№49 Пусть течёт воск
Они отдыхали в неряшливой спальне, заваленной хламом и вещами. Завалились спать, не снимая одежды и обуви. Ещё неделю назад было интересно назначать дежурства, стоять на дозоре, - Кот это так называл, - теперь уже стало всё равно. Дни пролетали молниеносно, ночи тянулись изматывающе долго. Виталька кричал и ругался, но это было бесполезно - слишком они уставали. И физически, и от бессмысленности.
Марку это до смерти осточертело.
Надо было: сложить вещи, раздеться, провериться, включить радио и проверить частоты; с батарейками был порядок. Назначить часовых, само собой. Но этого никто не делал. Это казалось утомительным и никому не нужным. Если кто-то из них посереет, это и так будет понятно. Наговоры и молитвы должны были помогать от заражения, но помощь от них ощущалась разве что когда перед дверьми начинали ходить, тогда только.
Несмотря на жару, хотелось укрыться одеялом с головой и проснуться дома. Но никакого дома теперь не было. И спать было страшно, - Марк закрывал глаза и видел мёртвое окровавленное лицо. От него не помогали ни молитвы, ни наговоры. Оставалось только пить, тогда становилось всё равно. Марк обнаружил это случайно, когда оказалось, что в той цветной бутылке, которую он прихватил в киоске, была совсем не кола.
Он припрятал кое-что в рюкзаке и пил незаметно, но однажды спалился - его обуяло дикое веселье, он чуть не выскочил наружу среди ночи, а когда его поймали, стал петь песни и материться.
- Ещё раз увижу, - утром сказал Виталька, - выгоню.
Марк кивнул. Ему было стыдно. Болела скула, по которой двинул его Виталька. Сначала до него не дошло, - почему это он лежит на полу, хотя только что стоял. Никакой боли Марк не почувствовал. Только наутро.
Я не хочу просто его видеть больше, - подумал он. Сделай с этим что-то, Виталька.
Но Виталька ничего не знал про мёртвое лицо, улыбающееся Марку, стоило тому только закрыть глаза. А Марк не говорил.
Город был мёртв и разлагался. Сломанные ветром ветки рвали провода, которые было некому чинить. К наступившей тишине привыкнуть оказалось просто, вот только Марк всегда рывком просыпался, когда в этой тишине раздавался какой-то грохот. Лопнула шина, - думал он. Наверное. Машины стоят на стоянках, брошенные и ненужные, вот и лопнула шина. Так это или нет, мальчик не знал, но позволял подобным мыслям себя убедить.
Мысли успокаивались, лениво плескались в голове.
В мертвом теле города, в котором не было ни собак, ни кошек, ни даже птиц, завелись черви. Пять червячков, не имеющих никаких особенных целей, чьим единственным стремлением было выжить, уснуть вечером, проснуться утром и идти дальше. Черви учились в одном классе, до этого и не дружили толком, - только Илья и Мишка разве что, - их вместе свёл случай, но теперь это не имело значения. Они пользовались дарами трупа охотно, но не чувствовали благодарности, принимали их как должное. Били кирпичами стёкла, - ни за чем, просто так. Входили в незапертые квартиры, закрывались изнутри, выбрасывали в окна горшки с цветами, телевизоры.
Почему почти все квартиры и магазины остались незапертыми, они не знали.
Электричество кое-где ещё было, и однажды они нашли квартиру, где была работающая приставка, и даже зануда Виталька, их командир, был не против просидеть в ней лишний день.
Игры были не очень интересными, несколько игр вообще не завелись, но это всё равно было праздником. Вспомнили, спохватились, по очереди зарядили мобильники хоть на десяток процентов, попытались дозвониться хоть кому-нибудь. Связь работала, но никто не ответил. Марк смотрел на телефон, где пульсировала расширяющимися кругами кнопка дозвона под надписью "Мама". Настроение было испорчено, хотелось плакать, - и он плакал, забыв, что другие смотрят. Он не думал, что настолько надеется дозвониться. Хоть и где-то в глубине души знал, что так и будет, что никто не снимет трубку. Было больно и обидно. Он никому не нужен. За ним никто не придёт. От мамы осталось только слово на полузаряженном телефоне.
Над Марком никто не смеялся. Кот не плакал, но ходил хмурый. Виталька сосредоточенно пробивал полицейские линии. Илья терзал приставку, как Виталька телефон - слишком сосредоточенно. С ним рядом сидел Мишка и смотрел в экран. Какое-то чувство, что-то вроде надежды, ещё тлело, но гасло с каждым гудком.
