Слепой. Глава 12. Дуэль

Глава 12. ДУЭЛЬ

Арлинг плеснул на дно бокала и принялся рассматривать мутный напиток. В душе царили покой и безмятежность, располагая к созерцанию мира и размышлению вслух о смысле жизни. Его аудитория состояла только из старого Холгера, который неотступно следовал за ним повсюду, но Регарди это было неважно. В Ярле, загородной резиденции Канцлера, куда его отправили коротать лето, кроме горстки слуг и охраны все равно больше никого не было. Целыми сутками Арлинг предавался пьянству и развлекал старика лекциями о конце света, загробном мире и пагубной природе человеческой.

Стоял июль, душный и ленивый месяц, когда воздух густел, словно патока, а ночами на землю опускались туманы, от которых гибли посевы фермеров, и чесалась кожа. Обещанные дожди с запада так и не пришли, и Согдиана срочно закупала зерно в Самонийских княжествах и повышала продуктовые сборы в провинциях. Переговоры Канцлера с лидерами арваксов не увенчались успехом, и к северным провинциям стягивались войска. О войне никто не говорил, но огромные галеры, которые солдаты перетаскивали по суше из Аслимского залива в порт Зимний, негласно свидетельствовали о грядущих переменах. Принц Дваро захватил Галакр в Южной Родии и вот уже несколько месяцев удерживал город, требуя отставки Канцлера. Слава Армии Жестоких простиралась далеко за пределы завоеваний Согдарии, но ее давно не хватало для удержания порядка на императорских территориях. Они были похожи на гигантскую губку, которая, набрякнув влагой, тонула, не в силах справиться с тяжестью собственного веса. Мятежи провинций, недовольных высокими поборами, политические игры и заговоры подтачивали Империю изнутри, заставляя опасно шататься каждый раз, когда ветра начинали дуть в ее паруса чуть сильнее.

Но для Арлинга Регарди происходящее в мире давно утратило значение. Он с удовольствием купался в безделье, много пил и представлял встречу с Магдой, которую решил отложить до следующей зимы, а точнее до последнего воскресенья февраля. Дня, когда из его мира ушла любовь.  

Он не видел отца уже много месяцев, но Канцлер постоянно напоминал о себе многочисленной охраной, приставленной к нему днем и ночью. Бардарон тоже был поблизости. Арлинг с трудом сопротивлялся желанию подсыпать ему яд в пиво. Впрочем, Регарди сомневался, что отрава подействовала бы на отставного офицера. Он не встречал более здорового и сильного драгана, чем Бардарон, который смахивал на демона из личной свиты Амирона. Или на Глобритоля. Воспоминания о тараскандрийце были не очень приятны.

И еще отец стал писать ему письма. Это было неожиданно, подозрительно и в какой-то степени трогательно. Элджерон напоминал ему льва, который, перекусив бедром косули, решил пообщаться с ее головой. Письма были ни о чем, с подробным описанием поездок Канцлера по северным провинциям и с малопонятными выводами. Арлинг их игнорировал, отправляя в камин, сразу после прочтения. Он даже не знал, зачем читал их.

Количество отцовских посланий резко увеличилось после первых попыток молодого Регарди свести счеты с жизнью в начале лета. Изменилось и их содержание. Не вспоминая события последних месяцев, Элджерон общался с ним так, словно они волшебным образом перенеслись лет на десять назад, когда отца и сына еще не разделяла пропасть вражды и ненависти. Будто извиняясь, Канцлер подробно объяснял причину своей задержки на Севере, обещал приехать к концу лета и отправиться вместе с ним на охоту. Отец также сообщал, что за Арлингом сохранили его место в Академии, куда он мог вернуться в любой момент. Регарди было все равно. Учеба в его планы не входила.

Император пригласил его на каникулы во Флерию, куда уехал на лето весь двор, но Арлинг отказался, сославшись на необходимость восполнить пробелы в знаниях перед наступлением учебного года. Предлог был благородным, и Седрик настаивать не стал.

С Императором уехал весь двор, и Регарди вздохнул свободнее. История с его похищением придала ему популярности и ненужного внимания, которого Арлингу и так хватало со стороны Бардарона и стражи. Если бы Император забрал с собой еще и Терезу Монтеро, Регарди можно было назвать почти счастливым. Арлинг избегал ее любыми способами, но сестра Даррена проявила удивительную настойчивость, подстерегая его везде, куда бы он ни направился. Тереза никому не рассказала о его весеннем визите, но Арлинг не сомневался, что у нее уже был готов ответный шаг, и она просто ждала подходящего момента. Как бы там ни было, он собирался ее опередить.

О Даррене Монтеро ничего не было слышно, и хотя Холгер предлагал написать ему письмо, Арлинга больше не интересовала судьба бывшего друга.

Он отказался возвращаться во дворец, поселившись в портовом особняке отца. Удаленность дома соответствовала его планам и настроению, но еще большим подарком судьбы стало то, что ему вернули карманные расходы. Теперь Регарди мог позволить себе любой дорогостоящий яд, не ломая голову над тем, где достать денег. Перчатки для Терезы обошлись недешево и стоили ему парадных сапог, вышитых золотой нитью с бриллиантами.

К вопросу самоубийства Арлинг подошел тщательно. Сначала он хотел отравиться. Все портил Бардарон, который, казалось, отрастил себе пару глаз на затылке и научился видеть сквозь стены. С большим трудом Регарди подкупил поваренка, пообещав ему кинжал из родовой коллекции холодного оружия, если тот сбегает к городской травнице с поручением. Завернув в платок перстень и десяток золотых монет, Арлинг передал их мальчишке, наказав вернуться домой с коробкой, которую открывать категорически запретил. Поваренок оказался расторопным. К вечеру у Регарди был заветный ларец с ядами. Утро он встречать не собирался.

