ГРИМАСЫ СУДЬБЫ
Предание гласит, что великий Тассо никогда не улыбался. Неудивительно – ведь у него было мало поводов для радости. Его называли талантливым поэтом, но признавали только в качестве автора галантных стишков, а не творца грандиозной поэмы «Освобожденный Иерусалим». Его внимания добивались многие дамы в Ферраре, но лишь для того, чтобы придворный рифмоплет посвятил им новую балладу, а не потому, что он вызвал в какой-нибудь из них глубокое чувство. И та единственная, что полюбила его – не только не стала его женой или возлюбленной, но даже не осмелилась вслух выразить свои чувства.
Может быть, ее чувства были недостаточно сильны? Вовсе нет. Принцесса, сестра феррарского герцога Альфонса IIпросто полагала неприличным выказывать свою благосклонность придворному поэту. Уже само ее чувство было позором для высокопоставленной особы, вот почему она и хранила его в тайне. А сам Тассо знал о нем лишь потому, что «у сердца моего тоже есть глаза, и они видят твою любовь» (как написал он своей даме в последнем письме).
БЕЗУМНЫЕ МЕЧТЫ
Дорога пролегала среди апельсиновых и оливковых рощ, петляя по дну живописной долины. Неожиданно лица коснулось ласкающее дыхание ветерка, донесшего пахучие запахи водорослей. Тассо понял, что вышел к морю. Он зажмурился, будто не верил, что достиг желанной цели. Идти оставалось совсем немного, и остаток пути до Сорренто он решил одолеть берегом.
Несколько дней как покинул он Феррару, где прожил не один год при дворе герцога Альфонса II, и где жизнь его протекала в сказочном великолепии, в утонченных беседах, среди благосклонных женских улыбок. Одну из них он выделял особо – чарующую улыбку принцессы Леоноры, младшей сестры герцога.
Феррарские прелестницы любили проводить время в компании Тассо, блиставшего остроумием и стихотворными экспромтами. Их нежные взгляды заставляли все его существо дрожать от радости и гордости (самолюбие не позволяло признать, что придворные чаровницы отдают дань признательности только поэту, а не мужчине).
Он считал, что живет в раю и окружен ангелами. Но было ошибкой думать, что можно вести себя при дворе так, как ему заблагорассудится. Этого бы не потерпел не только сам герцог, но и его окружение. А он, Торквато Тассо, погруженный в мечтания, не обращал внимания на условности и позволял себе вольности, которые раздражали и озлобляли высокопоставленного покровителя. Вокруг него плелись интриги, за его спиной шептались завистники; а он ничего не замечал, витая в своих поэтических и любовных грезах.
Божественная Леонора! Такую женщину могла породить только эпоха Возрождения. Прекрасно образованная, увлекающаяся научными занятиями и философскими спорами, она была изысканна в чувствах, чиста душой и сердцем. Такая женщина, казалось Тассо, способна полюбить его, а не только оценить поэтический талант. Беда была в том, что она никогда не проявляла своих чувств внешне. Сдержанная, несколько меланхоличная, Леонора знавала лишь наслаждения духа. Тассо был в этом смысле идеальным партнером: скоро между ними обнаружилось интеллектуальное родство. Она любила проводить время в его обществе, владела искусством беседы, была внимательной слушательницей и критиком его стихов. Тем более что поэт лишь ей посвящал сонеты и канцоны. Не проходило ни одного вечера, чтобы Тассо не пригласили в салон принцессы. И он все более уверялся, что Леонора – идеал женщины, о котором можно лишь мечтать. В его воображении родился безумный план женитьбы, пылкая фантазия рисовала сладостные картины семейной жизни.
«Ты прекрасна, как стыдливая фиалка,
Я так увлечен, что не посовещусь заковаться в узы...»
Однажды вечером под аккомпанемент цитры он исполнил эту канцону в салоне принцессы. Выслушав, Леонора улыбнулась, однако ответного порыва в ее глазах он не прочел. (А чего он ждал, признаваясь в любви знатной даме в присутствии всего двора? В отличие от него, принцесса никогда не забывала о том, кто она и кто он. Любовь – любовью, но правила приличия прежде всего!)
