...Из ядерных снов...

Григорий Неделько

 

...Из ядерных снов...

 

(научно-фантастическая поэма)

 

От убеждения в том, что это необходимо,

мы переходим к убеждению в том, что это возможно.

(По Норберту Винеру)

 

Это было только начало.

(Филип К. Дик "Убик")

 

1

 

Он превратился в это непонятное, абсолютно чужое существо и не знал как.

У существа - у него самого - по-прежнему было две ноги, однако они, не в пример предыдущим, привычным человеческим, стали очень мощными, волосатыми, звериными - с копытами и постоянно ощущаемыми рефлексами и инстинктами, в основном защитными, теми, что рассчитаны на побег и преследование, а значит, помогают зверю выжить в изменчивых, постоянно усложняющихся джунглях Вселенной среди других животных. Тело соответствовало ногам; покрытое жёсткой щетиной, увеличившееся в объёме в четыре-пять раз, оно всем своим видом излучало здоровье и готовность - драться, побеждать, поедать, или, если такова воля Бога зверей, отступать, уноситься прочь, быстро, без оглядки. Руки у вновь родившегося создания, разумеется, отсутствовали, зато имелось две пары крыльев, слева и справа: одна пара, неизменно полунапряжённая-полурасслабленная, - основная, вторая - дополнительная, вроде (хотя это сравнение и вызывало у него ироническую, присущую исключительно человеку улыбку понимания) запасных колёс для автомобиля. Если "главная" пара крыльев повредится - в бою, например, или по одной из заготовленных природой случайностей, то ей на смену придёт "заменяющая" - до тех пор, пока, подгоняемые ощутимой и кожей, и разумом чудовищной регенерацией, не восстановятся основные крылья. Мощные, размашистые, с длинными широкими перьями, все четыре крыла оказались обтянуты его новой грубой грязно-ало-коричневой кожей и плавно переходили в плоть. Вверху неожиданно приобретённое тело, как и положено по логике - по земной логике, - утончалось и спереди переходило в шею, упругую, защищённую мускулами и напоминающую горло изящной и удивительно прочной древнегреческой амфоры. Рядом с первой шеей возносилась вторая, и обе венчали головы, но одна - словно украденная у буйвола, с опасными рогами-ветвями, обвисшей кожей и горящими первобытной яростью, предупреждением, уверенностью и голодом, налитыми кровью глазами-шарами, тогда как вторая - голова, принадлежащая обычному человеку, с прямыми чёрными короткими волосами, с умными карими глазами, тонким маленьким носом, щеками и длинными, чуть мясистыми губами.

Переступая с копыто на копыто, он осмотрелся, однако не увидел вокруг никого: только тьма окружала его.

Он принюхался, но и это не принесло результата.

Всмотрелся - с тем же итогом.

Тогда он, руководствуясь то ли сознанием, то ли животными чутьём, направился вперёд или, быть может, назад, или в другую сторону, поскольку плотный мрак стирал и скрывал любые отличия, кроме его собственных. Однако не успел новоявленный человекобуйвол преодолеть и пары десятков шагов, как внезапный яркий свет обрушился отовсюду. Глаза-шары закрылись... Секунды непонимания и замешательства... А когда он восстановил зрение, то очутился...

...в собственной квартире.

В собственной автоматизированной и компьютерно-ароматизируемой квартире, в обслуживаемой роботами из городской научной техподдержки модуль-пристройке к КМИ - Комплексу Модернизированных Исследований, где он работал девятый год. Надо ли говорить, что он опять стал человеком: пропали сильные ноги в шерсти и с копытами, превосходно сконструированное тело, две головы...

Обычный человек, учёный-оперативник с популярным нынче, в XXIV веке, древнеримским именем Меркурий, а в быту - Мер, уделил некоторое время воспоминаниям о красочном и поразительном сне. Удивляться, впрочем, было некогда: зазвенел вмонтрированный в фон "умный" будильник, возвращая к реальности и рабочим обязанностям. Прогнав из головы величественный образ фантастического существа, чудесным образом рождённого его подсознанием, Мер встал с кровати, позволяя ей самостоятельно заправиться, сложиться, убраться в стену и закрыться дверкой, после чего занялся привычными для каждого землянина утренними процедурами .

 

2

 

Умывшись, поев и одевшись, Мер позвонил Кли (по голопаспорту - Клитемнестре), с которой сожительствовал уже пять лет; увы, требования, предъявляемые КМИ к лучшему учёному-оперативнику - работать по 12 часов в день, 6 дней в неделю и при этом минимум 5 находиться на территории центра, - не позволяли паре часто и подолгу бывать вместе.

Кли подошла на третьем гудке.

- Алло.

- Привет, Кли.

- Привет, Мер. Как ты?

- Порядок. Сегодня очередное "самоубийственное" задание. - Слово "самоубийственное" он постарался выделить кавычками.

- То, что ли, связанное со смертью Вселенной? - припомнила Кли.

- Оно, - охотно согласился Мер; он любил работу, потому, вероятно, и достиг в ней заметных успехов и по-прежнему не уставал от исследований и опытов, хотя они отнимали от жизни учёного солидный кусок. - Знаешь, что мне сегодня приснилось?

- Даже не догадываюсь.

- Понятное дело! - Он рассмеялся. - Потому что, если бы догадывалась, тебя бы признали телепатом и ты бы попала... ну, например, к нам, для различных научных тестов.

- Упаси господи, - ровным голосом ответила Кли. - Мне проверок и в моей "Галактической связи" хватает, и в жизни: от мамы с папой, сестры и всем интересующегося государства.

- «На пути к демократии рост заинтересованности в ближнем - стандартизированное дело», - по памяти процитировал Мер политфилософа Резника.

- Угу. - Кли явно не разделяла его восторгов. - Только отвечать на фонные опросы из разряда "Что вы едите на завтрак?" или "Сколько раз расчёсываете волосы перед сном?" мне не больно-то охота.

- Понимаю. Мне тоже не всегда по душе.

- Так что там тебе приснилось?

- А! - Он уж и позабыл, о чём говорил, пока Кли не напомнила. - Я превратился в такую зверюгу... сродни кентавру, правда, на двух ногах, с крыльями и двумя головами - своей и бычьей. То есть, буйвола.

- Не приходи в таком виде домой, ладно?

Кли умела пошутить, а он умел это оценить: чувство юмора - не столь частый спутник современной прагматичной женщины.

- И что ты делал в облике подобного красавца?

- Да ничего в общем-то, - слегка разочарованно ответствовал Мер. - До действия не дошло: стоило мне отправиться сквозь тьму, как загорелся свет, и я проснулся.

- Свет? От будильника?

- Возможно: он ведь загорается за полминуты до включения звукового сигнала, согласно моим настройкам.

- Угу, угу, - полуавтоматически произнесла она, прерывась на секунду, чтобы поменять настройки робоплиты, готовившей одновременно завтрак, обед и ужин. Затем вернулась к разговору. - Поосторожнее там: не дай работодателям превратить тебя во вьючное животное.

Он фыркнул.

- Демократия демократией, - сказал Мер веско, - а в этом плане мало что изменилось.

- Тебя ждать к ужину?

Была суббота, а значит, вечер перед "днём свиданий", так они с Кли называли воскресенье.

- Если во время опыта не умру, то жди.

- Раньше не умирал.

- Ну да, мы тут пытаемся всё предвратительно подсчитать, проверить и перепроверить. Что ж, пойду. Удачного дня! Целую.

- Целую. Тебе тоже.

Он прервал связь, отключив голопередачу, поставил домашний фон на подзарядку и прошёл в коридор, где, зафиксировав его передвижения, управление электроэнергией зажгло 7 из 10 потолочных и настенных лампочек и отрегулировало освещение с поправкой на время суток и оцениваемое по внешнему виду состояние владельца квартиры. Мер встал перед шкафом, коснулся сенсорного замка и, когда створки сложились и разъехались, включил видеовыбор одежды: оставалось надеть ботинки, куртку и, возможно, шапку, а потом – вперёд, на работу!

 

3

 

Мер и Кли не оформляли отношений не потому, что у кого-то из них или сразу и обоих не было в том желания, и вовсе не по той причине, что не позволяли обстоятельства, - просто они и без этого символического шага превосходно себя чувствовали и понимали друг друга. Мирному пятилетнему существованию способствовали схожесть характеров и даже внешность сожителей: стройные, склонные к худобе; короткие чёрные невьющиеся волосы; в меру симпатичные; умные; любящие шутку; и, главное, комфортно живущие и маневрирующие в обществе друг друга. Что ещё нужно, - считал Мер. Кли соглашалась с ним.

Профессия архитектурно-позиционного корреда (корректора-редактора) позволяла ей, как и многим, трудиться по 8 часов в день: классика конца XX - начала XXI века; он же, приверженец, пленник и гений науки, обязан был отдаваться воплощённой Музе, Сайенсене, целиком и полностью, если, конечно, желал добиться значительного результата в любимом и крайне непростом деле. Жизнь в первой половине XXIV века стала запутаннее и обременительнее за счёт развивавшихся и разгонявшихся технологий: механических, кибернетических, теле-, радио, компьютерных, сетевых, космических, психических, биологических, суперфизических, квазихимических... однако то, что замедляло и утяжеляло существование, делало его и легче, и понятнее. Во всяком случае, старательно и инициативно разбираясь в новейших аппаратах и видах транспорта, механо-квартирах и космопутешествиях, электронной документации и прочем, человек сам себе облегчал самим же собой усложнённое бытие.

На мгновение позавидовав Кли и её семисвободному графику (что означало определённое количество рабочасов - в её случае 8 * 5 = 40, - которые сотрудник может распределять удобным для него образом), Мер тут же переключился на грядущее испытание. А оно ожидалось непростое; уже то, что к нему готовились три с половиной года, говорило о многом. Киберквартира могла доставить Мера почти что в любую точку на расстоянии до пятисот метров, однако здание КМИ, где трудился учёный, располагалось немногим дальше. Бегущая дорожка с подвижными ограждениями перешла в ступеньки, эскалатором подняла Мера по всем тридцати трём сверкающим на утреннем солнце параллелепипедам и, вновь выровнявшись, вкатила между приветливо распахнувшихся громадных дверей из уплотнённого, пуленепробиваемого, идеально чистого стекла. Роботы, неустанно, круглосуточно намывавшие полы, потолки и стены, окна и двери, здоровались с ним мастерски смодулированными, очеловеченными голосами: кто женским, кто мужским. Он по привычке и из уважения к их труду тоже сказал "Здравствуйте!" (Мер позволял и прощал себе крохи эксцентричности, что, при его статусе, указывали больше на скромность обладателя, чем на погружённость во внутренний, богатый научный мир). Дорожка, руководствуясь забитой годы назад в память компьютеров программой и отсутствием особых указаний Мера, тянула и тянула его дальше - к лестнице и по ступенькам, и ещё выше, и к дверям лаборатории, и, наконец, в саму лабораторию.

- Здорово. - Сходя с дорожки и тем самым мгновенно останавливая её (никто другой ею пока не пользовался и на свой этаж не вызывал), Мер махнул рукой Гефу, неизменному напарнику по научным изысканиям.

Гефест, плотный, розовощёкий, невысокий и одетый в белый лабораторный халат модели J-12.3, иначе говоря, в классическую одежду учёного, но обладающую всеми возможными на данный момент степенями защиты, отвлечённо пробубнил ответное "Здорово". Не из вредности и не по установленному за годы сотрудничества принципу, а потому что, ярый сторонник науки, с головой погрузился в подготовку опыта, важность и рискованность которого представлял в деталях, всегда - красочных, но порою - весьма пугающих.

- Проходи, я его подготовил, - не отрываясь от колдовских, с точки зрения обывателя, манипуляций над овальным сенсорным голоэкраном (жидкие марсианские кристаллы + соединение на основе специально обработанных алмазов с Плутония); экран поддерживала претолстая нога из прочнейшего сплава металлов, добытых на Земле, Луне и Венере.

Меру тоже не требовалось объяснять, о чём идёт речь, поэтому, коротко бросив "Ага", он без лишних слов прошёл в камеру подготовки. Костюм, также известный как "одежда полного отрицания", дожидался его на внутренней круглой стене камеры; выскользнувшее из пазов полупрозрачное стекло, что в разы и разы прочнее стекла дверей главного входа, вернулось обратно и с тихим щелчком заняло положенное место. Раздевшись и протянув манипуляторам настенного ящика повседневный наряд обычного слава (жителя мультигосударства Славия, включающего в себя бывшие Россию, Беларуссию, Украину, Польшу, Словакию, Чехию и несколько невеликих по масштабу стран, образовавшихся на Евразии в конце XXI - второй половине XXIII века), Мер переоделся в современного супермена. Именно это слово из давно позабытых комиксов заранее приклеилось к испытателю костюма надзащиты; правда, если вдуматься, ничего сверхъестественного: костюм разрабатывался с целью обеспечить носящему выживаемость в условиях атомной смерти Вселенной или, по крайней мере, её части. Выдержит ли искусственная материя, молекула за молекулой, на протяжении более чем трёх лет создававшаяся из разбираемых на кусочки веществ, материалов и сплавов, с оглядкой на оптимальные сочетаемость и взаимодействие составляющих, - выдержит ли этот костюм супергероя панкосмический взрыв в миниатюре, Меру предстояло выяснить буквально через пару минут.