Но, потратив на изучение содержимого короба полночи, Арлинг был неприятно удивлен. Стоило ему взять в руки бутылек или пилюлю, как в голове всплывало лицо отцовского дегустатора, который однажды отведал-таки отравленного пирога. Его нашли в ванной комнате, перепачканного блевотиной и испражнениями, с почерневшим языком, который не помещался во рту, и сорванными ногтями. Бедняга скончался в страшных мучениях. Боль Регарди не страшила, но недостойной смерти он не хотел. И хотя инструкции по применению, приложенные к ядам, обещали плавное и незаметное погружение в вечный сон, воспользоваться порошками он так и не решился. К утру, Арлинг был бледный и не выспавшийся, но преисполненный еще большей готовностью уйти из жизни.

Через неделю он придумал более мужественный способ самоубийства. Регарди решил себя заколоть. Для этой цели он выбрал короткий клинок с простой гардой, который как-то приобрел у кузнеца в Мастаршильде. Поднявшись после обеда к себе в комнату, Арлинг заявил Бардарону, что собирается спать и его нельзя беспокоить до вечера. Офицер равнодушно пожал плечами и ушел играть в карты со стражей. Все складывалось удачно. Регарди закрыл шторы и устроился посреди комнаты в единственном луче света, который пробивался сквозь неплотно задернутую портьеру. Мир обойдется без его предсмертной записки. Ведь с уходом Магды жизнь стала пустой и бессмысленной.

Расстегнув рубашку, он обнажил клинок и приставил кончик к груди. Туда, где бешено колотилось сердце. Металл был обжигающе холодным, но в комнате было душно, и прикосновение меча показалось ему приятным. Он глубоко вздохнул и, примериваясь, слегка надавил на клинок. По ребрам поползла струйка крови, которая тут же смешалась с потом. Только сейчас Арлинг заметил, что вспотел так, будто весь день провел в школьном спортзале. «Это нормально, – успокоил он себя, – организм сопротивляется, ведь ты прожил целых семнадцать лет».

Он досчитает до трех, и на третий раз воткнет лезвие в грудь. Сталь легко разорвет кожу, пройдет между ребер и ранит сердце, остановив его навсегда. Некстати вспомнились слова учителя фехтования о том, что сердечная мышца протыкается с трудом и требует большого усилия. Ничего, он справится, нужно только сосредоточиться. Раз, два, три. Все, сейчас он умрет. Мокрые ладони заскользили по гладкому эфесу. Регарди вытер руки о штаны и перехватил меч покрепче. Давай же! Воткни в себя меч, это не трудно. Один знакомый фехтовальщик рассказывал, как поразил врага прямо в сердце, но тот выжил. Оказалось, что клинок прошел рядом. И зачем он это вспомнил? Неужели ему страшно? Нет, страха не было. Тогда что? Боязнь не завершить начатое? Наверное, в комнате слишком душно. Хотя, какая ему разница? Он ведь собрался умирать. В глазах рябило, руки дрожали, пот заливал глаза. Кончик меча плясал на его груди, выписывая кровавые узоры. В голове было пусто, мысли разлетались в стороны. Наконец, Регарди сдался и бессильно рухнул на пол. Меч жалобно звякнул рядом.

«Почему бы тебе ни разорваться от позора, ведь ты принадлежишь самому большому слабаку Согдарии?», – обратился он к сердцу, которое продолжало гулко стучать, словно у загнанного оленя. Разочарование в себе было столь сильным, что Арлинг пролежал на полу до самого вечера, пока Бардарон требовательно не постучал в дверь. Сомнений в том, что дверь в любом случае откроют – с его помощью или без – у него не было. Регарди заставил себя подняться и, спрятав меч под кроватью, впустил тюремщика.

- Кровь пошла носом, – буркнул он в ответ на вопросительный взгляд, которым Бардарон окинул его окровавленную рубашку. – Сейчас переоденусь. Пусть нальют ванну, и погорячее.

Мысль утопиться и взять реванш за проигрыш промелькнула с быстротой молнии, но тут же исчезла. Он никогда не любил утопленников. Эта смерть казалась ему еще глупее, чем попытка вскрыть себе вены. Если он не смог заколоть себя сам, пусть это сделают другие. Лучшей кончины для слабака и труса было не придумать.

Сценарий был готов к следующему дню. Самым трудным оказалось незаметно выбраться из дома. И хотя в последний месяц он вел себя примерно, на бдительности стражи это не отразилось. Стоило ему открыть ночью окно, чтобы поглазеть из-за бессонницы на луну, как внизу в кустах сразу начинала маячить какая-нибудь тень, а через некоторое время на крыльцо выходил покурить Бардарон, который пускал сизые кольца дыма в черное небо и недовольно поглядывал в его сторону. Без помощника Арлингу было не обойтись. И хотя поваренок по достоинству оценил заслуженный им кинжал, уговорить его на еще одну авантюру удалось не сразу. Мальчишка должен был принести ему вечером чай, обменяться с ним одеждой, спрятаться в комнате Арлинга, дождаться, когда молодого господина хватятся, а после незаметно вернуться на кухню. Специально для этой цели Регарди аккуратно выпилил две доски в полу под кроватью. Пространство под ними было небольшим, но мальчишка в него вмещался. Об Арлинге вспомнят только к утру. За это время он должен был найти того, кто стал бы его проводником в мир Магды.

В конце концов, поваренок сдался, соблазнившись на сикелийскую саблю из дедовой коллекции и сто золотых монет в придачу. К удивлению Арлинга операция с переодеванием прошла без запинки. И хотя он волновался, что его может выдать рост – мальчишка был ниже его на голову – стража в коридоре была слишком увлечена картами, чтобы обратить внимание на то, что поваренок с пустым подносом и чайником в руках, вышедший из комнаты сына Канцлера, как-то странно сутулился.

