Из невозможного? (Часть 1/2)
Ларисе Оржеховской, с благодарностью
Отражение реальности суть сама реальность.
(Павел Ефимцев)
По телевизору показывали художественную гимнастику. Российские спортсменки были на высоте. Они уже принесли в копилку сборной несколько медалей, в том числе золотых, и сейчас боролись за лидерство в очередном виде спорта. Вениамин Рачков, отличающийся хрупкой худобой мужчина шестидесяти лет, с интересом следил за Летней Олимпиадой. Попивая пиво из большого стакана, он подбадривал гимнасток как мог, и делал это довольно громко. Но никто не возражал: соседи у Рачкова злобивостью не отличались, а жил он один – с женой пенсионер развёлся десять лет назад, как раз летом.
«Юбилей, чтоб его!» — мелькнула неприятная мысль.
Евгения Царицына, пятнадцатилетняя надежда России, вновь привлекла внимание Рачкова: она высоко подбросила ленточку, прыгнула, подогнув стройные ножки, и уже готовилась поймать снаряд, как вдруг передача прервалась и вместо красивой молодой спортсменки весь экран заполнило изображение чьего-то незапоминающегося лица.
Рачков удивленно воззрился на физиономию мужика с чёрными волосами. Она казалась странно знакомой. Вениамин настолько опешил, что не сразу понял, о чём говорит мужик.
— …Братья и сёстры по разуму! – неслось с экрана. – Нехорошую весть принёс я в ваши дома…
— Опять какой-нибудь рекламный ролик, — проворчал Рачков, поправляя очки, и потянулся за пультом.
Только если это и был ролик, то довольно странный: личность из телевизора вещала что-то о борьбе за мир, о каких-то миддляторах или модуляторах, о святой обязанности каждого человека бороться за своё будущее…
— Вместе мы победим! – возвысив голос, как истинный оратор, произнёс черноволосый мужчина. – Силы науки и политики объединятся с защитниками правопорядка, чтобы восстановить порушенную гармонию. Знаю, мои слова звучат для вас неправдоподобно и, возможно, даже дико, поэтому я приготовил доказательства. Это – галлюцинатор. – «Оратор» поднял руку и раскрыл кулак – на ладони лежало непонятное круглое устройство. – Принцип его работы несложен: мозговые волны, отвечающие за фантазии…
Рачков фыркнул.
— Бред!
Он щёлкнул пультом, переключившись на соседний канал, по которому шли новости. Симпатичная ведущая рассказывала о победах и поражениях сборной России. Сейчас речь шла о выступлении гимнасток…
Пенсионер расслабился, отхлебнул ещё пивка и поудобнее расположился на старом диване.
— Не уверен, что это была хорошая идея. – Директор Третьего канала Мещеряков, представительный, в элегантном костюме, с длинными волосами, собранными в хвост, косо глянул на сидевшего в студии мужчину. Всё смешалось в этом взгляде: сомнение, неудовольствие, страх…
Передача шла в прямом эфире – ради неё пришлось прервать рейтинговую Олимпиаду, и Мещеряков сомневался, что сделал правильный выбор. Конечно, слова Прошкина, его заместителя, звучали убедительно, и он сам видел то устройство, но… поверят ли им люди? Да и зачем он вообще это делает?! У него что, других проблем нет?..
Сидящий на стуле мужчина с размытыми чертами лица наговаривал заученный текст, профессионально, с выражением.
«А по нему и не скажешь, что он какой-то там… — подумал Мещеряков. – Встретил бы на улице, даже не заметил бы. Обычный тип, каких миллионы. И усталость во взгляде сквозит. Нет, не нашего уровня человек…»
Но тут опять вспомнились слова Прошкина: насущная необходимость… возможность прославиться… и помочь – но кому? Чуть ли не прогрессору… пророку!..
В этот миг Мещеряков понял, что облажался по полной. За голову он не схватился – это бы выглядело несолидно, — но мрачно бросил находившемуся рядом высокому и лохматому режиссёру:
— Егор, отключай этого Нострадамуса от эфира.