Проследив, что шкафчик убрал и запер его городские вещи, Мер оповестил Гефа о своей готовности, воспользовавшись встроенной в стену "распылённой" системой микрофонов.

- Комната испытаний готова, - по форме ответствовал Геф. - Данные проверены. Команды вбиты, программа активирована. Процесс запущен; ошибок не наблюдается. - И затем, абстрагировавшись от правил, по-дружески: - Давай, Мер, удачи!

Мер коснулся круглой стены рядом с чёрными овальными контурами; оснащённый простейшим искусственным интеллектом механизм камеры подготовки, на случай опасности, запер вход, готовый в нужный момент открыть его по первой надобности, а следом ИИ комнаты испытаний заставил взлететь вверх и исчезнуть в несокрушимой стене внутреннюю дверь. Неторопливо пройдя в полукруглое помещение площадью 25 кв. м., Мер встал в самом центре. Поведя рукой от живота к макушке, он дал чувствительной к человеческому теплу и настроенной на его мозговые волны защитке сигнал подняться, окутать пользователя с головы до ног - материал подразумевал свободное и лёгкое дыхание, - соединиться и "застегнуться". И уведомил в раскиданные так же, как в камере подготовки, чувствительные наномикрофоны, охватывавшие почти всю поверхность стен пяти метров толщиной и на основе исполина  (первый по тяжести и прочности металл из открытых к этому времени, "родом" из пояса астероидов между Марсом и Юпитером):

- Готов!

В соседнем, огороженном стенами пространстве Геф пятью пальцами правой руки нажал на горящую красным большую сенсорную кнопку.

Вначале - полминуты, может, минуту - словно бы ничего не происходило... а потом истина протекла сквозь иллюзорную неподвижность, разорвала её, хлынула сокрушительным потоком и закрутила, завертела всё вокруг: комнату, стены комнаты, нанофоны в стенах, воздух, даже самый вакуум... и мужчину, неподвижно стоящего точно посередине грядушего миниатюрного хаоса смерти, атомного безумия, разрушения разрушений - Большого Искусственного Взрыва, не сулящего, однако, рождения ни миниатюрной Вселенной, ни какой бы то ни было её части.

Ощущения, которые охватили Мера, кратко описываются фразой "сперва он не чувствовал ничего, а потом испытал всё"; но чтобы полностью передать эмоции и мысли оперативника-учёного, не хватило бы ни слов, ни метафор, ни смыслов, ни модуляций. Судите сами: это словно бы продолжалось годы и годы, и годы, и годы... между тем, от начала эксперимент-опыта до конца прошло меньше секунды, а если быть точным, 0,00000000189 секунды. На уровне атомов и, более того, квантов понятия вроде скорости, расстояния и пространства переходят на качественно и количественно иной уровень, настолько иной и новый для человека и даже для точнейшего, совершеннейшего вычислительного устройства, что микромикромикромир, построенный по микромикромикрозаконам, с точки зрения людских рецепторов и ментальности, перестаёт существовать. Говоря определённее, отрезок времени в 0,00000000189 секунды для жизни на уровне квантов неизмеримо велик, потому как и этот временной период, и действия Мера и Гефа, и всё, последовавшее за ними и им предшествовавшее, благодаря тем же квантам записаны сразу в прошедшем, настоящем и будущем, а значит, по сути, были, есть и будут всегда.

Мер не успел осознать вселенского парадокса, божественной шутки, не понятной приземлённым двуногим и двуруким созданиям, называющим себя разумными. Однако, если вспомнить, человечеству, каким его знают непосредственно люди, всего-то 1,5 миллиона лет - в 100 раз меньше, чем исполнилось эпохе динозавров, прежде чем она сгинула в пасти энтропии, оставив по себе лишь крохи информации. Конечно, человек не способен ни в точности воссоздать, скажем, эру достоисторических ящеров, ни хотя бы вообразить её более или менее правдоподобно, детально; потому и впечатления от над- и подскоростей квантового не-существования остаются за пределами понимания типичного человеческого мозга. Возможно, изменённое серое вещество, полученное посредством специального эксперимента, случайной мутации (особенно на генном уровне) или (до)родового ментального сбоя, ярче подсветит произошедшее и лучше охватит - подобные предположения выдвигались ещё в первой половине XXI века. У Гефа же и Мера, к несчастью либо, напротив, к радости, сверхспособностей, в том числе кажущихся уродствами, не наблюдалось, оттого-то вся картина, неописуемая красота замкнутого процесса, мини-постановки вселенской ядерной встречи неуловимо минула учёных, задев их разумы лишь слегка-слегка по касательной.

Не взорвался, высвободив невероятное количество энергии по сравнению с заложенной в нём, находящийся на грани объективной человеческой реальности квант. Не передал, одновременно заранее и с опозданием, теплоту каждому соседнему кванту. Не засверкали в унисон вспышками, которым нет подобия, атомы, дробя атомы, дробя молекулы, дробя воздух внутри комнаты испытаний, дробя любую доступную материю. Ничего не развернулось и не схлопнулось в единый миг, контролируемое возвратно-поступательным ускорителем, пять лет проектировавшимся и столько же строившимся синхрофазатроном, умеющим воздействовать как в области ускорения, так и по параметру затухания. Мер оказался закольцован в движущемся туда и обратно потоке разгоняемых до границы смерти субэлементарных частиц; Геф же выполнял роль Бога в пределах отдельного взятого опыта. Конечно, если бы оборудование не протестировали (сколько раз? Десятки и десятки, десятки и десятки!..), если бы лучшие умы не высчитали вероятностные и невероятностные результаты, если бы не было компьютерных постановок и экспериментов с группой атомов, потом яблоком, потом - червём, собакой, обезьяной... то никто бы не решился поставить в центр саморазрушающегося и самовозрождающегося бытия человека, хоть насколько образованного и здорового. Организм мог не выдержать уже на предстартовой стадии, приняв случившееся за подлинный акт смерти Вселенной, потому что руководствовался бы генами, подавившими другие гены, теми воспоминаниями о прошлом, где не упоминаются ни возвратные ускорители, ни защитные суперкостюмы, ни изолированная, замкнутая на себе испытательная комната.

И, естественно, опыт не состоялся бы, не разработай и не воплоти в жизнь славские учёные мужи упомянутый костюм.

Тем не менее, всё сложилось-таки, а небывалое по масштабу в квантовом и атомарном эквиваленте смертевозрождение двадцати пяти квадратных метров и сопутствующей воздушной среды показались испытателю Меру какой-то простой до банальности белой вспышкой. Да, яркой, безусловно, и волнительной - занявшие помимо основной работы шесть лет еженедельные, а иногда и ежедневные обучающие курсы и тренинги позволили ему верно представить себе ход опыта и подготовили к продиктованным предварительными исследованиями последствиям... и всё же бездонно-мрачное подсознательное и контролируемое сознательное сдвинулись в бок, в сторону, пропуская вперёд обыкновенного и естественного человека. Храброго до бесстрашия в своих простоте и естественности, ну а разве это плохо? И такому человеку невообразимо сложный, эффектный, потрясающе зрелищный, на взгляд мировой науки, опыт представился не более, чем яркой белой вспышкой.

- Мер? - немного обеспокоенно поинтересовался через стенофоны Геф; он говорил из операторской, обладающей такими же, словно печенье, пирог, торт, принимающе-передающими устройствами, проложенной рассеянными микрофонами.

Мер повёл рукой перед маской, давая сигнал расстегнуться. Опустил ладонь чуть ниже, и сверхзащита разошлась до груди.

- Живой, - ответил учёный-оперативник. И громче, знаменуя успешное завершение опыта: - Живо-ой!

 

4

 

Они сидели в комнате отдыха - вместительной и тоже кибернетизированной, оснащённой реагирующим на состояние и настроение посетителя светом, трансформируемыми и убирающимися стенами, мультимебелью (стол-стул-кресло-диван-кровать на выбор) и столом-комбайном. За последним-то, только что сварившим преотличнейший кофе и занимавшимся приготовлением горячих бутербродов - белый, чёрный и ставший недавно популярным розовый хлеб плюс эрзац-масло, но редкий ныне, натуральный сыр, - двое учёных и сидели: Геф - небрежно и без стеснения закинув ноги на край столешницы, Мер - откинувшись на спинку упругого стула из искусственно упрочнённого пластика с добавлением резины. Предметы мебели очерчивали контуры их тел и подстраивались под малейшие изменения сгибов рук и ног, положения позвоночника и головы, внешне выраженное состояние пальцев... в общем, подо всякое, пускай даже незначительное передвижение загруженных в киберчип объектов (два человека, с указанием имён, а также ещё полторы дюжины исследователей) в охватываемом датчиками стола пространстве. Коллеги, без сомнения, обсуждали сегодняшний эксперимент.

- Страшно было? - просто поинтересовался Геф, дожидаясь от стола-комбайна своего горячего бутерброда, а пока суд да дело, вызвавший из внутреннего хранилища этого автоматизированного повара-официанта красную икру и кусок белого батона; на чёрную икру спонсоры опытов - панземельная коропорация "Будущее" - скупилась, впрочем, довольные удобными жильём, кухней, туалетом и остальными удобствами служители науки возражений не высказывали.

- Страшно? - будто бы не услышав, переспросил Мер. Он на миг задумался: а действительно, было ли ему страшно? Всё-таки, хоть и по воле хранительцы физики (как там назвали старушку недавно выдумавшие её филологи? Атомарией вроде бы), Мер угодил в эпицентр события, где попросту невозможно выжить. Если, конечно, у вас нет уникального защитного костюма и вселенский апокалипсис не смоделирован в крупнейшем и богатейшем научном центре. - Нет, - наконец отозвался Мер, - я ничуть не испугался, ну, насколько я себе представляю процесс, который мне, человеку, и разглядеть-то толком не удалось. Интересно было, да: ожидание, адреналин, волнение... А когда ты запустил цепную реакцию, меня лишь на краткий миг ослепила белая вспышка, типа той, что видишь в глубокой ночи, если направить фонарик себе в лицо и резко включить свет, но потом... потом действо прекратилось столь стремительно, словно и не начиналось.

- Занятно, - выражая любопытство поджатыми губами, оценил рассказ напарника Геф.

Тут мягко дважды прозвенел зуммер; вообще-то изначально он оповещал готовность троекратным сигналом, но Геф с Мером сошлись на том, что после тяжёлой работы повторяемое пищание не тот звук, что спешишь, оступаясь, падая и вновь поднимаясь, скорее услышать; перепрограммировать же заводскую статичную настройку стола для двух отнюдь не мало смыслящих в точных науках умов не представило особого труда. Открылась прямоугольная секция в столе, снизу на подставке выехали два пышущих теплом и вышибающих слюну запахом поджаренных на электрогриле сэндвича; подставка подразумевала место ещё как минимум для четырёх среднего размера бутербродов, поскольку стол, по заводской стандартизированной мерке, мог обслужить за раз до шести персон.

- Настоящего страху, - хрустя аппетитной белой-коричневой корочкой, припомнил Мер, - я натерпелся сегодняшней ночью.

Геф одарил его вопросительно-удивлённым взглядом; рвущийся с языка похабный вопрос, затрагивавший Мера, Кли и их постель, Гефесту едва удалось сдержать.

Мер, исходя из опыта общения, безошибочно истолковал реакцию друга и пояснил:

- Мне приснилось, что я стал двухголовым кентавробуйволом: две ноги, копыта, четыре крыла и две головы - моя и буйвольская.

- И крылья? - Геф хмыкнул. - Это уже кентаврогрифонобуйвол.

- Возможно. Впечатления, хочу тебе сказать, остались незабываемые.

- Такие жуткие?

- Да в том-то и дело, - попутно размышляя вслух, отвечал Мер, - что испуг если и появился, то лишь в самом начале; потом остались горячая любознательность и упорная попытка понять, что же случилось.

- Намерение вылилось в действие? - поддерживая научный стиль обсуждения, продолжил расспросы Геф.

- Ну да. Толку, правда, от этого мало: стоило мне отправиться на поиски ответа и новых чудес, как тьма, свет!.. И всё прекратилось.

- Хм-м-м, - задумчиво протянул Геф и замолчал, тем самым сразу же разбередив любопытство соседа по столу.

- Что тебе пришло в голову? - быстро осведомился Мер.

- Да так... До конца ещё не сформулировал.

- А в общих чертах? - допытывался собеседник Гефеста.

- Ну, ты знаешь... - Геф неопределённо взмахнул рукой, подгоняя этим жестом свои мысли и язык. - Сознание и подсознание... Мы те, кто мы есть во сне...

- Ты имеешь в виду, что образ кентавробуйвола значит для меня что-то важное, поскольку является работой моего подсознания?

- Да. Я бы предположил, что необычное тело намекает на перемены в судьбе - желаемые там или нет; мощные ноги напоминают тебе о необходимости держаться земли и за землю; а две головы...

- А две головы? - подбадривая, эхом повторил заинтересованный Мер.

- А две головы - неопределённость твоей судьбы.

- Связанная с Кли?

- Возможно. Или это более сложная, более абстрактная метафора.

- Или нет, - закончил мысль Мер.

Геф согласно кивнул.

- Или нет.

В наступившей тишине Мер некоторое время покатал внутри головы озвученные ими мысли.