В порт Арлинг отправился пешком, надеясь нарваться на того, кто позарился бы на тугой, расшитый жемчугом кошель, который он демонстративно привязал к поясу. Но по дороге ему встретилась лишь кошка, которая была занята своими делами и плевать на него хотела.

В портовой таверне «Склянки» ему повезло больше. Матросы-каторжане, докеры, контрабандисты, пираты и другой случайный люд, собравшийся в полночь в самом дешевом питейном заведении Согдарии, подходил для его затеи, как нельзя лучше. Дойдя до грязной стойки, Арлинг заказал пива, расплатившись золотом. Слова «сдачи не надо» подействовали на хозяина таверны, как сигнал тревоги. Он тут же сгреб со столешницы пустые бокалы и поспешил на другой конец стойки, подальше от опасного клиента. Впрочем, на Регарди и так давно косились, а голоса в питейной заметно стихли. Поняв, что привлек к себе достаточно внимания, он одним махом осушил похожее на мочу пиво и, слегка шатаясь, вышел во двор.

В глаза бросилась полная луна, которая зависла мутным шаром над морем, расстелив по водной глади залитую серебром тропинку. Арлинг не сомневался, что это было приглашение. Его ждали.

Зайдя за угол таверны, он облокотился о сырую стену, сделав вид, что ему плохо. Ждать оставалось недолго. Трое завсегдатаев «Склянок», не спеша, подходили сзади. «Пусть все будет быстро», – пожелал он. Звон вынимаемого из ножен лезвия наполнил его предвкушением долгожданной смерти. Смерти труса, который даже не обернется, чтобы посмотреть ей в лицо.

Усилился ветер, принеся с собой запах водорослей и гниющего такелажа. Начинался прибой, и ритмичный всплеск волн отдавался погребальным звоном в его ушах. Почему так долго? Может, они хотели сначала поговорить? Что ж, у него найдется пара крепких словечек от дяди Абира.

За спиной Регарди раздался свист клинка, а за ним – звук падающего на землю тела. Обезглавленного тела. Арлинг обернулся в тот момент, когда меч Бардарона вспарывал живот второго бандита. Третий разбойник, словно безобразный ночной мотылек, был приколот к стене, а из его горла хищно торчал кинжал. Арлинг не был новичком в драках, но от того, как убили этих троих, его затошнило. Не став сопротивляться желанию организма, он упал на колени и освободился от омерзительного напитка, который кто-то назвал пивом. На пороге таверны маячило еще несколько теней, но Бардарон снял арбалет с пояса и пнул валявшийся под ногами труп с развороченными кишками. Желающих подойти не оказалось.

Арлинга бесцеремонно подняли за ворот камзола и втолкнули в черную канцлеровскую карету. Он не сопротивлялся. Двое охранников держали таверну под прицелом арбалетов до тех пор, пока за ним не захлопнулась дверца. Если первый раз он опозорил себя сам, то во второй раз ему любезно помог Бардарон. Трясясь по ухабам портовой дороги, Регарди чувствовал себя ничтожеством. Еще большим ничтожеством был только мальчишка-поваренок, который струсил и выдал его охране, едва он покинул дом. Счастливого обладателя кинжала и сабли из их родовой коллекции Арлинг больше никогда не видел.

К концу первого месяца лета Регарди решил просто повеситься. В одно пасмурное утро он заперся в ванной, закрепил украденную из прачечной бельевую веревку на потолочной балке и завязал петлю. Ни о чем не думать, ничего не планировать. Взять и сделать то, что он должен был совершить полгода назад.

 Встав на табурет, Арлинг аккуратно продел голову в петлю и, закрыв глаза, прыгнул. Веревка туго врезалась в шею, натянулась под весом тела, зазвенела, как тетива лука… Сверху раздался оглушительный треск, и Регарди полетел на пол вместе с балкой, которая немыслимым образом сломалась, лопнув пополам. Какое-то время он неподвижно сидел на мраморном полу, не в силах понять, что за злой рок мешал ему попасть к Магде, и почему мореная столетняя древесина треснула именно тогда, когда он набрался решимости свести счеты с жизнью. Впервые ему стало по-настоящему страшно.

Арлинг поднялся и на негнущихся ногах прошел на кухню. Достав из буфета первую попавшуюся бутылку вина, он вытащил зубами пробку и, припав к горлышку, осушил ее до дна на глазах обомлевшей прислуги.

С тех пор вино стало его лучшим другом. Слуги не вмешивались, ожидая реакции Канцлера, которому был направлен подробный донос о поведении сына. Новых попыток покончить с собой Арлинг больше не предпринимал. Может, ждал чего-то? Знака с неба, таинственных символов на стене комнаты или посланий во сне? Чего угодно, лишь бы оно помогло убить одолевшую его слабость. Регарди пил и надеялся, что былая решимость к нему вернется. Но чем больше в него вливалось вина, тем лучше он понимал, что убить себя, по крайней мере, сейчас, у него не получится. Что-то мешало. Сознание охватило странное отупение, голова соображала с трудом, и всех мыслей, которые появлялись у него с утра, хватало только на то, чтобы подняться с постели и уединится с бутылкой в комнате.

Почти неделю его никто не трогал, пока не пришло письмо от Канцлера с дальнейшими указаниями. На следующий день Арлинга отправили в Ярл, местечко близ Согдианы, где он должен был дожидаться отца. Наверное, ему следовало умилиться. Элджерон бросал подготовку военной кампании против арваксов и ехал через всю страну, чтобы повидаться с сыном.

В Ярле за Арлингом стали меньше следить, но и сбегать там было некуда. Замок был окружен цепью непроходимых гор, в которых водились барсы и пещерные медведи, а единственная дорога охранялась маленькой армией – Канцлер серьезно относился к вопросам своей безопасности.

Оказавшись в уединении, Регарди продолжил заниматься тем же, чем и в Согдиане – пьянством.

