Просто захотелось поделиться своим настроением. [cut=читать дальше]
Я люблю этот мир. Люблю горы – зимние, с заснеженными вершинами, и летние – с узкими тропками, ведущими мимо высоких деревьев к звенящим ручьям и спрятанным под скальными навесами водопадам. Люблю луга, заросшие цветами; древние реликтовые леса и прозрачные березовые рощи; бесконечное небо с кудряшками облаков и пронзительными лучами солнца.
Но больше всего я люблю море. И мне не важно, море это на самом деле или океан; холодное оно или теплое; штормовое или спокойное.
Никогда не понимала Русалочку, променявшую свой мир на землю и туманную любовь принца (принцы приходят и уходят, забывают и предают, а море - нет). Зато в детстве мечтала стать Ихтиандром и жить под водой.
Помню, как мама привезла меня, двухлетнюю, в Крым. И Черное море Судака и Нового Света с тех пор стало «моим». Когда, спустя годы, я привезла двухлетнюю Лизку в Новый Свет, я показывала ей пляжи, тропинки, пещеры, сосны, лавандовые поля и виноградники так, как показывают любимую с детства книжку – знакомую, зачитанную до развалившихся страничек, до затрепанных уголков.
Помню, как уже подростком, ездила в тур по Северному Ледовитому океану и окрестным морям. Самое потрясающее воспоминание (перебивающее даже фото в обнимку с белым медведем на станции полярников) – купание в море при + 10 на воздухе и -3 - в воде. Вдохновившись примером двух наших матросов, я, разумеется, тоже полезла: выскочила из обжигающей воды через пять минут, довольная и гордая собой. Как ни странно, потом не заболела.
Помню багровые закаты над полями айсбергов, игры песцов на льдинах; жуткий шторм в девять баллов при входе в Соловецкую губу (лайнер болтало в шести направлениях – вверх-вниз, вправо-влево, с носа на корму), и – на следующее утро – ровное, как зеркало, и такое же прозрачное Соловецкое море, в котором отражался стоящий на берегу монастырь – в золоте сентябрьских деревьев и куполов храмов.
Помню море Греции (знаю-знаю, там много морей, но мне это не важно) – ласковое, теплое. Так приятно сбежать по тропинке с невысокой горы на песчаный пляж и окунуться в воду, окрашенную в цвета рассвета; нырнуть глубоко-глубоко, туда, где в темной воде, пронизанной лучами солнца, прячутся белоснежные коры с венками из водорослей в мраморных волосах, а между обломков колонн играют маленькие рыбки. А в ветреный день можно уплыть далеко-далеко от берега на серфе и гонять под парусом несколько часов. А потом материться на собственную бестоковость, разглядывая обожженные руки (зачем нам гидрик, нам футболки хватит!) и тихо подвывая. Но самое потрясающее – это смотреть на море сверху, из-под ярких крыльев, и пытаться разглядеть тоненькую синюю линию – далеко-далеко, там, где море смыкается с небом.
Помню холодное море Уэлльса – серое, мрачное, суровое; как те замки, что смотрят пустыми окнами на белую пену волн с высоких скал. Обломки старых крепостей постепенно сползают с подмытых берегов, уходят под воду, прячут в волнах память о прошлом. Наверное, это правильно: каждый раз, когда я видела полуразрушенный замок на маленьком островке (куда можно добраться посуху только во время отлива), мне казалось, что давно умершие обитатели построили свой дом не там, где нужно. Под пенными волнами, там, где нет ветра, леденящего дождя и бурных штормов, там, где всегда тихо и спокойно – эта крепость смотрелась бы куда гармоничнее.
Для меня море – не «красоты природы», это такая же часть меня, как черты характера, любовь к близким, настроения, хобби. Я знаю, как пафосно это прозвучало, но так и есть.
Не знаю, как я жила бы, не имея возможности снова и снова возвращаться на свои любимые моря; мечтать о том, чтобы увидеть новые – те, что на другой половинке земного шара (и я туда доберусь непременно!); просто думать о том, что все они – виданные и невиданные, знакомые и незнакомые – меня ждут.