Водопад (легенда)

Трудна дорога от побережья к столице.

Неустанны заботы наместника о безопасности пути. Отряды отважных воинов дважды в год охотятся в лесах на разбойников, что сбиваются в стаи, подобно диким зверям. Крестьяне, нанятые за достойную плату - рисом и одеждами, - вовремя заменяют прогнившие доски настила новыми; убирают упавшие деревья, обломанные ветки, обрубают разросшиеся кусты. Иногда беднякам приходится подниматься ближе к перевалу, туда, где дорога превращается в узкую, словно муравьиный ход, тропинку. Работы здесь всегда хватает: укрепить плетеными заборами осыпающиеся склоны; перебросить легкие прочные бамбуковые мостики через трещины в скалах, скинуть в пропасть или, старательно подкопав со всех сторон, свалить в яму, которую затем снова засыпать и накрыть настилом, - рухнувшие каменные глыбы.

Там, близ вершины скалы, был выстроен дом, где уставшие путники могли расположиться на отдых. А с северной галереи открывался вид на гору и водопад. Он начинал путь свой крошечным ручейком в вечных снегах, искрясь и сверкая, пробегал через каменные пустоши и темно-зеленые леса, напитывался водами горного озера и двух маленьких речушек, и, став сильным и могучим, с ужасающим грохотом, подобным крикам демонов они, падал в бездонную пропасть.

Осенью в прозрачных струях танцевали алые и золотые листья горных кленов. Зимой в свете полной луны переливались серебром летящие над водой снежинки. Весной, в сезон бай-у, тяжелые тучи, изорвав свои серые платья о вершину гор, осыпали жемчужными каплями, окутывали белым плотным туманом и склон горы, и темную пропасть. Летом над водой кружились разноцветные бабочки, а уставшие от ветров сосны роняли легкие иглы в белую пену.

Никогда не умолкал водопад, никогда не замерзали его прозрачные воды. Он был вечен, как вечны камни и земля, горы, небо и звезды.

Случилось так, что однажды горной дорогой возвращался в столицу некий министр, бывший в опале и снова призванный на службу молодым императором. Велика была свита вельможи. Были в ней не только преданные слуги, разделившие с господином годы изгнания, но и приехавшие по своей воле старые друзья и сыновья министра, и присланные повелителем воины и придворные. Помнил нынешний император, как жестоко его предшественник поступил с верным приближенным, - потому и оказал опальному министру все возможные почести.

Далека дорога до столицы. Только к ночи путники добрались до перевала и остановились на ночлег возле водопада.

Почтенный вельможа и его сыновья разместились в доме, а для господ свиты слуги раскинули шатры.

Уснули воины и придворные, погонщики быков и сыновья бывшего министра.

Тысячеликая Каннон взглянула с небес на землю и укрыла черным, расшитым серебряными узорами покрывалом вершину горы, всхрапывающих быков и утомленных слуг, повозки с бамбуковыми крышами и грустящие на краю обрыва сосны.

Тихо стало под звездами. Только пели в ночи свою песню цикады, и в песню эту вплетались нежной мелодией перешептывания струй водопада, казалось, тоже уснувшего.

Лишь бывшего министра мучила бессонница. Накинул он носи, вышел на северную галерею и увидел, как сверкает под луной белая пена, как переливается под звездами вода, - и вошли в душу вельможи мир и покой, неведомые раньше.

Всю ночь просидел знатный господин на галерее, вслушиваясь в неумолчное пение водопада, в стрекотание цикад, в шелест листьев под легким ветерком. А когда наступил рассвет и проснулись господа свиты и слуги, призвал вельможа своего старшего сына и сообщил о своем решении принять постриг и навсегда остаться здесь – вдали от столицы, наедине с высокими горами, сверкающим водопадом, дикими зверями, солнцем и луной.

Немало удивлен и огорчен был молодой император таким решением, но знал, что зов Будды сильнее зова земных владык. Потому и написал вельможе ласковое письмо, полное выражений сыновней почтительности, и отправил Вступившему на Путь всю необходимую утварь и много изысканных мелочей: шкатулок для хранения свитков, искусно выточенных четок, чистой бумаги для переписывания сутр, посуды для повседневных и праздничных трапез. Даже о метелочках для смахивания пыли со статуй будд и бодхисатв и бамбуковых ковриках для молитв подумал император – столь велика была его милость к ушедшему от мира.