Сегодняшний день не отличался от предыдущих. Арлинг проснулся затемно и отправился на открытую террасу второго этажа, откуда открывался прекрасный вид на могучие заснеженные хребты Йоланга. Над ними в изумлении зависли звезды, рассыпавшись по темно-голубому бархату утреннего неба. Они напоминали ему Мастаршильд. По террасе гулял сквозняк, развевая шелк занавесей и играя с лепестками лазурных лилий, любимых цветов Элджерона, которых во дворце разводили в большом количестве. Арлинг уселся в плетеное кресло и, вытянув ноги, положил их на перила. До обеда он шевелиться не собирался.

 Из всех алкогольных напитков, изобретенных человечеством, ему полюбилась «Зеленая Фея» – крепкая спиртовая настойка на горькой полыни, которая идеально соответствовала его философскому настроению. Канцлер не дал никаких инструкций насчет его пьянства, поэтому Арлинг в свое удовольствие гонял курьеров в поисках редких напитков по всей Согдарийской Империи. Вот уже несколько недель он был верен «Зеленой Фее», которую лучше всего готовили в том самом делавитском монастыре, где он провел зиму.

Жидкость пахла травами и будоражила воспоминания. Арлинг взял кусочек сахара из хрустальной вазочки и, держа его над бокалом, стал лить на сладость холодную воду из графина. Напиток помутнел и соблазнительно замигал радужными огоньками. Пригубив бокал, Регарди погрузился в сладковатую горечь.

Холгер стоял рядом и недовольно кутался в теплую шаль. Брезгливо поджав губы, он старательно делал вид, что поднялся в такую рань полюбоваться рассветом. В последнее время старик слишком сильно докучал ему вниманием.

- Это уже третья, господин, а еще и день-то не начался, – пробурчал он, косясь на Арлинга. Неужели он надеялся, что Регарди сейчас одумается и отправится спать?

- Видишь вон ту сопку с двумя утесами? – спросил его Арлинг, проигнорировав желание старика поругаться. – Кого она тебе напоминает?

Холгер пожевал губами, одарив его хмурым взглядом.

- Это, друг мой, мы с отцом, – заявил Арлинг. – Стоим на одной земле, даже основание у нас общее, но вот тот утес, что справа, продержится недолго – лет так двести-триста, я думаю. Ветры и морозы уже подточили его. Скоро он рухнет, рассыплется на куски. А со временем и они уйдут в землю, так что и следа не останется.

Холгер покряхтел, соображая, кого Арлинг имел в виду под упавшим утесом – себя или отца – но уточнять не стал, а лишь предпринял еще одну попытку забрать у Регарди бутылку. Тот оживился и, легко отвоевав у старика напиток, велел принести огня.

- Сейчас я покажу тебе, как можно сделать из этой горькой дряни изумительный нектар, – заявил Арлинг и рассеянно хлебнул прямо из горлышка. Жидкость обожгла горло и полезла наружу. Холгер, ругаясь, побежал за тряпкой, пока Арлинга рвало в лилии.

Нежные цветы не выдержали издевательства и поменяли окрас на бордовый. Регарди с изумлением наблюдал, как лепестки по очереди краснели, печально кивая изящными головками. Сообразив, наконец, что это просто галлюцинации, он успокоился и привалился к мраморным перилам, наслаждаясь спокойствием и ясностью мысли. Все вдруг стало предельно четким и понятным. Вселенная, боги и люди больше не скрывали от него своих тайн, а, наоборот, спешили поделиться секретами мироздания. Мир пах полынью, фенхелем и анисом, и Арлинг чувствовал необычный прилив бодрости и сил. Ему было весело.

Он уже почти слышал, как поют на небесах ангелы Амирона, когда внизу раздался требовательный стук в ворота. И кого могло принести в такую рань? Регарди перегнулся через перила, но увидел только взмыленного скакуна, который, всхрапывая, бил копытом по каменному двору. Очевидно, что это был не отец. Элджерон ездил исключительно в каретах. Может, это прибыл курьер с новой порцией «Зеленой Феи»? Тогда его следовало выпороть за плохие манеры. С другой стороны, слуга проявил удивительную расторопность, ведь он отправился в Делвар только вчера.

- Даррен приехал! – глаза у вбежавшего Холгера были похожи на две круглые плошки. – Господин, это ваш друг Даррен Монтеро!

Арлинг заскрежетал зубами и, свесившись вниз с балкона, закричал:

- Убирайся, сукин сын, из моего дома! Он закрыт для предателей и трусов! Пошел вон! Или я спущусь и надеру тебе задницу!

Слова нашлись легко, словно они всегда были рядом и только ждали своего часа. Кровь хлынула к лицу, руки задрожали, а стиснутые от гнева зубы свело от напряжения.

- Ну-ну, господин, успокойтесь, это всего лишь Даррен Монтеро, – поспешил вмешаться Холгер, придерживая Арлинга за плечи. Наверное, старик думал, что Регарди не удержится на ногах и перевалится через перила на мостовую. Он был недалек от истины. Земля под балконом вдруг показалась Арлингу такой близкой, что ему захотелось коснуться ее рукой.

- Даррен Монтеро…. – прошептал он, и, отвалившись от перил, бросился в гостевую залу. Туда, где над камином висел старый, видавший бои полуторный меч деда.

- Привратник, открыть ворота! – крикнул он, пододвигая к камину стул и отмахиваясь от Холгера, который цеплялся за него, мешая снять клинок со стены. – Впустите этого предателя, эту бесхребетную тварь, этот сорняк дорожный!

- А вот про сорняк ты зря, – сказал Даррен, входя в залу. За ним бежал испуганный привратник и умолял отдать меч. Ношение оружия в замке было запрещено.

