(в соавторстве с Тимуром Ховдеем)
Посвящается всем моим друзьям,
подругам
и любимой А.
(Тимур)
А также людям, в судьбе которых
рок играет важную роль.
И речь не только о музыке.
(Григорий)
Это случилось поздней осенью, когда с деревьев опали почти все листья. Они лежали у вросших в землю корней ржавыми рыхлыми кучами. Ветер ворошил их и разносил по всей округе, как вестники грядущих холодов.
Все птицы улетели зимовать на юг. В городе остались только голуби, галки да вороны, вечные обитатели городских помоек и свалок.
Осень. Казалось, что сентябрь начался совсем недавно, но, вот, на календаре уже ноябрь. Жизнь шла своим чередом.
Начался дождь. Крупные капли падали с неба, прибивая к асфальту дорожную пыль. Поднявшийся ветер попытался унести с собой листву, но не смог справиться с холодным дождем. Тогда, озлобленный, он стал рвать старую газету.
Я заметил его на остановке. Подъехавший автобус обрызгал голубя водой из лужи. А он смотрел на эту сценку, на эту мини-копию жизни с безразличным выражением на лице и не выпускал изо рта сигареты.
На нем была старая стеганая куртка с капюшоном и логотипом какой-то американской бейсбольной команды. А может, и футбольной. Я не очень разбирался в этом деле.
– Закурить есть? – Вообще-то я не курю, но я не знал, как начать разговор.
– Есть. – Он улыбнулся. – Будешь «Ричмонд»?
– Давай. – Я сцапал протянутую сигарету.
Чиркнула спичка, и пламя охватило кончик бумажного цилиндра. И тут я заметил в его глазах неестественный блеск. Мне стало не по себе.
– Ты ведь не куришь. – Он хитро улыбнулся и сделал затяжку.
– Как ты догадался? – спросил я. – Сильно заметно?
– Конечно! Даже слепой заметит! – Он рассмеялся – громким звонким смехом. – Сигарету ты держишь не как заядлый курильщик – это раз. Дыхание у тебя не сбивчивое, одышки нет – это два.
– Да я погляжу, ты сама наблюдательность. – Я рассмеялся в ответ.
– Том, – представился он и протянул руку.
– Джим. Рад знакомству.
Мы обменялись рукопожатиями.
– Думаю, надо отметить нашу встречу. Ты не против?
Это предложение показалось мне странным. В другой ситуации я, вероятно, отказался бы, но делать было совершенно нечего, а кроме того, после увольнения с работы мне хотелось с кем-нибудь пообщаться. Спокойно, искренне. И если не излить душу – странно откровенничать с первым встречным, – то хотя бы поднять себе настроение в хорошей компании. А парень он, сразу видно, неплохой…
Том заметил мои раздумья, но виду не понял и терпеливо ждал.
– Да нет, не против, — наконец сказал я.
– Вот и отлично. Рядом есть неплохой ресторанчик. Погнали.
Местечко оказалось довольно милое. Никаких претензий, никаких картин современных художников на стенах или гремящей на весь зал прогрессивной музыки. Здесь было тихо и уютно. Старомодные обои и занавески словно бы отделяли это место от остального мира, но делали атмосферу внутри более искренней, теплой и дружелюбной.
Вода стекала с наших ботинок и курток, и за несколько секунд набежала большая лужа.
– Давай сядем за тот столик, у окна. – Он указал рукой. – Погнали.
Он снял куртку и повесил ее на вешалку около столика. На нем был клетчатый шерстяной свитер, из-под которого выбивалась серая рубаха.
– Что будешь? Бренди, вермут, виски?
– «Гиннес».
– Официант! Пинту «Гинесса» и «J&D».
– Минутку.
И мы стали ждать, когда принесут наш заказ.
Я пригляделся к своему собеседнику. В его неказистой внешности было что-то притягательное. С виду – обычный человек. Незапоминающееся лицо, длинные, до плеч, волосы. Но был в нем какой-то внутренний магнетизм…
– Ну, Том, рассказывай, чем занимаешься. – Его хорошо поставленный голос прервал мои размышления. – Я, вот, например, странник. Ошиваюсь то там, то сям. А ты?
– Ну, я… Я музыкант, правда, наша группа распалась. Но есть материал, идеи…
– Обожаю музыку. Хорошую музыку.
Принесли наш заказ. Он пригубил коктейль и посмотрел мне в глаза.
– Что? – спросил я, заметив его пристальный взгляд. Под ним я чувствовал себя неуютно.