- В любом случае, сон показался мне интересным. И не слишком ужасным, - подвёл он итог.

- Не зря смотрел! - Геф звучно рассмеялся.

Мер поддержал его.

И вдруг... что это? Озарение?! Или очередная идея? Или?..

Гефест, тоже хорошо знакомый с поведением и образом мысли своего многолетнего коллеги, тотчас отметил в перемене, буквально охватившей всего Мера, всё его застывшее тело и, должно быть, разум, и отразившейся в глубине "зеркал души", круглых глаз с тёмно-коричневыми зрачками, - Гефест отметил в этом внезапном и коренном изменении нечто абсолютно новое как для него, так и для Меркурия.

- Ты что-то задумал, - пророчески изрёк пророческим тоном внимательный и наблюдательный Геф.

Мер не сразу, осторожно кивнул.

- Возможно...

Геф ещё больше насторожился, усилилось и его любопытство.

- И?..

Но Мер покачал головой.

- Нет. Пока не уверен. Может, потом...

Собеседник постарался не выказать разочарования.

- Потом так потом. - И поднял "свежезаказанную" кружку разливного тёмного пива. - За нас! И за удачный опыт!

- За! - коротко подтвердил Мер, ударяя прозрачной вместительной кружкой о её близняшку в руках Гефа.

Они выпили. Затем Геф сказал:

- Я займусь вечерним протоколированием хода эксперимента, сменишь меня завтра. Договорились?

- Ага.

Геф аккуратно, но пронзительно глянул на Мера: что же тот задумал? Что за мысль его посетила?

...А Мер, между тем, как ни старался, не мог выбросить из головы новорожденную идею.

 

 

5

 

Остаток рабочего дня Мер провёл, приводя в порядок лабораторию, проверяя голозапись опыта, разбирая и раскладывая по механизированным полкам использованное оборудование. Затем, предупредив протоколировавшего результаты "бомбардировки" Гефа, что уходит, и получив от напарника в ответ молчаливый кивок (Гефест был слишком погружён в анализ и воспроизведение итогов эксперимента), Меркурий встал на автолестницу, съехал на нулевой, центральный, этаж и двинулся, перемещаемый дорожкой, через парадные двери; когда его тело пересекло невидимый луч, наблюдающие системы в то же мгновение зарегистрировали, что такой-то сотрудник в такое-то время покидает пределы здания, и передали информацию в главный компьютер, где, уже до предела сжатая, она сохранилась в архиве, в разделе Слежение За Графиком Работы.

Итак, закончив подвергать себя смертельному риску в сердцевине искусственного Армагеддона и выбросив из головы все мысли о сегодняшнем беспокойном и напряжённом дне, венчавшем долгие годы кропотливого труда тысяч талантливых людей, Мер сконцентрировался на новой проблеме, хотя ему она теперь представлялась, скорее, просто задачей. Скорость бегущей дорожки составляла от 1 до 30 км/ч, в зависимости от движения городского транспорта, погоды и непредвиденных обстоятельств; сейчас же Мер перемещался со скоростью примерно 14,5 км/ч (если верить е-часам, на которые он мельком глянул), а значит, продолжайся скольжение так и дальше, он прибудет домой в течение тридцати минут; Меру повезло, он жил неподалёку от здания КМИ, и всё равно адреналин подходящего к вечеру насыщенного дня не позволял охваченному страстью первооткрывания учёному расслабиться ни на секунду. Он ждал и ждал, и не мог дождаться момента, когда придёт домой, скинет одежду упадёт в мехокресло и, раздвинув фон и вытащив и растянув встроенный туда цифрофон (предальний потомок диктофона), наговорит с подробностями и пояснениями идею, что несколько часов назад увидел... Нет, не увидел - ощутил неким иным способом, будто целиком, - и телом, и его отдельными членами, - и немедленно понял явившуюся разгадку, тень и отголосок самого отдалённого уголка необъятной ноосферы!

И вот он дома, один; Кли не было, странное дело... Однако, едва зайдя на кухню, он раскрыл и эту тайну: Клитемнестра ушла к подруге, оставив на кухонном комбайн-столе записку, написанную на е-листе голочернилами: "Я у Афи [Афины - не только древнеримские имена вошли в моду, но и древнегреческие]. Буду к девяти. Ужин в криодильнике. Целую! К.". Что ж, пожалуй, тем лучше. Сделав всё как и планировал - сняв верхнюю одежду и вытащив и разложив цифрофон, Мер поудобнее устроился на кухне, налил отфильтрованной домашним перерабатывателем воды в неразбиваемый стакан (на 80% сделанный из алмазов, залежи которых, невероятно массивные и в корне отличающиеся по молекулярной структуре от земных аналогов, нашли в прошлом веке в глубинных слоях Марса) и принялся начитывать на записывающее устройство порядком уложившийся к тому времени в голове замысел будущего опыта, обещавший, по мнению научного оперативника, стать значимым шагом в истории на пути к пониманию мироздания, а там, возможно, и к правильному его воприятию человеческой расой, а значит, и гармоничному сосуществованию людей с миром и у мира внутри. Громкие, без сомнения, слова, хоть и мысленные, и предстояло их подтвердить, начав, к примеру, с подробного и внятного пересказа видения учёного на современное записывающе-воспроизводящее устройство.

- Сегодня днём, 12 мая 2317 года (точное время установить не получилось), мне пришло в голову озарение. Смысл теории, которую я для себя назвал "теорией преобладающей информации", заключается в её противопоставлении имеющимся у нас сведениям относительно присутствующей в любом виде информации. Давно открыто и считается, что данные, какой бы облик они ни приняли - компьютерной программы, мысли, письма, рассказа и т. д., - находятся в месте, называемой нами объективной реальностью, в окружении различных сведений, впуская их в себя и выталкивая наружу. Проще говоря, информация управляет материей, задавая ей значение и постоянно пребывая где-нибудь поблизости: в, за или вокруг. Моя же теория опровергает этот постулат.

Материя... - слегка волнуясь и вытирая выступивший на висках пот платком из псевдоткани, вещал Мер в цифрофон, запоминавший через программу "SmartFone" сказанное и увиденное сразу в трёх вариациях: видео-, аудио- и текстовой, - материя, говорю я, вторична, тогда как первична только информация. Наполняющая Вселенную и принимающая гипотетически бесчисленное число форм, обладающее бесчисленным же набором характеристик (цвет, размер, положение в пространстве-времени и т. п.), информация задаёт форму, а не буквально воплощается в неё. Она посещает нас в виде сюжета произведения или мелодии, или чертежа здания, или политического новаторства и в это же время остаётся неизменной. Вспомните: одну и ту же мысль, одну из первых ступеней перерождения информации, можно воспринять и осуществить предельно различными способами; возьмём для примера популярное словопонятие "любовь": его многочисленные, не поддающиеся математическому подсчёту слепки-образы и готовые воплощения "населяют" и искусство, и архитектуру, и отношения людей, и их самосознание, и чувства...

Так и информация в целом: не понятная нам с нашим чисто человеческим, следовательно, в определённой мере ограниченным разумом, она приспособилась (или приспособлена?) переходить границу вопросов и сомнений, принимая всё новые и новые обличия; притом само по себе первородное, чистое сведение может оказаться лишено качеств и свойств, привычных гомо сапиенс, тех, которыми люди разумные оперируют на протяжении 1,5 миллионов лет. Срок, однако же, пусть и немалый, но для истории и любой другой науки, не говоря уже об окружающей Вселенной, - ничтожно невеликий; динозавры, напомню, жили и развивались на планете на протяжении 150 миллионов лет, в сто раз дольше, чем мы, и по-прежнему неизвестны истинные способности древних рептилий. Может, они преодолели телепатический порог? может, жили во всеобщем симбиозопаразитизме? или устанавливали контакт напрямую с живыми существами и планетой, тоже состоящей из материи и умеющей активно и содержательно реагировать? требовалось ли динозаврам зрительное "соприкосновение" с "собеседниками"? и влиял ли крайне небольшой у многих размер мозга на ментальную силу, память, регенерацию мозговых клеток, натуральную и анатуральную мутацию?.. Ответы, повторюсь, всё ещё не найдены. Да и динозавры - не единственный пример, вспомним "знаменитых" тараканов с их неизменными по прошествии трёх сотен миллионов лет биологическими строением и функционированием. Что же получается, тараканы, для истории, - идеально развитые существа, достигшие максимума в позволенной им эволюции, верх цепочки? Либо наоборот, низ на уровне животного подвала? Но ведь эволюция может двигаться и в сторону, противоположную той, что мы принимаем за правильную; или менять направления, чередовать, развиваться по спирали... И кто более умный, разумный, великий: мы? динозавры? тараканы? боги?.. Подтверждений реального присутствия последних пока не найдено, правда, будь оно, спасло бы это нас от дальнейших вопросов? Ответить, во всяком случае, прямо сейчас, не удастся, и мы вынуждены остановиться на очередном вопросе из длящегося бесконечно ряда непознанного.

Возвращаясь же к озвучиваемой мной теории, - продолжал Мер, - я утверждаю, что, если информация действительно, пользуясь расхожим выражением, задаёт тон, то и мы, в конце концов, отыщем путь к сознательной и управляемой трансформации чистых сведений в материальное, невидимых и неощущаемых байтов, квантов, букв, знаков и слов - в картины, машины, планеты, свет... во что угодно! И если мы будем верить, проблема сократится до единственного пункта: ожидания в процессе научных вычислений и свершений.

Дело во времени, - завершая доказательство тезиса, произнёс Мер, - а у нас его, с позволения природы, предостаточно. К тому же может оказаться, что при помощи инфовоздействия и инфоуправления мы придумаем и создадим пульт манипулирования и временем, и пространством, и континуумом в целом.

Меркурий, державший фон в руке, коснулся сенсора с "горящими" маленькими буквами "Стоп" указательным пальцем, и запись прекратилась. Он переслушал получившийся файл сначала в аудиоформате, потом в видео-, потом внимательно просмотрел текст. Удовлетворённый, Мер отставил в сторону, на стол, переносной мультителеаппарат, неизменный спутник современного человека - жителя XXIV века, и сделал из небьющегося стакана хороший глоток свежей и чистой, только не очень богатой вкусом отфильтрованной воды.

 

6

 

На следующий день, сразу по приходе на работу, Мер, не тратя времени зря, отправился в офис к Юпитеру, как то ли по своевольной случайности, то ли по природной закономерности звали его начальника, руководителя объединённых центров физических исследований и новаторств КМИ. В простонародии звучное староримское имя статного, плотного, высокого, короткопостриженного и уже поседевшего к своим, ранним в 2310-х годах, семидесяти двум мужчины чуть сократилось, очевидным образом, до английского Питер.

Мер постучал и, не дожидаясь отклика, вошёл; только он и ещё несколько самых талантливых и способных сотрудников объединения имели на это право, а Питер, пользуясь приобретённым с рождения чутьём лидера, всегда безошибочно определял, кому из десятка "избранных" он потребовался на сей раз. Было, было в мощном Юпитере, внушающем единовременно доверие с уважением и неким иррациональным страхом, что-то от верховного, гневного, вызывающего громы и мечущего молнии седовласого длиннобородого божества античного пантеона.

- По срочному делу или не очень? - не отрывая глаз в настраиваемых 3D-очках от голозаписей и документов, ровным, непонятно что выражающим тоном поинтересовался Питер.

- Скорее, по срочному, - озвучил выбранную степень важности Мер.

- Ну, стоит мне отрываться от проверки заявления на увеличение финансирования и сопутствующих ему двадцати объяснительных и умоляющих приложений общим объёмом более полутораста страниц?

Мер усмехнулся: начальство позволяло ему и такое; к тому же Питер, что чувствовалось его собеседниками непременно и моментально, любил хорошую шутку и красивый точный язык, а значит, заслуживал простого и лёгкого, но уважительного отношения. Питер умел расположить к себе, однако предпочитал вместо этого заниматься собственными и касающимися его чужими делами и проблемами и, не стесняясь, не жадничая и не уходя в ненужный, вредоносный негатив, попутно помогать родным, друзьям, знакомым. Многие действительно ценили и уважали подобное отношение; не стал исключением и Мер.

Мер решил ответить шуткой в стиле босса.

- Я бы с вероятностью 98,76% прервался и послушал меня.

Питер улыбнулся, поднял жизнерадостный, полный как энергии, так и внимания взгляд на подчинённого.

- Ну, тогда слушаю. - Правой рукой он аккуратно, уверенным, отработанным годами движением передвинул документы и копии бумаг подальше от себя; не смотря на ком (усложнённый, миниатюризированный, трансформирующийся в стационарный и обратно в переносной смесь-вариант старых, позабытых ПК и ноутбука), перевёл устройство в режим ожидания.

Присев на услужливо подкатившийся самостул, Мер сходу перешёл к делу: Питер уважал умение сотрудников мыслить и поступать рационально и сообразно ситуации.

- Вчера, после успешного завершения опыта с «защитой от Апокалипсиса», как мы её называем...

- К слову, поздравляю. Правительство оценило наши старания благодарственным письмом, приставлением к наградам и грантами. Церемония вручения всех этих прелестей - в будущем месяце.

