Остановил жеребца еще не поняв, что увидел. В Межградье намело снега. Не сильно много, может, по колено. Этот снег частью прикрыл обнаженные замерзшие тела, выстлавшие все пространство сплошь. Местами даже в два и три слоя. Из снега торчали руки со скрюченными в последней муке пальцами, согнутые в коленях ноги, головы, скалящиеся, лишенными губ ртами, и глядящие черными ямами глазниц.
Ратислав спешился и пошел под уклон лощины, осторожно ступая, ведя Буяна в поводу. Судя по всему, татары устроили здесь развлечение со сдавшимися в Кроме последними обитателями Рязани. Трупы в основном были женские и детские. Кто-то порублен в куски. Почти все женщины со вспоротыми животами… Ратьша вспомнил рассказ об этом обычае монголов: вспарывать изнасилованным женщинам животы.
Он остановился от того, что повод в руке натянулся. Буян не желал ступать на мертвые тела, а чистого места, куда можно поставить копыто, уже не находил. Ратислав бросил повод и, полуприкрыв глаза, сжав зубы пошел дальше, оскальзываясь на замороженных трупах и кровавой наледи, скрытой под снегом.
Так он добрался до воротной башни Крома. Совершенно целой. Створки ворот башни распахнуты настежь. Он вошел внутрь, прошел башенный ход, и оказался внутри Крома. Небольшое свободное пространство здесь оказалось совершенно пустым. Ни одного мертвеца не имелось. Видимо, татары потребовали выйти спасавшимся здесь людям наружу в Межградие. Он прошел по хранилищам и амбарам, занимавшим основную часть Крома. Татары вынесли отсюда все до зернышка. Сорванные с петель двери валялись у темных проемов входов. Почему-то пожара враги не устроили. Да почти ничего и не порушили. Закрывай ворота и садись в осаду. Только припасами запасись. У Пронского князя они были, но он сдал укрепление. Хотя, судя по всему, оборонять его оказалось уже просто некому – мужчины, способные держать оружие, полегли в Столичном и Среднем городе.
Ратьша вышел из ворот Крома. Остановился на краю страшной лощины Межградия. На противоположной ее стороне толпилось человек тридцать, его сопровождающих. Никто кроме него не решился пройти по мертвым телам. Ему же нужно было проделать обратный путь. Он собрался с духом и двинулся к своим людям, стараясь не смотреть под ноги. Дважды споткнулся, чуть не упал, но пересек-таки лощину. Остановился возле Прозора, оперся на его плечо, переводя дух. Тот сочувствующе похлопал Ратьшу по спине, произнес что-то ободряющее. А Ратиславу внезапно стало холодно до озноба. Он нахлобучил на голову подшлемник. Шлем у него забрал Первуша.
- Обогреться тебе надо, боярин, - сказал Прозор. – Слабоват ты еще после многодневных возлияний. Поедем, поищем жилье поцелее. Там согреешься.
Уцелевший двор с подворьем нашли невдалеке от Исадских ворот. Трупов хозяев ни в жилье, ни на дворе не было. Или ушли они из города еще до осады, или выбежали на улицу, когда татары прорвались за стены, ища спасения в бегстве. Так, или иначе, мертвецов не нашли, к немалому облегчению Ратислава. Жилье оказалось основательным с клетями и подклетью, просторной горницей. Первуша растопил очаг. Ратьша присел напротив на корточки, протянул к огню руки. Живительное тепло начало разливаться по телу. Меченоша подал согретого в горшке, найденном в кухонном закуте, сбитня, взятого с собой – ничего съестного ни в доме, ни в клетях, ни надворных постройках не нашли – хорошо все почистили татары.
От горячего сбитня стало совсем тепло. Ушли, стоящие перед глазами, замороженные мертвецы. Но грудь продолжало давить. Давить не выплеснувшейся яростью. Ратьша сделал несколько глубоких вдохов. Стало чуть легче.
- Поешь, господин? – спросил Первуша. – Я могу согреть по-быстрому. С утра ведь не евши.
- Согрей на всех наших, - подумав, ответил Ратислав. Есть не хотелось, но, чтобы быстрее восстановить силы, надо было поесть – полдень уже миновал.
Первуша, с Годеней и Воеславом, позванными им с улицы, захлопотали у очага, а Ратьша присел в горнице на лавке возле стола. Немного погодя, к нему присоединился Гунчак. Хан был неприятно оживлен – потирал замерзшие руки и щеки, заглянул в кухонный закут – поинтересоваться, что готовят на обед меченоши, посетовал Ратиславу на изрядный мороз. Тот не ответил. Откинулся спиной на бревна стены, прикрыл глаза. Кажется, Гунчак понял настроение боярина и примолк. Ратьша испытал к нему за это даже что-то вроде благодарности. Но обеда они не дождались. В горницу, грохоча сапогами, влетел Прозор, крикнул:
- Всадники едут по Исадской дороге! Много!
