Колесо повозки попало на какую-то неровность. Кибитку ощутимо тряхнуло. Толчок прервал размышления Олега. Полынья, или наледь? Выглянуть, посмотреть? Заодно убедиться в том, правильно ли он рассудил о направлении движения татарского войска. В кибитке, кроме половчанки Абики, спавшей в дальнем ее конце, никого не было и Олег, накинув на себя верхнюю одежду, откинул полог и выглянул наружу. На улице нарождалось утро. Солнце еще не взошло, но уже светало. Повозка с кибиткой и впрямь ехала по льду Оки вместе с вереницей других повозок и телег, выстроившихся в пять-шесть рядов. Обоз двигался со скоростью, идущего пешком человека. Идущего быстро. Поняв это, Олег не решился спрыгнуть на лед – слаб еще после болезни, может отстать, да и ноги плохо слушаются, не хочется упасть на потеху возницам и воинам, выделенным для его охраны. Вон они едут плотной кучкой саженях в десяти позади кибитки. Увидели его, начали переговариваться на своем языке.
Олег посмотрел на берега Оки. Узнал, где проезжают по глубокой и широкой лощине, заросшей лесом на высоком правом берегу. Звалась она Рыбной лощиной. Отъехали от Рязани они верст на десять. Где-то здесь должно располагаться большое село Отрадное. Он присмотрелся к правому берегу. Вот оно – Отрадное. Вернее, то, что от него осталось: кучи обугленных, припорошенных снегом бревен и остовы очагов. И воронье… Вездесущее воронье. Откуда его столько взялось в окрестных лесах! Один из его охранников, монгол по обличию и доспеху, подъехал вплотную к двигающейся кибитке, крикнул ему что-то по-своему, махнул плеткой: иди, мол, назад в юрту. Олег зло оскалился в ответ, но послушался – сделал шаг назад и запахнул за собой полог входа.
Проснулась Абика, захлопотала, разжигая очаг. Дрова для него и разная другая поклажа располагались на передке телеги, везущей кибитку. Туда можно было попасть через маленький вход в стенке юрты, пройти через который можно было только низко согнувшись. Скоро в кибитке весело затрепетало пламя, облизывая котелок, повешенный на треноге, стоящей над очагом. В котелке разогревалась вчерашняя полбяная каша со свининой. Сытно, но не слишком вкусно. Ну да теперь Олег, вроде как, здоров – разносолов ему не полагается. А жаль… С другой стороны, ведь могли и вонючей баранины в кашу навалить, а то и конины. Свинина, все же, понежнее будет, так что грех жаловаться. Заботится о нем дядюшка. Или хан Батый?
Абика уже наложила каши в глиняную миску и поставила ее перед Олегом, когда снаружи послышался топот лошадиных копыт. Чуть погодя, распахнулся полог входа и в юрту ввалился Глеб Владимирович. Лицо его было красным от мороза, на бороде и усах висели ледяные сосульки. Он присел по-половецки возле очага, протянул к огню руки, греясь.
- Как здоровье, племянник? – спросил, глянув на Олега .
- Твоими молитвами, дядя.
- С утра пораньше Бату призвал, - похвастался бывший пронский князь. – Совета просил.
Олег не смог сдержать улыбки.
- Не веришь? – удивился Глеб. – Хан часто советуется со мной. Ну, с тех пор, как мы подошли к границам Руси.
- Этому верю, - улыбка Олега стала злой.
- Зря серчаешь, - Глеб Владимирович, видно, был настроен благодушно. – Каждый живет своим умом и для своей пользы. Ты же вон, тоже угомонился: на татар не кидаешься, загрызть больше не пробуешь. Кашу ихнюю вкушаешь.
Олег, начавший, было, есть, бросил ложку в миску. Чуть кашу, которая во рту, не выплюнул, но сдержался.
- Ох, ох, ох! – покрутил головой дядюшка. – Крутенёк ты, племяш, как погляжу. Горд. Как же – куском хлеба попрекнули. Смири гордыню – ешь!
Олег еще какое-то время пораздувал ноздри, но потом, подумав, взял ложку. И то – не будет есть, не выздоровеет. Не выздоровеет – не сможет бежать к своим, чтобы бить ненавистных находников. Но дяде об этом знать совсем не обязательно.
- Вот так, молодец, - увидев, что племянник снова начал есть, произнес Глеб Владимирович. – Нечего нос задирать. Будешь служить джихангиру, глядишь, тоже удел себе выслужишь, а то и княжество. Кто знает.
Дальше ели молча. И только, когда Абика подала им парящие узорчатые пиалы с травяным взваром, Дядя снова заговорил.
- Разведчики Бату-хана доносят: большое войско Владимирского князя идет от Москвы к Коломне. У самой Коломны сколько-то еще войска из остатков разбитых Рязанцев собралось. Но там два Романа начальствуют. Отец и сын. Сын, говорят, в битве под Онузлой участвовал. Под Рязанью себя хорошо показал – отбил первый натиск монгол, а потом ушел почти всех своих людей сохранив. Хан Кулькан, который ведет передовой тумен, хорошо о нем отзывался, мол сильный бахадур, и битву видит. – Глеб Владимирович шумно отхлебнул из пиалы, довольно зажмурился. Продолжил. – А вот про батюшку его Бату странно сказал. – Он сделал еще глоток взвара. – По всему, как я понял, служить хану Роман Ингоревич пообещался, когда с посольством князя Федора в стане татарском был. Видел я его тогда. Близко, правда, с ним не сходились. Так, несколькими словами перекинулись. В общем, пообещал Батыю Роман старший сдать Коломну без боя, если сын ему в этом не помешает. А тот может - не хочет он склониться перед монголами, как ни уговаривает его батюшка. Вот о чем доносит Роман Ингоревич.
- Доносит? – не удержался от возмущенного вскрика Олег.
- Ну, да, - усмехнулся Глеб Владимирович. – Видишь, племянничек, не один я захотел служить татарам. – Хлебнул еще взвара, посмотрел хитро на Олега, заключил. – Ничего, и ты послужишь. Обломаем.