— Вась… — запротестовал было Прошкин. Этот блёклый человечек не отличался настойчивостью при разговоре с высшими чинами.
Мещеряков не хотел ничего слышать.
— И где ты только его откопал?
— Я же рассказывал…
— А впрочем, неважно. Запускай Олимпиаду – нам нужен рейтинг.
Директор встал из-за пульта.
«Представляю, какую головомойку устроят нам завтра газеты, — раздражённо подумал он, злой, в первую очередь, на себя, за то, что ввязался в непонятную, дурацкую авантюру. – А Интернет-СМИ уже сегодня начнут писать что-нибудь вроде “Директор Третьего канала Мещеряков сошёл с ума”. Или “Самозваный пророк демонстрирует в прямом эфире подшипник”… Надо было проверить ту штуку. Ничего, “Иисус” – или кем он там себя возомнил? – потерпел бы денёк-другой, зато я бы точно знал, что правда, а что – вымысел».
Доверяй Мещеряков слепым чувствам, а не доводам разума, он бы никогда не поднялся столь высоко по карьерной лестнице. Вчера же, когда директор разговаривал с Прошкиным, произошло что-то из ряда вон выходящее. Будто бы реальность повернулась к Василию невидимой в обычное время, неизвестной стороной. Нет, надо с этим кончать! Госструктуры тоже ошибаются, а он не собирается портить карьеру из-за чужих ошибок…
Мещеряков решительной походкой вышел в коридор.
Прошкин с грустью наблюдал, как Егор прерывает трансляцию, возвращая на экраны телевизоров гимнастические соревнования. А в памяти всплыла недавняя встреча…
От телестудии до дома было совсем недалеко, и Прошкин любил преодолевать это расстояние пешком, на что тратил минут пятнадцать–двадцать. В тот день на работу он не пришёл.
Беззаботно насвистывая какой-то лёгкий мотивчик, с дипломатом в руках, замдиректора Третьего канала шёл по одной из центральных аллей, с удовольствием разглядывая покрытые густой зеленью деревья и сочную траву, когда ему навстречу ступил некий субъект. Субъект обладал нервным взглядом, двухнедельной щетиной, немытыми волосами и характерным запахом. Черты его лица казались нечётким рисунком, выполненным кем-то из мастеров живописи.
— Вы же Геннадий Прошкин, с Третьего? – поинтересовался новоявленный.
— Ну, допустим, — ответил Прошкин, машинально отступая на шаг назад. – А вы кто?
— О, скоро вы обо мне узнаете… — пообещал странный мужчина. – Если только меня не поймают эти.
— Эти? – уточнил Геннадий, уже подозревая, с кем разговаривает.
«Похоже, очередной ненормальный, — пронеслось в голове. – Как некстати – из-за него я могу опоздать на работу, а Мещеряков серьёзно к такому относится».
Собеседник Прошкина замялся.
— Вы о полицейских, я так понимаю? – «подтолкнул» его замдиректора.
— Нет, — снова заговорил дурной пахнущий субъект. – Хотя они тоже за мной гонялись: приняли за бомжа… А впрочем, неважно. – Он отмахнулся. – Об этом потом. Сначала вы должны помочь мне.
— С чего бы это?
— Да как вы не понимаете, от этого зависит судьба мира!
— Ага-а, понятно, — протянул Прошкин и хотел было уйти, но его поймали за рукав.
— Постойте, не делайте той же ошибки, что и все, — реальность может этого не перенести!
— Кто? – переспросил ошеломлённый Геннадий.
— Реальность! – Незнакомец аж выпучил глаза. – Сейчас я вам всё расскажу…
— Давайте вы действительно всё расскажете, но только не мне и в другом месте.
Прошкин уже достал смартфон и решал, какой номер набрать – полиции или скорой помощи, — когда обратил внимание на умаляющий взгляд стоявшего перед ним человека.
