Спешились, размяли, слегка замерзшие в сапогах ноги. Всеволод перевел взгляд к месту слияния рек. Там, на обширном пространстве колыхалась в туманной дымке темно-серая масса татарской конницы. Много ее – тысяч десять, коль не больше. Тумен… Так, вроде бы, татары называют десятитысячный отряд. Передовой полк? Наверное… Интересно, решится его воевода в одиночку напасть на русских, готовых к бою? Всеволод бы дождался основных сил – прошло то время, когда он, молодой, горячий кидался в битву имея перед собой супротивника в два, а то и в три раза большего числом. Татары, наверное, тоже абы кого командовать передовым полком не поставят.
- Смотри! Смотри, князь! Неужто начали? – воскликнул, стоящий рядом с Всеволодом, ближник Кузьма.
И в самом деле: от серой массы в устье Москва-реки отделилось несколько конных отрядов в сотню, примерно, всадников каждый, которые, не спеша, рысью, пошли на сближение с русскими. Владимирцы и Коломенцы, стоящие за санной городней, уплотнились, прижались поближе к дощатым щитам, справедливо ожидая ливня татарских стрел. Стрельцы, стоящие чуть позади за высокими ростовыми щитами, поставленными на подпорки, приготовили к бою луки и самострелы. Татары приближались крупной рысью, вздымая лошадиными копытами облака снежной пыли. Когда враги сократили расстояние между собой и первой русской городней до двухсот саженей, Всеволод сумел их посчитать - девять отрядов примерно по сотне всадников. Ан, нет – позади маячит еще один. Сколько в нем врагов так сразу не понять – далековато, но, вроде, не более полусотни, во всяком случае, заметно меньше, чем в первых девяти отрядах. Над этим задним отрядом реет с десяток знамен и еще какие-то значки на высоких пиках.
Девять татарских сотен сблизились с русскими до сотни саженей, а затем четыре из них повернули коней направо, а пять – налево. В темной конной массе произошло какое-то движение и от татар в сторону городни полетели стрелы. Конные сотни вытягивались в две толстые змеи, змеи эти начали загибаться, словно пытаясь ухватиться за собственный хвост, и через несколько мгновений превратились в два огромных колеса-карусели. Карусели эти довольно быстро вращались и густо сыпали стрелами. Подобное Всеволод видывал у половцев, но татары выполняли сей прием гораздо слаженнее. Кольца всадников у них получились без разрывов, а стрелы летели непрерывным потоком.
От городней послышались вскрики раненых. Тут же защелкали тетивы русских луков и самострелов. Хоть татары и находились в непрерывном движении, хороших стрелков среди Владимирцев и Коломенцев хватало. То один, то другой татарин выпадал из седла, или, прижавшись к шее своего скакуна, раненый, уносился к основному войску. Падали и лошади, в судорогах били копытами, задевая своих товарок, нарушая равномерное движение татарской карусели. А вот татарские стрелы доставали русских не слишком часто. Имевшие ростовые щиты, надежно укрылись за ними, другие спрятались за дощатыми щитами городни. Больше всего доставалось стрельцам, вынужденным открываться для выстрела. Но пока, как показалось Всеволоду, счет шел в пользу его людей. Он довольно усмехнулся: не так страшны, оказывается, хваленые татары – умирают под русскими стрелами за милую душу.
Лучный бой продолжался недолго. Татары, потеряв с полсотни своих, тоже поняли, что наносят русским минимальные потери. От десятого отряда, того, что со значками и знаменами, раздался рев труб и удары барабанов. Продолжавшиеся развиваться на ветру знамена, совершили в воздухе какие-то хитрые движения и девять сотен как-то вдруг порушили стройные карусели, рассыпались в беспорядочную лаву, отхлынули саженей на двести поближе к своему основному войску, вновь собрались по сотням, непостижимо быстро, построившись стройными рядами.
- Эк, как вышколены! - одобрительно крякнул, стоявший рядом с Всеволодом Кузьма. - Нашим до них далеконько.
Всеволод поморщился, но мысленно признал правоту ближника.
- Вышколены, то – верно, - сказал он вслух. – Но умыли мы их знатно. Пусть знают Владимирцев.
- То была только проба сил, - покачал головой Роман Романович.
- Это – да, - поддержал коломенского князя воевода Еремей Глебович.
Какое-то время ничего не происходило. Девять татарских сотен неподвижно стояли на безопасном для выстрела расстоянии, а вдали медленно, словно дышащий великан, колыхалось основное их войско.
