Собачье печенье

Собачье печенье

   Из вращающихся дверей центрального универмага выскочил горбатый силуэт, аппетитно хрустнув битым стеклом под лапами, выждал секунду, и затем, старательно стелясь по земле, будто легкая дымка по водной глади, он одним прыжком перемахнул через заваленную сгоревшими остовами автомобилей дорогу. Приземлился на все четыре лапы и исчез за старым деревянным цветочным магазином, стоявшим аккуратно напротив некогда самого многолюдного подземного перехода в Ростове-на-Дону.

   Пару часов спустя из дверей музыкальной консерватории, сопротивляясь возвратной пружине двухсоткилограммовой двери, выбрался парень, старательно закутанный в несколько слоев плотной брезентовой ткани с ног до головы. Тяжелая дверь громко хлопнула и протяжно ухнула, согнав с площади перед "консервой" каркающую пернатую стаю. Ошалевшее от безнаказанной свободы действий воронье стаями носилось над умершим городом, старательно выписывая круги и подбирая недоеденные мертвецами крошки.

   Нещадно матерясь про себя, парень трусцой подбежал к переходу, осторожно спустился на одну ступень вниз, стараясь прижаться к шершавой и холодной стене всем своим бренным телом, и замер. От прикосновения со стеной душа затарахтела, как старый советский холодильник, подстрекая сердце к подобным трусливым маневрам. Два глубоких вдоха успокоили ошалевшее сердце, лишив паникершу-душу намечавшегося сотрудничества с главным двигателем ее оболочки.

   Гранитная лестница подземного перехода, обильно замаранная запекшейся кровью и захламленная сверху донизу нанесенной непонятно откуда бумагой, тряпками и мириадами стеклянных мошек, отозвалась глубоким тихим шорохом.

   "Техника в Эльдорадо. Минус 25 % на все товары до 15 марта!" — красный баннер над головой, нещадно истерзанный непогодой и погоревший с краев, исчерпавший свое арендное время еще месяц назад, сейчас же стал весточкой из недавно благополучного прошлого, напоминая всем, какой же мир мы все умудрились просрать. Жизнь словно остановилась, превратившись в густой кисель темно-вишневого цвета, отдающий тухлятиной на всю Солнечную систему.

   Парень замер, втянул морозно-свежий весенний воздух кривым конопатым носом, хрюкнул от накатившей девятым валом тошноты, собрал на языке мерзкую скользкую слюну в комок, но сплевывать не стал — слишком рискованно. Он и без того нашумел от души. Лишь поправил огромные слесарные очки, закрывающие половину лица. Затем аккуратно, будто сомневаясь в прочности пластика, потянул очки-маску за дужку, выпуская из под стеклянного колпака насквозь пропитанную страхом испарину. Вокруг воняло совсем скверно, тянуло смрадом и мертвецами, а из перехода сквозняком накатывали гнилостно-ацетоновые волны, разбиваясь совсем не вдребезги о примитивный двухфильтровый строительный респиратор фирмы "Айсберг", больше мешавший, чем реально защищавший от мерзких зловоний и отравляющих испарений раздувшихся трупов. Бальзам "Звездочка", обильно нанесенный на крылья носа если и не выручал совсем, то хотя бы придавал завонявшемуся воздуху нотки свежего ментола.

   Переждав пару минут, парень набожно перекрестился, глянул на темнеющие в серых туманных сумерках небеса и, перехватив металлическую биту удобнее, сноровисто спустился на десяток ступеней, уже оттуда стараясь заглянуть за темный неизведанный угол, покрытый бежевой непонятной слизью. Ржавая канализационная железка под ногами предательски громко звякнула на половину "Большой Садовой", отчего в глубине угольно-черного подземного перехода что-то закопошилось и утробно заворочалось, будто бурый медведь-шатун, разбуженный не вовремя и не в срок. И оттого злой как черт.

   От неожиданности парень зажмурился, разве что не потянулся затыкать уши пальцами, как это делают дети, которые сами же нашумели, и потому ругать родители будут их и именно их. Но разве даже в детстве такое срабатывало? Отнюдь.