«Наверняка я делаю ошибку, но… выслушаю его. Может, у него есть информация о террористах? Говорят, в Тунисе один бомж пытался сообщить о заложенной бомбе, но ему никто не поверил. Так потом…»
— Ладно, — прервав собственные размышления, сказал Прошкин, — выкладывайте, что у вас, только быстрее – времени у меня крайне мало.
— Хорошо, хорошо. – Обрадовавшись, заторопился мужчина. – Давайте отойдём в сторонку: не хочу, чтобы нас услышали.
— Кто? – направляясь вслед за новым знакомым, осведомился Прошкин, однако ответа не получил.
Они остановились в переулке, пропахшем кошачьей мочой. Стены были исписаны граффити, фашистскими лозунгами и сообщениями вроде: «Хочешь секса – позвони по такому-то номеру».
«Что я делаю? – вертелась в голове у Геннадия навязчивая беспокойная мысль. – А если этот психотный – всего лишь приманка? Он затащил меня в укромный уголок, подальше от чужих глаз, а теперь откуда-нибудь, да хоть вон из-за того мусорного бака, выскочат его дружки, чтобы ограбить меня».
Бездомный – или кто он был? – не дал мысли Прошкина развиться. Начал он с того, что представился:
— Меня зовут Ефимцев, Павел Ефимцев. Вы пока меня не знаете. Сожалею, что, обратившись к вам за помощью, я привлёк к вашей персоне внимание этих, но, может, всё обойдётся… — тараторил мужчина. Затем с усилием прервал сам себя и сказал медленнее, более внятно: — В общем, ближе к делу. Я – посланник из будущего! – Выдав это, он замолчал.
Прошкин смотрел на собеседника со смесью удивления, недоверия и какого-то ещё чувства, которое не выразить словами.
«Надо было сразу звонить в психиатричку…»
Однако и этого сделать замдиректора не успел – назвавшийся Павлом Ефимцевым, как оказалось, лишь собирался с мыслями, чтобы огорошить Прошкина ещё сильнее:
— Точнее, не из будущего, а из… скажем так… параллельного мира. Возможной реальности. Вы меня понимаете? Так вот, в этой реальности у всех людей в головы вживлены специальные устройства, называемые галлюцинаторами, или г-модуляторами. Они проецируют фантазии человека на действительность.
— Для чего? – оторопело спросил Прошкин.
— Это долгая история, и на неё нет времени.
— Ну, знаете, если вас совсем не интересует…
— Подождите-подождите! Я всё расскажу. В общем, дело в корпорациях. В будущем – альтернативном будущем – они захватили… захватят мир. И заставят людей забыть о реальности, внушив им, что случилась Третья Мировая, что Земля разрушена и отравлена. С ведома и под покровительством этих корпораций каждому новорожденному человеку будет вживляться г-модулятор.
— Ничего не понимаю…
— Дайте же мне договорить. На чём я остановился?.. Ох, у нас мало времени… Так вот, модуляторы, как я сказал, позволяют гомо сапиенсу жить в мире своих фантазий. С самого рождения. То есть, он, человек, не знает, как выглядит мир реальный, принимая за настоящее то, что видит, и существуя внутри этого! А уж действительность, созданная воображением, может быть какой угодно!
Прошкин почувствовал, как его сознание одновременно расширяется и сужается. Он пытался осознать то, что говорил Ефимцев, но сделать это означало бы подвергнуть сомнению самые основы бытия. Расширенными глазами Геннадий взирал на Павла, распалявшегося всё больше и больше.
— И в этих каких угодно реальностях люди, под влиянием всё тех же корпораций, тратят деньги на… ну, таблетки от радиации, необходимые для жизни технические устройства, спецодежду, товары для дома и быта, которые невозможно создать в настоящем мире, и ещё чёрт знает на что! Уйму денег, вы понимаете?!
Замдиректора Третьего канала подумал, что если немедленно не сделает перерыв, то его мозг попросту взорвётся.