- Отлично!.. Так вот, вчера, когда мы закончили тестирование, меня посетила мысль. Вначале она показалась мне крайне оригинальной, однако, поразмыслив, я пришёл к выводу, что не столь уж она и сумасшедшая или авангардистская...

И Мер кратко, но с необходимым подробностями и пояснениями изложил Питеру суть записанного вчера тезиса-размышления.

- Так-так-так. - Питер вдумчиво и становясь всё более внимательным выслушивал Мера, а когда тот закончил, выказал свою заинтересованность соответствующей эмоцией.

Идея и вправду была шикарной - в крайнем случае, представлялась таковой, а насколько, по опыту и зрелом размышлении, знал Питер, любая достойная идея, при должном старании вовлечённых сторон, найдёт должное же воплощение.

- Мне нравится, - наконец, прервав тишину, сказал Питер. - Но замысел нужно облечь в форму. Ты ведь намекаешь на новое, причём дорогостоящее, исследование, верно?

- Верно, - прямо согласился (а к чему теперь-то юлить?) Мер.

- Хм-м, хм-м... У меня есть некоторые соображения на этот счёт, но я хотел бы послушать, как ты себе представляешь воплощение твоей идеи в жизнь.

- Я думал целую ночь и лишь под утро, собрав факты воедино, с облегчением позволил себе заснуть.

- И?..

- Я вижу это как полёт за небывалым - за первичной, чистой информацией в её подлинном воплощении.

- Смело!

- Да. И дорого настолько, что робею продолжать.

- Продолжай, не робей.

- Мы могли бы, - опять проникаясь придуманной идей, вновь пропитываясь ею, увлечённо заговорил Мер, - отправить к звезде корабль и собрать информацию в трёх формах.

- Я начинаю понимать, но лучше дорисуй ситуацию сам.

- Хорошо. Три формы - это радиоволны звезды невоплощённые - раз, сохранившие данные о воплощении - два, и уже материализованные, а потому сконденсировавшиеся в плазму - три. Нам потребуется корабль, только корабль особого рода; построенные с учётом последних исследований в области защиты звездолёты не подойдут.

- Конечно! - больше и больше погружаясь в привлекательные, казавшиеся абсолютно реалистическими фантазии сотрудника, отозвался Питер. - Обыкновенный звездолёт, даже самый защищённый, расплавится вблизи звезды.

- Именно. Поэтому предлагаю - чтобы, кроме того, сэкономить время и деньги - сконструировать для неосовременного космического корабля, созданного по последнему слову техники и науки, спецзащиту на основе "костюма Апокалипсиса".

Питер молча покивал, его глаза горели; редко Меру доводилось видеть реакции логичного и в некоторой, ощутимой степени холодного начальника вроде этой, очень редко.

- Я "за", - не продлевая зря ожидания, высказался Питер. - И уверен, что наши работники, при твоих непосредственных и активных помощи и поддержке, справятся с вовсе непростой конструкторской задачей если не с опережением графика, то в срок. Вопрос - в финансировании.

- Деньги каждый раз становятся финальным, решающим фактором, - подтвердил Мер. А затем выдвинул предложение: - Что если мы уменьшим расход и в этой области, по максимуму использовав для производства модер-брони собственные материалы, запчасти, вещества и прочие "ингредиенты", хранящиеся на складах, отозванные у менее приорететных исследователей, сохранённые в результате замены чрезмерно дорогостощих компонентов опыта на эквиваленты более дешёвого качества, - разумеется, без ущерба для учёных и опытов объединённых физических центров... ну, вы меня понимаете.

- Понимаю. - Питер обдумывал услышанное, барабаня по сенсостолешнице пальцами (три из них заменили первоклассными кибернетическими аналогами из-за несчастного случая полвека назад, на научном производстве, в далёкие годы, когда Юпитер был совсем молод и не столь спокоен и вдумчив). В конце концов, директор решился: - Поддерживаю твою идею! Но с условием: ты заменишь меня в основной части подготовки, расчётов и производства. Согласен?

- Согласен, куда ж мне деваться?

Питер растянул улыбку до ушей, которая через секунду слетела с лица, будто её никогда и не творили; "римский бог исследовательской физики" вновь принял свою привычную, веками известную форму.

- Тогда давай, Мерк, договоримся так: я оповещу тебя о разрешении и возможности начать работы настолько скоро, насколько возможно, а ты пока прибережёшь открытия, веры и чаяния и займёшься проектами попроще и подешевле.

- Идёт, Юп.

Мало кто называл Юпитера Юпомом; гораздо меньше людей осмелились бы вести себя с ним нескованно и доброжелательно, подражая Мерку; и ещё меньше - вспомнили бы подростковые книжки, "детей" конца XX века, выуженных из прошлого любителем истории (впрочем, и будущего тоже) Меркурием Баренцевым, а если заменить звучный ретропсевдоним официальной фамилией, подаренной родителями, Богом и временем, то - Неоновым. Ради справедливости стоит заметить, что и с его именем редко кто экспериментировал, считая и известных смелых экспериментаторов по профессии; он был Меркурием и Мером и оставался им, и только для Питера "превращался" в Мерка, а для Кли - в Мекки.

Питер вернулся к оставленным делам; Мер - человек наблюдательный и не первый год знавший непосредственное начальство, - уловив намёк, махнул рукой на прощание и вышел через ИИ-дверь в электронноосвещаемый коридор.

Предстояло ли задуманной великой задаче разрешиться в схожей, дружеской, несложной манере - вопрос важный и бередивший душу и сознание Мера; он, тем не менее, не боялся идти дальше, особенно когда продолжать движение его призывал собственный внутренний глас успешного учёного.

 

7

 

Чтобы найти достаточно средств и применить их соответствующим образом, Питеру и тем, кто стоял над ним, потребовался год.

Целый год, с точки зрения Мера, изо дня в день вспоминавшего придуманную им или даже увиденную идею, ждущего от Питера подтверждения способности сдержать своё слово, за которую руководителя центра уважали и ценили все без исключения: подчинённые и стоявшие на одном с ним уровне, и так называемые боссы боссов; Мер не сомневался: деньги отыскать Юпитер, при желании, сумеет, не может быть иначе, но что если он сам либо под влиянием "пика верхушки", управляющих над управляющими передумает?..

Для Питера год прошёл ровно в том же темпе, что и предыдущие годы: и когда он уже занимал доставшуюся ему долгим ответственным трудом (пятнадцать лет назад) должность директора одного из физических центров КМИ, и когда он был ещё совсем молодым и крайне неопытным, однако, несомненно, подающим надежды, чрезвычайно перспективным сотрудником.

Для всех остальных точным числом 365 дней - часы, минуты, секунды в расчёт не берём - миновали обычным, неизменным порядком, тем порядком, с которым быстро и на многое время вперёд сроднился трудовой коллектив, простые, не стремящиеся к небу учёные, стоявшие устойчиво на твёрдой земле и занятые в мыслях лишь данными поручениями, беспокойством о зарплате и обустройством частной и семейной жизни.

Но вот срок таки миновал, и судьбоносный звонок застал Мера (лаурета госпремии по физике и аналогичного гранта, одного из двух главных надежд славской прогрессивной науки (второй – Геф)) на рабочем месте; за истёкшие (ползком пробравшиеся в небытие) три с половиной сотни дней он успел сделать немало полезного: именно они с Гефом открыли, причём случайно, перепутав химические составляющие, очередной, 152-й элемент периодической таблицы элементов, получивший звонкое название мергефиум; Мер, в силу врождённой скромности, не настаивал на нём, но Геф, зная друга не первый год, с лёгкостью убедил стесняющегося в законных правах на такое "элементарное" имя. Потом были испытания дистанционного джетпака; потом было тестовое уничтожение в замкнутой защищённой среде «чёрной бомбы», то есть бомбы, в центр проекта которой были положены образцы и свойства «чёрной дыры»; потом проверка быстрой искусственной изменяемости силы протекционного поля, создатель которого, лауреат Нобелевской премии физик Вольфсон, заставил своё детище работать по принципу самовосстанавливающегося магнитного поля; потом телепортация с помощью контролируемого квазипортала на близкие и дальние расстояния мелких предметов и заранее отобранных частиц, располагающихся на живых существах (тараканах, затем крысах, кроликах, собаках, обезьянах)... Много всего было; и вот, наконец, звонок - бодрый, радостный голос не скрывающего чувств Питера сообщил Меру о завершении соединения корабельной сверхзащиты, созданной по подобию "костюма Апокалипсиса", с усовершенствованным вариантом звездолёта АП (Альфа-Прима), лучшего в каком бы то ни было классе. Выслушав восторги Мера, Питер рассказал ему, где и когда пройдёт неофициальная, для участников проекта, презентация, с размашистым фуршетом и знаменитыми специально приглашёнными гостями из научного мира, конечно, куда же без этого!.. После он назвал дату официального открытия: для прочей учёной братии, журналистов, президента, которому просто необходимо явиться на столь важное мероприятие, для обычных людей - словом, для всех желающих, кому посчастливиться приобрести билеты, тогда как половина их или и того больше заранее распродана и распространена между своими.

Приёмы следовали проверенной, отточенной, иначе говоря, заведённой схемой и оставили у участников, среди коих и Мер, ярчайшие и счастливейшие воспоминания - нередко любому из людей выпадает шанс пусть мельчайшим способом, пусть только собственным присутствием и наблюдением за происходящим, поучаствовать в процессе глобальном, неизмеримо дорогостоящем, процессе мирового масштаба.

Ну а очередью... очередью, естественно, полёт. У Мера имелась предполётная подготовка, да и выдавалось ему пару раз пронзать космос на исследовательских звездолётах, по требованию долга, то есть ради вновь сочинённых опытов и многожданных открытий в физике, однако организаторы и особенно спонсоры не могли рисковать – ценнейшему оперативнику-учёному пришлось повторно пройти знакомый курс, освежить старые знания, - и приобрести знания совсем новые, свежие.

Одновременно с этим были протестированы лучшие из лучших космонавтов (славов) и астронавтов (англов), и в команду вошли пятеро победителей отбора: экипаж решили ограничить шестью людьми, чтобы облегчить слежение за ходом полёта, уменьшить давление на финансы и повысить логическую маневренность отдельных членов команды и её целиком в ходе сбора требуемой необычной информации, вселенских данных неопропорций. Шестеро добровольцев заняли отведённые им места на космостраннике под названием "Сиятельный"; имя звёздного корабля подразумевало скорее цель полёта, источник настолько нужных людям сведений, ранее казавшихся недоступными, да что там - нереальными! Только во вторую очередь у слышавших название "Сиятельный" всплывали в мозгу красочные метафорические образы самого галактического исследовательского лайнера или человека, вдохновившего техников на его постройку, или того слепящего глаза жёлто-оранжевого шара, что затмевал светом любую другую звезду и потому стал конечной точкой первой половины пути за знанием небывалого уровня.

Для сбора революционно ёмкой информации трёх потенциально неповторимых разновидностей "Сиятельный" отправлялся к Сириусу, наиболее яркой звезде из обнаруженных людьми, - чтобы, когда облачённый в "костюм Апокалипсиса" Меркурий добудет желаемое, вернуться назад, на Землю, и оправдать томительное, сквозь века и тысячелетия ожидание землян, подарив им всё-таки сбывшиеся надежды и мечты, где главным элементом сверкал он – Космос, наконец-то узнанный, понятый, дружелюбный!

 

8

 

Сириус, звезда Света, застыл в прехладном ожидании, будто бы всё ярче и ярче разгораясь при их приближении, если такое вообще возможно, учитывая его космические энергию и энергетику, влияние на учёных и космонавтов и вспоминая прозвище Сириуса, ходившее между вселенскими странниками вроде тех, что оседлали "Сиятельного", - Путеводный Огонь звали они этот пламенный шар. Многие галактические тела получили из уст астрономов и астролётов образные имена: Кассиопею нарекли Заглавной Буквой; «чёрные дыры» возле светил звались Нетопырями, им присваивались порядковые номера; Большую и Малую Медведиц иначе именовали Великой и Растущей Рукой...

Четверых из экипажа "Сиятельного" полностью поглотила задача, что поставили перед ними руководство, Мер и настоящее. Так, капитан Горелов управлял обёрнутым в слои дополнительной, не имеющей земных аналогов защиты кораблём, неотрывно глядя на мониторы; второй пилот Спаркс делал то же самое на месте по соседству, порой бросая капитану односложные рекомендации или отвечая на его столь же краткие вопросы. Борт-смотритель Назаренко, в чью обязанность входило следить за содружеством систем космокорабля и каждой системой в отдельности, лазал в базе данных суперкома в поисках неисправностей и поломок, иногда краем глаза посматривая на экран аварийного оповещения; а бортовой медик Нормеер, пока, к счастью, не занятая работой по специальности, активировала тест-программу жизнеобеспечения и атмосферы корабля, также выполнявшую функцию огромного, размером с внутренности "Сиятельного" врача-диагноста, но и он подтверждал, что самочувствие экипажа и взаимосвязь оного с реагирующими элементами лайнера близки к идеальным.

