Я смотрю на маленькую коробочку, сделанную из крыла сбитого немецкого разведывательного самолёта Фокке Вульф — 189 «Рама» и вспоминаю историю, рассказанную мне одним замечательным человеком Валентином Михеевичем Степановым, другом моего отца, фронтовиком, страстным поклонником рыбалки, художником, переводчиком и большим любителем природы. Историю удивительную и невероятную, но в равной степени правдивую и жизнеутверждающую.
В. М. Степанов в период Великой Отечественной Войны служил в Красной Армии дивизионным техником связи в 117 стрелковой дивизии 240 отдельного батальона связи 69 армии Калининского фронта, позднее 1 Белорусского фронта.
Всё изложенное далее слова автора повествования:
Наша память так устроена, что в ней особенно чётко отпечатываются наиболее впечатляющие события далёкого прошлого. События повседневной жизни, не представляющие собой ничего особенного, быстро уходят из неё навечно, и мы часто не можем вспомнить, что произошло всего несколько дней тому назад. В этом случае хорошо подходит афоризм о том, что ломкий мост времени, по которому мы идём, погружается в вечность с каждым днём. Но, часто бывает так, что достаточно встретиться с чем-то напоминающем прошлое, как оно снова возникает перед нами в мельчайших подробностях, и наша память преподносит нам картины и события одно за другим, как в кинематографе. Так случилось и со мной, когда я нашёл в ящике письменного стола самодельный алюминиевый портсигар времён Великой Отечественной войны.
Наша радиостанция находилась на окраине небольшой безлюдной деревушки Сотово недалеко от г. Холм Новгородской обл. До передовой было несколько километров. На фронте установилось временное затишье после нашего очередного, третьего и не совсем удачного наступления, которому сильно помешала весенняя распутица.
Я изучал трофейную немецкую радиостанцию «Торн Фу д2», пытаясь выяснить, не подойдут ли её детали в качестве запчастей для наших приборов связи, так как в результате длительных наступательных боёв многие наши радиостанции нуждались в ремонте, а с комплектующими было трудно.
Высоко в небе повадился летать немецкий разведывательный самолёт. Солдаты были недовольны непрошенным гостем и хотели обстрелять его из лёгкого стрелкового оружия, но бывалые военнослужащие советовали не дразнить врага и не обнаруживать себя, а наоборот, лучше маскироваться. И в этом был резон: «Рама» снизу была бронирована, и ружейный патрон пробить её не мог. Кроме того машина имела несколько разнонаправленных пулемётов и могла нести небольшую бомбовую нагрузку.
На том и порешили. «Рама» появлялась регулярно, выискивала цели в нашем тылу, а обнаружив, передавала данные своим артиллеристам. Вражеские пушки вели редкий, но прицельный огонь по нашим тыловым позициям.
Во время очередного визита разведчика я включил радиостанцию и прошёлся по волнам. Через несколько минут мне удалось услышать немецкую речь, радист с самолёта корректировал огонь своей артиллерии. Вслед за командой «огонь» в нашем тылу явственно слышались разрывы снарядов.
Я подключился к волне и сказал по-немецки:
— Немецкая колбаса, пошёл вон с неба! Ты меня слышал?
— Слышал, — ответил немец и сменил волну.
«Рама» вела себя в небе над нашими позициями как у себя дома и, пользуясь безнаказанностью, сбросила бомбы на медсанбат. Погибли раненные бойцы, находившиеся на излечении и медперсонал. Командир полка связался с ближайшей лётной частью и попросил лётчиков о помощи.
Утром следующего дня стояла отличная солнечная погода, небо было покрыто редкими белыми облачками. В нашу мастерскую пришёл лейтенант в лётной форме и радист с рацией. Они расположились в окопчике метрах в ста от построек и начали ждать появления немецкого самолёта.
«Рама» появилась вовремя и начала высматривать цель. Радист выждал, пока разведчик залетит дальше в тыл и окажется под облаком, и только тогда дал сигнал. Два наших истребителя стремительно вынырнули из-за облака, дали короткую очередь, немец вспыхнул и, оставляя за собой шлейф чёрного дыма, резко пошёл к земле. Раздался взрыв и всё стихло. Самолёт упал в болото в полутора километрах от мастерских. Радость наша была неописуемой.
Я так и не понял, почему бронированная и хорошо вооружённая машина повернулась пропеллерами к земле от первой же очереди, но потом узнал, что немецкий лётчик хотел совершить обманный манёвр. Неприятель ,уйдя резко вниз , хотел выйти из-под обстрела, открыть огонь из всех пулемётов и быстро уйти к линии фронта. Да видно не вышло.
На следующий день, взяв с собой сержанта Зыкова, я пошёл к месту падения самолёта. От «Рамы» остались только разбросанные вокруг бесформенные куски металла да штурвал, который крепко держала кисть немецкого лётчика. Я взял кусок алюминия с крыла самолёта. Позже, в солдатские будни вырезал из пня форму и склепал на ней две половинки небольшой коробочки, соединил их вместе и получился портсигар. Я держал в нём папиросы и табак.
