Страшное кресло

в выпуске 2015/12/21

9 ноября 2015 - Титов Андрей

Печаль многомерна…
/«Береника» Эдгар По/

Память, как и печаль, многомерна. Даже ради спасения собственной жизни не смог бы я толково разъяснить, зачем и для чего позволил внести это кордаитовое кресло в свой дом и поставить его в гостиной напротив статуи мрачного Астарота, установленного там несколькими месяцами раньше. Произошло это событие, как нарочно, в ту недобрую пору, когда хвост кометы Галлея тесно переплетался с огненными кольцами Сатурна, а Эта Карины из далёкого созвездия Киля находилась в пике своей ослепительной яркости. Холодный блеск этой зловещей звезды был столь значителен, что даже невооружённым глазом можно было с лёгкостью отыскать её на панораме ночного небосвода.

После пережитого в голове царит беспросветный хаос. Лишённый всякой претензии на подобие какой бы то ни было упорядоченной организации, он хоть и оживлён слегка яркими красками отдельных сцен, но и те почти не проясняют общей картины произошедшего.
Помню относительно хорошо, что на этом решении настояла моя жена - большая поклонница изящных фигураций и тонкий знаток антиквариата. С той же приблизительной уверенностью могу констатировать, что первоначально кресло предполагалось установить в моей домашней библиотеке, но опять-таки, по настоянию жены, оно было перенесено в гостиную…

..Ухудшение здоровья моей жены, вскоре заявившее о себе в самой категоричной форме, я приписал поначалу воздействию небывалой силы урагана, разразившегося в те дни над нашими местами с внезапностью всякого природного катаклизма. Однако время шло, и становилось ясно, что загадочный недуг её вряд ли можно объяснить только перепадом атмосферного давления, сопровождавшим подобное буйство стихий. /Хотя и оно, по всей вероятности, сыграло свою отрицательную роль./ Эльза не раз жаловалась мне, что когда она засыпает, сидя в кресле, во сне её неотступно преследуют какие-то безликие кошмарные фантомы, не имеющие ни формы, ни названия, выходящие далеко за пределы человеческого осмысления.
Впрочем, высказывания эти были излишни - и без того было заметно, что во время сна с нею творится что-то неладное…

Эльза чахла день ото дня.
Инфернальная нить, протянувшаяся от кресла к сердцу моей дорогой супруги, с каждым днём становилась всё толще и прочнее. Кресло вцепилось в неё с жадностью кровососущего паразита - а я был бессилен как-либо помешать этому! Отвергая наотрез мои предложения пересесть на стул или же в другое кресло, Эльза оправдывалась тем, что именно здесь страшные боли, беспрестанно терзавшие её, немного затихают. И это, несомненно, являлось правдой! Каким-то непостижимым образом кресло сообщало её измученному организму минуты краткого, но столь необходимого покоя. Её загадочный недуг, симптомы которого поставили в тупик не одного маститого эскулапа, куда-то отступал, едва она усаживалась на кордаитовый трон.

Между тем атмосфера в доме продолжала накаляться.
Близость трагической развязки ощущалась во всём, вплоть до самых незначительных мелочей. Удушающий гнёт чего-то чужеродно-враждебного, несущего в основе своей разрушительное начало, жестоко и властно довлел над нами, пока, наконец, не разрешился самым роковым образом…
………………………………………

Октябрь был тогда на исходе. Суровые северные ветры, сорвавшись с почерневших небес, бушевали в пустынных долинах. Деревья, сбросив остатки листвы, замирали в тоскливом ожидании грядущих холодов. Ранние сумерки опускались на стылую землю, и печать глубокого уныния лежала на всём, что окружало нас.

В один из таких холодных, ненастных вечеров мы с Эльзой сидели в гостиной, разделённые длинным овальным столом, на который была наброшена тяжеловесная, янтарная парча, украшенная густой бахромой и пышными кистями, придававшими ей сходство с траурным покрывалом.
На столе, помимо нескольких слабо мерцавших светильников и колоды пасьянсных карт, стояла бутылка тёмного корсиканского коньяка, ставшего к тому времени, пожалуй, единственно потребляемым мною напитком, с помощью которого мне как-то удавалось поддерживать в себе угасавшие жизненные силы и призрачную бодрость духа.