В креслах, "крепившихся" подконтрольными магнитами к металлу корабля и способных перемещаться по нему в любое отделение, под любым углом и на всякую точку в пространстве, где бы в нутре судна она ни располагалась, безмятежно сидели и разговаривали радист Мактирнен и учёный Мер, не имевший звания и должности как таковых (хоть он отправился на задание в качестве добровольца, ему-то и предстояла самая ответственная миссия: надев суперзащиту, спуститься на Сириус и "поместить" три вида информации в ёмкости, специально упрочнённые, усложнённые и изменённые для необычайного, не подразумевавшего схожести сбора образцов). Мактирнен держал в руке бокал свежевыжатого апельсинового сока - космическая кухня ушла далеко-далеко вперёд по сравнению с мало чем могущим похвастаться в этом плане XXI веком; Мер, с задумчивым выражением на лице, жевал жвачку.

Любопытным образом совпало, что соратники Меркурия, пятёрка опытных, умелых и творчески одарённых добровольцев, носила, словно на подбор, "устаревшие" к XXII веку поздние человеческие имена; в веке XXII-м, к слову, им на смену пришли прогрессивные Нейтрины, Коллапсоры, Пульсары и Квазары, в XXIII веке вытесненные постмодернистско-мифологическими и псевдоретронаучно-фантастическими Зевсоидами, Ярилопанами и Русалидами, к столетию номер 24 сменившимися именами проще, чётче и ближе к корням: Меркуриями, Гефестами, Амон-Ра, Одинами... Человечество, несмотря на молодость и недостаток знаний в масштабах обозримой и, что важнее, ещё не открытой Вселенной, продолжало считать себя высшей расой, а потому упорно двигалось по дороге реализации невозможного: строительства фантастических кораблей, применения невероятных технологий, нереальности соотношения божественности имён с приземлённым, пускай и разнообразным и противоречивым генетическим содержанием...

- И как только тебе пришла в голову подобная мысль? - прервал воцарившееся было молчание Мактирнен, отхлёбывая немного сока.

Не глядя на него, Мер пожал плечами, что тоже получилось задумчиво.

- Ну, мы занимались экспериментом, - попытался объяснить он, - и тут меня посетила идея: а что если направить науку на исследование такой вот области?..

- Но ты же понимаешь, никто раньше не собирал первичную информацию. Больше скажу: никто и не подозревал о её существовании.

- Да ладно, есть же теории.

- Теории есть. Однако они сродни предположениям о наличии некоего божества или божеств над живыми царствами. Эти предположения, ты знаешь, сходу и яростно отрицаются учёными.

- А почему? - в голосе Мера звучало неподдельное удивление. - Почему учёные не допускают, что явлениями, которые они изучают, да и ими тоже способен кто-нибудь управлять? Кто-то выше, значительнее, сильнее, непонятнее?

- Это противоречит науке, - указал Мактирнен.

- Но не противоречит религии. И здравому смыслу. И логике. - Мер выплюнул жвачку в антиграв-урну, снабжённую зачатками искусственного интеллекта: тот позволял урне в нужный момент оказыватся рядом с людьми внутри заложенной в её программу области. - Я сам учёный, не забывай, и, хотя мы живём в век сложных технологий, уже не слишком понятных обывателю и простому гражданину, ничто фактически и однозначно не отрицает наличия Бога... или иной подобной ему сущности, или вселенского замысла с соответствующими окружением и последствиями.

- Согласен. - Увлечённый беседой, Мактирнен поставил бокал из небьющегося эрзац-стекла на парящий в пяти-десяти сантиметрах над полом летающий хромированный столик. - Вот что, значит, подтолкнуло тебя совершить, хе-хе, путешествие к звёздам?

- Паломничество! - Мер воздел указательный палец вверх и сразу же засмеялся. - Да просто я учёный, понимаешь? Я должен выдвигать теории, должен искать истину, а найдя что-то, похожее на неё, лично проверять находку. Моя специальность - наука и её развитие.

- Очень уж ты упрощаешь.

- Да нет, объясняю, и только.

- Но ты веришь в Бога? В сверхъестественную силу космоса? В предначертание? В информацию свыше?..

- Мак, - вежливым тоном перебил разошедшегося астронавта Мер, - ты ведь не первый год летаешь на космосуднах, так отчего задаёшься малозначимыми, на взгляд человека твоей профессии, вопросами?

- Аналогия понятна. - Мактирнен улыбнулся. - Объясни хотя бы, откуда возникла идея о трёх видах чистой информации?

- А откуда появляются идеи наподобие моей? Чистая информация не противоположность материализованной - той, что привычна нам; значит, она в теории также обладает разновидностями. Мы же делим информацию обыкновенную на ментальную, предположительную, зафиксированную... а зафиксированную - на научную, литературную, языковую... и прочие разновидности...

- И ты вправду готов прыгнуть прямиком на голову солнечного бога, чтобы собирать радио- и магнитные волны и не потраченные продукты ядерных распада и синтеза?

Мер обдумал вопрос радиста; потом поправил Мактирнена:

- Звёздного бога.

Мактирнен покивал.

- Ладно, уговорил; в целом, позиция ясна. - Он  взял недопитый стакан сока и картинно поднял вверх; впрочем, сопроводил свои действия словами, произнесёнными искренне: - За бога науки!

У Мера не было напитка, поэтому он, тоже растянув губы в улыбке, лишь согласно кивнул.

- Ребята, - раздался вдруг голос капитана Горелова, - приближаемся.

Что означало: они совсем рядом.

- Начинаю остановку, - с заметными акцентом, по-славски сказал второй пилот.

Ход корабля плавно до незаметности замедлялся; зашумело в корпусе, отдаваясь по всему звездолёту, - плотнее прилегала к внешней площади судна, "надувалась" и начинала действовать сверхброня, расширенная из той, что год назад испытывал в центре модулируемой вселенской смерти Меркурий. В иллюминаторах, разросшийся до размеров целой галактической системы, ослепляющий и отчасти "ослабленный", отгороженный системой обзорного затенения, заглядывал в пустое чрево корабля и рассматривал устроившихся там маленьких людей в эластичых тонких скафандрах любопытный пламенно-многоцветный циклоп, одинокое око которого составляло всю его непостижимую сущность. Или, возможно, непостижимую покуда.

Сириус...

 

9

 

Шлюз пневмоперехода принял Мера, протестировал его состояние и, дождавшись, когда человек коснётся сенсоров облачённой в эластичную перчатку - часть "защиты Апокалипсиса" - рукой, подтверждая готовность совершить предельно смертоопасное и весьма короткое, но эпохальное путешествие, принял учёного-оперативника в себя, бережно "сдавив" потомками из пневмотруб и, когда скользнула вверх, освобождая дорогу, внешняя дверь, выстрелил фигурой в серо-белых переливающихся одеяних по горизонтальной прямой в космос. Внешний люк встал на место; Мер же нёсся вперёд, через бесконечно малое морозное и пустое пространство между кораблём и звездой. По мере приближения к Сириусу костюм всё отчётливее давал понять, насколько велик риск и что, несмотря на множество факторов, отрицающих возможность приземления живого человека на плоти плазменного шара, да не какого-нибудь, а наиярчайшего среди известных людям, - невзирая на это, костюм успешно выполнял возложенную на него функцию.

За несколько секунд до начала торможения стремящийся из ничего во всё посреди дьявольского холода и божественного жара Мер сделал то, чему научился на курсах подготовки и что десятки раз повторял: активировал автоуправление костюма, включая пространственное ориентирование и навигацию. В "одежду Апокалипсиса" были встроены карта-чип и компас-проводник, а эластичную ткань, самую прочную из когда-либо созданных, усеивали детекторы температуры, медицинские анализаторы, регуляторы плотности, изгиба и состояния костюма. Передав бразды правления защитке, Мер постарался абстрагироваться от происходящего и взглянуть на свою миссию под углом зрения любопытного и внимательного, однако абсолютно стороннего наблюдателя; костюм ему в этом помог, не давая ни единого повода для беспокойства: на вмонтированных голоэкранах - по сути, не экранах как таковых, а 4D-голограммах (3 обычных параметра измерения + реальное время) - Мер каждую секунду наблюдал мгновенно обновляемые отчёты о температуре собственного тела, находящихся рядом телах, мощности воздействия космических сил и прочем, прочем, прочем.

Погружённый в наблюдение, Мер безмятежно, с одинаковой скоростью летел к цели придуманного им почти мифологического путешествия - туда, куда не то что не ступала нога человека - куда вовеки веков, по неписаным вселенским законам, не способен ступить кто-либо разумный... Или же нет и Мер ошибался? Достаточно ли он разумен для свершения подобных открытий? Не преувеличена ли его вера в непогрешимость и непобедимость науки? Удастся ли ему осуществить запланированное... да что там, просто выжить в окружении ярящейся плазмы, ядерных взрывов и вспышек родом из Конца и Начала Света? Да, костюм был затенён и умел регулировать не только отображение видимой через мозгокамеру картинки, но и поступающую через восприниматели истинную информацию, что практически равнялось воздействию на существующие в действительности вещи и их взаимосвязь с "одеждой Апокалипсиса" и надевшим её человеком; вопрос в ином: хватит ли защитных средств, чтобы обезопасить Мера, укутать в саван неузвимости, по крайней мере, на тот - наверное, довольно небольшой - отрезок времени, который понадобится, дабы раздобыть все три образца? Что ж... это и предстояло выяснить – причём сейчас, немедленно.

Мер на полминуты взял командование защиткой на себя; едва заметными движениями рук и пальцев он заставил повернуться переносящие его, изменённые под костюм и задачу экспедиции двигатели от джетпака, образовавшие новый вид ракетного ранца, уменьшенный, встроенный, сверхзащищённый. Мини-джетпак - с одной стороны, часть костюма, с другой, отсоединяемое при необходимости устройство - развернул тело человека и, пронеся сквозь последние остававшиеся метры, посадил, устойчиво поставив на ноги, в самом центре плазменной волны. Жёлто-оранжево-белые волны таких цветов и оттенков и такой яркости бушевали, нет, даже не рядом - в непосредственной близи от Мера, в наиреальнейшем и реальных контакте, отчего на миг перехватило дух; взметались вверх взрывы коллапсирующих ядер, смертельные, гневные, прекрасные. Да как он осмелился!.. как он мог подумать о подобном хоть на мгновение!.. Удачно сойти в эпицентре бушующих звёздных процессов и выжить!.. …Но он выжил-таки - и, отбросив прочь сомнения, вернувшись к чёткому, бесстрастному научному поведению, холодно-рациональному отношению к своему очередному опыту (а то был, конечно, пусть и великий, но всё же очередной физический опыт), Мер двинулся вперёд.

Рассекая моря плазмы, ныряя в океаны света, проходя сквозь атомные залпы и разрывы, он делал смелые шаги по поверхности Сириуса; разбивая лучи на фотонные осколки, отважно, геройски борясь с чудовищным притяжением и побеждая его, Мер медленно, очень медленно переступал по раскалённой сфере диаметром тысячи и тысячи километров, с каждым вроде бы незначительным перемещением всё больше отдаляясь от прошлого, знакомого и всё ближе подходя к грядущему, немыслимому. Наконец, почувствовав должную уверенность, Мер решил остановиться; голо-индикаторы на внутренней головной части костюма, прозрачной процентов на 90 и легко и незаметно обтягивающей и защищающей хранилище мозга исследователя, показывали, что совсем поблизости располагаются искомые материалы.

Тогда Мер потянулся к правому боку и отсоединил устройство, внешне похожее то ли на рацию, то ли на радио; покрытое защитным слоем того же материала и рода, из которого создавался "костюм Апокалипсиса", оно должно было собрать чистые радиоволны Сириуса и сохранить их, для надёжности к тому же прописав в памяти данные образцов, полученные на основе автоматического анализа. В радионакопителе открылось окошко, обнажая принимающую антенну; следя за процессом по одному из голомониторов, Мер видел, как бесчисленное множество разноцветных тончайших линий, "символизирующих" инфоволны, одна за другой, одна за другой неумолимо и неуловимо тянутся к антеннке, пролетают по ней и оказываются в собирателе, также работающем по принципу аналитической машины. Это простое действо - простое, безусловно, для учёного уровня Мера - вызывало ассоциации с чем-то магическим; продолжался сбор первого образца, казалось, бесконечно долго, хотя минуло около полутора минут.

Затем настала очередь второго объекта для исследований - записанной информации; её вместе с материальным аналогом данных, образцом №3, Меру предстояло поместить в компактный аппарат, крепящийся слева к неповреждаемому поясу неуничтожаемого костюма. Вернув радиособиратель на место, Мер отстегнул это устройство, напоминающее смесь черпака и графина под металлическим коробкообразным корпусом; физик-первопроходец присел на короточки, поставил контейнер на объятую слепящим световым огнём поверхность звезды, коснулся пальцем спрятанного под защитным слоем сенсора и таким способом привёл машину в действие. Отворив дверцу и обнажив чёрную пасть, ёмкость позволила плазме сквозь малюсенькие дырочки в нижней части корпуса перетечь в область хранения; это продолжалось чуть дольше, чем сбор волн, однако человеку представилось столь же долгим: что есть вечность по сравнению с вечностью?.. Но, в любом случае, по прошествии трёх минут всегда относительного времени, которые потребовались самосборщику для втягивания плазмы, разбивки её на две части - записанные данные и материальные данные, - изучения внутренним анализирующим компьютером, сохранения выявленных сведений и их передачи на связанный со сборщиком беспроводным способом компьютерный элемент костюма Мера, мужчина закрыл сборщик вторым нажатием на сенсор, встал, словно в замедленной съёмке научно-фантастического фильма XX - XXI веков, и вернул коробочку-черпак на левый бок. Бесстрашно тратя время (нет, опасаться задержки в секунды и даже минуты отнюдь не стоило!) он придирчиво просмотрел отчёты о проведённой операции, внёс пару уточнений и поправок, заархивировал голографические документы для последующей, лабораторной работы и, немного не веря в случившееся, в то, что задуманное удалось, однако на ощутимом эмоциональном подъёме отправился назад, тем же путём, что прибыл сюда.