- Хрен с ним, - зло сказал Кот и бросил сотик в угол. От телефона отлетела крышка, по полу, отскочив, проехалась батарея.
И вот тогда Марк расплакался всерьёз.
В эту ночь Мишка посерел.
***
- Да я стану на дозоре, - сказал он, когда Мишка отказался. - От тебя там всё равно толку-то. Девчонка.
Мишка нахмурился, но проглотил обиду. Обижаться он не имел права, - отказ стать на дозоре был22 трусостью. И только ближе к ночи он отложил геймпад и поднялся с дивана.
- Не будите Кота, я пойду.
- Уверен? - спросил Илья, словно издеваясь.
- Пошёл в жопу.
- Отставить, - буркнул Виталька. - Иди, Миш. Двери на все замки, молитвы по кд.
- Да знаю.
- Я серьёзно. Сегодня они тут, я слышал шаги в квартире выше.
- Ты на приколе? Маркус, он на приколе?
Марк промолчал. Это и правда было со стороны командира дебильным уточнением, - они все слышали шаги не далее часа назад. Сначала они замерли, потом Илья рванулся выключить звук в телевизоре. Затаились; сжались. Собрались вместе, - так было почему-то легче. А вдруг, а вдруг там тоже человек, - подумал Марк. Ходит по квартире, сходит с ума от одиночества. Но человек мог быть опасным, Марк вспомнил, что нельзя говорить с незнакомцами. Тут же, некстати совершенно, вспомнил почему-то, как мама называла его Котик. Интересно, как звала Кота его мама? Марка затрясло, из горла вырвался полусмех-полувсхлип.
Потом наверху что-то упало, покатилось. Что, - Марка колотило, - что может так катиться? Что это такое? Он вжался в плечо Ильи. Тот взял его за руку.
- Я не пойду... на дозоре, - прошептал Мишка. - Мне страшно.
Всем тогда было страшно. Но отказ от дозора являлся непростительной трусостью, так уж сложились правила. И вот теперь он вызвался сидеть в тишине и читать молитвы. Ему они давались тяжелее всего, он никогда их не помнил, но раз мобильник зарядился, то можно было читать с него. Виталька позаботился. Всё будет хорошо.
Светил телевизор. На все лампы была включена люстра. Горели оба ночника. Шторы они задёрнули наглухо. Со светом было не так жутко. Дверь подпёрли стулом. Комната с приставкой казалась идеальной крепостью. Наступила тишина, нарушаемая быстрым мишкиным шёпотом, - он молился.
Читать молитвы поначалу казалось стыдным, глупым. Но к этому каждый из них привык очень быстро. Всё-таки шаги исчезали, если их читать. Серые пятна на коже нет, а вот шаги - да. И не беспокоили до следующей ночи.
Виталька листал какую-то книжку. Марк лёг рядом с Котом, затем улёгся Илья.
- Будешь реветь, я тебя убью, - прошептал он.
- Сам смотри не зареви, - ответил Марк.
Он чувствовал себя опустошённым и думал, что заснуть не сможет. Но как только закрыл глаза, то сразу провалился в сон.
***
Казалось, на какую-то секунду, а потом мальчика вырвал из тяжелого сна чей-то крик, словно ножницами по киноленте щёлкнули. Марк не понял, что случилось, почему, где он вообще, что за шум и почему вокруг тёмно.
Света не было.
Только фонарик Кота светил на дверь, подпёртую стулом.
- Пацаны, - плакал из-за двери Мишка. - Тут темно. Впустите.
- Какая мне разница, какая мне разница, - без остановки шептал Илья лицом в подушку. - Какая мне разница...
Виталька нараспев читал молитву. Такую Марк слышал впервые.
Кот молча сидел и светил на дверь.
В стены стучали. За стеной орали. Кто-то орал так, как кричат в последний раз в жизни. Чей-то крик был полон ненависти и злобы. Виталька нараспев читал молитву дрожащим голосом. Кот молча светил на дверь. Марк ничего не понимал, - где Мишка, почему его голос звучит из-за двери?
- Пацаны, пожалуйста. Откройте.
Крик безумного животного смешался с мишкиным визгом.
- Он близко, он... он медленный, но ползет, мать вашу, ползет ко мне, твари, откройте, Илья, пожалуйста. Тут темно, я не вижу, только его вижу! Я не хочу!
