№105 Топор палача
Огненный дождь окончился так же внезапно, как и начался. Перепуганные изумлённые жители города выбегали из своих домов, чтобы посмотреть на последствия ненастья, однако кроваво-красные струи ливня совсем не навредили постройкам и деревьям. Казалось, и не было никакого дождя, а всё происшедшее - лишь игра больного воображения. Но не могли же все одновременно сойти с ума! И только небольшие лужицы застывшего металла рассеивали сомнения в произошедшем природном явлении.
Но всё стирается в памяти людей, и это необычное ненастье со временем стали вспоминать всё реже и реже, пока оно и вовсе не выветрилось из голов горожан.
Томас проснулся с дикой головной болью и потянулся за кувшином с вином. Жадно выпив остатки вожделённого напитка, мужчина поставил глиняный сосуд у изголовья кровати и протёр глаза. Рядом, сладко посапывая, скрутившись калачиком под лоскутным одеялом, спала молодая проститутка Матильда, которую он снял накануне вечером в таверне.
Странно, но палач никогда не страдал похмельем, а после вчерашней казни голова казалась чугунной, да вдобавок ко всему ныла шея.
С трудом поднявшись, мужчина вышел из своей лачуги и, пошатываясь, направился в сторону речки. Над дорогой стелился промозглый туман августовского утра, и лишь с трудом можно было рассмотреть разноцветные фургончики бродячего цирка, приютившиеся у высоких городских стен.
Помочившись у старого вяза, палач неспешно вошел по колено в реку, набрал в ладони воды и хотел было умыться, как увидел в её отражении не своё, а чужое лицо, вымазанное разноцветным гримом. Томас от испуга оступился и упал в воду.
Что это было? Помутнение разума, или всё ещё давала знать о себе вчерашняя выпивка?
Мужчина разогнал ряску с поверхности воды и с опаской вновь взглянул на своё отображение в реке. И в этот раз на него смотрело лицо чужака. Что за бред? Где же тогда его голова?
И вдруг мужчина осознал, что это лицо было ему до боли знакомо. Где он мог его видеть?
И тут до Томаса дошло, что это лицо казнённого им вчера паяца из цирка-шапито, который осмелился в частушках высмеивать короля, за что и был прилюдно казнён по приказу последнего. Палач даже вспомнил слова песенки, которую тот напевал:
Целый день сижу на троне
В бриллиантовой короне
В шёлк одетый и парчу.
Всех, кого сам захочу
Я могу казнить в два счёта.
Требую от всех почёта.
У меня большая роль,
В государстве я - король.
Палач медленно вышел из реки, снял и отжал от воды свою рубаху, осмотрелся вокруг и, стараясь остаться никем не замеченным, направился к своей хибаре.
Матильда всё ещё крепко спала, и снилось ей, судя по улыбке на лице, что-то милое и приятное.
Томас осторожно вытащил из-под кровати корзину и обнаружил в ней свою отрубленную голову.
Девица проснулась, палач спрятал корзину с головой обратно под спальное ложе.
- Пошла вон, - процедил он сквозь зубы, прикрывая лицо рукой.
- Милый, ещё так рано, - прошептала Матильда. - Можно я чуток посплю?
- Убирайся! - закричал Томас.
Перепуганная девица быстро оделась и уже было выбежала прочь из халупы, как вдруг вернулась к постели и вытащила из-под подушки серебряный талер - плату за ночные потехи.
Мужчина некоторое время сидел на кровати, держась руками за голову и обдумывая, как быть дальше.
Кроме казни в его обязанности входило и погребение тела, и Томас, вспомнив об этом, сорвался с места и побежал в город к эшафоту, на котором должно было лежать обезглавленное туловище казнённого артиста.
Труп циркача грызла голодная бездомная собака, которая оскалила зубы и зарычала на попытку Томаса подойти ближе. Мужчина отыскал под ногами булыжник, и точно кинул его в шавку, сломав ей пару рёбер. Пёс жалобно завизжал и ретировался в ближайшую подворотню.
Томас взвалил на плечо тело мертвеца, и тут его взгляд упал на колоду, на которой он лишал голов приговорённых к казни. Плаха была покрыта ярко-зелёными побегами!
Как и многие другие палачи, Томас не часто утруждал себя церемониями похорон своих жертв. Тем более у этого бродячего артиста вряд ли была близкая родня, и маловероятно, что кто-либо из труппы шапито явился бы проводить в последний путь клоуна, насолившего самому королю, и оплатил все расходы за погребение.
Палач, дойдя до середины реки, опустил обезглавленное тело паяца в воду, и подводное течение унесло его далеко прочь от любопытных глаз.
Вернувшись на сушу, мужчина привязал к мешку со своей отрубленной головой тяжёлый камень и зашвырнул потаённую поклажу подальше от берега.
Томас искал и не находил объяснения всему происшедшему. Тело было его, но голова-то принадлежала чужому человеку! Как так всё это могло случиться, ведь на шее даже не осталось шрама?
