— Глядишь, ещё придётся вспомнить улицу! — вздохнул Барбосса, почесав под подбородком.
— Улицу! — воскликнул Малыш и его карие глаза заблестели.
Он вырос в приюте, потому улица казалась чем-то манящим и ярким, тоннелем, в который следовало стремиться — к свету. И ничего не знал мелкий о голоде, пришпиливающем желудок к позвоночнику, словно бабочку на альбомную страницу, о всепроникающем холоде, и смерти, подстерегающей на перекрёстках.
— Ду-у-урень! — протянул Чак. — Блоха лядащая! Тут тепло, кормят два раза в день по расписанию, и паразитов почти всех вывели!
— Есть сведения! — авторитетно заявил Барбосса. — Слышал сам, Капитан говорил. Закрывают приют. А нас — куда? Мозги свои кошачьи включите!
— Мне всё равно, — лениво протянул из тёмного угла Опарыш. — Моё время бим-бом. Так или иначе. Лишь бы под рёбра не пинали перед этим. А вы бы бежали, братцы! Жизнь — она стоит того!
— Не верю! — заявил Чак. — Кому приют мешает? Наоборот — на улицах чище, граждане не жалуются. Не закроют нас никогда!
— Никогда не говори никогда! — вздохнул Барбосса и улёгся. — Никуда не денешься — влюбишься и женишься...
— Это как ты? — хохотнул Чак.
Барбосса коброй взвился с лежака, в мгновение ока повалил насмешника на землю и наступил ему на грудь.
— Не говори о том, чего не понимаешь, смер-р-рд!
Поверженный перетрусил, затряс кудлатой головой.
И было чего испугаться — благородные черты лица Барбоссы изуродовал гнев — так огонь корёжит листы бумаги в огне, — а в его тёмных глазах прыгали красные искры, словно Бешенство уже проникло ему в кровь и запустило горячие пальцы в его мышцы.
— Прости! — просипел Чак. — Твоя правда! Не случилось со мной такого счастья. Не нашёлся такой человек на жизненном пути. Прости, убогого! Видать, так и придётся мне помереть, не познав светлого чувства!
И он завыл горестно, и затрясся, будто от холода.
Барбосса вернулся на своё место. Позвал тихо:
— Старый?..
— Тут я, — донеслось в ответ. — Что надумал, командир? Будешь прорываться?
— Нет, — спокойно отвечал тот. — Куда мне от Капитана? Люблю ж его, знаешь?
— Знаю. Я тоже когда-то любил своего! — усмехнулся Опарыш, и горечь была пряностью в его словах. — А потом его не стало — жизнь потеряла смысл… Так, когда, говоришь, ОНИ придут?
— В корень зришь! — покачал головой собеседник. — Завтра, али на днях. Малыша бы спасти...
— А этого? — старик кивнул на Чака, который, утыкаясь лицом в пол, продолжал скулёж.
— Дураком жил, — поморщился Барбосса. — Дураком и помрёт. Здесь. С нами.
— А может того? Выпихнем его вместе с Малышом?..
Опарыш вдруг повалился на бок и закашлялся — снова невидимая плита легла на горло и грудь. В последнее время с ним такое часто бывало.
— Вдруг встретит своего? — отдышавшись, продолжил он. — Ну, случаются же чудеса! Ревматизмом клянусь, случаются!
Барбосса зевнул лениво, как зевают львы после съеденной антилопы.
— Равнодушный он. Истерики — показуха одна. Ничего ему не надо. Только жратва и местечко для сна. У таких сердце при жизни не бьётся, потому и смерть им не страшна! Давай спать, старина. Только держись начеку. Как ОНИ появятся, отвлекай на себя, а я Малышу рявкну, чтобы когти рвал. Авось поживёт ещё… за нас.
***
Вечерняя каша оказалась с мясом.
