Каталог статей

В это долгое и изначально обреченное на неудачу путешествие меня призвали не ведомая купечеству и торговцам страсть к наживе, не знакомый морякам ветер дальних странствий, не любовь к приключениям, но лишь неутолимая жажда знаний.

Долгие годы я – домосед, ненавидящий переезды и перемены пуще всего на свете – посвятил поискам праязыка – того, на котором говорил Господь к Адаму и Еве в садах Рая. 

Ждут ходоков флибустьерские базы,
Кружат акулами их патрули.
Груз наш гораздо ценнее алмазов, —
Мы споры жизни развозим с Земли.

Зима накрыла черноту полей,
И пива почему-то неохота...
Пришли пора простуды и соплей,
До рёбер голых стылых тополей

Далеко не всем поначалу может понравиться религиозный фанатизм героя. Соломон Кейн ведет аскетичный образ жизни (его темная пуританская одежда начисто лишена украшений и даже шляпа не имеет модных в то время перьев), не проявляет видимого интереса к спасенным женщинам (Конан тут явно был сообразительней!), постоянно взывает к помощи Господа и делит мир на белое (то, что, как он считает, от Бога) и черное (соответственно, все, что не от Бога).

Август пропал.

Когда пропал?

Да вот, первого юлмарса.

Вот так просыпаюсь, смотрю на календарь, первое юлмарса, всё при всём – а августа нет.

В уездном городе N царило оживление. Бумер сразу это понял, как только очутился на задумчивой аллее парка. Нетерпеливо подпрыгивали гимназисты. Шустро мчалась пролетка.  Куда-то спешила стайка барышень.

«Оживление», — подумал Бумер. — «Это может быть верным признаком того, что он прибыл правильно».

Сиренево-черные, сумерки разливались по небу, стекали с темных ветвей под колеса машины, густо-серым оседали в придорожных сугробах.

Янку рулил не торопясь. Вчерашняя оттепель сменилась морозом, выбеливающим деревья инеистой бахромою, наледью укатывая асфальт. Поспешность могла обернуться ночевкой в метелью приросшем сугробе, с отчаянными гудками о помощи всем мимопроезжавшим… 

  Угрюмые,  массивные  надгробия,  покрытые  тяжёлой  попоной   мха и   лишайника,  вырастали  перед  нами  в  холодном  цветении  вейгелы,  словно  потревоженные  призраки  прошлого. Суровое  предупреждение  читалось  и    на  потрескавшихся  ликах  терракотовых  ангелов,  застывших  у  надгробных  порталов  со  свечами  в  руках.  Даже  прутья  могильных  оград  вились  порой столь  причудливо,  что   изгибы  их  вполне   можно  было  принять  за  подобия  отвратительных  губ,  искривлённых  в  недоброй  усмешке…