Некоторое время спустя лейтенант Брагин подарил мне немецкий бинокль, найденный в лесу, возможно, от той же «Рамы» и маленький компас, который я вмонтировал в крышку портсигара.
Как-то раз, когда бои шли уже в Польше, мне понадобилась проволока для ремонта радиостанции. Неподалёку располагалось небольшое поселение покинутое жителями, и я решил обследовать один дом.
На стенах висело несколько икон, среди которых я узнал Матку Боску и ещё нескольких святых. И вдруг поселение подверглось артобстрелу со стороны немцев. Вероятно, они меня заметили, решили, что я не один и открыли огонь.
Я выскочил в огород и залёг в какую-то канаву. В следующий момент снаряд попал в дом, и обстрел почти сразу прекратился. Я оказался присыпан щепками и мелкими обломками, выбравшись из-под них, я заметил, что держу в руке маленький клочок бумаги. Это был уголок от иконы с изображением польской святой. Вот я и взял её с собой для портсигара, подумав про себя, что если она прилетела меня защитить, то пусть и дальше будет со мной.
В другой раз мы заняли богатый дом на берегу Вислы — красивая обстановка, мягкие постели. Я приказал своим подчинённым из семи человек ничего не брать и не портить. Работаем день — другой, кое-где слышны взрывы, но не часто.
На третий день сержант неожиданно нашёл в подвале двух немолодых поляков. Мы не знали польского, но выяснилось, что пожилая пара хорошо знает немецкий. Они рассказали нам, что были арендаторами этой усадьбы, а когда подошли бои, укрылись в подвале. Они были сильно напуганы и голодны.
Я успокоил их, как мог и велел накормить. Когда мы уходили дальше на Запад, хозяйка подарила мне серебряную брошь с пластмассовыми камушками. Она тоже стала частью портсигара.
Несколько слов о том, как на обратной стороне портсигара появилась белка. Она не позволяет мне забыть тот случай, когда любопытство победило осторожность и это едва не стоило мне жизни.
Как-то раз товарищи оставили меня одного в небольшой лощинке среди кустарника, где я должен был закончить ремонт радиостанции. Я работаю. Инструменты и рация передо мной на ящике, сверху меня прикрывает плащ-палатка, висящая на ветвях. Тишина. Рядом росла небольшая сосёнка и на ней появилась белка. В свете солнца на фоне зелёной листвы зверёк выглядел так эффектно, что я не удержался и набросал его изображение на портсигар.
Закончив ремонт, я решил немного поспать, так как уже давно не отдыхал, но дабы обезопасить себя обмотал место своего отдыха медной проволокой. Со стороны это выглядело, как растяжка и в то время мало кто решился бы лезть напролом.
Как выяснилось, сделал я это не зря. Два типа подозрительной наружности заметили проволоку, обсудили этот факт, и обошли меня стороной, не заметив под плащ-палаткой.
Неожиданно начался обстрел. Били наши по немецким позициям. А если враг ответит? Тогда недолёт будет попадать по мне. Я достал сапёрную лопату и окопался.
Огонь прекратился так же неожиданно, как и начался. В наступившей тишине со стороны немцев нарастал гул приближающегося самолёта. Я высунул голову из-под палатки и посмотрел в бинокль. Вот он, идёт низко, видна свастика, а надо мной машина наклоняется на крыло, и я вижу за прозрачным колпаком лётчика.
Самолёт пролетел дальше, видимо искал нашу батарею, а потом вернулся назад. Я снова высунулся с биноклем, и вижу, что, не долетев до меня, машина пикирует, выключив мотор, а от неё отделяется одна из двух бомб, висящих под крыльями. И я понимаю, что это по мне.
Бросившись в свой окопчик, я закрыл голову руками и приоткрыл рот. Грохот взрыва оглушил меня, и я потерял сознание.
Очнувшись, я почувствовал ужасную боль во всём теле, в ушах звенело, рацию разбило, а на месте сосёнки осталась лишь воронка от разорвавшейся бомбы. Но я остался жив.
Окончилась война. Я служил переводчиком в комендатуре г. Шверин. Почти пять лет на фронтах, потеря товарищей, недосыпание, недоедание, тяжёлые условия — всё это не прошло бесследно. Почувствовав себя плохо, обратился к врачу, обслуживающему наше подразделение. Немецкий доктор осмотрел меня, нашёл заболевание желудка и расстройство нервной системы. Прописал диету и велел запомнить афоризм, «самое лучшее для тебя, быть спокойным всегда». Эту надпись я и выгравировал на крышке своего портсигара готическим шрифтом.
Позже я вмонтировал в портсигар увеличительное стекло и зеркальце — предметы необходимые рыболову. Зеркальце, чтобы достать из глаза мошку или соринку, а лупа, чтобы посмотреть, не загнулось ли жало крючка, или чтобы занозу из пальца вытащить.
Вот и всё. Alles.
