Когда в 2356 году в уездной газете появилось сообщение о странных событиях, произошедших на одной из ферм, я гостил у своего старинного друга неподалеку от тех мест. Лето было в самом разгаре. Июль. Но сегодня с самого утра пасмурно. День серенький, с мелким, нудным дождем. Однако, это не напугало нас, и мы сидели теперь на берегу старого, заросшего камышами и ряской озерца. Щуки здесь водились отличные, окунь и разная мелочь в изобилии. Комары и мошка долбили остервенело. Но в сетке уже подрагивали жабрами три склизкие, мясистые рыбины, поплавок то и дело нырял под воду, и, проведя рукой по лицу, стряхнув пяток кровососов, хлебнув из вспотевшего жбанчика домашней бормотухи, мы продолжали сидеть и заморожено смотреть на водную гладь, исчерченную суетливыми водомерками. Переговорено было многое, и сейчас мы уже полчаса, как молчали. Но, как водится между старинными друзьями, молчание иногда сродни задушевному разговору, когда полный консенсус и взаимопонимание по всем болевым точкам.
— Тут, Вань, статейку одну у вас прочитал вчера, — проговорил я тихо.
Иван сидел неподвижно. Комар застыл на его щеке.
— Слышь, Иван? — повторил я уже громче, — шутник у вас один пишет. Про ферму "Надежда". Вроде как, в ваших местах есть такая...
От дороги неподалеку послышались голоса. Шум множества ног, смеющиеся возгласы, тихое бормотание. Это мясо, болтая между собой, шло на ферму. Мясо всегда в это время возвращается с выгула. А раз в неделю партия в несколько голов следует на бойню. Тогда мороз по коже, когда слышишь их молчаливый ход. Почему они молчат, когда туда идут? Ведь это всего лишь мясо, которое то ли от современных кормов, то ли в силу других каких законов, но стало вдруг разговаривать. Правда, невразумительно, смутно… Однако, официальная версия гласила, что мозгов у мяса ровно столько, сколько нужно, чтобы плодиться, нагуливать вес и давать молоко… А они молчат, когда идут на бойню… Ну, почему они молчат?..
— Чего ты там про "Надежду"? — спросил Иван и шлепнул комара, размазав его по щеке.
Голоса вдалеке затихли. Я вздохнул — никогда, наверное, не привыкну к сельской жизни.
— Про "Надежду" вашу, говорю, шутник какой-то пишет, — повторил я уже не так охотно, настроение отчего-то испортилось, — что дороги туда перекрыты, хозяина никто не видел вот уже с полгода… Странные вещи творятся. Ты знаешь тамошнего фермера?
Иван кивнул, не сводя глаз с поплавка.
— Встречались как-то. Михалыч, кажется. Нелюдимый он. Все особняком, молчаком. Ничего толком про него не знаю. — Иван дернул удочку, с нескрываемым удовольствием сгребая в ладонь крупного трепещущегося щуренка, и оживился, — но, помнится, на ярмарке прошлогодней всех удивил, заключив какой-то мутный договор с приезжими дельцами из агрокомплекса… А что пишут-то? Может быть, мужик по делам куда-то отбыл?
— Там не ясно все как-то, — ответил я, — будто бы идет реклама последней разработки какого-то НИИ, потом описание, какое славное и зажиточное хозяйство у этого Бастрыкина, сколько удоев и голов и всякая подобная ерунда, которая, похоже, тебя бы должна была удивить, потому что приведенные для сравнения цифры прошлого и текущего годов впечатлили даже меня, несведущего человека. И в конце приписочка, что управляющий фермой разыскивает хозяина, Бастрыкина Алексея Михайловича, пропавшего без вести.
— Ну, — задумчиво буркнул Иван, — а что тебя так раззадорило в этой статье, обычный журналистский хлам, какого сейчас не меряно?
Я вздохнул. Неприятный осадок от статьи опять заставил меня поморщиться.