– Ну, как тебе сказать… Есть в тебе огонек. Пламя поиска, жажда исследования и познания, я бы так сказал. Нечто подобное было в глазах Адама и Евы. Ты мне интересен, интересен как личность. – Он сделал большой глоток и поставил стакан на стол.
Я сидел и потягивал пиво. Его слова запали мне в душу, и я пытался понять, что это за блеск такой и что в нем хорошего. Крепкий, но в тоже время бархатный вкус пива ласкал язык и горло. А я сидел и думал.
Дождь усилился. Капли бились о подоконник все сильнее и сильнее.
– Блеск… расскажи мне, что ты о нем знаешь?
– О! Это случилось год назад. Я был такой же, как ты, молодой и искал счастья...
– Был? Да ты не старше меня!
– Дай же мне рассказать. – Он улыбнулся, странной улыбкой. – Так вот, это случилось осенью. Я тогда гулял по дождливому городу и встретил его. Он, так же как и ты, попросил закурить и пригласил меня, но не в бар или ресторан, а на Ржавый карнавал. Он назвался Герхардом. Я никогда не был на карнавале, тем более на Ржавом. И захотел попасть туда.
Я слушал его внимательно. Мне хотелось узнать больше об этомпразднестве.
– Он отвел меня туда. Это было незабываемо. Карнавал… Я, взрослый парень, веселился, как ребенок. Я веселился на этих странных и пугающих аттракционах. Публика там собралась разношерстная, многие говорили на непонятных и мертвых языках. Их костюмы поражали воображение… А потом Герхард сказал, что, если я хочу снова попасть на Карнавал, я должен привести кого-нибудь с собой. Как в секту или в компанию-пирамиду. Я воспринял это как шутку, но буквально неделю назад начался Он, Карнавал. И я не могу на него попасть, ведь я один. В общем, я приглашаю тебя туда.
– Это, конечно, прикольно, но мы знакомы каких-нибудь полчаса, – сказал я, глядя в окно. – А вдруг ты серийный убийца? Или маньяк-гомосексуалист?
– Эй! Я просто предлагаю тебе сходить на Карнавал. И никто не собирается тебя убивать или трахать в задницу. Ты – мой билет, мой шанс снова оказаться там. Да тебе и самому хочется сходить туда, верно ведь? Не отрицай, я вижу это по твоим глазам.
И он был прав. Он ужасно заинтриговал меня своим рассказом, и мне хотелось побывать на этом празднике. Действительно ли там так здорово?..
После недолго раздумья я согласился.
– Хорошо. Когда пойдем?
– Ха. Не так быстро. – Он опять рассмеялся. – Какой ты шустрый! Вот мой номер. Приходи завтра вечером к старому парку. Там есть Ржавые ворота. Я буду ждать тебя у них в десять вечера.
– Завтра? А почему завтра?
– Потому что завтра. Черное воскресенье. – Он подмигнул мне. – Давай, до связи.
Расплатившись за нас двоих, он вышел на улицу, под проливной дождь. Громко хлопнула дверь.
Допив пиво и оставив на столике чаевые, я поехал домой на метро. Мне повезло, я сел в полупустой вагон.
В наушниках играла группа Cold. Рональд Вард пел «Песню дождя», его сильный, глубокий голос врезался в сознание. Он помогал мне бороться с плохим настроением. В этом и была магия Cold. Их депрессивные тексты и проникновенные мелодии вселяли надежду на то, что у тебя все не так уж плохо.
Одна песня сменялась другой, в окнах вагона проносились станции и стены туннелей. Я не заметил, как доехал до конечной.
Квартира встретила меня теплом и тишиной. Я клевал носом. Не знаю, что было в этом виновато: может, усталость, а может, выпитое натощак пиво. Я сбросил куртку, снял ботинки, положил на стол очки. И, упав на диван, провалился в сон без сновидений…
Утро. Осеннее утро. Первые лучи солнца прокрались в квартиру. Они отражалась бликами в зеркале, в стеклах лежащих на столе очков.
Зазвонил городской телефон. Его громкий писк нарушил утреннюю тишину и разбудил меня. Пока я искал очки, трель прекратились.
Сегодня воскресенье. Черное воскресенье. Хм. Что он имел в виду, когда назвал этот день именно так? «Уж не фанат ли он группы BlackSabbath?» – мелькнула у меня мысль. Черное воскресенье… Какой же я дурак! Ведь я слушал его постоянно! Это одна из песен группы Cold. Странно, при чем здесь она?