   В те времена моя гостиная представляла собой большую залу, весьма просторную, но лишённую окон, заменой которым служили глубокие арочные ниши, заставленные   массивными вазонами с бархатными гиацинтами и магическими цветами осфодилуса.
В центре высокого сводчатого потолка, обшитого кессонами ливанского кедра, было прорезано пятиугольное окно, формой своей повторяющее пентакль Альдебарана. Единственный источник природного света в гостиной, оконный проём был решён в виде   мозаичного витража, выложенного из отшлифованных пластин нефрита, обсидиана и   слюды, каждая из которых имела свою заданную ширину и толщину. Собранные воедино пластины образовывали неповторимый по замыслу узор, прорисованный изгибами свинцового переплёта, позволявший создавать во время полнолуния небывалый оптический эффект!
   Лунный свет, проникая через такое нефрито- обсидиановое соцветие, разделялся на множество причудливо изгибающихся лучей, которые, переплетаясь между собой, завязывались совершенно немыслимыми узлами или же напротив - распадались веером на тончайшие пучки селенитовых волокон.

Нишу, находившуюся в западной части зала, вместо вазона с осфодилусами заполняла вышеупомянутая статуя Астарота, с редким искусством выточенная из глыбы кипрского порфира.
Здесь нелишне будет заметить, что Астарот этот был подарен мне на День рождения одним моим хорошим знакомым, историком по образованию, меценатом-археологом, большим специалистом в области демиургии.
Добытое при любительских раскопках где-то у подножия Везувия, в районе знаменитых развалин Казерты, порфировое изваяние являлось подарком в высшей степени оригинальным.
Правду сказать, поднесённый на юбилейные торжества Астарот отнюдь не способствовал созданию праздничного настроения. Он не ласкал взгляд ни своей приглядностью, ни соразмерностью форм, ни величавостью позы. В целом он был лишен даже той доли мрачного обаяния, каковым в подлинно художественном исполнении наделены многие обитатели ада. Но меня крайне позабавил тот факт, что он был в точности таким же, каким запомнился мне по иллюстрациям Бретона, «Демонологический словарь» которого я любил перелистывать в свои детские годы.

   Наверное, именно по той причине я проникся к Астароту какой-то нездоровой симпатией, отчасти смущавшей меня самого. Обзаведясь столь необычной    достопримечательностью, я поспешил создать ей соответствующий фон, для чего окружил подножие статуи тремя пузатыми каирскими курильницами из красной меди.
Воскуренные все три одновременно, египетские курильницы исторгали    из своего медного чрева ровные полотна густого, ароматического дыма. Поднимаясь к потолку стройными, волнистыми клубами, дым плавно скользил по ногам и   чреслам Астарота, благодаря чему порфировый демон, озарённый снизу жарким глянцем углей, произрастал, казалось, прямо из жерла преисподней.
В такие минуты застывшие члены его словно начинали дышать.
Они оживали, точнее, наполнялись иллюзорным подобием жизни, которым мог обмануться самый недоверчивый глаз. Зачастую процесс этот шёл по нарастающей и выливался в формы столь отвратительные и чудовищные, что мало кто, видя такое, мог долго   оставаться в роли беспристрастного наблюдателя.
По той, наверное, причине, даже во время наплыва гостей в моём доме, гостиная зала, как правило, всегда оставалась пустой…

В тот ненастный октябрьский вечер Эльза по обыкновению находилась в кордаитовом кресле.
Истомлено положив на подлокотники свои ослабевшие руки и слегка склонив голову набок, она дремала, закутавшись в свой любимый халат индийского муслина. Ей явно было нехорошо, но она не жаловалась, а сидела, погружённая в свои невесёлые думы, представлявшие для меня определённую загадку, ибо она давно уже перестала делиться ими со мной.
Глаза её были закрыты, и со стороны могло показаться, что она спит, но я знал, что это её состояние ничего не имеет общего с крепким, здоровым сном.

Временами, словно отгоняя непрошенное видение, она слегка встряхивала головой и опускала ладонь себе на лоб, зябко поводя при этом плечами. Тогда смежённые веки Эльзы чуть приоткрывались, и задумчивый взгляд её устремлялся в угол напротив, туда, где высилась порфировая статуя Астарота, окутанная дымными клубами горящих курильниц.