— Там говорится, что буренки и хавроньи теперь в отдельный сортир ходят и декларацией прав своих перед носом у журналиста размахивали...
Иван на меня глянул быстро и отвернулся.
— Ты чего несешь? — хмыкнул он. — Ну, бормочет скот ходит, знаю, тебя впечатляет это сильно...
Он засмеялся и, откинувшись на спинку маленького детского стульчика, блаженно засмотрелся на озеро.
— Глянь лучше, красота-то какая! — протянул он, раскидывая руки во весь их размах, пытаясь удержать удочку и покачиваясь на стульчике. — Сейчас вот придем, шмякнем щуренка этого на сковороду в шкворчащее масло, нальем по вспотевшему стаканчику хлебной бражки, Светуля нам полотенчики выделит, и в баньку! И почувствуешь ты, елки-палки, как хороша жизнь, Леня!.. Забудешь про всю эту писанину к чертовой бабушке и про мясо тоже...
И шлепнул опять себя по щеке.
Вот тут и раздался этот звук. Звук подъезжающей большой машины. Шины прошелестели по проселочной дороге и остановились.
— Кто бы это мог быть? — Иван оглянулся назад, но из-за кустов и надвигающихся сумерек ничего не было видно. — Место-то здесь известное на всю округу...
Я же лишь криво усмехнулся, продолжая отчего-то прислушиваться. Странная курлыкающая болтовня, бормотание… Грузные шаги по тропинке приближались, но я все не мог, сколько ни силился, увидеть подходивших. Их смутные силуэты мелькали в ивняке. Иван крикнул:
— Это ты, Петрович?
Послышалось то ли хмыканье, то ли утвердительное что-то. У меня клевало. Я в сердцах дернул удочку, и леска оборвалась. Сильный удар обрушился на мою голову и последнее, что я помню, это сапог Ваньки, быстро тонувший у самого берега...
***
Солома больно колет щеку. Едва открываю глаза, как помещение, где обнаружил себя, начинает вращаться неистово, тошнота подкатывает к горлу. Зажмуриваюсь. Руки саднит от веревки. Слышно, как кто-то входит и, приблизившись, наклоняется надо мной.
Наши глаза встречаются. Отшатываюсь, вдавливаясь в дощатый пол затылком, и чувствую страшную боль в нем. Щетинистое, широкое лицо с большим, влажным рылом вместо носа изучает меня. Двупалая ручища похлопывает легонько меня по лицу, отчего моя голова болтается отчаянно. То, что рыло проговорило затем, мне не воспроизвести ни за что, но раздалось то же курлыканье, которое я слышал накануне за своей спиной.
— Что?! — прошептал я, — что происходит?! Где я? — громче никак не получалось, голос осип и из глотки моей вырывалось лишь хриплое шипение.
Тяжелые губы шевельнулись в ответ, но послышалось все то же курлыканье.
— Где люди? Позови людей! — сипел я.
Чудовище всматривалось в меня сыто маленькими глазками, шевеля мокрыми ноздрями. Топталось возле, и мне казалось, что в этих мерзких глазках нескрываемый интерес… Он потянул воздух, принюхиваясь ко мне и… заржал.
— Луди… А-ха-ха...
Хохотал он громко, раскрыв пасть, повторял "луди" и вдруг пнул меня со всей силы в бок. Ребра заныли, жар от боли растекался по телу, а свин уже уходил, оставив мне под носом корыто с пойлом.
Уходил… на двух коротких ногах, тяжелый торс и маленькая голова на широких плечах его еще долго виднелась мне в щель, в которую я пытался увидеть, где нахожусь...
***
Солнце уже садилось. Пылинки плясали в лучах, прощально протянувшихся сквозь щели сарая, где находился я. То засыпая, то лихорадочно пытаясь освободить руки, я провел здесь весь этот бесконечный день. На затылке сочилась рана, и рубаха на спине уже была мокрой от крови. Теряя силы, я подползал к стене, и жадно смотрел во двор, надеясь увидеть кого-то из людей, закричать, позвать на помощь...