   Переборов мозговые схватки у себя в голове и взяв внутреннее мужское "я" за вспотевшие от страха яйца, выражаясь фигурально, парень с руками забрался в рюкзак и достал, как фокусник — кролика из шляпы, бутылку противно пахнущей жидкости с торчащим из горлышка лоскутком. Коктейль Молотова в такой ситуации — как припарка мертвому, как бы ни двусмысленно это звучало, но, по крайней мере, умирать в тепле гораздо приятнее, чем дохнуть в сыром плесневелом переходе.

   Лоскут из старой хлопковой майки занялся синим стеснительным пламенем почти сразу, как зажигалка оказалась на месте, в кармане, сперва осторожно облизнув горлышко бутылки. А затем и вовсе разгорелся во всю свою мощь, угрожая прорваться сквозь узкий перешеек к взрывоопасной бормотухе, наполнившей зеленую "пивную" бутылку "Carlsberg " аккуратно до середины этикетки.

   Из глубины что-то уверенно двигалось на рандеву, и, судя по звукам, загребало ковыляющей походкой горы нанесенного за пару недель мусора, неосознанно замедляя свой стремительный блицкриг. Если бы зомби были немного сообразительней и давали погоняла своим собратьям согласно заслугам, этот экземпляр получил бы гордую и величественную кличку "Ледокол Красин".

   "Обычный мертвяк", — подумал парень, хоронясь за четырехгранной колонной в темноте почти в тот момент, как из-за поворота, размазывая гниль по полу связками вздутых выпущенных кем-то кишок, вывалился изрядно потрепанный мертвец.

   Уродливым его нельзя было назвать. Как нельзя назвать уродливым непонятный, прогнивший со всех сторон кусок мяса, обернутый местами в брюки и рубашку. Жирные трупные черви, копошащиеся у того аккуратно над верхней губой, создавали занимательную иллюзию, будто мертвец что-то напевает себе под нос в этом несравненно склонном к бесподобной акустике месте.

   Капли слизи, перемешанные с трупной жидкостью и остатками непонятно как модифицированной в этом гнилом теле крови, со звоном разбивались о гранитные плиты, отполированные за полсотни лет плоскостопными подошвами ростовчан и гостей. Свет от разгорающейся бутылки коктейля почти дополз до мертвецких обгрызенных ног, и оттого бесцветные в темноте остатки некогда живого существа: сине-зеленые кишки, бледно-серые искромсанные потроха, вывернутая наизнанку полость живота, забитая остатками слопанной, очевидно, на днях еды (из разорванного сбоку живота торчали чьи-то рыжие обгорелые волосы), засияли всеми цветами мертвой несчастливой радуги. Разлетались и отскакивали миллиардами крохотных алых блесток в разные стороны гнилостные выделения, замазывая очередным мерзким слоем ближайшие к мертвецу стены. "Кап-кап-кап" — эхом разносился звон от одного темного конца перехода к другому. "Хыщ-хыщ-хыщ" — пытался хрипеть изувеченным горлом мертвяк, сипло втягивая воздух отверстиями непонятно зачем и почему, и в то же время, обхватывая руками соседнюю с парнем колонну — ту самую, возле которой сиротливо присоседилась густо чадящая бутылка. Привлеченный теплом или светом, а может и тем и другим, мужик остановился у колонны и бережно обхватил ее, будто партнершу в страстном танце. Нежно, бережно, заботливо, боясь сделать больно. Наверное, среди лиц женского зомбопола этот экземпляр пользуется большой популярностью.

   С началом мертвых маневров парень что есть силы вжался между стеной и крайней колонной, стараясь мимикрировать под пятнистый гранит, подтянул колени к подбородку и замер неподвижно в паре метров от эмоционального мертвеца и пивной бутылки. Зажмурился, втянув рябой нос под край неровно отрезанного брезента, старательно сжимая в кармане гладкий, увесистый голыш, и застыл.