Весь этот неприятный и жутковатый процесс был знаком мне до мелочей.
Потягивая коньяк, я в молчании взирал на её исхудавшее лицо, на пепельные пряди волос, падавшие на иссиня-бледный лоб, на тонкие, полупрозрачные пальцы, бессильно обнимавшие массивные подлокотники - и не мог /уже в который раз!/ не отметить про себя, как необычно меняется её облик во время этого странного забытья…

Прежде всего изменения касались её лица. Черты начинали подозрительно грубеть и заостряться; вместе с обычной миловидностью куда-то пропадало благородство и строгая чистота линий. Однако больше всего меня поражала тень, отбрасываемая Эльзой на узоры персидского ковра, привезённого из Яффы…
Казалось, тень её претерпевает более существенные изменения, опережая эту жуткую метаморфозу в лице своей умирающей хозяйки. Огромные, угловатые, несуразные контуры образовавшейся на ковре тени смещали все привычные глазу пропорции и смотрелись как хаотичное нагромождение геометрических фрагментов, взятых наугад и перемешанных между собой с небрежностью карточной колоды.

На какой-то миг мне почудилось, будто она сделалась выше ростом. Фигура её как бы заметно укрупнилась и раздалась, хотя внешняя громоздкость никак не сказалась на лёгкости движения. Не открывая глаз, Эльза вдруг заворочалась в кресле, явно побуждаемая желанием подняться на ноги. Пальцы её, словно получив мощный внутренний посыл, напряглись, ожесточённо зацарапав лаковое покрытие подлокотников…

Дыхание остановилось в моей груди.
Всякий раз в таких случаях в Эльзе начинало проявляться и вылезать наружу то, что неоднократно вызывало у меня изумление, граничащее с паникой. Каждый раз я готовил себя к любым неожиданностям, но эти мистические вариации, как правило, заканчивались одним и тем же…

При первой же попытке подняться на ноги, она замерла с широко раскрытыми глазами, уставленными в одну точку, и, словно обретя дар тайного прозрения, издала мучительный, протяжный стон, отозвавшийся глухим отголоском под сводом ливанского кедра. Затем она простёрла перед собой свои исхудавшие руки так, будто пытаясь ухватить что-то неведомое, ускользающее от неё, после чего оступилась и в полном изнеможении рухнула на ковёр.

Её крик помог мне стряхнуть коньячное оцепенение.
Бросившись к ней и подхватив ослабевшую Эльзу на руки, я смог убедиться, что отмеченные мной укрупнившиеся формы её и высокий рост - есть ни что иное, как иллюзия, вызванная причудливой игрой лунных бликов.
Эльза была всё такая же миниатюрная и хрупкая: а долгая, затяжная болезнь сделала её совсем невесомой. Я отнёс жену, словно маленькую девочку, обратно в кресло и долго хлопотал рядом, приводя её в чувство. Не могу поручиться за последовательность своих действий, но меня хватило на то, чтобы аккуратно приготовить и заставить её принять все нужные лекарства, предписанные врачом.

Открыв глаза, Эльза долго не могла произнести ни звука; затем, когда взор её немного прояснился, слабо улыбнулась и, кивнув головой, прошептала что-то в своё оправдание.

Однако было ясно, что этим дело не ограничится. Авансы, выданные поздним вечером, уже говорили сами за себя - а ведь вся ночь была впереди.
Я остро нуждался в чьей-либо поддержке, и никогда ещё моё состояние не казалось мне столь беспомощным и жалким, как сейчас.
Забывшись, я хотел позвать кого-нибудь из слуг, но вовремя вспомнил, что во всём особняке не осталось ни единой живой души за исключением нас с Эльзой. Правда, был ещё старый Антиох, верный, бесконечно преданный мне слуга, но последнее время он избегал находиться в доме, не без оснований ссылаясь на непереносимую тяжесть воцарившейся здесь атмосферы. Спать Антиох предпочитал в маленькой садовой сторожке, расположенной в глубине парка, и чтобы позвать его, требовалось выйти из дома, чего мне делать не хотелось.

