Да хранит тебя Господь, сестра моя! Да будешь ты здрава и благополучна еще долгие годы, и да не омрачат горести ни твоего будущего, ни будущего твоего сына и моего племянника и наследника. Молю Бога, чтобы царствование его было благополучнее и счастливее, чем мое недолгое правление.
Пусть Балдуин Пятый станет правителем благословенным, а не проклятым, как Балдуин Четвертый. Ибо проклят я был еще в материнском чреве; зачат от греховной любви близких сородичей и явился на свет с печатью отверженного на челе. Рад я, что только мне суждено было расплачиваться телом и душой за свершенное нашими родителями – Амальриком и Агнессой; рад, что не коснулась тебя, сестра моя, беда своими черными крылами.
Печальным было наше детство – лишенное материнской любви и заботы. Но ты, сестра моя, всегда заменяла мне матушку, что пребывала в отдалении от королевского двора; ты утешала меня в детских печалях и тревогах; ты помогала постигать науки, что изучал я под водительством многознающего Гийома Тирского. И ты была единственной, кто не отвернулся от меня, узнав о страшной болезни, овладевшей телом моим и погрузившей в бездну отчаяния душу мою.
Ибо как может править королевством обреченный погибели? Как может властительствовать обрученный страшнейшей из невест – Смерти? Не пристойнее было бы мне уйти от мира, вступить в ряды братьев Святого Лазаря и вместе с ними охранять границы королевства нашего от сарацин? Но даже такой малой радости – умереть рядом с соратниками в бою – лишен тот, кто с рождения своего приуготавливался к тяжким трудам правителя.
Рано познал я боль одиночества, с которой суждено было мне прожить всю мою краткую жизнь, и которая превыше, чем боль телесная. Каждый день, превозмогая слабость, вершил я дела государственные, заседал в совете рыцарей, пока мог – садился на коня, чтобы возглавить еще одну, новую битву, ибо никогда не прекращались войны в королевстве нашем. И каждый день сопровождала меня вернейшая из верных – невеста моя, заменившая мне земных женщин, ни одну из которых так и не суждено было назвать мне своею.
Поведаю тебе: будь я здоров и полон сил, будь я побуждаем к браку верниками своими (а должен монарх оставить наследника на земле, дабы не возникла смута после смерти его), не смог бы я заключить перед Богом и людьми союз с другой женщиной, ибо только Единственная всегда владела сердцем моим.
Я умираю, сестра. И ныне могу сказать тебе то, что таил в глубине души все эти годы. Ты, Сибилла, – моя верная и вечная любовь. Только за тебя и сына твоего болит мое исстрадавшееся сердце. Знаю я, как греховно чувство мое, какой презрительный смех вызовет оно у супруга твоего (если проведает он об этом письме): жалкий прокаженный, издыхающий, как собака (пусть и на шелковых простынях, а не на соломе в темном хлеву), посмел питать любовь к прекраснейшей из женщин нашего королевства.
Рожденный под балдахином, украшенным знаками королевского достоинства, в окружении знатных дам и мудрейших лекарей, явился я на свет во грехе, и унаследовал греховные помышления от родителей наших. И ныне покидаю этот мир в роскоши, но в одиночестве: лишь верный слуга, пораженный той же болезнью, что свела меня в могилу, утирает пот с изуродованного лба моего и подносит чашу с водой к растрескавшимся губам моим.
Даже исповеднику, что час назад покинул королевскую спальню, не сказал я о самом страшном грехе своем. Ибо ни единого мига не раскаиваюсь в нем. И пусть ждет меня адское пламя и проклятие вечное, даже там – по ту сторону тьмы и огня, в когтях врага рода человеческого, - не отрекусь я от любви своей.
Не благословляю тебя, сестра, ибо не смеет благословлять проклятый! Пусть за меня благословят тебя Господь и Пресвятая наша Дева Мария.
***
Шепот короля был так тих, что слуге, записывавшему письмо, временами приходилось склоняться к самым губам повелителя, дабы расслышать сквозь хриплое дыхание слова, что обращал несчастный влюбленный к даме сердца.
Закончив диктовать письмо, умирающий откинулся на подушки и произнес:
- Поклянись, что после того, как я меня не станет, ты сожжешь это письмо.
- Что говоришь ты, господин мой?
- Сожги его! – повторил Балдуин, протягивая беспалую, изувеченную руку в сторону пылающего камина. – Не мог я промолчать в свой смертный час, должен был сказать о любви своей. Но не смею я обременять греховными помыслами спокойствие души моей прекрасной Сибиллы. Поклянись же мне именем Господа нашего, что никто и никогда не увидит и не прочтет записанных тобою строк.
- Клянусь.
- Спасибо тебе, друг, - прошептал проклятый король, закрывая глаза.
И уже не увидел он, как ангел накрыл его сияющим белоснежным крылом, чтобы облегчить последние мгновения агонии. Когда же отлетела от тела душа праведника, мнившего себя грешником, - ангел бережно заключил ее в объятия и вознес в горние дали, к месту вечного покоя и тихой радости, где, вне времени и тревог, будет дожидаться влюбленный рыцарь встречи со своей возлюбленной.
Похожие статьи:
Рассказы → Еще одна правда о Сен-Жермене
Рассказы → Они слышали это!
Рассказы → Маша фром Раша
Рассказы → "Л"
Рассказы → Она нас
пусть и википудию
)