И вот наконец Тассо убедился, что феррарский рай имеет оборотную сторону, а ангелы, обитающие в нем, – придворные льстецы и прихлебатели, напялившие благопристойные маски. И о какой свободе мечтать художнику там, где правит деспот! Может быть, эта свобода и была у него, но великий поэт хотел большего? Но разве мог герцог согласиться на то, чтобы его высокородную сестру открыто любил пусть талантливый, но низкорожденный поэт?
ВРАГ МОЙ — ВЕСЬ МИР
Положение Тассо при дворе стало сложным. И даже то, что он, закончив «Освобожденный Иерусалим» – поэму о первом крестовом походе, посвятил рукопись герцогу, не склонило чашу весов в его сторону. Тассо – человек эмоциональный, мнительный – попал в плен к своим душевным ранам. Раз от него отвернулся герцог Феррары, он мог запретить сестре любить его. Значит, вместе с благорасположением Альфонса он утратил и симпатии Леоноры.
К реальным невзгодам добавляются мнимые. Поэт впадает в депрессию. Ему кажется, будто вся вселенная враждебна ему. Во время очередного припадка ярости против всех и вся Тассо в присутствии герцога ударяет кинжалом слугу, подозревая его в наушничестве. Поэта на несколько дней заключают в монастырь святого Франциска – своего рода тюрьму для привилегированных. Он же – дом для содержания буйно помешанных. В городе говорили, что герцог поместил Тассо в монастырь исключительно для лечения. У поэта же иное мнение – это повод избавиться от него. Майской ночью 1577 года он перелез через стену и бежал.
В рясе бродячего монаха предстает Торквато перед графом Чезаре Ламбертини в Поджио. Без утайки рассказывает он о своем бегстве и передает просьбу принцессы Леоноры оказать ему всяческую помощь. Значит, она все-таки не забыла его, если, вопреки желанию и повелению могущественного брата, рискнула дать собственноручно написанное рекомендательное письмо. Но увы! это все, что Леонора могла сделать для своего любимого поэта.
Значит, она знала о его готовящемся побеге и способствовала ему. Что побудило Леонору помочь Тассо бежать? Что заставило ее рисковать? Тассо верил (и тут он не выдавал вымысел за действительность), что это была любовь.
МОГУЩЕСТВО КЛЕВЕТЫ
Несколько лет Торквато будет вести образ жизни приморского рыбака в домике своей сестры. Но тоска – и не только по богатству и славе, – но и по прекрасной Леоноре, снова позовут его в путь. Вопреки советам сестры и друзей он решает возвратиться в Феррару.
Он пишет герцогу письмо. Тот великодушно соглашается принять обратно блудного поэта, но при одном условии: Тассо должен признать, что в момент бегства находился в невменяемом состоянии.
Но это еще полбеды. Главный удар наносит Леонора, которой он тоже написал с просьбой посодействовать его возвращению. В своем сухом ответе она дает понять, что не может за него просить и вообще лишает его своего благоволения.
Это письмо привело поэта на грань безумия: неужели она разлюбила его? Может быть, и нет. Но его не было так долго, а множество «доброжелателей» напели Леоноре в уши, что некогда она дарила своим вниманием полусумасшедшего безумца, оправданием поведения которого не могли служить даже его дивные (да не такие уж и дивные!) стихи. Да еще нежные подруги раскрыли герцогине глаза: дескать, у Тассо была интрижка с ее же придворной дамой – графиней Санвитале. Напрасно, мол, Леонора принимала за чистую монету возвышенные песнопения и страстные воздыхания, которые звучали в стихах. Все излияния ничего не стоят, так как адресованы другой, тоже носящей имя Леонора. Какое счастье, что поэт не узнал о клевете: при его чувствительном сердце и повышенной возбудимости это могло подтолкнуть его на поистине страшные поступки – Торквато не привык прощать унижения. Он спешил в Феррару, чтобы увидеть любимую, наконец-то поговорить с ней, рассказать, как томился он все эти годы в разлуке.
Но оскорбленная Леонора даже не пожелала принять поэта, когда он прибыл в город.