— Ясно, Павел, — медленно произнёс он. – А скажите, давно вы… ну-у… ведёте такой образ жизни?
— Где-то полмесяца… Да не в этом суть! Важно другое, как же вы не поймёте! Корпорации, корпорации!..
— Да-да, я понял… А как началась ваша… кхм… свободная жизнь?
— На это нет времени – они могут появиться в любую минуту.
— Да кто?
— Ответьте, вы поможете мне? – Схватив Прошкина за руку, Ефимцев уставился ему в глаза.
«Отказать? Вызвать медиков? Хм… А не буду ли я потом жалеть о своём решении?»
Не желая спешить, Прошкин мягко отстранился и, взвешивая каждое слово, сказал:
— Насколько я понял, у всех людей в вашем мире есть эти… как их… модуляторы.
— Именно! – горячо подтвердил Ефимцев.
— Значит, и у вас в голове такая штука имеется?
Павел закивал.
— А мод мышкой у меня регулятор – вот, глядите!..
Но Геннадий был занят своими мыслями.
«Кажется, рациональность всё-таки побеждает хаос. Впрочем, рано пока рассуждать об этом…»
— Тогда давайте сделаем так: я знаю одного хирурга, опытного, достойного уважения врача. Наведаемся к нему, он вас обследует, а уж на основе выводов, которые он сделает, я сделаю свои выводы. Ну, как?
Ефимцев не мешкал ни секунды.
— Я согласен!
— Вот и отлично.
Довольный собой, Прошкин в сопровождении «посланца иной реальности» вышел из переулка.
— Я только позвоню начальству, — уведомил он, — объясню ситуацию.
Набирая номер Мещерякова, Геннадий размышлял, как будет отпрашиваться с работы. Если скажет, что встретил на улице пророка из другого мира и едет с ним в больницу, то туда же, к работникам медицины, отправят и его самого. Но сначала уволят.
«Понедельник – день тяжёлый», — вспомнилась старая шутка, и она хоть немного, но развеселила Прошкина.
Мещеряков без особого энтузиазма воспринял новость, что знакомого его заместителя нужно срочно отвезти ко врачу.
— А больше некому? – голос директора звучал скорее устало, чем недовольно.
— Нет… Вась, ты же меня знаешь: не будь ситуация экстренной, я бы никогда…
— Угу, угу. Ладно, гуляй. Без тебя мне будет сложно, но я уж как-нибудь справлюсь.
— Спасибо! Я отработаю, — пошутил Прошкин.
— Конечно, — с непонятной интонацией произнёс Мещеряков и отключился.
— Ну вот, можем ехать, — сказал Геннадий и, подойдя к краю тротуара, вытянул руку. – Такси!
Таксист был удивлён: он никак не мог понять, что рядом с представительным и богатым человеком, каким выглядел Прошкин, делает этот оборванец. Но сунутые в руку деньги сделали своё дело. Всю дорогу до больницы водитель ехал молча.
Негромко играло радио, разнося по салону попсовый мотивчик очередной песенки о несчастной любви. Ефимцев с Прошкиным тоже молчали: хотя предварительной договорённости не было, оба сочли, что обсуждать их «дело» на людях не стоит.
С не меньшим удивлением посматривали на них работники и посетители больницы. Некоторые в отвращении или презрении отворачивались.
Дождавшись, когда кабинет хирурга освободится, Прошкин потянул за собой Ефимцева.
— Эй, вы куда?! Тут вообще-то очередь! – выкрикнул примостившийся под высоким разлапистым растением пенсионер с газетой в руках.
— Мы по-быстрому, — не останавливаясь сказал Прошкин, пропуская вперёд Павла.
Пенсионер недовольно хмыкнул и вернулся к разгадыванию кроссворда.
Удивление на лице хирурга Зеленштейна являло собой квинтэссенцию взглядов, которые бросали на странную парочку окружающие. Врач дал какие-то указания своему помощнику – белобрысому мускулистому парню – и отвёл Прошкина в сторону.