Барбосса от еды отказался — тосковал по своему Капитану, отвернувшись к стене. Но по напряжению мускулистой спины было понятно, что он начеку, и тоска не выбьет его из привычной колеи. Чак сожрал не тронутую им порцию, развалился у стены, осоловело глядя на решётку, перекрывающую выход.
— Хорошо как! — сказал он. — Все псы попадают в рай!
— Сказал бы я тебе, куда они попадают… — буркнул Барбосса, но вдруг насторожился, сел, развернулся мощным туловом к входу. — Старый, чуешь?
— Не глухой покуда, хоть и ослеп! — огрызнулся тот, и подобрался ближе к двери.
— Малыш! — позвал Барбосса.
Юнец дрожал от волнения — чувствовал происходящее, как баньши — приближение смерти, дрожал всем поджарым, худым телом, шмыгал носом.
— Они будут звать — не подходи, сиди в дальнем углу, — заговорил Барбосса. — Зайдут — начнётся смертопляска. Особенно берегись Капитана — он лучше всех набрасывает аркан на шею. Как только Опарыш бросится им под ноги, выскакивай во двор. Там, в углу за кустами, дыра под забором. Я копал — ты пролезешь без труда. В неё — и со всех ног прочь. Беги так, словно я решил тебя убить. Понял?
Малыш смотрел на него во все глаза.
— Ты сказал — Капитана?.. Но как же?..
— Ты… меня… понял?.. — прорычал Барбосса и невольно поднял верхнюю губу, оскаливаясь.
— Да, командир, — тихо ответил Малыш. — Я понял. Все псы попадают в рай… кроме тех, кого ждёт свобода!
— Умница, — просипел Опарыш от двери, — от тебя будет толк, там, снаружи.
Тяжёлые шаги стали слышнее. Зазвенели ключи, распахнулась дверца, сваренная из железных прутьев. На пороге показался огромный человек в телогрейке и высоких сапогах. В одной руке он держал палку с петлёй на конце, в другой — милицейскую дубинку.
Чак, скуля, пополз в угол, но петля настигла его первым. Одним движением великан выдернул его из камеры, как рыбу из пруда. Скулёж поднялся до небес… и неожиданно оборвался звуком резца по стеклу.
Барбосса сделал шаг вперёд и остановился перед человеком с арканом. Несколько минут они испытующе смотрели друг другу в глаза — старый мастифф и живодёр.
— Красавец! — покачал головой человек. — Пришёл твой час, жаль...
— Капитан. Мой Капитан! — улыбнулся пёс, показывая огромные жёлтые клыки, и смирно лёг, положив бычью голову на лапы.
И в этот момент седой и облезлый Опарыш с рычанием бросился на человека и вцепился ему в ногу стёсанными от старости клыками. Спутники Капитана с криками ворвались внутрь, размахивая дубинками.
Длинноногий двортерьер с рыжими подпалинами на брюхе заметался по вольеру, потом прижал уши и юркнул в освободившийся проход. Ветер с непривычки ударил его по чувствительному носу резкими запахами бензина, помоек, мертвечины большого города. Малыш бросился в угол, к кустам, полез было в дыру, но остановился, осознав — Барбосса копал её для себя, но не смог уйти! Не смог оставить своего человека, каким бы тот ни был.
"Беги, — вдруг услышал он стылый вой, от которого шерсть поднялась дыбом на загривке, — Беги так, словно я решил тебя убить!"
И он полетел прочь со всех ног, вопреки смертям на перекрёстках — в темноту и холод, к опасностям и лишениям. Восторженный лай распирал грудь воздушным шариком. Впереди маячила сахарная косточка свободы.
А Барбосса уже не поднялся. Он увидел своего Капитана, и сердце его не выдержало такой радости.
Похожие статьи:
Рассказы → Сеть. Часть 4.
Рассказы → Сеть. Часть 2.
Рассказы → Унисол XXI века
Рассказы → Они слышали это!
Рассказы → Сеть. Часть 3.