Какая мне разница, - Илья сжался, поджал колени. Скомочился, - смеялась мама, - вспомнил Марк. Луч света. Молитва. Крик. Стук. Удар в дверь, но какой-то слабый. Стук кулаков по двери, отчаянный. Стул дрожал.
- Я... верую во единого... я... Илья, впусти, я всё сделаю, и то, что ты говорил, сделаю, Илюша. Мамочка... мама... Мне так плохо, я боюсь, он ползёт, гладит, заползает... стыдно, не... не смотри! Я сам... глаза... сам! Ворон, жаба, дождь, метель... мама... в ручей, огонь да лепестки, свечу ему засунь, в рот, в рот, пусть течёт воск. Пусть! Течёт! Воск!!!
Наступила тишина. Ни шагов, ни криков. Даже Виталька замолчал. Только тихо всхлипывал в подушку Илья. Марк просто сидел и тупо смотрел, как светит на дверь Кот.
- Выключи, - буркнул Виталька.
Кот щелкнул фонариком. Илья мало-помалу затих.
В тишине они просидели до рассвета. Марк не спал.
Никто не спал.
***
Они завалились спать, не снимая одежды и обуви, в чьей-то захламленной спальне. Уже неделю они не проверяли друг друга. Стесняться со временем перестали все, так что дело было не в этом. Просто копилась усталость. От дороги, от молитв, ставших унылой необходимостью, от страха, к которому потихоньку привыкли, отчего страх стал раздражающе скучным, от недосыпания. Усталось друг от друга. От Виталькиного занудства, хмурого вида Кота, вызывающего поведения Ильи, мышиного молчания Марка. Проверки никто не предлагал. После смерти Мишки они, кажется, вообще почти не разговаривали.
После смерти Мишки их, кажется, оставили в покое. Изредка были слышны шаги, какие-то звуки, шорохи. Иногда издевательский смех. Но первым же отченашем их прогоняли.
Марк ещё в лагере понял, что эти не убивают. Человек сереет, кричит, ему страшно и больно, а потом он просто исчезает и всё. Наверное, потом шагает с ними, с этими, такой же непонятный, невидимый и опасный. Когда их осталось пятеро и они поняли, что днём невидимый враг не угрожает, мальчишки собрались и убежали в город. Это казалось игрой, хотя не было игрой, и каждый это понимал.
А когда наступило утро в квартире с приставкой и они вчетвером всё же решились открыть дверь, - было жутко, но оставаться здесь мальчишки больше не могли, - то Марк первым напоролся в прихожей на мёртвого Мишку. Его окровавленное лицо улыбалось ему. Одежды на Мишке не было. А на сером лице не было глаз.
Так Марк понял, что эти убивают.
Или это были не они? Хотя, кто такие они? А они, четверо, они кто? Был Мишка - и нет его. Только оскал в голове у Марка. А когда убьют и Марка, то Мишка вовсе пропадёт. Интересно, видит ли Илья эту улыбку?
Сначала они собирались дойди до своего города, там понять что к чему. Отыскать родителей, может, друзей, может, хоть кого-нибудь. Хотелось домой. Но добраться им удалось только до городка, что стоял с лагерем по соседству. Идти дальше дети так и не решились, - как покрыть тридцать километров дороги через лес и выжить, они не представляли. Потом, придумаем, что-нибудь, а пока идём. И они ходили, исследовали городок у реки, нигде надолго не задерживаясь. Совсем небольшой по меркам страны, но огромный для полудесятка мальчишек мёртвый город сожрал их.
Жить мечтами не получалось. Иллюзий почти не осталось, - они обречены. Сколько мы так протянем? - думал Марк, глядя в потолок. Летняя жара потихоньку добралась и сюда. Они в лагере ещё жаловались на дожди. На мгновение кольнуло сердце воспоминаниями о таком недалёком прошлом, но на смену чувству пришла досада. Всё это было не нужно. Ни игры, ни школа, ни книжки, ни комиксы, ни фильмы, ни интернет. Сколько мы так протянем? Что мы будем делать, если заболеем? Куда все делись, почему бросили меня?
Что такое орал Мишка? Почему течёт воск?
- Завтра сходим на речку.