Встреча назначена на 10 вечера. Чтобы чем-то себя занять, я сел читать «Американского психопата» Эллиса. Дойдя до момента, когда Патрик поехал на свидание с Кортни, я решил позвонить Мэри и предупредить ее, что сегодня буду занят и не смогу к ней приехать. Она сказала, что все нормально. Ближайшие два дня она будет гостить у родителей, которые меня, прямо скажем, недолюбливают.
Я повесил трубку. Что бы еще поделать? И я не придумал ничего лучше, кроме как завалиться на диван, поставив будильник на восемь вечера.
…Но разбудил меня не будильник, а мобильный.
Из динамика донесся голос Тома:
– Эй, соня! Погода прекрасная, ни ветра, ни дождя. Давай, просыпайся – у тебя два часа на все про все.
– Хорошо-хорошо, просыпаюсь, – промычал я в трубку и упал с дивана.
Поужинав на скорую руку, я выбежал из дома.
Он ждал меня, прислонившись спиной к старым, ржавым воротам парка. На нем была все та же куртка, тот же свитер, и, как и во время нашего знакомства, он курил.
– Осталась пара минут. – Он постучал по часам. – Я уж думал, ты не придешь. Ладно, давай подождем. – И он затянулся сигаретным дымом.
Секунды следовали за секундами. Мне казалось, что мы стоим тут уже несколько часов. Том молчал и с безразличным лицом глядел на ворота.
– Ага. Все, пошли. – И он стал открывать ворота. – Чего стоишь? Помоги мне.
Створки с громким скрипом раскрылись, и с них посыпалась ржавчина.
– Давай, Джим, не стой столбом! – прокричал он. Схватил меня за рукав куртки и потянул за собой.
Я споткнулся и чуть не упал. А когда поднял взгляд, и мир уже изменился. Загаженный, старый парк преобразился. На огромной территории, пустовавшей бог знает сколько лет, появились аллеи, палатки с торговцами и аттракционы. Играла веселая музыка, люди смеялись – праздник был в самом разгаре.
– Ну, куда пойдем? – Его голос с трудом пробивался сквозь весь этот шум. – Карнавал бывает только раз в году! И на него еще надо заслужить билет.
– Ты так и не рассказал мне про блеск, – прокричал я.
– Ах, да… блеск. Ну, это и есть билет на Ржавый карнавал. Именно им ты и расплачиваешься за это удовольствие. Да не парься! Все нормально. Пошли на «Адские колокола»!
«Адские колокола». Жуткого вида громадина. Человек садится внутрь, застегивает ремни, и колокол начинает свою безумную пляску. Никогда не угадаешь, в какую сторону он повернется. Мало кто выходит оттуда в нормальном состоянии.
– И-и-и-и-и-иха-а-а! – Том вывалился из Колокола. – Джим! Ты должен на нем прокатиться!
– А что это, вон там? – Я указал рукой на дальний конец парка.
Том пытался прийти в себя после аттракциона
– Не знаю… Там редко кто бывает. Давай сходим.
Карнавал предстал перед нами в новом, мрачном и угрожающем, обличии. Голые деревья, хотя в центре парка они были усеяны золотистой листвой; лужи; кучи мусора. В общем, картина еще та. В самой темной части парка, на задворках, стояли два больших шатра. Ржавые вывески висели на ржавых гвоздях. На одной еще можно было разглядеть надпись: «“Психоцирк”! Добро пожаловать на шоу!» Другая была настолько побита временем и дождями, что от нее не осталось почти ничего, кроме огромных дыр.
– Давай посмотрим, что там, – сказал я Тому.
Приподнял полог и осторожно прошел внутрь «Психоцирка».
Нашим глазам предстала печальная картина: груды мусора, пыль, раскиданные игрушки и огрызки воздушных шаров. Все это внушало уныние и печаль.
– Добро пожаловать на шоу! Мы рады видеть вас в нашем цирке! – Раздался из темноты громкий зловещий голос, от которого за милю несло безумием. – Шоу начинается! На арене два молодых человека! Сейчас в них будут кидать камни, ножи и все, что попадется под руку!
– Пригнись! – только и успел прокричать Том и упал на пол.
Когда над его головой просвистел топор, я тут же растянулся на полу. В нас кидали яйца, обломки кирпичей, компакт-диски, ржавые болты и гайки.
Прикрыв голову руками, Том бросился к выходу.
– Давай-давай, за мной!
Мне не надо было повторять дважды. Спотыкаясь, я вырвался из этого дурдома первым. Том выбежал из шатра, прихрамывая.
– Все-таки один урод зацепил меня, – держась за бедро, прорычал он. – Здоровый камень, однако, он в меня послал.