Палач в задумчивости взял в руки свой топор для казней и провёл по острому лезвию пальцем, оставившему глубокий след, который тут же зажил, не дав просочиться крови. Мужчина вспомнил, что полотно топора было сделано знакомым кузнецом из куска металла, найденного Томасом после огненного дождя, так напугавшего горожан. На последней казни палач воспользовался этой секирой впервые.
Король Карл Великолепный не утруждал себя заботами о народе и считал публичные казни лучшим развлечением для люмпенов и маргиналов и подчёркиванием своего авторитета.
В столице то и дело проходили различные ярмарки и гуляния, выступали приезжие артисты, циркачи и музыканты.
Карл не вёл войн с соседями, считая, что все проблемы можно решить мирным путём, но жёстко подавлял все мятежи в своём государстве.
Король нередко выезжал на охоту в дремучие леса и никогда не возвращался с неё без богатой добычи.
Частые балы и приёмы иногда утомляли его, но король всегда следовал придворному этикету, покоряя своей воспитанностью и образованностью гостей, нередко затаскивая их дочерей в свою постель.
Не брезговал Карл и придворными смазливыми мальчиками, что случалось, впрочем, крайне редко, в долгие ненастные осенние вечера.
В тот злополучный день после очередного бал-маскарада уставший король приказал своему шуту карлику Тибо не беспокоить его ни по какому случаю и отправился в свою спальню. Он уже было задремал, когда услышал какой-то шорох и увидел стоящего у кровати палача в чёрном плаще с красной каймой и жёлтым поясом. На голове его красовался красный колпак с прорезью для глаз.
- Ну, хватит, маскарад окончен, - вздохнул Карл. – Сколько можно повторять: я устал! Оставим потехи на потом.
Но вместо того, чтобы убраться восвояси, палач достал из-за спины топор, поднял его над головой и собрался было лишить короля головы.
- Тибо! - закричал король, но карлик уже висел на рукояти топора, составляя значительный противовес для удара.
Карл спрыгнул с кровати, на шум прибежала охрана и скрутила ненормального, посягающего на жизнь монарха.
- Так вот как выглядит наш настоящий палач, - сорвал колпак с головы Томаса король. - Ты будешь удостоен огромной чести: я лично прилюдно казню тебя твоим же топором!
Слухи быстро распространились по городу, и вечером на главной городской площади перед эшафотом собралось огромное количество злорадствующих людей, чтобы посмотреть на казнь палача, лишившего жизни многих их сограждан.
Возвышенная сцена, которая в праздники служила театральными подмостками для приезжих и местных артистов, была тщательно вымыта от крови предыдущих жертв. Колоду также заменили на новую.
Все хотели посмотреть на необычное представление: не каждый день король лично лишает головы своего палача.
Но всё прошло обыденно, будто казнь для правителя – ежедневная рутинная работа. Топор легко отсёк от тела голову Томаса, которая неспешно скатилась в корзину.
Разочарованный народ, ожидавший чего-то большего, медленно разбрёлся по домам под мрачный набат церковного колокола.
Карлик Тибо забрал корзину с отрубленной головой и отнёс её в неизвестном направлении.
Вскоре случилось необъяснимое. Жизнь в королевстве будто остановилась. Были отменены все приёмы и праздники, Карл Великолепный перестал появляться перед своими подданными и близкими. Пошли разговоры, что короля настигла божья кара за казнь палача, который считался неприкосновенным, и лицо Карла обезобразилось.
Позже все узнали, что бесследно пропал его любимый придворный шут Тибо, и это, возможно, стало главной причиной уединения монарха.
Спустя триста лет, когда государственный исторический музей переезжал в новое здание, из его запасников пропали многие вещи, имеющие историческую ценность. В списке пропавших значимых предметов были и дневники короля Карла Великолепного. Полиция после продолжительного расследования так и не нашла виновных в данном инциденте.
А спустя некоторое время из хранилища музея был похищен старинный топор палача, лезвие которого было сделано из металла неизвестного происхождения.
…Выборы президента прошли в один тур без дополнительных трат денег налогоплательщиков. Новый глава государства, обещавший народу реформы во многих сферах жизнедеятельности государства, первое время сдерживал свои обещания, чем заслужил уважение сограждан. Но вдруг случилось непостижимое. Президент внезапно на некоторое время перестал появляться на публике, а при очередном послании народу всем бросилось в глаза, что он располнел и стал немного ниже ростом. Да и само выступление коренным образом отличалось от намеченной программы развития государства, и скорее напоминало предвыборные обещания его соперника по выборам.
Вскоре многие реформы были свёрнуты, президент поругался с соседями, ввёл против них санкции, противоречащие здравому смыслу, и вышел из многих коллективных договоров.
Но больше всего граждан поразил тот факт, что в День Независимости на одной из площадей столицы по указанию президента был открыт памятник палачу Томасу, сыгравшему, по словам главы государства, огромную роль в истории страны.
А сам президент часто стал напевать куплеты паяца, казнённого когда-то самим Карлом Великолепным:
Целый день сижу на троне
В бриллиантовой короне
В шёлк одетый и парчу.
Всех, кого сам захочу
Я могу казнить в два счёта.
Требую от всех почёта.
У меня большая роль,
В государстве я король.