Стараясь черпать уверенность в себе самом, я вернулся на прежнее место, дав себе слово быть всё время начеку и не спать. Свечи на столе догорали и гасли. Глаза Эльзы вновь начали закрываться. Вскоре голова её откинулась назад, и она опять погрузилась в ставшим для неё привычным состояние болезненного сна…

Буря за окном не утихала. Кровельное железо на крыше громыхало раскатами орудийных залпов. Завывания ветра в дымоходе обрели силу и выразительность органного звучания. Казалось, кто-то огромный и незримый, громогласно заявляя о своём приближении, имеет намерение вторгнуться в дом, но, в силу необъяснимых обстоятельств, пока не может осуществить свой замысел…

В какой-то момент коньячный дурман, бездумно подкреплённый ещё несколькими рюмками, вновь сломил мою волю и упорство. Не в силах противостоять отупляющему воздействию алкоголя, я незаметно уснул, сидя за столом, а когда проснулся, то скорее почувствовал, чем увидел, что в комнате действительно произошло нечто значительное, не поддающееся объяснению.

Эльза по-прежнему находилась в кресле, но изменения, коснувшиеся её за время моего сна, оказались столь существенны, что первое мгновение меня взяла оторопь: а уж она ли это?

В сгустившихся сумерках контуры её фигуры приняли совсем уже неестественные, причудливые, почти гротескные очертания.
Задержавшись взглядом на руках Эльзы, я не мог не поразиться тому, как кисти её вдруг выросли, укрупнились и будто обросли отвратительными шишковидными узлами, наподобие подагрических. Словно заворожённый, наблюдал я за тем, как от пальцев, лежавших на подлокотниках, ползут вниз длинные, извилистые тени. Они были настолько ядовито черны, что хорошо выделялись даже в темноте. Эти тени не могли принадлежать её изящным, маленьким пальцам. Их словно отбрасывала не она, а кто-то другой, стоявший или сидевший рядом с ней.
Но кто этот другой? И почему рядом с ней?!..

Покровы мрака, наброшенные один на другой, сводили на нет мыслительный процесс, затуманивая ясность сознания!!..

Я попытался подняться с места, но не смог этого сделать. Мне казалось, что Эльза смотрит на меня с закрытыми глазами Её взгляд - холодный и пронзительный - устремлённый из-под опущенных ресниц, парализовывал и обезличивал, пригвождая намертво к стулу. Я не мог даже шевельнуться!
Всё теперь в облике Эльзы внушало мне страх и отвращение.
Всё казалось отталкивающе чуждым, словно пришедшим из иного мира, незнакомого, холодного и враждебного. Я смотрел на неё во все глаза, но не мог найти ничего утешительного, что могло бы указать на неверность моих наблюдений…

Что-то заставило меня в тот момент повернуться туда, где должен был стоять Астарот - и мои глаза от изумления едва не выкатились из орбит…

Постамент был пуст!!
Дыму в курильницах немного поубавилось и завеса разрядилась, благодаря чему густо задымлённый прежде угол приоткрылся для обозрения…
Нет! Вопреки рассудку и всем здравым измышлениям, глаза меня не обманывали - порфирового изваяния на своём месте больше не было!
Мой подарок, бесценный антиквариат, добытый в развалинах Казерты, бесследно исчез, словно успел за это время раствориться в воскуренных дымных столбах!..

Потрясение моё было безмерно!!..

Я вновь обернулся было к Эльзе… но, вскрикнув от неожиданности, тут же отпрянул в сторону.
Ледяной холод смертельного ужаса заструился по моим жилам!..

Существо, находившееся буквально в трёх шагах от меня, уже нельзя было назвать Эльзой! С моей милой женой его роднило лишь то, что оно было одето в халат из индийского муслина и имело на голове своей тот же шёлковый чепец с розовыми ленточками.