О строительстве скромной кельи и обустройстве маленького сада позаботились сыновья бывшего министра. Они же отвезли отцу сшитые из одноцветной ткани монашеские одежды.

***

Прошло несколько лет, и почтенный Содзу, - так теперь именовали бывшего министра, - стал известен по всей стране. Говорили, что только он – прославленный скромностью и чистотой жизни, - способен изгнать самых сильных духов и демонов, только его молитвы возвращают здоровье безнадежно больным и крепость душевную тем, кто пережил страшное горе. Говорили, что даже оборотни-кицунэ и демоны они покорно склоняются перед высокочтимым, а дикие звери приходят ночами послушать сложенные им песни под аккомпанемент цитры или бивы.

Миром и покоем полнились дни, недели, месяцы, но однажды посланный с письмом и дарами слуга вернулся в столицу опечаленным. Слезы катились по его щекам, когда рассказывал он, что опустела скромная хижина, и никто не следит больше за маленьким садом – заросли травой дорожки, обрушилась плетеная ограда. Лишь летучие мыши и дикие лисы бродят по двору, да холодный ветер гуляет по галерее и комнатам, усыпанным опавшими листьями.

Встревожились сыновья бывшего министра и отправились в путь – узнать, что случилось с отцом.

На горном перевале, куда добрались они к ночи, встретили их лишь шум ветра, голоса невидимых во тьме зверей, подобные плачу заблудившегося ребенка, и неумолчное рокотание водопада.

Внутри скромного дома все было так же, как при жизни почтенного Содзу. Статуи будд и бодхисатв были покрыты таким толстым слоем пыли, словно со дня исчезновения монаха прошли не недели, а годы. Лишь резной столик для письма, тушечница и разбросанные вокруг листы бумаги были чисты.

Старший сын вельможи приказал зажечь огонь в жаровне и, собрав с пола листы, принялся за чтение. Мужские и женские знаки, танка и хокку, разрозненные заметки дзуйхицу, зарисовки черной тушью и красками…

Верно, кто-то возле водопада

Обрывает нити ожерелий,

Сыплется все время белый жемчуг

На края цветные

Рукавов атласных...

«Прозрачный водопад»…

Упала в светлую волну

Сосновая игла.

Как видно, ветер дует неумело:

Сверкая белизною, облака

Не уплывают вдаль...

Ах, это горная вода, мчась с крутизны,

Сверкает белой пеной!

Спутники вихря,

Верно, с горной вершины

Сыплются листья?

Окрашены в пестрый узор

Водопада белые нити.

Молодая листва –

Отовсюду слышится

Водопада шум.

С шелестом облетели

Горных роз лепестки...

Дальний шум водопада.

И на каждом листе, расписанном тростниковым письмом, сквозь изящную скоропись проступали строгие контуры далекой горы, нежные цветы глициний, купающиеся в белой пене, алые листья в волнах, летящие снежные хлопья над падающей в пропасть водой…

Нет, не молитвы и не просьбы к богам это были, но песни и славословия водопаду – тому, что рокотал за тонкой стеной хижины, не умолкая ни днем, ни ночью.

И тогда понял сын почтенного Содзу, что отец стремился не к постижению божественных истин, не к достижению небытия и несуществования. Старый монах мечтал о слиянии с тем, кого почитал как вечное, непреходящее, безначальное бытие. И достиг желаемого, бросившись в бурные волны. И отныне он был вечен, как вечны камни и земля, горы, небо и звезды, вода и солнце. Как вечен этот мир и водопад, что рожден из маленького ручейка где-то высоко-высоко, в вечных снегах.

Похожие статьи:

Рассказы → Идеальное оружие

Рассказы → Вердикт

Рассказы → Белочка в моей голове

Рассказы → Эксперимент не состоится?

Рассказы → Черный свет софитов-7