— Кто это такой? – шёпотом спросил Зеленштейн.
— Один очень интересный человек, — так же, шёпотом, ответил Геннадий.
— Ген, ты в порядке?
— Как никогда.
— Что-то я не уверен…
— Будь я не в порядке, пошёл бы не к тебе, а к психиатру.
— Да?.. И чем я могу помочь?
Прошкин объяснил, и к удивлению на благородном лице с кустистыми бровями добавилось сомнение.
— Ну ладно, чего тебе стоит, — принялся уламывать друга замдиректора канала.
— Я тут вообще-то не хренью страдаю, — веско заявил Зеленштейн.
— Так и я тоже! Говорю тебе, дело очень важное, а может стать ещё и очень выгодным! – Прошкин знал, куда надавить.
Хирург сдался.
— Ладно. Но если его башка такая же пустая, как твоя, ты мне будешь должен.
— Сколько? – тут же внёс точность дотошный Прошкин.
— Ящик водки!
Ефимцев всё это время стоял возле окна и наблюдал за проносящимися мимо машинами.
«Такое впечатление, что вид обыкновенного, едущего по дороге автомобиля приводит его в трепет», — подумалось Геннадию.
— Павел! – окликнул он засмотревшегося мужчину.
Тот резко обернулся.
— А? Что?
— Вот, познакомьтесь, это Герман Натанович.
Ефимцев порывисто протянул Зеленштейну руку.
— Здравствуйте, доктор!
— Очень приятно, — сказал тот, но руки не пожал.
— Он вас осмотрит, — продолжил Прошкин. – А я подожду здесь, в коридоре. Чтобы не привлекать внимания.
— Пройдёмте на рентген, — позвал Зеленштейн, а затем обратился к помощнику: – Данила, остаёшься за главного. Людей в очереди я оповещу, что скоро вернусь.
Сидя на скамейке и ожидая, когда вернутся хирург со своим новым, необычным пациентом, Прошкин испытывал необъяснимые чувства. Он не смог бы дать им определения, потому что ничего подобного раньше не ощущал.
— Вот так всегда… знакомства, протекция… По протекции теперь и бомжей без очереди обследуют… А мы должны это терпеть… — ворчал кто-то справа.
Геннадий повернулся и увидел знакомого старичка. Газета с разгаданным кроссвордом лежала на диване.
— Извините, — зачем-то сказал телевизионщик, — у нас очень срочное дело…
— А у кого оно не срочное! У меня, между прочим, нога болит – страсть как болит, хочу вам сказать! Грозили ампутацией!..
— Да-а, неприятно…
— Неприятно!.. И это ещё что! Мне недавно вырезали аппендицит.
— А вот это хорошо, — заметил Прошкин, водя взглядом по коридору.
— Чего ж хорошего? – нахохлился, как разозлённый петух, пенсионер.
— Что дожили до таких лет с аппендиксом, — пояснил Прошкин. – Не всякому удаётся.
— До каких «таких» лет? – ядовито поинтересовался дедок. – Мне, чтоб вы знали, всего шестьдесят! Я помоложе кое-кого из вас, молодых, буду!
— Да-да… — рассеянно обронил Геннадий.
— Вот ведь, все норовят похоронить Рачкова, — продолжал ворчать пенсионер. – Не дождётесь!..
Устав слушать демагогию Рачкова и трёп двух полных старушек, что расположились напротив, Прошкин встал и начал мерить шагами коридор. Он не знал, сколько прошло времени, когда двери открылись и появился радостный Ефимцев, а следом за ним ошеломлённый Зеленштейн.
Журналист подскочил к ним. Не успел он произнести вслух рвавшегося с языка вопроса, как услышал ответ. Прошкин предвосхищал его – и, тем не менее, был поражён:
— Он – там, — одними губами произнёс хирург...
Похожие статьи:
Рассказы → Из невозможного? (Часть 2/2)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
 |
Добавить комментарий |