Она стояла, залитая льющимися сверху лунными потоками, чья мертвенная белизна, усиленная многократным преломлением в нефрито-обсидиановом витраже, давала возможность рассмотреть её всю…
Мрак не имел уже над ней прежней силы!
Теперь она сама являлась ожившим сгустком мрака, квинтэссенцией того, что зовётся обратной стороной тьмы, изнанкой ночи…

Глаза Эльзы метали россыпи чёрных искр; в воронкообразном рту, будто змея, посаженная в банку, ворочался раздвоенный язык цвета золы. И словно кипящая сера, срывались с её уст хриплые, отрывистые звуки, аналогов которым не подобрать ни в одном наречии мира, но которые, будучи слепленные воедино, звучали суровым приговором всем канонам человеческой речи!..

- Силы небесные!! Возможно ли такое?!.. - завопил я, отшатываясь от страшного существа в муслиновом халате, изрыгающего на мою голову потоки ужасающих заклятий. - Сиюминутное перерождение живой материи - с этим ещё можно смириться! Но под силу ли князю тьмы овладеть тем, что находится в ведении ангелов божьих и подчинено лишь стражам светлого начала: волей и сознанием?! Нет, не Эльза стоит передо мной! Не Эльза!! Сам Астарот - грозный повелитель духов бездны - поднялся вместо неё из кордаитового кресла!!..

Да, ошибиться тут было невозможно!
Передо мной был сам Астарот! Князь тьмы - подлинный враг рода людского, наделённый высшими полномочиями преисподней!..
Его безобразный фантом, облёкшийся панцирем живой плоти, могущественный и злобно-торжествующий, стоял посреди моей гостиной, готовый обратить во прах любого, кто посмеет усомниться в реальности его существования!!.. …………………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………………..

-..Ну, вот, дорогой мой, теперь вам, наверное, нет необходимости пояснять, почему прошло немало времени, прежде чем я рискнул вновь воспользоваться   креслом как необходимым элементом домашнего быта, - сказав так, доктор Койпер утвердительно склонил красиво седеющую голову и ласково похлопал ладонями по подлокотникам своего необъятного, просторного седалища, покрытого чехлом фламандского гобелена. Отхлебнув глоток кофе из миниатюрной чашечки, стоявшей рядом на мраморном столике, доктор, не торопясь, продолжил: - Что было потом?!.. О-о, дальнейшее вспоминается в каком-то багровом, огненном тумане. Потом в моих покоях внезапно вспыхнул пожар. Пламя, охватившее всё вокруг, оказалось столь яростным и всепожирающим, словно вырвалось наружу из топок преисподней. Причину возгорания я склонен усматривать в опрокинутой курильнице, которую    случайно зацепил ногой, когда, обезумев от страха, носился по комнате в поисках выхода…
Горящие угли веером рассыпались по персидскому ковру - и результат не замедлил сказаться! С ковра пламя перекинулось на драпировку, через   пару секунд добралось до гардин - и вскоре весь дом пылал, как факел…
Если б не верный Антиох, я наверняка сварился бы в этом огненном котле, ибо самостоятельно покинуть помещение был просто не в состоянии.
Старый слуга, разбуженный треском бушующего пламени и моими воплями, подоспел как раз вовремя. Он, не раздумывая, бросился в самое пекло и на своих старых, хотя и   далеко не хилых плечах вынес меня из горящего здания буквально за секунду до того, как обрушились перекрытия…

Так, благодаря счастливому стечению обстоятельств, я остался жив, но акт состоявшегося милосердия свыше имел отношение только ко мне.   Этот заключительный огненный апофеоз одновременно предстал в двух ипостасях: избавления и наказания! Ужасное существо, впитавшее в себя тень моей несчастной жены, выбраться из огня не успело. Оно погибло под обломками, и лишь гигантский столб чёрного дыма, грозно взметнувшийся к звёздам, имевший смутные очертания человеческого тела, явился весьма отдалённым напоминанием   о несостоявшейся встрече с неведомым.

И как ни было мне жаль мою бедную Эльзу, всё же я не мог не признать, что перерождение, произошедшее с ней, было необратимо, и что слуга тьмы, овладевший её душой и плотью, вынашивал ужасные планы,   которым вряд ли   мог помешать кто-либо из смертных! Да!
А потому, наблюдая за тем, как догорают останки моего некогда роскошного особняка, я, подавляя в себе горестный ропот, укреплялся во мнении, что в новом своём несчастии обрету и новое благо, поскольку вместе с домом должно было погибнуть и тяготевшее над ним проклятье…

Ну, а теперь настало, наконец, время расставить точки над «и» во всём, что касается кресла из чёрного кордаита.