- Может быть, я и не племянник императора, но по чистоте моя кровь превосходит твою, – произнес Монтеро, замерев на пороге. – Здравствуй, Арлинг.

Регарди почти дотянулся до меча, как вдруг одна из подпорок не выдержала, и клинок с грохотом рухнул на полку камина, опрокинув на Холгера тяжелый канделябр. Застигнутый внезапным приступом жалости к старику, Арлинг принялся бессвязно извиняться, путая слова и с трудом вспоминая, что ему вообще понадобилось в этой комнате.

- Холгер, оставь нас, – тон Даррена не обещал ничего хорошего.  

- Господа, господа! – от волнения старик охрип, а потом разразился оглушительным кашлем, во время которого бывшие друзья сверлили друг друга взглядами, не двигаясь с места.

- Арлинг, Даррен, – Холгер, наконец, обрел голос и заметался, словно заяц между двумя волками. – Послушайте, вы давно не виделись, наверное, это какое-то недоразумение. Ведь прошло столько времени. Прошу вас, успокойтесь! Вы завтракали, господин Монтеро? Хотите я подам чай со свежей выпечкой? У нас отличный листовой чай из…

- Что ты там сказал про кровь? Повтори, я не расслышал, – Арлинг протянул руку к камину и с лязгом поднял меч.

- Кай! – закричал Холгер привратнику. – Зови Бардарона! Где его черти носят?

- Он с утра на охоту ушел, – раздалось откуда-то из-за двери.

- Вот и отлично! – подхватил Арлинг, подталкивая старика к выходу из зала. – Тебе стоит к нему присоединиться. Проваливай, Холгер. Разве не видишь, что нам нужно пообщаться?

Даррен церемониться не стал и, решительно взяв старика за локоть, выставил его за дверь, заперев ее на засов.

Только сейчас Арлинг обратил внимание, как сильно изменился Монтеро. Если раньше Даррен был похож на благородного волка, то сейчас он напоминал бродячего пса, который давно не видел от мира ничего хорошего. Монтеро похудел и будто бы еще сильнее вытянулся вверх, хотя возможно, обманчивое впечатление создавали высокие сапоги и форма младшего офицера, которая, хоть и была подогнана по фигуре, все равно висела на нем мешковато. И еще у Даррена начала расти борода. Это было необычно, и Арлинг в замешательстве потер свой гладкий подбородок.

- Ты похож на новобранца, которого в первый день службы отправили чистить выгребную яму, – подумал Регарди, не сразу сообразив, что произнес слова вслух. Стены зала сократились и расширились, словно они находились внутри легких огромного животного. «Кажется, я пьян», – вяло подумал он, наблюдая за приближением бывшего друга.

- Не буду говорить, на кого похож ты, Регарди, – на удивление спокойно произнес Монтеро, превращаясь из пса обратно в волка. Настороженного и готового вцепиться в горло при первом неосторожном движении.

- Даже не верится, что пьяница, которого я сейчас вижу, столько лет был моим другом, – он презрительно поджал губы, и протянул ему пачку измятых бумаг.

- Что это? – пробормотал Арлинг, разглядывая хрустящие листочки. Они пахли фенхелем и анисом. Эх, надо было прихватить с собой «Зеленую Фею».

- Свитки Амирона. Думаю, ты не настолько пьян, чтобы не понять, зачем они. Подпишешь, и мы расстанемся быстро.

 – Настоящим подтверждается брак Терезы Монтеры и Арлинга Регарди во имя священного союза Амирона, – рассеянно прочитал Регарди, ловя мутным взглядом разбегающиеся строчки. – Что за чушь?

- Не искушай мое терпение, – Даррен говорил так тихо, что Арлинг едва его слышал. – Я стараюсь дать тебе возможность сохранить лицо. В память о нашей дружбе. Ни мой отец, ни твой об этом не знают. Мы все решим сами, как и должно быть. И может, когда-нибудь, я забуду то зло, что ты причинил моей сестре. Но уверяю тебя, это случится нескоро. Очень нескоро.

- Ты вроде в военных действиях не участвовал, а говоришь так, будто в голову раненный, – съязвил Арлинг.

- За то, что ты сделал, тебе нет прощения, – в ярости прошипел Даррен, но тут же взял себя в руки. – Это твой последний шанс, Регарди. Шанс вернуть честь.

- Да что я такого сделал?! – Арлингу надоело выслушать непонятные претензии Монтеро, и он снова взялся за меч. У него было дикое желание подраться, и он не собирался его подавлять. – Играл не по отцовским правилам? Не был трусом? Это ты всегда трясся перед папашиным ремнем. И это у тебя шансов вернуть честь не осталось. Потому что у тебя ее никогда не было! – последние слова Арлинг кричал, не замечая, что почти срывался на визг. – Ты предал Магду! Хочу, чтобы тебя сожгли на костре! И тебя, и отца, и Терезу твою! Всех вас в огонь! Сгорите, мерзавцы!

Арлинг поднял дрожащий клинок к груди Монтеро, но тот легко отмахнул его в сторону.