РОКОВАЯ ОШИБКА
Подкупив стражников, Тассо все же проник во дворец, чтобы увидеть любимую, объясниться с ней. Но волею случая он попадает в зал, где собрались герцог и придворная челядь. Улучив момент, Тассо начинает говорить. Укоряет в несправедливом к нему отношении, забвении его заслуг. Не услышав ни слова в ответ, увидев лишь злобные взгляды, поэт взрывается. Кому, как не ему, хорошо известна подноготная дворцовой жизни, кто, как не он, посвящен в интриги, являясь невольным хранителем многих секретов! При гробовой тишине под сводами зала раздаются гневные слова о разврате, прикрытом целомудрием, об альковных тайнах и показном благочестии. Он проклинает весь род д'Эсте, всех, кого когда-то славил, призывает на них месть неба и проклятие муз. Он клеймит свиту за зависть к своему таланту, упрекает герцога в том, что тот лишил его своего благоволения. Наконец, потеряв всякую власть над собой, Тассо обвиняет Леонору в предательстве – она разлюбила его, убоявшись гнева грозного брата.
…Тассо умолк. Блуждающим, как у очнувшегося после обморока, взором оглядывается: он стоит посреди зала один, все остальные отступили от него, словно от прокаженного.
Первым приходит в себя герцог.
– Отведите этого безумца в сумасшедший дом, – приказывает он страже.
ПУТЬ К СМИРЕНИЮ
Клетка захлопнулась. Тассо в узкой, сырой келье госпиталя святой Анны. Скорее это карцер. Кормят плохо, постельного белья нет, как и врачебной помощи. Запрещена и духовная пища, к которой Торквато продолжает стремиться. Только Библия. Пройдет почти год, прежде чем его переведут в другое, более сносное помещение.
Неужели нет никого, кто протянул бы ему руку помощи? Он сотрясает небо и землю своими жалобами и прошениями. Высокомерный правитель Феррары отвечает лаконичной фразой: «Вам надо лечиться».
Тогда, скрепя сердце и смиряя гордыню, Тассо пишет Леоноре, умоляет ее о снисхождении и сострадании. Ему горько сознавать, что он утратил былое расположение и лишен ее общества.
«Ах, бесспорно, я заслужил свое горе! – восклицает он. – Не преуспел я, нет, сознаюсь в этом. Виной тому мой язык, но сердце невиновно. Раскаиваюсь и горько сожалею! Если вы не заступитесь за меня, кто это сделает? Только вы можете смягчить непреклонного Альфонса и добавить ко всем его славным достоинствам еще и умение прощать».
Но считающая себя обманутой женщина так и не смогла простить мнимого предательства: она ничего не ответила.
Великая ошибка – возомнить себя равным принцу, вести себя подобно помазаннику Божьему, рассчитывать на взаимность знатной дамы. Он считал себя избранным, а его объявили сумасшедшим. Не наказание ли это за обуявшую его гордыню, не перст ли, карающий за пренебрежение верой, забвение того, что Господь никогда не оставляет истинно верующего? Видно, права была сестра, когда усовещивала его, просила верить в Божью благодать. В порыве благочестия он жаждет обрести твердую веру, которую отнял у него заблуждающийся разум.
«Боже великий, – смиренно молит Тассо, – ведь ты прощаешь даже тех, которые не веровали в тебя, заблуждаясь!»
В надежде на милосердие творца он искупает вину молитвами и постом, дает обет поклониться святыням, мечтает о вступлении в монастырь. И кажется – душевное спокойствие близко. Отныне Святая Дева направляет его перо. И сколько осталось ему пребывать в этом бренном мире, оно будет славить Богородицу.
Его освободили через семь лет – в 1584-м. Было ему сорок два года, жить оставалось еще девять. Но они оказались лишь жалким прозябанием. Все-таки Тассо был способен писать только для женщины, которую любил. А Дева Мария вызывала в нем чувство благоговения, почтения, умиления, но посвящать ей стихи поэт не мог.
По выходе из темницы Тассо узнал, что Леонора умерла четыре года назад. Но он до конца своих дней любил ее, хотя и не понял, за что она лишила его своего благоволения. А прекрасная принцесса так и не догадалась, что людская злоба и лживые языки придворных лишили ее единственной истинной любви.
Остается надежда, что там, за гробом, они все-таки встретились, и между ними уже не стояли ни сословные различия, ни людская зависть и злоба.
Похожие статьи:
Статьи → Властелин легенд
Статьи → "Серый кардинал" империи ацтеков
Статьи → История одного слова
Статьи → Царство, которого не было
Статьи → Реабилитация Синей Бороды
, краснеет, по примеру редактора Казиника шаркает ножкой и... убегает обновлять свою манию величия*
кокосика покурить )))