Виталька сказал это просто и небрежно. По небрежности тона было ясно - это приказ. Никто не ответил. Марк тоже, но он был не против, - ему и самому хотелось искупаться. Кажется, все смирились с тем, что они здесь надолго. Ночью дрожать и бояться, днём беспомощно жить.
Больше днём всё равно нечего было делать.
***
Утро вышло тёплым и каким-то радостным. Такого приподнятого настроения у них не было давно. Они болтали, шутили, смеялись и дурачились.
Когда на речке под весёлым солнышком они разделись, Кот первым обнаружил, что спина Марка серая уже наполовину.
***
- Посидите со мной?
- Ну, немножко.
Комната была маленькой. Это была детская. Для ребёнка младше них, судя по дурашливым обоям и обстановке. Марк выбрал эту комнату сам. Это было его право. Это была его могила.
Они посидели. Попытались о чём-то поговорить, но разговор не шёл.
- Ладно, - сжалился над друзьями Марк. - Идите укладывайтесь, только подальше от меня, хорошо?
Дом и был выбран так, чтобы пацаны к ночи находились от него подальше. Но Марку почему-то хотелось это озвучить. В его выборе было какое-то благородство, а слова его подчёркивали. Игра в героя. Мальчика уколол стыд.
Пацаны словно ждали этой команды.
Прощание было недолгим. Всем было неловко, ощущения были гнетущими. Касаться Марка избегали. Закрывая дверь, Валерка бросил на Марка быстрый взгляд; Илья и Кот не решились и на это.
Когда они ушли, Марк поймал себя на том, что думает о каждом из них с какой-то нежностью. Пусть они выживут, Боже, - искренне и коротко помолился он.
Полистал книжки, с интересом поизучал тетрадки девочки, что раньше жила в его могиле. Постарался представить, какая она была. Третий клас, значит, ей девять? Забрали её сразу, или она тоже почему-то выжила и какое-то время просто плакала и боялась? Может, она тоже была в каком-то лагере? Может, даже в их лагере?
Марк оставил книжки и тетради в беспорядке. Разделся, пошёл в ванную; вода была, но только холодная. Он забрался в душ, помылся, кое-как, сколько смог вытерпеть под ледяными струями. Серая кожа на спине не отличалась наощупь ничем, но касаться спины мальчик избегал. Затем он насухо вытерся чужим полотенцем, чувствуя непонятную лёгкость.
В комнате он оделся в свежее, - трусов и футболок ему в лагерь надавали с избытком. Как и всем, наверное. Ощущение собственной чистоты было приятным, простыни прохладными. Он перекрестился, прочитал молитву, путая слова и сбиваясь. Зажёг толстую свечу, оставил её на табурете у кровати. Пусть течёт воск.
Недавно их было четверо. Теперь их было трое.
А он остался один.
***
- Сыночек. Марк, Котик.
Марк лежал на кровати. Перед ним ровно и безучастно горело пламя свечи. Мальчик улыбался, глядя на дверь, в которую стучалась мама, и глотал слёзы.
- Мам, - прошептал он. - Я так соскучился.
- Открой дверь, зачем ты закрылся? Я тебя искала, где же ты был? Уже всё кончилось, этот ужас прошёл. Папа волнуется, а я... я так рада, что мы тебя нашли!
- Мам, - плакал мальчик, - не плачь, пожалуйста.
- Открой, Котик. Поедем домой. Я представить не могу, что ты пережил...
- Нету дома, мам.
Марк всхлипнул.
- Я так соскучился, мамочка.
- Но я ведь не твоя мама, - сказала мама. - Я какая-то дрянь, которая прикидывается ею, чтобы тебя напугать.
Марк кивнул, утирая слёзы.
- Я знаю.
***
Три дня его никто не беспокоил. Кроме мёртвого Мишки перед глазами, от которого мальчик уже отчаялся избавиться.
Утром четвёртого дня Марк умылся, оделся и пошёл прочь из своей могилы, забрав с собой свечной огарок. Просто так. Показалось это правильным.
Ему страшно хотелось есть.
Может, я и не умру? - подала голос уже давно истлевшая надежда.
***
Он сидел у реки и смотрел на воду. Серость перешла на грудь, живот. Фрагментами посерели руки. Что ж так долго-то? - с тоской думал Марк. Скорее бы. Смерть перестала быть страшной. Вместе с тем, умирать ему не хотелось. Хотелось просто проснуться дома или больше не проснуться совсем.