Джетпак лучше, надёжнее и точнее функционировал, если включался во время движения, причём неважно, что это: ходьба, дрейф в космосе, полёт на звёздном судне или свободное падение; потому-то, не останавливаясь ни на мельчайшую долю секунды, Мер и запустил ранец. Затем, применив ручное управление, заставил его подняться вверх; развернулся, проложил курс к "Сиятельному", выбрал в настройках автопилот и, шумно выдохнув, приказал себе верить. Верить и отдыхать - поскольку самое сложное осталось позади, удивительное и осуществлённое. Но… не ошибся ли он?..

Однако уже спустя считанные минуты люк "Сиятельного" распахнулся, приглашая внутрь, а там ждали волнующиеся, лучащиеся любопытством и радостью пятеро коллег, что встретили, похлопали по плечам, засыпали вопросами о нисхождении к звёздам и прогулке по Аду Космоса или, кто знает наверняка, по его же Раю (порою они столь похожи, верно?). Космолётчики забрали у Мера материал для опытов и поинтересовались, не нужно ли оперативнику чего-нибудь, хорошо ли он себя чувствует, есть ли у него какие-нибудь замечания?; а Мер в ответ лишь покачал головой, улыбаясь неширокой улыбкой, где радость сочеталась с некоей неразгаданной экзистенциальной эмоцией. Отдав ребятам из команды контейнеры с образцами, усталый от пройденной дороги и тяжёлых, непривычных впечатлений, Мер воспользовался услугами а-гарбероба, чтобы разоблачиться, - а сделав это, скинув прилегающий, точно вторая родная кожа, "Армагеддон-костюм", он, вернувшийся оттуда, куда даже не попадают, громким радостным криком выразил чувства, что накопились в груди и стесняли, и разрывали, и охватывали её. О да! теперь он имел на то право!

 

10

 

Дорога назад, не в пример полёту к яростно пламенеющему огнями раскалённых газов, грозно смотрящемуся, но безобидному в самой своей информационной, как у любого существа, предмета, явления, понятия, сердцевине Сириусу, эта дорога заняла гораздо, гораздо меньше времени. Меру на ум могло бы прийти множество толкований и предположений, обёрнутых в ничем не подтверждённые домыслы или представшие жёсткими, непоколебимыми научными теориями - относительности, вероятности, возможности, соответствия... - однако его на протяжении парсеков безопасного и обернувшегося столь тихим и предсказуемым возвращения занимал лишь, да, тот научный тезис, собственная придумка, граница, разделяющая миры и реальности, переступить через которую неимоверно сложно - и так сладостно приятно. Но ведь получилось же!

«...Получилось, - мысленно продолжал монодиалог Мер, - отправиться в недостижимое, спуститься к непредставимому, коснуться вечного запрета и обрести разгадку вселенской важности».

Только откуда - откуда, чёрт возьми, взялась сумасбродная идея, подвигшая и его, и его начальство, и начальников над его начальниками, и миллионы впечатлённых до неверия людей сделать общий, решительный, не отменяемый шаг - дальше, за горизонты, за грань узнанного к невиданной и желаемой грани непостижимого? Где обрывается вероятность и начинается предопределённость? Где наука смыкается с вымыслом и расходится с ним? Где размышления обычного человека, жителя XXIV века по имени Меркурий, и где предопределённые или предполагаемые вопросы некой иной, безмерно странной, однако безумно магнетической сущности?..

Он не знал; он крутил перед мысленным взором детали головоломки путешествия, являвшиеся составными частями тайны жизни, а они смыкались с всеобщим ребусом Бытия, идущим - куда? формирующимся - во что? Однако же многие повороты сознания, логические и интуитивные догадки не привносили в казавшийся недавно (или давным-давно?..) таким понятным, материальным и простым мир окончательного слияния с сущностью, встреченной Мером и сторонниками святой тяги к неведомому посредством (воплощением?) полёта на Сириус, - ничто не обспечивало полного соединения с добравшимся и до человеческого мира прихотливым сознанием космических пустоты и бесконечности, с волей, ликом и телом Бога...

Мер не заметил, как начал говорить вслух.

- Занимательные рассуждения, - отреагировал на это капитан корабля, после возвращения Мера скинувший напускную холодность, вспомнивший, что значит шутить, разрушивший между собой и командой то, что психологи уже немало лет называют "офицерским барьером", - аспект необходимый, по мнению управляющих звёздными маршрутами, и плотно, надёжно обхватывавший нерушимым ментальным коконом внутренний мир пилота, если исходить из приобретённых Гореловым знаний и опыта. - Я бы сказал, что цель поиска - непосредственно в поиске.

- А он сам? - задал очевидное, напрашивавшееся направление разговору Мер.

- А он - в нас.

- Хм.

Выразив реакцию междометием, Мер непроизвольно пожал плечами. Прав ли Горелов?

А впрочем, надо ли это выяснять сейчас? Ведь миссия - завершена.

"Завершена, - согласился с собой Мер и тут же себя поправил, - но только первая миссия, или, точнее, пройден всего лишь измеренный отрезок намеченного маршрута, а значит... значит, следует двигаться дальше!.."

 

11

 

Нет смысла описывать бурную радость обычных землян, и пафос руководителей и богатеев, и ажиотаж СМИ, и родившуюся неотменяемым выводом, непреклонным последствием реакцию материально и мысленно воплощённой, энергетически и вероятностно заряжённой Вселенной на возвращение тех, кто улетал, чтобы совершить несовершаемое; по крайней мере, бурлил толпой, кипел чувствами и шумел рукоплесканиями кусок Вселенной, отведённый под место жительства упорных изыскателей и бесстрашных новаторов из разряда Мера, их работы, находок и триумфов, заменяющих и затеняющих плохоразличимые, малозначительные неудачи.

Были и официозные, но непременно требующиеся (считали правители) слова приветствия, пожимания рук, затем - приёмы, после - награды, и затем - новостные колонки, выпуски визорных известий, стереорекламы, голограммы, неоновые инфощиты на антиграв-движках и говорливые саунд-глашатые, и чуть ли не массовая истерия от массового же опьянения свершившимся. Достигнутым! ...Однако ж именно радость - когда-то честная, но когда-то не очень и где-то вынужденная, но где-то нет - именно тонны материализаций радости отвлекали внимание от главного вопроса: Мер выбрал для себя таковым вопросом пришедшее к финалу исследование. Недостаточно просто пробить дыру в будущем и, подарив надежду, привезти непознанное; основная задача заключалась в понимании.

И, измотанные принуждаемой благодарными соотечественниками гонкой удовольствия, они приступили к дальнейшим свершениям.

 

12

 

И они приступили к дальнейшим свершениям.

Первыми в битовый анализатор были помещены образцы чистой информации - сведения с сохранённых волн полностью считал квантовый центр, а полученное записал на энергоноситель, полуматериальную-полуэнергетическую субстанцию, могущую как притягивать атомы с соответствующими им квантами, так и отталкивать их, а к тому же распылять и воссоединять. Машина, похожая на левитирующий прозрачный пузырь, помигивала микролампочками в микросхемах, сверкала переходами и соединениями чипов и проводок из сверхтонких кабелей, рождала изнутри сполохи материализующихся энергии и информации, в основном синих, жёлтых, оранжевых и белых оттенков, и бесшумно действовала, согласно хранящейся на квинтиллиардобайтовом жёстком диске программе. Биты - они состаляют компьютерную, математическую информацию: так считали раньше; начало представлению положили кибернетики и компьютерные гении XXI века - талантливые лидеры науки, появившиеся в своё время. Мер - и Геф, и остальные сопричастные интеллектуальные умы, а помимо прочего, люди, работавшие в примыкающих  и не менее важных областях, - доказали: что угодно представляет собой поток и последовательность битов.

Чистая информация потрясала: будучи предельно неосязаемой, то есть не обнаруживаясь и при самом близком рассмотрении и не оставляя по себе ни единых, малейших следов - ни материально ощутимых, ни квантово заданных, такие девственные инфопосылы предполагали любое развитие. Абсолютно любое, и в этом был переворот науки, догадок и помыслов; не что иное, как готовность и способность информационной пустоты притягивать, просчитывать и воссоздавать образы дало начало новому ответвлению в неизменно усложняющейся физике - информнадматематике. Кто-то усматривал эволюционные всходы в постижении мироздания, соотнося его с "обычным" умением воплощаться в придуманные людьми понятия и предметы: скажем, рассматривая одновременно магнитное поле и андроида или гало и минотавра; кто-то, тяготеющий к пограничному восприятию, объявлял, что всякая форма фальшива, ибо есть лишь недолговечная одежда бессмертной информации - сродни человеческому телу, вместилищу души; ну а кто-то продолжал рассмотрение на основе и уровне квантобитов и квантобайтов, только изредка возвращаясь взглядом к человечеству и его знаниям и достижениям, носящим, к славной (или бренной?) лёгкости восприятия, сугубо материалистическо-утилитаристский характер.

Следующим под рассмотрение попал второй же по порядку сбора тип "звёздных" миниатюрных матричных копий - сведения заданные; будучи весьма схожи с первой разновидностью, они отличались от неё всего только и целыми двумя незначительными, с точки зрения массового жителя, характеристиками. Характеристика №1: они удерживали и безостановочно воспроизводили внутри своей структуры отпечатки латентно проявляемых образов, а именно тех образов, что накопились и осели в полях хранения данных; для звёзд, вычислили Геф с Мером, наиболее распространёнными такого рода "оттисками" следует считать, во-первых, строительный материал светил (газ, плазму, ядерное излучение...) и, во-вторых, видимость, которую принимают галактические гиганты для стороннего наблюдателя. Отличительная характеристика №2 заданной волны от волны чистой: она приобретала материальность - следовательно, неминуемо отзеркаливался вывод, волна с записанными образами, вещами и явлениями существовала, скорее, как привычная, исходя из прошлых веков научных изысканий, радиоволна, со всеми полагающимися ей свойствами: видимостью, длиной, возможностью к воспроизведению (к примеру, на фотонном компьютере или синхрофазатронном проекторе, особенно напрямую или посредством инфовыравнивателя подсоединённом к голоэкрану последних разработок)...

Третий вид солнечных образцов, казалось бы, банальнейший из числа собратьев, с одной стороны, подтвердил полнившие науку предсказания двухвекового возраста: материя - это если и не конечная точка, то, во всяком случае, этап на пути следования информации. Опыты Гефа и Мера подтвердили, что образование материи невозможно без наличия записанной информации, воздействущей на материесодержатель и формирующей объект, и информации чистой, обладающей всеми необходимыми подсказками и приказами для будущих заданных сведений. Однако, со стороны иной, третий тип сочетал в себе не только качества банка и материализации, но и деформируемой и реформируемой оболочки для смысло- и энергоносителей; при желании и наличии требуемого оборудования, из материи извлекались содержащиеся в ней энергия, квантовая последовательность, образы-прародители... Однажды Геф, оставшись один на один с гипнотизировавшими его исследованиями (Мер к тому времени, отработав положенную смену, отправился домой), использовал вечер не столько для архивизации и протоколирования проделанного за день, сколько для собственного, рискованного, заранее не обговорённого с начальством опыта. Он перепрограммировал камеру-определитель на вывод вместо ввода, а отсоединив битовый контейнер и поставив на место того немного изменённый атомный расщепитель, получил из загруженного в приёмник образца материи земного типа (маленького кусочка банана) настоящую энергию, ту самую, что описывалась Эйнштейном ещё в далёком XX веке уравнением E = mc². Когда на следующий день Мер пришёл на работу, Геф поспешил продемонстрировать ему результат "незаконных" трудов; энергии, перемещённой в хранилище главного генератора Центра, в итоге, хватило на две недели бесперебойного функционирования полностью автоматизированного и кибернетизированного здания. Шеф, естественно, по головке не погладил - официально; неофициально же им пожали руки, выразили благодарность, выдали ставшие уж привычными, хотя и не лишившимися приятственности премии и начали даже активнее, чем прежде, содействовать в запланированных проектах.

- Но только в запланированных, - уточнил Юпитер. - Если опять будет самоволка, выгоню к чертям из Центра. - И, понизив голос до заговорщического шёпота, добавил: - Пишущее обородувание, сами понимаете: следят за нами, как за преступниками или чрезмерно шкодливыми детьми. В общем, постарайтесь, чтобы в будущем хотя бы я оказывался в известности, а зная вас, я уверен: предстоят и другие эпохальные открытия. Однако – ультимативно с моего ведома. Договорились?

Учёные-оперативники слаженно кивнули - будто вместо выполнения прямых обязанностей целый день сей жест репетировали.

Впрочем, нельзя, грешно было останавливаться или прекращать поиски сейчас, в данный период перемен и новооткрытий.