В трудах Коллена де Планси, известного демонолога, посвятившего всю свою жизнь изучению чёрной магии, содержится детальное описание некоторых языческих   ритуалов, зародившихся ещё в доисторические времена, но которые по сей день практикуются на закрытых сатанинских сборищах. Чего, например, стоит такое вот любопытное описание, сделанное на основе его личного наблюдения… - достав из кармана своего необъятного халата маленькую записную книжицу, в которую принято вносить заметки, представлявшие    особую ценность, доктор раскрыл её на заложенной странице, но, прежде чем озвучить отмеченное, пояснил: Благодаря своей настойчивости и бесстрашию, де Планси однажды удалось стать свидетелем того, как на некоем тайном собрании, освящённом служением чёрной мессы, поклонники Сатаны сумели вызвать из ада образ одного из ангелов тьмы.
Свои наблюдения он изложил очень подробно, дав детальное описание всех номеров происходящей церемонии, многие из которых невозможно читать без содрогания. Но для нас наибольший интерес представляет вот что…
После всех соответствующих песнопений, декламаций и жертвоприношений   образ вызываемого демона действительно появлялся в кругу своих почитателей. Видели его неизменно возникающим в… кресле, специально установленном на высоком подиуме в центре церемониального зала. Из чего было изготовлено это ритуальное кресло, как вы думаете? Да-да, именно из него, из чёрного кордаита. Почему так?... И что это за кордаит такой?
Ответ на этот вопрос можно найти в трудах учёных, занимавшихся изучением палео-флоры, что царила на земле за десятки миллионов лет до появления на ней человека. Один из редчайших древесных реликтов, дошедший практически без изменений до наших дней от каменноугольного периода, поднявшийся из глубин влажного пермокарбона. Отдельные    экземпляры кордаита сейчас ещё можно встретить в труднодоступных горных районах Северной Африки наряду с мавританским тисом и голубой пихтой. Согласно апокрифической легенде, в   тени кордаитовой кроны отдыхал некогда сам Левиафан/!/    Наверное, именно по той причине, дерево сохранило за собой особые магические свойства, которыми на протяжении истории человечества   не раз пытались воспользоваться те, кто желал наладить контакт с незримым царством духов.

Я более чем уверен, что кордаитовое кресло, оказавшееся в нашем доме, имело именно такую жуткую предысторию, отмеченную неоднократным участием в сатанинских сборищах. Немудрено, что, пропитанное насквозь испарениями чёрных месс, кресло содержало в себе немало возможностей для воплощения бога дьяволов, тем более, что порфировое изваяние Астарота возвышалось как раз напротив него.

-..Ну, вот, собственно, и всё, дорогой мой, - здесь доктор Койпер вздохнул с нескрываемым облегчением и первый раз за весь вечер позволил себе улыбнуться. Улыбка оказалась по-детски трогательной и подкупающе добродушной. - Надеюсь, теперь ваше любопытство удовлетворено?! Если хотите, могу добавить ещё кое-что. С тех пор как вместе с домом сгорело это сатанинское кресло, все страхи, тревоги и волнения, неизменно отравлявшие мне жизнь, куда-то исчезли. Я словно заново родился. Свежесть и полнота мироощущения возвратились ко мне во всей своей неповторимой прелести. Всё прошлое, омрачённое тяжестью кордаитового гнёта, я перечеркнул крест-накрест, начав жизнь, что называется, с нуля. Вне всяких сомнений, на этот раз я оказался на верном пути, ибо удача сопутствовала мне буквально во всём. Я вторично женился, открыв в святом акте бракосочетания новые для себя источники радости. Вы же знаете, мой прежний брак не был счастлив детьми, но теперь в этом плане наметились явные перемены к лучшему. Зная, что вас непременно порадуют мои успехи, дружище, хочу сообщить, что в скором времени у меня ожидается счастливое прибавление семейства…

