Мне привелось жить во времена скончания времен. Я – нет, даже не карлик, лилипут, гном, стоящий на плечах гигантов – моих предков, и позорящий и память их, и славу, и нашу достойную профессию.
Хорошо, что я не женат, и наша династия закончится вместе со мной. Опасаюсь, моему сыну пришлось бы еще труднее: ведь кто, как не отец, должен передать юноше секреты мастерства, обучить его правилам, принятым в нашем деле, чтобы не совершал он опрометчивых поступков. Меня батюшка научил всему, что нужно, преподал мне не только явное, но и тайное – неписанные законы, что передавались из уст в уста много веков. Увы, я не оправдал надежд своего отца, так что, наверное, оно и к лучшему, что сына у меня нет.
Моя жизнь спокойна и размеренна: работы немного и она нетрудна. Моим пращурам приходилось трудиться куда больше. Помню, когда я был ребенком, прадед (да охранят его духи за границей миров) рассказывал, как однажды ему пришлось казнить больше сотни мятежников, восставших против Императора. Некоторых четвертовали, иных привязывали к борзым коням, чтобы те, скакнувши в разные стороны, разорвали негодяев на части; других сначала надобно было пытать огнем и инструментами, и лишь после сжигать на кострах, дым от которых висел над городом долгие дни.
Деду моему тоже пришлось несладко. В бытность его городским палачом случилась война, на кою были призваны не только вассалы и вассалы вассалов, но и крестьяне, и торговцы, не знающие порядка и сбегавшие с поля боя. Дезертиров и предателей казнили, укладывая на ростки бамбука. После того случая дед и его сыновья были отмечены именным указом Императора и получили несколько мер золота за тяжкие труды.
Отец мой работал уже меньше: лишь однажды привелось ему отрубить головы целой шайке злодеев, бесчинствовавших в ближнем лесу.
Я же, вспоминая славные дела предков, чувствую себя бездельником. Нынешний Император (да продлятся годы его по милости богов) отменил все бывшие в употреблении казни, оставив только обезглавливание и повешение, да увеличил отряды стражников, патрулирующих проезжие дороги и улицы городов в ночное время. Стражникам дано строгое приказание убивать на месте любого, кого застанут за разбоем или грабежом, потому-то до моих рук доходят только мелкие воришки или прелюбодеи, коим назначается наказание в виде ударов кнутом или палкой.
Только дважды за всю мою жизнь довелось мне применить в работе полученные в юности умения. В первый раз это была детоубийца (нет в мире преступления страшнее!). Женщина эта жила в глухой деревушке, зарабатывала на жизнь, продавая свое тело (постыдная работа!), и, вероятно, утратила всякое представление о добре и зле, ибо, если в результате случайной связи рождалось дитя, она душила его сразу после появления на свет. Таким манером она избавилась от семи невинных младенцев (да охранят их духи за границей миров).
Когда я явился в темницу, чтобы, по обычаю, исполнить последнюю просьбу казнимой, увидел перед собой жалкое, истощенное существо, на которое вряд ли польстился бы достойный мужчина. Она не походила ни на гетеру, ни на прекрасную наложницу высокорожденного господина, но на грязную нищенку: нечесаные волосы, дряблая грудь, кожа в темных пятнах дурной болезни. Женщина попросила всего лишь сытный ужин, - мне было нетрудно удовлетворить ее желание.
Наутро я повесил детоубийцу, и тело ее оставалось на виселице целый год в назидание и устрашение другим непотребным женщинам, ежели бы вздумалось им свершить нечто подобное.
Второй раз я явил почтенным горожанам свое мастерство, когда был пойман и осужден негодный юноша, убивший престарелую бабушку из-за наследства. Он рыдал, валялся у меня в ногах, умолял позволить ему бежать, клялся, что станет монахом, - иными словами, делал всё, лишь бы сохранить свою презренную жизнь. Поняв же, что это ему не удастся, принялся упрашивать позволить ему прекратить свою жизнь самому, ибо знатному господину не пристало быть обезглавленным. В этом я не мог ему отказать и оставил в камере остро заточенную шпильку, которой убийца и проткнул себе горло. Я же на следующее утро, повинуясь приказу градоначальника, отрубил голову хладному трупу. Нет моей вины в том, что я не смог до конца выполнить последнюю просьбу казнимого, но многие дни и месяцы это мучило меня.
Но эти мучения – ничто перед тем, что пришлось мен вынести сегодня.
В нашу темницу привезли злую колдунью: она наводила порчу на скот, разлучала мужей с женами ради наложниц, призывала духов, чтобы прекратить жизни богатых стариков. Колдунья оказалась совсем молодую девушкой – столь прекрасной, что она показалась мне явившейся с неба богиней, а не смертной женщиной. Даже после жестоких пыток, в жалком рубище она была красивее всех, кого мне доводилось видеть.
Сердце мое дрогнуло, но я сдержался и спросил ее, как того требует обычай, о последнем желании.
- Прошу вас, господин, не лишайте меня невинности. Я ничего не сделала, оговорила себя под пытками. Знаю, меня ждет позорная смерть, но я хочу предстать перед духами и богами, сохранив чистоту, - сказала она.
Верно, колдунья пустила в ход свои чары, ибо я сразу поверил в ее слова. Я должен буду убить невиновную! Юную девушку, подобную не до конца распустившемуся цветку, ту, чья жизнь еще только началась.
- Правила нашего ремесла запрещают казнить девственниц! Я уважаю ваше желание, госпожа, но не могу преступить закон, - с трудом произнес я. – Попросите о чем-то другом, и я с радостью выполню ваше желание.
- Других просьб у меня нет, - тихо промолвила она.
- Тогда… Тогда… я отпускаю вас. Уходите, бегите так далеко как сможете.
Я распахнул дверь.
- Тело мое изломано пытками. Я не в силах подняться с ложа и жестоко страдаю от боли. Благодарю вас, добрый господин, но лучше мне умереть.
Не помня себя, я бросился вон из камеры, ибо не в силах был смотреть в ее сияющие, как звезды, глаза, слышать ее голос, подобный звукам небесной лютни.
Вернувшись домой, я, вопреки обычаю и правилам, выпил две чашки вина, но так и не смог успокоиться. Виновна колдунья или нет – не ведаю! Но я не смею нарушить правила, кои преподал мне отец в детстве. Не могу поднять руку на девственницу.
Будь у меня сын, я исполнил бы просьбу девицы, не преступая закона. Но у меня нет сына. Сейчас я этому рад.
Светает. Скоро я должен буду выйти на площадь и в третий раз показать свое мастерство почтенным горожанам. Я покажу. Но не на площади, а здесь, в доме.
И пусть мои достойные предки простят непутевого, последнего в их роде.
Похожие статьи:
Рассказы → Четыре зверя
Рассказы → Конь без всадника
Рассказы → Сказка о князе Петре и Февронии-знахарке
Рассказы → Любовь и смерть в Мавераннахре
Рассказы → Охота на ибиса