Откуда в звёздах появилась информация? Что она означала для самих газовых великанов и для них, крошечных прямоходящих, кои полагают себя разумными? Какова цель первичных сведений? Куда приводят чистые данные? Где они умирают и возрождаются? Живут ли они вообще? И если да, жизнь ли то, подобная бренному существованию одинокого посреди мороза Вселенной и непонимания родных, близких друзей и врагов, слабого, однако любопытного сверх меры человека? Существует ведь «жизнь в принципе», верно? Или - нет?.. Что стоит либо не стоит избрать ей на замену?..

В общем:

Это было только начало.

 

13

 

Об идее, что посетила голову Мера некоторое время спустя, все как один говорили: "Глупость. Сумасшествие. Ничего не выйдет!"; и действительно, если остранённо, холодно рассматривать озвученный Меркурием "сюжет" опыта, в первую главу виделось в нём нечто чуждое, нечеловеческое - настолько смелое и абсурдно логичное, словно лишь отчасти существует в земном мире, а пришло откуда-то из безответного, бестелесного далёка, но - явно инородного. Мер, ясное дело, не соглашался ни с полупрозрачной, жаркой или фактически холодной аргументацией коллег по цеху, ни с довольно осторожно высказанным, однако очевидно безапелляционным отказом владельца-руководителя «цеха», Юпитера. Мер выдвигал новые и новые дополнения к идее, регулировал повороты "сюжета", прибавлял и убавлял, шёл на уступки и рвался вперёд без оглядки, почти полностью пересматривал решённое и компилировал с ранее узнанным, привязывал к пока ещё не найденному и разными словами описывал одно и то же... Итог? Увы, ровно такой же: ни понимания, ни одобрения.

Сочувствовавший напарнику Геф, кроме прочего, пречётко видевший потенциал и Мера, и его идей, какими бы тщетными и оторванными от реальности они ни представлялись на первый взгляд, предложил вот что:

- Послушай, Мер, лично я готов пойти навстречу, но ты же сознаёшь, что этой помощи мало.

- Ты что-то хочешь посоветовать? - опередил, выказав надежду, Мер.

- Попробуй взять из своей идеи основное, центр, и, отринув ненужное, малонужное и нейтральное, оставив только стопроцентно необходимое, нарисуй укороченный вариант для самого себя - до предела зримо, точно. Улавливаешь?

Мер всплеснул руками.

- Да что тут улавливать. Ты же о генеральном плане, так? Ну давай я тебе его прямо сейчас опишу, до предела зримо и точно, - я-то готов к этому со дня, в который родилась у меня, а может, меня посетила "сумасшедшая идея".

По сути, - продолжал Мер перед тут же заинтересовавшимся Гефом, - я предлагаю провести не опыт или исследование, не эксперимент даже, а проверку механизма, но механизма вселенского, воздвигнутого природой, а не человеком.

Для реализации нам потребуются все три звёздных образца.

Номер три, то есть материальная субстанция, плазма, будет использован в качестве генератора - склада-производителя, вернее. Номер один, чистая информация, сыграет роль скоростного посредника. А номер два, воплощённые и/или сохранённые данные, получив скорость от образца один и с помощью него же соединившись с образцом три, который станет не только топкой, горящей, сжигающей энергоносители и двигающей вперёд состав, но и местом хранения теплоты, необходимой для проведения теста, - номер два воспроизведёт в действительность заложенные в нём образы, понятия, явления, предметы или что там ещё в нём содержится.

Придётся, конечно, быть предельно осторожными, занимаясь подобным, ведь мы до конца не знаем, какого рода информация содержится в звёздах, насколько она похожа на привычную нам, во что трансформируется естественным или неестественным, или противоестественным образом... и далее в том же духе.

Важнейшей же частью процесса предстоит оказаться человеку, то есть мне, как автору опыта. Нам ведь надо к чему-то присоединить работающую на воплощение материю и куда-то подвести соответствующий уровень энергии? Конечно, надо. Начать с предметов или животных, уподобившись остальному учёному миру? На первый взгляд, разумно; со второй же и последующих точек зрения, замена мыслящего объекта, потенциально умеющего верно воспринять, направить и переменить прогресс, на объект безмысленный (вещь) или, допустим, псевдомыслящий, рефлекторный и/или инстинктивный (зверь, неразумное живое существо) может привести в нашем случае к катастрофическим последствиям. Ты хочешь рисковать, зря, чрезмерно и практически наверняка? Я - нет.... тем более, когда речь не об одной моей жизни или здоровье.

Геф внимательно его выслушал, настолько внимательно, что и головой не качал: забывал иль, быть может, намеренно сохранял хладнокровие; затем, когда Мер закончил, произнёс следующее:

- Я тебя понимаю. Больше скажу: поддерживаю, особенно если сохранить опыт/не-опыт именно в описанном тобой виде. Однако остаётся проблема... ну, хотя бы с Юпитером.

- Помоги мне уговорить его.

Удивительно, однако Геф ответил сразу же, без мысленных и устных рассуждений:

- Хорошо. Только если не удастся, придётся забыть об идее - по крайней мере, на ближайшее время. Пока не станем богатыми самостоятельными учёными, - добавил он с улыбкой.

Мер улыбнулся в ответ и выразил согласие коротким утвердительным словом.

- Тогда идём сейчас? - предложил Геф.

И они пошли к Питеру; перед его кабинетом, как назло, собралась очередь, впрочем же, они, пользуясь положением, привилегиями, причиной и другими своими преимуществами, мягко протолкались через десяток разномастных и разношёрстных фигур и проникли в святая святых.

Питер, учитывая его загруженность и напряжённый график как в целом, так и сегодня в частности, хотел было отослать инициативных работников до лучших (в случае Юпитера: более свободных) времён; инициативные работники, против обычного, проявили вроде бы неразумность, отказав начальству, и, тем не менее, столь многопланово, убедительно и чувственно объяснили цель визита, что Юп сдался. Хотелось ли ему поскорее спровадить "докучливую" парочку или он, хоть в глубине души, сопереживал им, ратовал за них? Возможно и первое, и второе, и симбиоз обеих версий; в любом случае, Геф и Мер покинули кабинет шефа с соответствующим голоприказом, подписанным надлежайшей e-подписью. Протискиваясь в обратном направлении между теми же разношёрстными и разномастными телами, которые вооружены усталыми характерами и блёклыми глазами, лицами, одеждами, ни первый учёный-оперативник, ни второй не слышали слов, летевших им вслед из уст и голов утомлённых фигур, - да и к чему, собственно говоря?..

Ну а потом, причём уже на следующий день, конечно, завертелась-закрутилась работа: планирование хода теста, закупка оборудования, проверка его и настройка и, наконец, непосредственное тестирование; Мер и Геф шли, нет, бежали вперёд науки, и бег тот, похоже, доставлял им больше удовольствия, чем усталости.

 

14

 

Прямо перед экспериментом, сам не сознавая окончательно для чего да, честно говоря, не задумываясь о целях, причинах и свойствах, о тезисах и выводах, Мер позвонил Кли.

- Привет, Мекки, - обычным ровным голосом с лёгким, но прекрасно ощутимым оттенком доброжелательности, участливости и внимания, тепла и сопереживания откликнулась она.

- Привет, Клиси, - точно так же откликнулся Мер.

Он помолчал; тогда Клитемнестра уточнила:

- У тебя всё в порядке?

Мер на секунду задумался.

- В порядке? – точно бы переспросил он. - Да, вроде бы. А почему должно быть иначе?

Кли не ответила – наверное, прозвучавший вопрос не хранил в себе достаточной важности либо она, Кли, решила, что лучше произнести:

- Удачи тебе!

И, скорее всего, последний вариант был правильным... наиболее вероятным, в крайнем случае: с вероятностью почти в 100%, без учёта этих десятков и десятков нулей перед показателем, одиноким натуральным числом или крохотной кучкой цифр.

- Спасибо. – Он улыбнулся, она увидела его улыбку на голограмме, потрясающе реалистично генерируемой, воспроизводимой, отображаемой и корректируемой фоном.

- Жду известий. – Растянутые в улыбку губы ещё сильнее расслабились, потеплели.

Он понял, что звонил не зря; собственно, ради того он и отрывал её обычно звонком от работы – ради улыбки, что хотел увидеть, и пожелания, которое так бархатно и полезно услышать, словно информация, благодаря интуитивно-сознательным действиям Кли, трансформировалась в качестве, приобретая дополнительные, доброносящие, никем из людей не ощутимые и не передаваемые посылы.

- Спасибо, - повторил Мер. – Пока!

- Пока!

Он «нажал» сенсор отключения связи; и неспешно направился к установке, тоже (сейчас) совсем непривычного рода...

 

15

 

...Эта установка была слишком сложна, чтобы описать её словами; созданная на основе предыдущей, а именно - использовавшейся в эксперименте с миниатюризированным и управляемым, возвратно-обращаемым коллапсом Вселенной, она теперь являла собой нечто столь восхитительное в смысле олицетворения индустриально-технического будущего и настолько сложное, мозаичное, паззловое, везде-и-повсюду соединённое, контактирующее и зависимое, что, присутствуй на готовящемся опыте человек из прошлых веков, произвольно взятый, например, писатель-фантаст, он непременно и крайне бы удивился и восхитился, и тут же припомнил бы океан соответствующих ситуации и изобретению цитат - как из собственного творчества, так и из произведений коллег по ремеслу. Главным в ню-установке (то есть, по существу, модернизированном до узнаваемости, улучшенном до полной новизны устройстве) было то, что она вообще имела место, хотя бы в настоящей действительности; реальность общества даже и XXIV века отрицала генерируемую машиной и руководимую людьми искусственную материализацию вещественных субъектов или объектов (смесь прогрессирующе-обнуляемой телепортации и материализации в её основном, применимом к физике тел значении), однако те же самые люди наконец на деле подтвердили, что исключение из правила, насколько любому известно, оное правило только подтверждает, - а сконструировав данное подтверждение, лучшие учёные 2310-х годов собирались ещё и воплотить теорию в осязаемых и зримых формах, и записать процесс на все возможные носители конечным множеством способов. Для последнего камеру испытаний - тоже из "коллапс-эксперимента" - обставили звуко-, видео-, волно-, светозаписывающей и прочей аппаратурой, прилепленной вечным клеем к стенам, ввинченной в них при помощи автоотвёртки и титан-болтов с гайками, усеивавшей верх и кое-где низ стен, а кроме того, в нано- и распылённом виде присутствовавшей внутри стены-ограничителя и отчасти за её пределами.

Каждый из образцов занял полагающееся ему, согласно предварительному плану, место: источник энергии, образец №3, материальный, - в корпусе обновлённой установки; образец №1, чистая информация, - как соединительный, «выступал» из круглых боков машины и «охватывал» её целиком бесперебойным, закольцованным, узконаправленным радиовоздействием; и образец под номером 2, записанные данные, дожидался своей секунды в камере хранения и концентрации, связанный с двумя другими образцами через информационно-передающие микрокабели, усиленные и стабилизированные нано-платами. Установка, подобно первому разу, работала бесшумно; слот для образца 1 обволакивало очень неяркое, почти не видимое глазом свечение, образец 2 бесплотно пульсировал и многоцветно переливался, а третий, вещественный образец, испускал пламенные лучи и потоки сверхвысокой температуры, надёжно отгораживаемые от зоны испытаний гипопроводимой стенкой из смеси металлов. Расщепитель устройства коллапса, мощный и быстро разряжающийся, между тем, превратился в неспешно пополняемый воплотитель, бережно расходующий энергию и следящий за её количеством, от которого - и это ню-установка тоже "понимала" - зависел самый эксперимент, от начала и до завершения.

Действие приготавливалось, точно в предыдущий раз, будто его намеренно скопировали и перенесли без изменений в будущий год: от недостатка фантазии, наверное; но - вовсе нет: просто для успешного проведения опыта не требовалось переиначивать очерёдность поступков и слов (команд, отчётов) учёных-оперативников, нажатие сенсокнопок, периоды времени, разделяющие этапы и суб-этапы научного пиршества... Достаточно сказать, что, по наступлении финального аккорда первой из трёх частей опыта, Мер, как и раньше, стоял в центре комнаты двадцать пять квадратных метров площадью и ждал, что Геф, по-прежнему, активирует установку - вернее, ню-установку, аппарат абсолютно другого и уникального типа. И вот - нажатие на сенсор-клавишу...

...Нажатие на клавишу, и вначале ничего не происходит. Мера это не удивляет и не беспокоит; с совершенным спокойствием на строгом лице он ждёт продолжения... Его не следует... Тогда уже Мер потихоньку, но непоправимо, всё сильнее и сильнее испытывает нарождающийся, надвигающийся, захватывающий и охватывающий страх; страх - провала, неудачи, непредусмотренности.

"Ну конечно, эксперимент слишком сложен! - вспыхивает и мечется между стенками черепа неприятная, загнанная, ужасная мысль. - Мы добились ровно того, чего могли! Нет ни малейшей вероятности предусмотреть каждый очевидный и неочевидный фактор перед тем, как..."

И тут его мысли сметает волной.

И его самого будто уносит водяной гигант тайфуна - красивого, изящного, высокого - и чертовски плотного, тяжёлого... непобедимого!

Мер рефлекторно закрывает глаза...