- Брось, Регарди, – теперь в голосе Даррена звучала сталь, – если кто и убил девчонку, то только ты сам. Тереза сделала то, что сделала, и я не сужу ее. Ты убил Магду тогда, когда решил насильно увезти ее из деревни. Хочешь знать, как это было? Так вот, ты подкинул мне грязную работенку. Твое зелье, которое должно было усыпить девчонку до самой Ерифреи, не сработало. Я запер ее в карете, но она исцарапала всю обшивку и едва не сломала себе шею, пытаясь выбраться из окна. Мне пришлось связать ее, и она вопила, как сумасшедшая, пока я не заткнул ей рот кляпом. Знаешь, что она кричала? Нет, о тебе она не вспомнила ни разу, представляешь? Магда кричала, что не хочет умирать, вот. Она то шипела, как змея, то ревела, будто подбитый зверь, и порой мне казалось, что я везу в карете самого дьявола. Девчонка уже тогда знала, что ее ждет. «Мои волосы! Они плавятся от жара!», – кричала она. Тогда я решил, что она имела в виду Сикелию, ее раскаленное солнце и горячие пески, но Магда-то говорила про костер. Она была ведуньей, а такие добра не приносят. Это дети дьявола, а не Амирона. И еще… Девчонка так орала, что нас должны были услышать даже самые ленивые разбойники. Но за всю дорогу я не встретил на тракте ни одной живой души. Ни одной! Даже патрулей не было. Твой пропуск так и не пригодился. Позже у меня было много времени подумать обо всем этом. И вот, что я тебе скажу. Не было никакой любви, Арлинг. Мне и тогда казалось странным, что ты, который не пропускал во дворе ни одной юбки, вдруг потерял голову из-за какой-то ненормальной простолюдинки. Я все еще надеялся, что блажь пройдет, и вернется тот Арлинг Регарди, которого я знал. Но он не вернулся. В тот день, когда мы пошли на кабанов, охотниками были не мы.

- Ты закончил? Кажется, где-то я это уже слышал. С сестрой пообщался, что ли?– Регарди нарочито широко зевнул и рухнул в кресло, положив меч себе на колени. Желание драться прошло также внезапно, как и появилось. Внутри него царило странное спокойствие, которое удивляло. Даррен несколько раз упомянул Магду, но убить Монтеро на месте ему не хотелось. Что бы он сейчас сделал, так это выпил «Зеленой Феи».

- Хорошо, что вспомнил мою сестру. Я здесь только ради нее.

- Заметно. В сваты записался?

Даррен глубоко вздохнул, но было видно, что спокойный вид дается ему нелегко.

- Тереза спасла тебе жизнь, а ты обошелся с ней, как с врагом, – произнес он, положив руку на эфес меча. – Она все еще любит тебя, Регарди. Не знаю за что, но любит. Если бы я не дал ей слово, что не стану убивать тебя, нас смогла бы рассудить только дуэль.

- О! Какие слова! Я сейчас расплачусь.

- Ах ты, сукин сын! Я не могу заставить тебя полюбить Терезу, но уважать ее ты будешь, – Даррен в ярости шагнул к нему, но тут же поспешно отступил назад. Он все еще владел собой, в отличие от Арлинга, который давно перестал пытаться взять себя в руки.

- Слушай, Монтеро, чего ты от меня хочешь? Уважения к сестре? Рассмешил! Ты еще попроси, чтоб я на ней женился.

- Что ты непременно и сделаешь, подонок. Тереза никогда бы не рассказала отцу о том, что ты сделал. Она для этого слишком гордая, слишком Монтеро. Но, к счастью, у нее есть брат. Ее ребенок родится в семье. Это твой ребенок, Регарди. И я не дам тебе опозорить мою сестру больше, чем ты это уже сделал.

Какое-то время Арлинг соображал, что Даррен имел в виду, но не понять его было сложно. Когда смысл слов Монтеро, наконец, дошел до него, он громко расхохотался.

- Тереза сказала, что у нее от меня ребенок? Вот это ход! Она играет по-крупному, только, как была дурой, такой и осталась.

Даррен угрожающе наклонил голову, и стиснул эфес меча так, что у него побледнели костяшки пальцев.

- Я освежу твою память, негодяй. Вернувшись из монастыря, ты воспользовался тем, что в городе не было ни меня, ни отца, и обесчестил Терезу в ее же доме. Через месяц весь двор будет говорить о том, что дочь Монтеро носит под сердцем внебрачного ребенка. Это не только ее позор, это пятно на всем нашем роду!

- А тебе не приходило в голову, что она погуляла с кем-то еще? Почему сразу я? С чего это ты стал таким легковерным? Армия определенно не идет тебе на пользу, «друг».

- Хватит! С меня достаточно твоей лжи, Регарди! Слуги подтвердили, что ты приходил к нам в тот день. И Холгер, кстати, тоже. Моя сестра уже носит свободные одежды. Скоро она не сможет скрывать живот, и отец все узнает. Ты хочешь, чтобы вмешались родители? Я не знаю, что скажет им Тереза, но она всегда спасала тебя. И если она не захочет называть отца ребенка, а я знаю, что она так и сделает, то, в лучшем случае, ее отправят в ссылку к родне на Север. Ты выбрал изощренную месть, Арлинг, но я не позволю ей случиться. Подпиши бумаги. Женись на Терезе, искупи свою вину перед ней, передо мной, перед теми людьми из деревни. Ты о них, конечно, не помнишь, но сейчас они вспоминают тебя не лучшим словом – там, в сикелийских рудниках. Будь примерным мужем и отцом. Попроси прощения у Канцлера. Сходи в храм Амирона и поставь свечу за душу Магды. Все совершают ошибки. Но ты еще можешь начать все заново. Можешь вернуть честь и мое уважение к тебе. Давай, не будь трусом.

Арлинг не верил глазам. Даррен протягивал ему руку, то ли предлагая дружбу, то ли помощь, чтобы подняться с кресла. Он выбрал второй вариант, и, облокотившись на ладонь Монтеро, медленно встал. Так же медленно он разорвал хрустящие листки и красивым жестом подбросил их в воздух. Клочки бумаги разлетелись по комнате, словно лепестки лилий. Регарди скосил глаза на цветы в кашпо. «Нужно сказать Холгеру, чтобы он выбросил эти сорняки отсюда», – подумал он, переводя взгляд обратно на Монтеро.

- Глупец, – процедил Даррен.

- Где будем драться? – деловито осведомился Арлинг, чувствуя необыкновенный прилив сил и энергии. «Зеленая Фея» творила чудеса, то погружая его в расслабленное блаженство, то превращая во всемогущего бога.