   Потянувшись к бутылке остатком культи, мертвец поскользнулся на старой почерневшей кожуре от банана и завалился набок, рухнув необычайно громко для такого худого существа, как он. Под мертвецом захрустело стекло, затарахтело железо, а сам мертвяк, видимо раздосадованный такой позорной нелепостью, зарычал, изрыгая из уродливого рта пробирающие до костного мозга всхлипы и стоны.

   Беда не приходит одна. Спустя несколько мгновений из темноты на подмогу "ледоколу Красину" выдвинулся отряд быстрого реагирования. Судя по звукам, не такой маневренный и скоростной, как неуклюжий герой-любовник, но, тем не менее, злой и голодный, клацая зубами и рыча уже достаточно грозно и страшно.

   Поглаживая гладкий, идеально ровный камень шершавыми мозолистыми пальцами, парень вспомнил одну из молитв, что читала мама ему в детстве на ночь в те дни, когда страшный грипп или непонятная болячка сжигали бледное детское хлипкое тельце изнутри, выкручивая кости и выворачивая внутренности адской нестерпимой болью.

   И начал безмолвно, лишь изредка шевеля губами, повторять те старорусские непонятные слова, извлекая их из поседевшей за месяцы трагедии головы старыми ржавыми клещами: "Господи Боже наш! Услышь с высоты святаго твоего престола нас, грешных и недостойных рабов твоих, благость твою грехами своими прогневавших и милосердие твое удаливших, и не взыскивай с рабов твоих, но отврати страшный гнев твой, справедливо нас постигший, прекрати пагубноенаказание, удали страшный меч твой, невидимо и безвременно нас поражающий, и пощади несчастных и слабых рабов твоих...".

   На полуслове его оборвал страшный нечеловеческий крик, вылетевший испуганной крикливой птицей из стеклянного продовольственного магазинчика, как только один из неуклюжих мертвецов, споткнувшисьоб необглоданный собратьями собачий костяк, влетел головой в витрину, обрушивсебе под ногиводопад стеклянных мошек, заскакавших по полу, словно цирковые подкованные блохи. Отсиживающаяся до сих пор в ларьке ворона, непонятно зачем туда забравшаяся, выскочила из обнаруженного схрона, размахивая огромными, блестящими темной полированной сталью в свете пламени крыльями, и, проклиная протяжным издевательским "кааааааррр" весь белый свет, скрылась в темноте.На пару секунд мертвецы застыли, уставившись идиотскими невыразительными мордами вслед улетевшей крикунье.Затем снова повернулись к свету и, гомоня что-то себе под нос, заковыляли к колонне, намереваясь разобраться, что за свет и с чем его едят.

   Пять метров, четыре метра, три, два! Пора! Выскочив из закутка с битой наперевес, парень довольно метко швырнул камень в бутылку — та звякнула и полыхнула, отпрыгнул ближе в выходу, забирая по большой дуге на поверхность, и толкнул ногой заранее заготовленную тележку из магазина "Перекресток", наполненную старым тряпьем, пропитанным бензином и остатками спирта, найденнымив соседней с консерваторией многоэтажке.Стоящие в непосредственной близости с подарком мертвецы вспыхнули яркими факелами, а до сих пор не поднявшийся с банановой кожуры мертвец крепко и сильно получил металлической битой по гнилой голове, отчего та рванула как вздувшийсяскисший арбуз, разметав остатки мозгов по всему переходу. Тут-то и пригодилсябрезентовый кожух. Смердящие внутренности прилипли к толстой ткани, как банные листы к голой целлюлитной заднице.

   Все же лучше, чем на одежду. С нормальными брюками и обувью в последние месяцы ситуация напряженная, мародеры разграбили все склады и базы.А там, где шмотье еще осталось нетронутым, стаями бродят голодные коматозные мертвецы, разгоняющиеся до быстрой трусцы за несколько минут, мотивированные едой, мельтешащей прямо перед откусанными носами. Выжившие заготавливают впрок, а прямых поставок из Китая и Европы уже не дождешься.