Двор открывался мне отсюда лишь с левой стороны, захватывая бетонную высокую стену забора, памятник перед ней, я еще подивился тому, что он стоит у задней стены двора, и угол белого каменного дома.
Иногда там проходили… они. Но эти "они" отличались от свина, как я его теперь называл. Эти слишком походили на людей, чтобы их называть мясом. Грубые лица с крупными чертами, покрытые щетиной, высокий рост, рабочие комбинезоны синего цвета обтягивали нечеловечески мощные формы… Они говорили отчетливо, отдавая приказания, которые с визгом подхватывались существами, подобными моему обидчику. Ужас мой возрастал с каждой минутой, и когда дверь в сарай заскрипела, я с испугом отшатнулся от щели, не понимая, как мог проглядеть подходившего.
Это был молоденький… нескладный тель. Но лицо его чисто, щетины не было и следа. И добрые коровьи глаза взглянули на меня с жалостью.
— Поешь, — коротко сказал он.
Мороз по коже. Ни тени фальши, чистая речь. Толстые телячьи губы шевельнулись в улыбке.
— Ты смешной, — и погладил меня по голове.
И тут я заплакал. Не знаю почему, но мне стало страшно, я вдруг понял, что ничего не могу поделать. Не могу освободиться, не могу встать, взять хлыст, вон там висевший на стене, и крикнуть: "Нну, пшел отсюда!", рассмеяться и шлепнуть по гладкому боку свина… Я ничего не мог, а тель, глядевший на меня жалостливо, говорил:
— Ну, ты чего… Ты поешь, — и подталкивал мне пойло.
И чесал меня за ухом. Я замотал головой и крикнул:
— Оставь меня! Оставь! Я же… человек!
Но он улыбался лишь грустно.
— Все вы так говорите, жалко вас, — ответил он, — но людей больше нет, памятник последнему человеку стоит там, на заднем дворе...
В эту минуту открылась дверь, солнце вечернее ворвалось в сумрак сарая. И пропало, заслоненное спиной свина, подходившего быстро.
Присев на одно колено, навалившись всей тушей, он обхватил меня за голову, и нож мелькнул перед глазами, полоснув болью. Но дернувшись с силой вперед, я заставил его потерять равновесие и вырвался. Тель растерянно стоял в стороне и плакал:
— Не убивай его, не убивай!
А свин хрипел от злости и орал во всю глотку:
— Держи! Держи его!..
Я же бежал изо всех сил по двору, видя лишь открытые ворота перед собой. Лишь одна мысль билась отчаянно в голове, гудевшей от боли словно колокол: "Сейчас ворота закроются… Сейчас закроются...".
Ноги подкашивались, а горло страшно отчего-то саднило, и кровь текла по груди. Ворота закрылись. Я свалился в углу двора.
— Иди, иди… поговори с ним… — курлыкал косноязычно свин и подталкивал ко мне теля, который мотал упрямо головой, и заплаканные его огромные глаза смотрели на меня жалостливо.
Но он подошел. Медленно, нескладно перебирая длинными ногами. Я видел его, но не мог уже двинуться с места. А тель сел рядом.
— Почему вы меня хотите… убить? — захлебываясь шедшей горлом и носом кровью, спросил я, чувствуя, как силы оставляют меня.
— Глупо мучить раненое животное… Жаль тебя, — ответил он.
И замолчал, гладя и гладя меня по голове. И я молчал. Молчал, когда свин подошел ко мне, когда мелькнул нож, когда свет померк, я лишь еще раз дернулся, вскинувшись отчаянно, и взглянул на солнце...
Похожие статьи:
Рассказы → Властитель Ночи [18+]
Рассказы → Демоны ночи
Рассказы → Княжна Маркулова
Рассказы → Мокрый пепел, серый прах [18+]
Рассказы → День Бабочкина
А я совсем не о том. Поэтому спасибо вам, Константин, большое за отклик! Главное, оставаться человеком и не забывать, что ты не единственное живое существо в этом мире.