– Рискнем зайти во второй павильон? – спросил я. Во мне боролись два противоречивых чувства: я не знал, что ждет нас внутри, и, как все люди, боялся неизвестности. Но Карнавал заворожил меня. Какие еще безумные развлечения скрывает этот таинственный парк? Пока я здесь, я должен увидеть как можно больше.
Том тоже был настроен решительно.
– А! Гулять – так гулять! Не зря же мы пришли на Карнавал?
И мы зашли во второй шатер.
Внутри было на удивление чисто. Мы оказались в театре. Маленькая сцена, ряды стульев и будка суфлера. У входа нас встретил старик-билетер, одетый в форму, которую носили лет сто назад.
– Господа, добро пожаловать в Театр боли. Мы рады видеть вас! – с его губ слетали отрепетированные, повторяемые из года в год фразы.
– Театр боли? А что это такое? – спросил я. – Обычный театр я видел. А вот о таком слышу впервые.
– О, Театр боли!.. – На лице старомодного билетера появилась улыбка. – Это самое великое изобретение человечества со времен парового двигателя. Его создатель Клаус фон Борнхоф потратил не один десяток лет на то, чтобы воплотить свою идею в жизнь. Ходили слухи, что он продал душу Дьяволу ради этого.
– А что за идея?
– О! Это самая великая идея! – Дед даже всплеснул руками, немного маниакально. – Герр фон Борнхоф хотел показать людям их страхи и боль. Оживить на сцене вечные страдания, вселенскую печаль, неизбывную горечь утраты. Каждый посетитель Театра видит ту боль, которая для него самая сильная. Близких родственников, безвозвратно теряющих последние секунды жизни на смертном одре. А может, жестокие мучения безвинных людей. Все зависит от самого человека. И не всякие, скажу вам, уходят отсюда на своих двоих. Было несколько случаев, когда зрители умирали от разрыва сердца. Вы готовы рискнуть, молодые люди?
– А сколько стоит билет? – Я шарил по карманам в поисках денег.
– Он здесь в первый раз, – пояснил Том. – Ох уж эти новички. – И он лукаво подмигнул билетеру.
– Садитесь на свободные места – представление сейчас начнется, – сказал тот и улыбнулся. Но улыбка его была недоброй.
Как только мы сели, поднялся занавес, и на сцене появилась…
…На сцене я увидел ее. Мою Мэри. Старую и немощную. Она лежала на кровати в больничной палате под капельницей. Его волосы поседели, руки превратились в сухие веточки, она была одета в какие-то грязные лохмотья. Но я сразу узнал свою любимую. Она спала.
А я сидел рядом с ней, около койки. Дряблое лицо, морщины… Словно какой-то художник решил посмеяться надо мной и нарисовал карикатуру. Старость превратила меня в маленькую, сгорбленную куклу.
– Она умирает, – раздался в палате голос доктора. – Мы ничего не можем сделать.
– Но вы же врач! – Мой голос срывается на визг, по лицу текут слезы. – Должно же быть хоть какое-то лекарство?!
– Увы, здесь мы бессильны.
Второй акт.
Место действия меняется: теперь это кладбище. Дождь превращает могильную землю в отвратительную жижу. Капли стучат по крышке гроба, нарушая скорбную тишину. Они играют свой реквием. Свою песню. Песню дождя.
Комья земля слетают с лопаты и постепенно закрывают собой крышку погребального ящика.
– Мэри… Любимая… – Слова встали комом в горле.
Как это случилось? Ведь мы клялись умереть в один день. Жить долго и счастливо. И в горе, и в радости. Но… Но Судьба и Смерть сделали свое дело. Они всегда пожинают свой урожай, урожай полный горя.
Акт третий.
Я пьян. Так пьян, что уже не могу сидеть за столом, но руки сами тянутся к бутылке и наливают в стакан крепкий напиток. Я так хочу залить свое горе алкоголем, но не могу забыться.
– Джим! – Том трясет меня за плечи и кричит. – Джим, очнись!
– Том… Она умерла, Том! И они не спасли ее! Том!
– Успокойся, это просто наваждение.
– Такое часто бывает, я же говорил, – сказал старик билетер. Он тоже склонился надо мной и разглядывал меня, как орнитолог незнакомую бабочку.
– Все, парень, кончился праздник. – Том помог мне подняться. – Тебе надо домой.
Домой…
Я еле переставлял ноги. Билетер смотрел мне вслед. Я чувствовал на спине его взгляд – холодный и довольный…
Я не помню, как с безразличным, металлическим, ржавым скрипом закрылись ворота. Они исторгли меня. Нас. Как нечто чуждое, опасное, ядовитое. Мы оказались на улице.