- Я не буду драться с тобой, мерзавец. Я просто убью тебя. Но не здесь и не сейчас. Сначала ты приползешь к Терезе на коленях и будешь молить ее о прощении.

- Хватит, Монтеро. Надоели твои угрозы. Защищайся!

Арлинг подхватил дедовский меч с дивана и широким жестом рубанул с плеча. Даррен не двигался с места, не сводя глаз с Регарди, а тот смотрел на алеющую полоску, расплывающуюся на белой рубашке друга.

«Это всего лишь царапина, я не хотел, Даррен, не хотел!»

- Да будет Амирон свидетелем, не я первый начал это, – тихо сказал Монтеро и, отступив на шаг, извлек меч из ножен. Простой пехотный клинок с крепкой гардой сменил изящную рапиру с серебряным эфесом, которая была неизменной спутницей Даррена в школе. Перемены в оружии молодого Монтеро не сулили ничего хорошего.

Всемогущий бог куда-то пропал, оставив вместо себя оболочку, наполненную пустотой и отчаянием. Единственная трезвая мысль, которая пришла в голову Регарди за весь вечер, была короткой. Неужели он действительно собирался драться?

Глядя, как Даррен опустил кончик меча на уровень колен, хищно пригнул голову и слегка согнул ноги, Арлинг почувствовал себя не лучшим образом. Как же необычно было находиться по ту сторону меча Монтеро, а не рядом с ним. Вместе они прошли не один десяток драк. Какие-то затевали сами, желая развлечься, другими решали вопросы чести, третьи были случайными. В детстве они часто фехтовали, устраивая шуточные бои на палках, но, повзрослев, ни разу не наставляли клинки друг против друга. Никогда. Даже на тренировках в школе. А сейчас между ними был этот дурацкий порез.

- Даррен… – начал он, но слова застряли в горле, и Регарди покрепче ухватился за меч. Назад пути не было. Он знал это с того момента, как Монтеро появился в зале. Слишком много вопросов накопилось у них друг к другу. И ответ на них был один – дуэль.

Арлинг усмехнулся и заплясал на месте, перекинув меч из одной ладони в другую. Клинок весил не больше пушинки. Кажется, бог вернулся. «Это будет твоя последняя драка, Даррен», – подумал он, насмешливо глядя на бывшего друга.

Арлинг помнил драки Монтеро. Грязные, бескомпромиссные бои с кровью и переламыванием костей. Вряд ли армия научила его хорошим манерам. Еще в школе Даррен славился своими нижними ударами. Проводил короткие, стремительные атаки так, что практически всегда попадал противнику в ногу. Режущие удары он ухитрялся протягивать, оставляя глубокие и тяжелые порезы. Сыну императорского виночерпия, Бьорну Кардинскому, оказавшемуся не очень удачным фехтовальщиком, на дуэли из-за дочки наместника Южной Родии, которая крутила роман с обоими, он разделал ногу так, что икроножная мышца повисла на лодыжке, как кусок бекона с бутерброда. Хирург пришил мальчишке мышцу, но оказался плохим врачом – развилось заражение. Послали за другим лекарем, тот ампутировал ногу выше колена, но заражение не остановилось, и Бьорн умер. Такие драки не улучшали репутации Даррена, получившего среди дуэлянтов города прозвище «мясника». Монтеро дрался редко, но о его драках говорил потом весь двор.

Даррен не спешил атаковать, кружа по линии клинка и выбирая удобную позицию. Арлинг понял, что Монтеро хотел загнать его в угол к камину и лицом к окну, в который уже заглядывали первые лучи солнца. «Ты действуешь по учебнику, – подумал он, – это предсказуемо». Регарди тоже хорошо помнил раздел по стратегии. «Загони врага в неудобное место, чтобы за его спиной были препятствия. Не давай ему времени осмотреться, стремительно преследуй и наноси удары. Оттесняй к колоннам, загоняй на пороги, в перемычки и дверные проемы». Правильно, возле камина тесно и нет места для маневров, а свет из окна будет слепить Арлингу глаза.

Стул, который он использовал, чтобы достать меч с камина, подвернулся вовремя. Регарди обошел его и, сделав вид, что отступает, толкнул его ногой, швырнув в Даррена. Впрочем, Монтеро всегда было трудно застичь врасплох. Он легко отбил стул в сторону, но Арлинг выиграл время, чтобы перебежать на удобную позицию. Теперь лицом к окну оказался Даррен. Они закружились, не желая уступать друг другу и не решаясь переходить в прямую атаку.

Арлинг, чувствовал, как закипает в венах кровь и горит от гнева лицо. Еще немного и он взорвется, обрушив на Даррена поток хаотичных ударов, от которых не будет никакого толку. С таким противником, как Монтеро, нужно было быть терпеливым. «Ненавижу тебя», – подумал Регарди и, взревев, бросился на бывшего друга с высоко поднятым над головой мечом.

Ему показалось, что Монтеро даже обрадовался атаке. Легко уклонившись, Даррен парировал удар, быстро присел и стремительно нанес ответный удар по ногам. Он двигался спокойно, словно они вновь оказались на тренировке в школе и отрабатывали защиту от верхней атаки под чутким руководством учителя Бекомба, капитана императорской армии в отставке, потерявшего правую руку в боях за Самонийские княжества. Впрочем, учитель фехтования хорошо дрался, как левой, так и новой искусственной рукой, которую использовал в качестве щита. Регарди мог только мечтать о том, чтобы управлять своим телом, как Бекомб.

Арлинг поспешно опустил меч для защиты, но сделал это слишком быстро. Даррен тут же сбил его в сторону и, продолжая движение, наклонил клинок Регарди к земле, мешая сделать второй удар. «Когда это ты научился драться так правильно», – подумал Арлинг и саданул Монтеро носком сапога по колену. Удар получился смазанным, но помог освободить меч от захвата и уйти от нижней атаки Даррена.