Марк издалека увидел, что к нему приближался какой-то незнакомый пацан. Сначала он подумал, что это Илья, - светлые отросшие волосы, похожая фигура. Но он шёл как-то иначе, вообще вёл себя по-другому. Был он какой-то весь из себя крутой. Это Марку не понравилось.
Пацан приблизился. Оказалось, что светлые волосы на самом деле седые.
- Не подходи, - предупредил Марк. - Я почти серый.
- Я знаю, - буднично ответил пацан. - Он тебя держит из последних сил, а ты тут...
Что? Кто? Марк не понял, но ничего не сказал.
Пацан прищурился, осмотрел Марка. Покачал головой, всем своим видом выражая презрение. Его заносчивость и задиристость Марку тоже не понравились. Но седой вдруг улыбнулся и протянул руку. Пальцы были изрисованы разными символами, смысла которых Марк не знал. Рисовали синей ручкой. Тоже какие-то молитвы, наверное.
- Димка.
- Марк. Я почти серый.
- Ты говорил, а я говорил, что знаю. Не заражусь. Меня тоже держат.
Марк пожал изрисованную руку. Тёплую, человеческую. Напряжение спало. Он тоже позволил себе улыбнуться.
- Один здесь?
- Да... в смысле, ещё пацаны, но они ушли, а я остался. Мы из "Матросова", ну тут лагерь недалеко.
- Во вас занесло, - седой Димка посмотрел на Марка с уважением. - Что за пацаны?
Мало-помалу они разговорились. Марк рассказывал, и Димка рассказывал. Седина, которая смотрелась чужеродно и совсем ему не шла, примелькалась, быстро стала привычной. С Димкой было легко; они подружились за час. Марк рассказал про то, как они бежали, как выживали, про то, кем он был до всего этого, чем увлекался, что слушал. Димка рассказал о себе, про знаки и наговоры много всего удивительного, рассказал, что этих называют Пустые, и Марк удивился, что они сами до этого не додумались, даже Валерка. Рассказал про Базу - там, где собираются выжившие. А потом, наговорившись, они сидели у реки и пили минералку, позаимствованную из магазина, Димка вдруг спросил, глядя на реку.
- Жить хочешь?
Марк сначала хотел вскинуться, но осёкся; подумал и кивнул.
- Будет тяжело, Марк.
- Что б тебе раньше сказать, - пожал плечами Марк. - Пока-то всё легко было.
Димка рассмеялся, но этот смех получился каким-то злым.
- Какой же ты... Ладно. Мне надо твоих дружань найти, особенно Валерку. Он или офигенно везучий дурак, или сложнее, чем кажется. На Базу только волкам можно, а ты щенок. Ты мне, в принципе, и не нужен.
Марк обиделся, но промолчал.
- Но ты мне нравишься. Поэтому я буду сегодня спасать тебя. А потом вернусь за ними. Они ещё живые, как считаешь? Сколько ещё протянут?
Почти месяц протянули, - подумал Марк, но в ответ лишь кивнул.
Потом решился и тихо спросил:
- Почему не сейчас? Вместе бы...
- Марк, - примирительно сказал Димка и взял его за руку. - Ты не обижайся, пожалуйста. Просто ты ничего не знаешь и ничего не видел ещё, и сейчас не видишь. Твоих друзей ещё найти надо. А ты вот он, и тебе очень-очень плохо. Если пойдёшь со мной, привыкнешь не оборачиваться, пока едят твоего друга. Идём в лодку.
Какую лодку? - хотел спросить Марк, но не спросил. В новом знакомом и правда угадывалась какая-то сила и уверенность. Крутой.
Лодка и правда обнаружилась. Небольшая, металлический каркас, обтянутый полиэтиленом. Хрупкость конструкции Марка поразила.
- Весло одно, - заметил он робко.
- Ты грести умеешь, что ли?
- Н-нет, но...
- Тогда какая разница? Сиди тихо. Плавать умеешь?
- Ага.
Димка оттолкнул лодку от берега, запрыгнул в неё. Стал грести.
Его лицо было задумчивым, он молчал. Молчал и Марк. Когда они отплыли от берега на приличное расстояние, Димка вздохнул, положил весло и серьезно посмотрел Марку в глаза.
- Пустые не могут по воде. Она для них запретная, так что тут безопасно. И База на острове, тоже удобно. Почему так - тебе расскажут. Теперь сиди и не двигайся. Сними футболку. И закрой глаза.