Праздник закончился – осталась лишь боль. Возможно, в парк опять вернулись тьма и тишина, и аттракционы пропали, и Карнавал исчез, словно его и не было. Не знаю, я ничего этого не видел. Я выпал из этой реальности.
Кто-то стоял рядом со мной. Кто-то… Том… Мне удалось вспомнить его имя. Он проводил меня до остановки, а может быть, до дома. А потом пропал – как и все остальные. Всю жизнь мир удерживал меня, не позволял свалиться в пропасть. Но воздух сделался прозрачным, стены исчезли, земля ушла из-под ног, деревья и люди, и шумные машины, и серые, крикливые птицы зависли в воздухе – а потом исчезли. Я был на полпути к вечности, к пустоте… К забвению.
Лишь в коридоре, поворачивая ключ в замке, я понял, что все еще здесь. Зачем? Для чего? Я стою на этом твердом полу, которого мгновение назад не было. Я плыву в бескрайнем остановившемся потоке ирреальной реальности. Реальной иррациональности. И я поворачиваю ключ в замке…
…Дрожащими руками я поворачиваю ключ в замке.
Дом. Все тот же беспорядок. На полу валяется «Американский психопат», открытый на том самом месте, где Патрик звонит Кортни.
Мэри. Я вспоминаю страшное видение, посетившее меня в Театре. Рука сама тянется к телефону и набирает номер. Два… Один… Ноль… Длинные гудки…
– Алло! – ее чудесный голос разорвал цепь уродливых гудков.
– Привет… это я. – Голос совсем слабый. Я почти не понимаю, где я и что со мной. – Мэри, приезжай… мне плохо… Очень плохо, – слова слетали с языка без моего ведома, без моего участия. То, что всю жизнь хотело управлять мной, наконец получило надо мной контроль. И я не сопротивлялся. – Приезжай скорей… Будь со мной… дорогая.
– Джим, что с тобой? – взволнованно спросила она. Ее слова бессмысленно бились о стену беззвучия. – Джим, все будет хорошо. Я уже еду.
Мне удалось расслышать короткие гудки – она повесила трубку. Нет, не повесила – бросила…
От усталости я валился с ног, и странное головокружение выкручивало меня изнутри, словно стремясь выдернуть из меня душу и лишить ее, разорвав на куски. Я уснул прямо в комнате, на полу.
…Меня разбудила она. Она приехала и открыла дверь своими ключами.
– Джим! Джим! Что с тобой такое?! Где ты был? Ты что, пил? – Вопросы сыпались на меня градом.
Я с трудом понимал, что она говорит. Но я видел испуг на ее прекрасном лице.
– Мэри… милая, я был в таком месте. Я видел такое… Ты… и я… – Слезы лились из моих глаз. Я боялся рассказать ей о том, что видел. Да и поверила бы она?
– Не бойся. Я рядом, а значит, все хорошо. – Она опустилась на колени и обняла меня.
И…
Это была самая прекрасная ночь в моей жизни. Я и она. Она и я. В танце любви я забыл обо всем: о Карнавале, о Театре, о Томе. Были только мы вдвоем.
Ночь безудержной любви и счастья.
Бесконечных, как боль и страдания.
Утром я проснулся в диком беспорядке и с абсолютно ясной головой. Она лежала рядом, восхитительная и настоящая, как летний цветок на залитой солнечным светом поляне. Тихо, чтобы не разбудить ее, я встал с кровати, оделся и ушел на кухню. Я приготовил нам завтрак, слушая карканье ворон и даже наслаждаясь их символичным пением.
Все было прекрасно, пока она не проснулась, не пришла ко мне и я не увидел в ее глазах этого. Этот блеск… На меня нахлынули воспоминания о вчерашнем дне.
– Мэри, любимая, – глядя ей в глаза, медленно произнес я. – А ты знаешь, что в тебе есть что-то невообразимо прекрасное?
– Что, дорогой? – спросила она наивно и невинно.
– Блеск твоих очаровательных глаз. – Мои холодные, матово-черные зрачки ловили каждую искорку внутри ее черных озер. Она смотрела на меня и вся лучилась от счастья. – Скажи, ты бывала когда-нибудь на Ржавом карнавале?
– А что это?
Этот блеск слепил меня. Я отвернулся, чтобы не видеть его, и посмотрел в окно, на пасмурное осеннее утро.
– Ржавый карнавал, – повторил я. – Да, ты обязательно должна там побывать…
Похожие статьи:
Рассказы → По ту сторону двери
Рассказы → Желание
Рассказы → Песочный человек
Рассказы → Доктор Пауз
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