- Да, но как же всё-таки…

- Вы наверняка хотите спросить, что сталось с тем пепелищем, в которое обратился старый мой дом, - предупредительно прервал меня доктор, с лица которого не сходила тёплая, добродушная улыбка. - Ничего, ровным счётом. Можно считать, что я вычеркнул его из своей жизни. Дождавшись, когда от особняка останутся одни угольки, я покинул это проклятое место, дав себе слово не возвращаться туда никогда. С тех минуло около трёх лет. Всё это время я, разумеется, не сидел, сложа руки. Проводя дни и ночи в неустанных трудах, не давая себе ни минуты передышки, мне удалось, наконец, скопить достаточную сумму для приобретения нового жилища, где я намеревался свить уютное гнездо для своей будущей семьи. С полной уверенностью могу сказать, что затея эта удалась! Мой новый дом не уступает предыдущему ни в блеске внешнего декора, ни в комфортабельности интерьерных ансамблей. Что, конечно, ещё больше укрепило меня на жизненных рубежах, уже достигнутых мною…
И в заключение, чтобы подвести итоговую черту, хочу прочитать вам письмо от своего нового управляющего /да-да, чтобы окончательно порвать с прошлым, я поменял управляющего и нанял новый штат прислуги/…, - говоря так, доктор достал из кармана запечатанный конверт и, вскрывая его, пояснил, что хочет ознакомить меня с отчётом об успешном проведении садово-хозяйственных работ в его новом парке.

Мне до сих пор непонятно, для чего и зачем доктор взялся зачитывать вслух это письмо, не содержащее в себе ничего примечательного, кроме перечисления работ, связанных с новыми посадками в парке и рытьём дренажного канала возле зелёных насаждений. Наверное, ему доставляло искреннее удовольствие знакомить меня со своим «укреплением на достигнутых жизненных рубежах». Своевременно раскусив эту безобидную слабость старого друга, я решил не заострять на ней внимания и отнестись ко всему дружески снисходительно.

Отчёт занял несколько страниц, исписанных мелким почерком, прослушивание которых утомило меня изрядно.
Среди прочего проскочило вдруг такое занимательное сообщение.
Управляющий писал, что, узнав случайно о некоторых достаточно редких видах растений, произраставших в парке, окружавшем некогда сгоревший дом, он послал туда слуг с тем, чтобы те отыскали какие-либо из уцелевших образцов, годных для предполагаемой пересадки…

На этом месте доктор остановился.
Выдохнув весь набранный в грудь воздух, он сделал глубокую паузу и посмотрел на меня растерянно и как-то выжидающе.
Затем, повертев в руках письмо, слабо улыбнулся и, пожав плечами, с наигранной непринуждённостью пробормотал: «Позвольте, что-то я не совсем… Какая чепуха... О чём он?.. Зачем ему понадобились эти образцы? »

Я молчал, не зная, что сказать. Свою растерянность я попытался прикрыть наивным недоумением, сделав вид, будто не понял вопроса.
/Про себя я подумал, что со стороны управляющего весьма бестактно напоминать своему хозяину о том, о чём тому хотелось поскорее забыть, но тут же вспомнил, что управляющий этот недавно приступил к своим обязанностям и наверняка ещё не успел войти во все тонкости нового быта/.

Взяв себя в руки, доктор продолжил чтение, /конечно, уже без прежнего энтузиазма/, однако чем дальше, тем больше слабел и прерывался его голос.

«…Ещё считаю нужным сообщить, - писал управляющий, даже не подозревая, какую бурю эмоций вызывают эти строки в душе его патрона, - что помимо нескольких сохранившихся образцов редких растений, представлявших из себя немалую ценность, слугам посчастливилось найти одну прелюбопытную вещь на самом пепелище. Старинное, готическое кресло очень искусной работы, относительно пощажённое огнём, было извлечено ими из-под груды обгорелых досок…»

Койпер не смог дочитать письмо до конца.
Удушье, стеснившее его грудь, заставило доктора зайтись глубоким, надрывным кашлем.
Письмо управляющего выпало из разжавшихся пальцев и подбитой птицей скользнуло к моим ногам.