Марк снял футболку, помедлив. Он стеснялся серых участков кожи, но ослушаться не посмел. Мальчик положил её на колени, закрыл глаза. Стало жутко, но вместе с тем интересно.
Он почувствовал, как Димка прикоснулся к его щеке своей, ощутил жаркое дыхание около уха. Димка шептал какие-то непонятные слова, его рука гуляла по телу Марка, - он рисовал рукой на коже знаки. Через полминуты он отодвинулся.
- Обещай, что не сдвинешься с места. А то перевернёмся.
- Обещаю.
Назначения ритуалов Марк не знал. Димке виднее. Не двигаться, так не двигаться.
- Я серьёзно. Это важно. Не дёргайся, что бы ни увидел.
- Я понял. Обещаю.
- Открывай глаза.
За Димкой сидел мёртвый мальчик. Чуть старше, но похож на него.
Димка зря волновался о том, что Марк начнёт дёргаться. Он оцепенел. Смотреть на мёртвого было неприятно. Не страшно, но Марк застыл и не решался двинуться.
- А теперь, - в голосе Димки было напряжение, - посмотри на берег.
На берегу стояли Пустые. Десятки. Сотни. Понурые плечи, чёрные силуэты, вытянутые по швам руки. Рассмотреть подробности было отсюда невозможно, но и увиденного Марку хватило, чтобы заорать.
- Ты их не видел, а они за тобой шли. Я тебя так и нашёл.
- Дима, - Марк заплакал.
- На Базе всё расскажут. И кто они, и почему. Когда-то люди уже их загнали куда надо, а они тысячи лет силу копили. Загоним ещё раз.
Марк глянул на воду, на своё отражение. И совсем не удивился, когда обнаружил, что рядом с ним сидит Мишка, кроваво улыбаясь.
- Я говорил, что будет тяжело.
- Дима...
- Будешь реветь, выброшу с лодки.
Крутой. Командир. Как Виталька прямо, - подумал Марк.
- Это навсегда? - спросил он, хотя знал ответ.
- Да. Твой... друг?
- Да, - кивнул Марк. Они с Мишкой были просто знакомыми, просто одноклассниками. Его другом был Илья. Почему тогда Марк? За что?
- А у тебя?
- Брат.
Они молча плыли. На берегу за ними следили сотни Пустых.
- Дим, - вспомнил Марк. - Что такое "пусть течёт воск"? Какой-то наговор?
- Не знаю такого. А что? Работает?
- Наверное. Не знаю.
В голове сложились слова - брось свечу в ручей, брось свечу в ручей, пусть течёт воск. Пусть. Течёт. Воск. Три удара, как в дверь кулаком. Марк пожал плечами. И отключился.
***
Когда он очнулся, они ещё плыли. Он огляделся. На реку опустился туман. В лодке с Димкой они были вдвоём. Он больше не видел Мишку и того, второго. Но знал, что они тут, рядом, что теперь он с ним навсегда, что от этих пустых глазниц ему не избавиться до смерти.
Зачем я согласился, - тоской резанула мысль. Умер бы и всё. Может, та молитва Витальки всему виной? Он просто увидел мёртвого Мишку первым? Какая уже теперь разница. Какая мне разница, - шептал Илья, - вспомнил Марк и вздрогнул.
В тумане звучала песня. Женский голос носился над водой песней, полной слёз и надежды. Он был то слева, то справа, он был везде, звучал в голове и отражался от сердца. Марк оглянулся на Димку.
Димка грёб, закусив губу.
Марку стало стыдно. Димка его спасает. Мишка его охраняет. А он такой собрался умирать. И Мишку, получается, он тоже собрался убить.
Буду жить, сколько смогу, - решился он.
- Димка. А... а взрослые есть? На Базе?
- Конечно.
- А почему ты тогда...
Димка вздохнул. Марк не договорил, но он понял вопрос.
- Твоя жизнь никому не нужна. Ты или волк, или тебя нет. Теперь мало жить, Марк. Теперь осталось только бороться. Если я умру, я недостаточно силён. Научили меня хорошо, и тебя научат.
- Понял.
- Мы должны загнать их назад.
Марк кивнул. Мы должны. Больше некому.
И плевать, сколько им лет.
Из кармана он достал свечной огарок. Покрутил его в пальцах. Бросил в воду.
Пусть течёт воск.
Димка молчал и грёб, закусив губу. Молчал и Марк.
В тумане вырисовывались очертания острова.