После обмена первыми ударами что-то изменилось. Напряжение, не покидавшее обоих противников, вдруг исчезло, сомнения развеялись. Исходом драки могла стать только смерть одного из них.

Даррен был спокоен, атаковал с постоянным напором от начала и до конца, нанося удар за ударом. Он не сомневался в своей правоте и победе. Внутри Регарди взрывались вулканы ярости, которая выплескивалась наружу, осыпая Монтеро лавиной ударов, ни один из которых не достигал цели. Арлингу хотелось разрубить врага одним ударом – от плеча до пояса, а вместо этого ему самому приходилось изворачиваться и уклоняться, чтобы не стать мишенью.

Они успели сломать диванный столик, порезать обшивку дорогой антикварной мебели, сбить со стен несколько светильников и разбить окно. Под ногами хрустели осколки ваз и цветочных горшков, в которых умирали те лилии, которым еще не успели снести головы. Ни один из них не был ранен, не считая пореза на груди Даррена. Желание крови врага было настолько сильным, что Арлинг уже не сдерживал крик, рвущийся из груди. Сначала он еще слышал, как в дверь неистово ломился Холгер, но вскоре все звуки исчезли, кроме звона клинков, его собственных криков и дыхания Даррена, которое даже не сбилось.

Глаза Монтеро горели холодным огнем, в котором было трудно что-то разглядеть. Он молниеносно переходил с уровня на уровень, не давая Арлингу ни передышки, ни шанса для контратаки. Регарди отступал, прогибался под свистящим лезвием, отскакивал и падал на колени, изумленный яростным натиском Даррена. Монтеро рубил мечом, сохраняя нечеловеческое спокойствие, и Арлингу казалось, что в бывшего друга вселились все демоны ада.

Даррен все-таки оттеснил его в угол, зажав между панно и декоративным столиком с книгами. Книги тут же полетели в Монтеро, а столик – в стеклянную дверь балкона, которая с хрустом лопнула, осыпав дерущихся дождем из осколков.

Арлинг с облегчением вывалился на террасу, ловя ртом свежий воздух. Он не был ранен, но все тело болело так, словно его избили палками. Давали о себе знать месяцы отсутствия тренировок и увлечение «Зеленой Феей». Регарди начинал уставать. Бог уходил, возвращая ему привычное состояние духа – безразличие и презрение к миру. «Если Монтеро опустит меч первым, я не буду настаивать на продолжении», – пронеслось у него в голове, но Даррен и не думал прекращать бой.

А вокруг расцветало утро. Солнце поднималось выше, и крутые хребты Йоланга то розовели, обласканные теплыми лучами светила, то становились темно-лиловыми, когда на землю падала тень от набежавшей тучи. Небо было рваным, словно знамена поверженного врага. Под стать ему было настроение Арлинга. Он то собирался кричать о пощаде и прощении, то вдруг оглашал воздух неистовой бранью и словами проклятия в адрес Монтеро.

Дым костра, донесшийся от сторожевого поста в горах, неожиданно придал ему силы и очистил голову от ненужных мыслей. Если бы Даррен не привез Фадуну к себе домой, ничего бы не случилось. Цепь неизбежных событий началась с него. Только смерть Монтеро может искупить кровь Магды.

Собравшись, Регарди сделал обманное движение мечом и в исступлении бросился на Даррена, атаковав его сверху вниз. Они сцепились клинками, но Арлинг скользящим движением отбросил меч Монтеро в сторону, собираясь провести новую атаку. На этот раз снизу.

И хотя он был готов к внезапным маневрам противника, следующий поступок Даррена застал его врасплох. Монтеро не стал парировать меч Регарди, а, воспользовавшись тем, что длина его клинка была короче, быстро подскочил к нему и нанес короткий, но мощный удар в лицо рукоятью эфеса. Боли не было, но вкус крови на разбитых губах заставил Арлинга сбиться с ритма и потерять равновесие. Этого Даррену хватило. Выставив вперед плечо, Монтеро сильно толкнул его, и, не дав передышки, принялся наносить удар за ударом, хладнокровно выбивая плечом воздух из груди Арлинга. Регарди беспомощно отступал назад, пытаясь вдохнуть, но Даррен хорошо владел ситуацией и стремительно наступал, не оставляя ни малейшего шанса для контратаки или сопротивления. Взгляд у Монтеро был страшный. Словно, он давно все решил для себя, похоронив Арлинга в той же могиле на холме, где лежала Магда.

Регарди предпринял отчаянную попытку вырваться, но вместо того, чтобы устроить подножку Даррену, споткнулся сам, и, не удержавшись на ногах, полетел на землю, в последний момент заметив, что падает на кашпо с лилиями. Окованное металлом ребро цветочного горшка врезалось в него неотвратимо и молниеносно. Бледно-голубая лилия печально кивнула Арлингу на прощанье, и это было последнее, что он видел в своей жизни. Голова взорвалась ослепительной вспышкой, и наступила вечная ночь.

Однажды на уроке фехтования учитель Бекомб посадил их в круг и сказал:

«Всегда идите вперед, зная, что правильное правильно, а ошибочное ошибочно. Болезни и несчастья – наставники в терпимости, не стоит питать к ним отвращения. Враги и беды – средства, помогающие человеку вырасти, не стоит питать к ним отвращения. Опасности – это учителя, ведущие к истине. Не стоит питать к ним отвращения. По мере того, как будут проходить месяцы и годы, вам покажется, что свет постепенно зажигается во тьме».

В тот день для Арлинга Регарди в кромешной тьме его жизни зажегся факел.

Похожие статьи:

Рассказы → Последний полет ворона

Рассказы → Портрет (Часть 2)

Рассказы → Обычное дело

Рассказы → Потухший костер

Рассказы → Портрет (Часть 1)