- Мне нехорошо, друг мой, очень нехорошо… - обессиленно простонал Койпер, откидываясь назад и закатывая глаза к потолку. - Воды, прошу вас… Хотя бы глоток…

Его нервозное состояние передалось мне незамедлительно.
Я передал доктору стакан воды, расплескав при этом, наверное, больше половины на ковёр, и едва не через силу заставил себя поднять с полу письмо.
Отчёт пришлось дочитывать мне, однако и моя речь не отличалась ровностью. Поминутно приходилось делать остановки, чтобы сглотнуть слюну, ибо в горле у меня то и дело пересыхало.

Управляющий продолжал нахваливать расторопность и сообразительность слуг, сумевших выудить из-под груды пепла такую хорошую и ценную вещь. Чувствовалось, что сам он очень доволен нежданной находкой.

«…Вы наверняка будете удивлены до крайности, но кресло, действительно почти не пострадало от огня. Разве только выгорела его обшивка. Однако искуснейшая резьба, нанесённая на подлокотники и ножки, каким-то чудом сохранилась. Зная, с каким интересом относитесь вы к хорошим старинным вещам, я распорядился привести кресло в порядок. Его очистили от сажи, заново покрыли лаком, обшивку, конечно, я велел сменить. Теперь оно перетянуто бархатом, в расцветке которого преобладают тона осеннего увядания - надеюсь, вам придётся по вкусу. В канун Рождества, доктор, я решил сделать вам и вашему семейству своеобразный подарок. /На этих строках меня самого передёрнуло так, словно я ненароком сунулся мокрыми пальцами в розетку/… По моему приказу слуги доставили это кресло инкогнито в новый дом и установили в ваших апартаментах. Если не ошибаюсь, оно накрыто чехлом из фламандского гобелена…»

Дикий, нечеловеческий рёв прервал моё чтение.
Вздрогнув, я оторвал глаза от письма и… обомлел.

Передо мной в кресле тряслась и трепыхалась какая-то безобразная туша с расплывающимся землисто-жёлтым овалом вместо лица и клочьями пены на вывернутых губах - всё, что оставалось от некогда почтенного и респектабельного доктора Койпера.
Остекленевшие глаза его потерянно блуждали по сторонам, источая совершенное безумие. Вторичный вопль, сорвавшийся с почерневших губ, заставил меня выронить из рук страшное письмо.

Сражённый дрожью в коленях, я, как подкошенный, осел на ковёр и подняться уже не смог. Слабость, поразившая все мои члены, казалась непреодолимой.

- Ради бога! - словно на последнем издыхании, апокалиптически хрипела корчащаяся в кресле мясная туша. - Ради бога… дорогой мой, посмотрите… на обшивку… этого кресла… Какого она цвета?.. Неужели, в самом деле… осеннего увядания?.. Нет… не может быть… только не это…

Не поднимаясь с колен, я подполз поближе к креслу и приподнял двумя пальцами край чехла с такой осторожностью, словно под ним таилось змеиное гнездо…

Чёрствый, колючий клубок заворочался у меня в горле; перед затуманившимся взором замелькали пёстро-ядовитые огни, один другого ярче.
Никогда ещё краски осеннего увядания не являлись мне в соцветии такого дьявольски-кричащего, жгуче-инфернального калейдоскопа!!!
Я был потрясён до глубины души!
Как сквозь подушку до моего слуха доносились хрипы и стоны агонизирующего доктора.
«Сделайте хоть что-нибудь, дружище…, - лепетал он - умоляю… хоть что-нибудь!..»
Голос его угасал и отдалялся так, словно доктор претерпевал медленное и мучительное погружение в бездонные недра болотной трясины…

..Вместе с сумерками по комнате разлился леденящий, пронизывающий до костей холод. Свечи на столе гасли одна за другой. В багровых отсветах догоравших в камине дров лицо доктора, распухшее до неузнаваемости, окрасилось цветом разваренной свёклы.
Я о чём-то пытался спросить его, несколько раз окликал по имени, но вразумительного ответа так и не получил…
Правда, временами доктор раскрывал свой рот, но с уст его, словно кипящая сера, срывались хриплые, отрывистые звуки, которым не было аналогов ни в одном наречии мира, но которые, будучи слепленные воедино, звучали суровым приговором всем канонам человеческой речи…
…………………………………………………………………..

Страшное кресло

Похожие статьи: