снаружи татары въехали в город. Сразу за воротами остановились, подождали, когда те, что открывали ворота сядут в седла своих приведенных соратниками в поводу коней, двинулись дальше по главной улице посада. Ехали, сторожась – прикрывшись щитами, взяв копья в боевое положение. Скоро незваные гости окажутся возле Подольских ворот, уже затворенных, с разобранным мостом через ров.
- К воротам! – приказал спутникам Владимир, и рысью, оскальзываясь на растоптанном по боевому ходу снегу, кинулся к Подольским воротам.
Добрались до них чуть раньше татар. Прошли на первый ярус воротной башни, нависавший над воротными створками. Владимир высунулся почти по пояс из бойницы, рассматривая подъезжающих татар.
- Поостерегся бы, княже, - протянул стоящий позади меченоша Скрут – крепкий парень постарше Владимира на три года. Скрута приставил к нему сам Великий князь, потому слишком близко Владимир с парнем так и не сошелся. Другое дело второй меченоша – Макар, с которым князь, будучи еще младнем, катался на санках с крутых спусков окрестных владимирских оврагов. Сын боярина средней руки тот всегда знал свое место и с непрошенными советами не лез. А вот Скрут… Отец его дослужился всего-то до сотника в княжьей дружине, а сын советы дает князю, предостерегает. Понятно, что волю Великого князя выполняет, но все же… Мало ему дядьки Филлипа.
- Ништо, у них даже луки в налучьях, - отмахнулся на предостережение Скрута Владимир. – Успею спрятаться, если стрельнуть соберутся.
Татары тем временем подъехали вплотную к разобранному мосту через ров. Вперед выехал всадник, отличавшийся от всех остальных лицом, одеждой и доспехами.
- Бродник, - сказал один из сопровождающих Владимира воинов. – По одеже и сброе судя. Чего-то сказать хотят.
Позади послышались шаги нескольких человек. Владимир обернулся. В башню вошли трое воинов с Филлипом Нянкой во главе. Воевода подошел к князю, сказал укоризненно:
- Куда ж так высунулся? Подстрелят ведь ненароком.
Но настаивать на том, чтобы князь укрылся за заборолами не стал – видел, что стрелять татары пока не собираются, сам высунулся в соседнюю бойницу, рассматривая непрошенных гостей. А бродник, выехавший вперед, снял меховую шапку – шлема он не имел – и замахал ей над головой.
- Эй, там на стене! – кричал он. – В городе ли князь московский Владимир!?
- А тебе зачем? – не надрывая голоса, – до татар по прямой было всего-то саженей пятнадцать-двадцать, ответствовал воевода Филлип, опередив, открывшего было рот для ответа Владимира.
- У меня слово для него от джихангира – предводителя войска татарского!
Бродник тоже убавил голос – чего глотку рвать, ежели и так все слышно. Было ему, на взгляд Владимира, годков тридцать-тридцать пять. С широкой черной бородой-лопатой. Рожа вполне себе русская. Говор от русского отличен, но понять можно, не напрягаясь. Конь под ним гнедой масти, добрый, степных статей без какой бы то ни было защиты. На всаднике длинная кольчуга для конного боя с высокими разрезами по подолу спереди и сзади, чтобы удобно в седле сидеть. Кольчуга, насколько видно, русского плетения. Небось, содрана с какого-нибудь мертвого рязанского воина. Или с владимирца, павшего под Коломной. Князь скрипнул зубами от злости, поняв это. Из-под кольчуги виднеются рукава и полы овчинного полушубка, в правой руке снятая меховая шапка. В левой круглый щит, обтянутый кожей, с оковкой по краю и круглой железной бляхой по центру. За спиной тул со стрелами, у седла лук в налучье. Копья нет, только сабля висит на левом боку.
Услышав ответ бродника, дядька Филлип глянул на Владимира, потрепал бороду, подумал малость, сказал:
- Поговори с ним, княже. Худого, чаю, от того не будет.
Владимир кивнул, высунулся из бойницы еще дальше, крикнул вниз звонко:
- Тебя слушает удельный князь московский Владимир! Реки, что хочет от меня хан татарский Батый!
Бродник всмотрелся в лицо князя, похоже, узнал, кивнул, заговорил.
- Джихангир Бату говорит тебе, князь московский, что ежели ты без боя сдашь город, то останешься жив сам и останутся живы твои подданные, нашедшие укрытие в Москве. Не будет им причинено никаких обид, а сам ты удостоишься милости великого джихангира. Если же со стен города в сторону его воинов полетит хотя бы одна стрела, то город будет испепелен, а все жители его преданы лютой смерти.