   Мгновение, и ярким пламенем занялась тележка, полыхнув до потолка, почти взорвавшись от бензиновых паров, сконцентрированных между тряпками, инещадно зачадилачерным едкимдымом.Стоящая с краю толстая зомбиняс уродливым горбом на спине — шустрик, не иначе -умудрилась отскочить от корчащейся в огне толпы, почти осознанно стукнула разорванным в клочья бедром тележку.Отчего та, сохранившая свои колеса в целости и сохранности, покатилась по наклонной плоскости вглубь перехода, теряясь в беспроглядной мгле за поворотом, а сама виновница маневра исчезла из поля зрения, стоило оставить ее без внимания на секунду.

   — Твою мать! Дима! Ты где???!!! — испуганно выругался парень, отступая к лестнице, жонглируя испачканной в чужих мозгах битой. Все пошло наперекосяк, и операция, проверенная десяток раз, впервые дала сбой. Нога подвернулась, и парень, рьяно размахивая битой из стороны в сторону, рухнул на спину, стукнувшись затылком о керамическую мозаику, которой были покрыты почти все переходы в городе. Школьник, изображенный на мозаике стоящим у доски с куском мела в руках, от соударения с мародером потерял пионерский значок вместе с маленьким кусочком керамики. Перед глазами у бойца поплыло, и ноги, минутою назад крепкие и сильные, в одночасье стали ватными и ни на что не годными. Кусок свежего мяса, завернутый в брезент, упал мешком к ногам проклятой Богом своры.

   Пылающие мертвецы заметили парня и, совсем не стараясь сбить с себя огонь, не приносивший им ни боли, ни страданий, потянули вздувшиеся конечности в сторону живого, скуля утробно и сотрясаясь в предвкушении славного пира, который начнется сразу же, как закончится дикая предсмертная агония растерявшегося мародера.

   -Дима! -снова истошно заверещал парень, заглушая свой страх, увидев, как подкравшийся ближе всех малец лет десяти потянулся перегрызать ботинок пополам, оседлав правую ногу несчастного.

   Жар от обгорающих мертвецов уже докатился до парня, угрожая облизнуть мощными горячими языками крепко и страстно.Брезент, защищающий тело от нечаянных ранений, с краев задымился, маска запотела изнутри, и парень откровенно запаниковал...

   Бешеный фонтан гнилостной крови брызнул на брезент, залил маску, окропив лицо парою капель. Пылающая головешка пацаненка, повисшего мартышкой на конечности, совсем лысая и обрюзгшая, молниеносно отделилась от туловища, а затем раскололась на несколько частей, как только чья-то мощная волосатая рука швырнула ту об стену, что есть силы. Следующий мертвец, не успевший сориентироваться, повторил судьбу мальчишки с той только разницей, что его гнилая голова разбилась о разноцветное мозаичное панно, не отделяясь от вздувшегося, покрытого язвами, ранами и ожогами тела.Разбилась, как спелая тыква, и опала кровавой кашей в полуметре от несчастного мародера.

   Парень интуитивно закрылся руками, продолжая сквозь щелку между широкими рукавами, беспомощно наблюдать за безжалостной резней, если так можно было назвать это хладнокровное истребление. Каждый мертвец походил на яркую новогоднюю елку, обмотанную мерцающей гирляндой, отчего процесс уничтоженияв какой-то неуловимый момент напомнил типичную голливудскую сцену с удачно подобранным освещением, хорошим гримом и необоснованно дорогими спецэффектами, вроде растаптывания мертвецкой головы грузной лапой с десятисантиметровыми когтями — клинками и вырывания позвоночника из тела той самой шустрой зомби, успевшей схорониться за холодильником "Пепси".Схоронившейся, справедливости ради сказать, не весьма успешно.Пара трупов, сообразивших нехитро сдернуть от этой расправы на своих двоих, успели убежать вглубь своих катакомб метров на тридцать, не больше. Но несколько размеренных прыжков темной, горбатой и громогласно рычащей твари стали роковыми для беглецов. Стремительно рванув, теньнастигла ходунов возле очередного поворота и, повалив мордами в пол, как это любили делать при задержании менты, с хрустом и чваканьем прошлась по головам. Дернув конечностями и заскользив окровавленными руками по полу в надежде выбраться из-под смертельного пресса, те затихли. Теперь уже навсегда.

   Вонь от сгорающих в ярком пламени мертвецов забивалась в нос, обезглавленные трупы, походившие на изломанные марионетки, неуклюже валялись в лужах собственной кровито тут, то тами смердели еще хуже, чем раньше, заставляя желудок вытряхнуть все содержимое за ненадобностью.
  Парень замер, опустил руки и совсем равнодушно уставился на приближающегося к нему огромного мускулистого морфа, урчавшего как-то мирно и подозрительно спокойно. Спустя минуту тот остановился напротив и, брезгливо глянув на развалившегося у стены парня, уселся на задницу рядом, дружелюбно стукнув того лапой, походившей больше на увесистый таран. А затем громко и победно, как это делает победивший соперника самец гориллы, рыкнул, отчего уши заложило еще крепче, чем от удара головой о стену.

   — Ребра болят, чего лупишь? — парень постарался привстать, не совсем старательно уходя в сторону от тычка, — ты где носился, Димка? Меня тут едва не сожрали под соусом Болоньез!

   — Ууу, — протянул морф, пнув огромной лапой труп того самого бешеного пацаненка и со всего маху впечатав пудовый кулак несчастному глубоко в диафрагму, — хрхрхр, ты неплохро справляхрлся.

   — Извинения принимаются, — парень стянул с себя обгоревшую накидку и ответно ткнул морфа аккуратно в то место, где, по его мнению, у того были ребра.Казалось, тот и не заметил, а вот локоть, ушибленный при падении, взвыл острой тянущей болью.

    — Дирмха — сыроед, — огромным когтистым пальцем морф ткнул себя в грудь, необычайно точно произнеся "сыроед", и чуть погодя ткнул тем же здоровенным отросткомв сумку за спиной парня, корчащегося от боли, — фрухты!

   — Ничего от тебя не скроешь! — переборов боль в руке и вздохнув пару раз до гипервентиляции, парень стянул с плеча сумку, развязал пару крепких узлов, немного покопошился и достал две огромные связки. В одной бананы, в другой яблоки — штук двадцать, не меньше. Накинул рюкзак на плечо, протягивая связки морфу, — держи, заработал!

   Ошалевший от радости морф заколотил себя в грудь крепкими кулаками, зарычал, разбрасывая слюну вокруг, словно радостная псина, идущая на прогулку, и, немного смутившись, насколько это могло быть доступно волосатой горообразной твари, только что расправившейся с толпой мертвецов, бережно взял два пакета из его рук:

   — Спасхибо, — сквозь клыки, торчащие из пасти частоколом, процедил морф, длинным мохнатым носом втягивая сладостный фруктовый запах.

   — Не за что, — улыбнулся парень, хлопнув обезумевшего от радости морфа по колесообразной, бугром вздымающейся груди, исполосованной шрамами вдоль и поперек. Нащупал холодный серебряный крест у того под густой шерстью, улыбнулся и присел рядом уже с другой стороны, предварительно раскидав изодранным ботинком кости от предыдущих неудачников ежедневных парных засад. Плюхнулся на задницу, достал тетрадь и, подсвечивая маленьким допотопным фонариком, старательно вывел на странице следующую надпись: "день девятый, семь зомби".

   Сидящий бок о бок с мародером морф, бывший в прошлой жизни заядлым сыроедом и лучшим другом незатейливого охотника, царапающего сейчас в тетради никому не нужные пометки, заканчивал связку бананов, по старой памяти очищая каждый от кожуры и складывая те аккуратной горкой подле себя.

   Вирус, превращающий всех и каждого в кровожадных голодных тварей, где-то на клеточном уровне в этой особи дал сбой, опустив необходимость мяса для перестройки организма на один из низших приоритетов.

   Вирус, унесший жизни половины населения планеты, а другую половину превративший в бесчувственных живых мертвецов, ничего не смог противопоставить настоящей дружбе.  Дружбе, которую даже сам всадник Апокалипсиса с модным по нынешним временам погонялом "Смерть" не в состоянии разрушить.

Похожие статьи:

Рассказы → Демоны ночи

Рассказы → День Бабочкина

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]

Рассказы → Княжна Маркулова