Что-то творится, что-то хаотическое или упорядоченное - не понять, - но этого чего-то много, чересчур много!

Слышны крики Гефа.

Слышны шипение, глухие взрывы и ухи.

И словно бы слышно течение света и бег радиоволн, и идеальное беззвучие, и бесконечная нераспутываемая канонада смеси шумов и не-шумов, без порядка и конца... ...Которая вдруг слыхнула, оборвалась, перестала - без предупреждения, без причины, без ничего!

Геф прокричал опять - и замолк, в той же, что и звуки/не-звуки, степени, словно подражал им.

Ни шипения, ни глухих взрывов, ни ухов.

Ничего не слышно. Всё прекратилось.

Всё ли?..

- Э-э... Мер? - голос Гефеста.

- Да? - робкий ответ и не сразу, далеко не сразу.

- Можешь открыть глаза. – Гефест наблюдал за другом-коллегой по he(hi-end)-монитору.

Уже не рефлекторно - вполне сознательно Меркурий поднял веки, освободил глаза из ночного плена: открыл их - и!..

Не изменилось ничего: ни капли, ни миллиметра, ни микрона.

- Геф?..

- Ты не туда смотришь!

Что это с голосом Гефа? Что слышал Мер: смешение истерического смеха и робости? От него, от Гефа, учёного не сопоставимых ни с чьими (разве что с Меровыми) знаний, опыта и ума?!.. Да что происходило, причём здесь же, в комнате испытаний, с ним же, с Мером!..

- Посмотри на себя! - чуть ли не приказал и, во всяком случае, выкрикнул Геф.

Сверху, движимое манипуляциями Гефа с пультом управления, кибернетическими хватами и определёнными физическими силами, известными любому школьнику, опускалось 4D-зеркало: зеркальная поверхность, усеянная по контурам голографическими проекторами, перерабатывающими изображение и воспроизводящими его в четырёхмерном виде (всё те же время + 3 "обычных" измерения). Мер успел лишь мельком глянуть в "чудо-зеркало" - так они прозвали его с Гефом, - Мер лишь мельком глянул туда - и опешил! О нет, он ожидал подобного - собственно говоря, с того, первого дня, то есть самого первого, а не когда был полностью просчитан и выражен в виде плана эксперимент, - с не забытого до сих пор момента, мига превращения Меркурий предвидел только это развитие событий.

Как и тогда, он узрел себя со стороны; и как и тогда - то был он... и не он. Чужая, нечеловеческая, даже, возможно, негуманоидная фигура. Буйволочеловек!

Человекобуйвол…

Прорезались мысли:

«Я... он... оно... мы...»

И больше – ничего; а то, что прорезалось, повторялось без окончания и перемены.

Затем – образ, образ картины сна, видение той сумрачно-непознанной (непознаваемой?) области, где он находился в сновидении, в далёком, полузабытом ночном мираже, ставшем вдруг, без видимой Мером (человекобуйволом?) причины, неожиданно близким и чётким, завершённым и приготовившим и уже дарящим ранее не являвшееся и не ассимилировавшееся, и не претворявшееся в жизнь... реальность...

Буйволочеловек стоял посреди неподвижного бархатного мрака; колыхалось только что-то, подобное тонкой занавеске из плотного материала чёрно-тёмного цвета. Эта занавеска болталась, словно развязанная или порвавшаяся удавка, но ветер не дул – по крайней мере, его не чувствовалось – совсем.

И – мысли: «Я... он... оно... мы... Я... он... оно... мы... Мы... оно... он... я... Он... мы... оно... я...»

Далее и далее; те же повторы и другие; с системой и без; случайно-неотвратимые, предсказанно-изменчивые, статично неуправляемые! Но...

Но – это значило...

Это значило, что образ существа, которое видел в зеркале Мер вместо своего собственного отражения, этот образ и его характеристики, и, наверное, способ и итог слияния с Мером, с человеком, живущим за миллионы и миллионы и миллионы километров от Сириуса, были прописаны в информации звезды, да не просто прописаны - соединены с его сном и зависящие от него в той же мере, что и сон - от них, а к тому же хранились данные о Мере-псевдобуйволе, о Мере-буйволокентавре, - хранились они очень и очень давно... однако остались неизменёнными. Но каким образом? Откуда? Почему, зачем, для чего, для кого... Чёрт возьми, неужели это вероятно - хоть в миллиардной, хоть в триллионной степени?!

Значит - да...

Мер молча, недвижимый, пытался охватить умом - что? Новейшую истину? Преновую витиеватую, прихотливую ложь? Или иной родитель информации? К чему это всё, к чему происходящее и причинное, и следственное, и то, что между ними, и то, что вокруг них, и вместо них - и целиком, и частично!..

Мер обхватил голову руками.

И тут раздался первый после по-затяжному долгого перерыва, в самом деле настоящий взрыв!

Он прозвучал прямо в комнате испытаний и появился там, где стоял Мер; Мер сделался эпицентром и истоком, и назначением взрыва - так, по крайней мере, подумал он, прежде чем распасться, раствориться... уйти... куда-то, далеко...

…уйти...

 

16

 

Геф остервенело лупил по панели управления и то материл её, то называл нежными словами; неживой металл с сенсорами и наночипами не отзывался - ни недовольно, ни утвердительно, ни угрожая, ни предупреждая. Панель замерла... умерла? Воззрившись на неё, Геф вдруг понял окончательно: она отключилась из-за взрыва. Ну конечно, из-за чего же ещё! Что-то перемкнуло в связях панели управления и комнаты испытаний, разошлось, разладилось, перестало входить в контакт, воспринимать, передавать и объяснять; взрыв разрушил не одну установку - он, квантовой неизбежностью, прошёлся также и по тому, что составляло с превращателем единое целое. А следовательно...

Со всего размаху Геф ударил себя кулаком по лбу. О чём он вообще думает! Там же Мер, его надо спасать!

Но - удастся ли это? Возможно ли... осуществимо ли хоть бы и на уровне невероятного предположения, предположения с коэффициентом 0,00000000000000000000000000...1... Возможно ли то спасение?.. Освобождение?

Восстановление. Воскрешение...

Воскрешение.

…Но экран на панели был мёртв! Он сдох, дьявол побери! Геф не видел Мера, потому-то и не сразу в возбуждённый, взволнованный мозг пришли нужные мысли; да, он позабыл - позабыл! о Мере: напарнике, друге, ориентире... Однако сейчас Геф вспомнил, он вспомнил, и всё возвращалось на правильные места, на круги и восьмёрки своя...

Геф выскочил из-за пульта управления, бросая последние слова в адрес монитора и людей, монитор проектировавших, производивших по частям, собиравших, будто разорванное письмо-загадку, упаковывавших, доставлявших в магазины, продававших, предлагавших со скидкой либо уценявших, либо, напротив, выставлявших в витрине, на том месте, что видно лучше других, с ценником, где покоилась явно и чрезмерно завышенная цена... Он проклинал всех! И вся! И не было ему покоя!

Он дёргал ручку расплавившейся и вплавившейся в саму себя и в стену автодвери: сенсор открывания не работал, ручное управление не работало, команды с пульта не помогали, пинки и тычки не производили никакого эффекта, ругань и мольбы просто отлетали - и гасли в надвигающемся мрачном тумане сознания и окружения, и их взаимосвязанности, и жизни и тела Мера, не видимого сквозь наипрочнейшего состава металл двери, и непостигаемости комнаты испытаний - испытаний, мать вашу, испытаний!.. - и один Бог разберёт чего ещё...

И тут! Но тут!..

То было подобно видению кристального порядка, такому чёткому, что Геф далеко не сразу понял, что случилось, что он видит; он стоял, будто вкопанный, и не осознавал нахлынувших на него, окунувших в свою, тысяче-, миллионометровую глубину фантомов... а когда, в конце концов, воспринял посыл информации, желавшей, мечтавшей привидеться ему, рвавшей путы и побеждавшей незримых для человека противников, - тогда полотно неизбегаемой действительности данного, до предельности конкретного для Гефеста момента развернулось во все ширь и цветь.

Полотно его - и Мера.

Больше, конечно, Мера, потому что как раз он, Меркурий, бесстрашный, словно бы безумный, бессчётно интеллектуальный и разумный оперативник-учёный, он, Меркурий, летал и висел, и падал там, кружился там, парил там, сверкал там, горел, холодел, завивался в вихри, закруглялся в ураганы, не останавливаясь, бешено, неуправляемо наращивая темп... И распадаясь - распадаясь зеркальным, стеклянным гоблином, хрустальным домовым... и принимая обличия - тоже несчётные, естественно, и тоже, разумеется, невыносимо яркие и живые, и образные:

...буйволокентавр

...установка

..."распылённые" микромикрофоны в стене

...стена как таковая...

И менее конкретные воплощения:

...роботы, ...звери, ...птицы, ...звёзды Вселенной... и Вселенная, их рождающая и берегущая, взрывающая и восстанавливающая из космического праха, плазменно-газового тлена...

Так взрывались и картинки-воплощения перед глазами Гефа; с каждым разом они делались менее понятными, более абстрактными; менее точными, более обобщающими; менее знакомыми, более чуждыми... А потом начал растекаться и расплываться калейдоскоп этих видений, этих фантомов в свойственном им одним неудержимо сложном, однако неизменном соединении, взаимосвязи, взаимопроникновении...

Оглушённый, ослеплённый, изумлённый, Геф, запрокинув голову, глядел на "волшебный ковёр из сказки"... пока ковёр не принялся тухнуть, тухнуть, гаснуть-гаснуть, чтобы... …и... тогда...

…В комнату забегали люди, восклицали, кричали, голосили на всевозможный лад, трогали его, дёргали, спрашивали, трясли, притом охая и ахая, причитая, молясь, чертыхаясь, клянясь и обещая... Чудовищный мат перемежался с пречудными словами. Каким-то краем зрения, неким волшебным оком Геф углядел справа от себя (или слева?..) фигуру шефа; Юпитер, конечно, орал громче остальных - положено по штату... и дёргал его, Гефа, за рукав, заставляя наклониться и ответить "чтоб тебя черти взяли, олух ты, кретин этакий!" на вопрос, один-единственный вопрос - единственный вопрос "и можешь катиться отсюда к... в... на!.."

Без сомнения, шеф был вбешён. И все оказались смущены, перепуганы, дезориентированы. Но вопрос, единственный, "мать его так!..", вопрос...

- Геф, ты ответишь мне? Геф?.. Геф!

- А?.. А? Что?..

- Где...

- Что?

- …а кто!! Где Мер??

Только сейчас Геф стал понемногу приходить в себя.

Единственный вопрос...

- ГДЕ МЕР, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?!

Мер...

Гефест осмотрелся. Он так и не понял, что за чувство тогда овладело им, - то странное и навеки отложившееся в памяти, как недавно виденные образы, чувство, не имешее аналогов и подобий в мире... в этом мире, в мире Земли...

Он отстранённо, безвольно пожал плечами.

И сказал:

- Откуда я могу знать?

Единственный вопрос: Где - Мер?

Где Мер?

А ведь Мера... не было.

Его не было. Нигде…

…По крайнем размышлении, в комнате…

 

17

 

Предстояло мучительно долго, напрягая зрение и ум, и память, и логику, и интуицию, - мучительно долго предстояло просматривать сохранившиеся во множестве (абсолютно точно, за пределами комнаты испытаний) аудиовидеотекстовые записи.

 

18

 

В совершенно другом городе, в иерархически, фактически и исторически совершенно другой стране...

Какому-то человеку пришла в голову мысль. Совсем недавно родился - на благо и радость учёным - термин неофизики "выработка материи". Он подразумевал умение скапливать, направлять, воплощать и (пока что теоретически) изменять любой сорт материи и дальше – больше: информацию, заложенную в нём. Совершать воздейстия на уровне квантов... или ещё дальше, ещё сложнее и неразличимее? Мельче до невозможности?

Учёный задумался. А потом, сразу, без перехода, его обняло и вознесло вверх ощущение непомерной силы - будто позабытая навсегда, то жажда открытий, свершений и улучшений, тяга к мысли и её зримому воплощению, может быть, и осязаемому и, быть может, даже порождающему неостановимые следствия научных достижений - прогресс и благоустройство... прогресс и благоустройство...

...Благоустройство и прогресс.

 Учёный не делил со знаменитым на целую Землю, трагической судьбы (развоплощённым? разделённым? перемешанным? навеки поменявшим форму?.. и суть?..) Меркурием Неоновым и осыпанным прижизненными лаврами, счастливцем-научоперативником, ассистентом героя Гефестом Атомным часть света; надо сказать больше - он не делил с ними и континент. Родом не из Неороссии, а из Испалии, он, тем не менее, ухватил это. Разве когда-нибудь кому-нибудь на деле, в реальности, мешали расстояния? Ответ однозначен. И он схватил пропорхнувшее вроде бы мимо…; но нет! удалось поймать, точно бабочку, рассмотреть, будто не сознанием, а в наноскоп, вникнуть в суть... Увлечься!..

Этим была мысль - обычная мысль, банальная в своей всепроникаемости. Обычная мысль о физически и технически осуществляемом возрождении, реинкарнации, как назвали бы сей фантастичекий акт буддисты. Понадобятся долгое время, большое упорство и масса денег - но он готов к битве!

И он ждал её, возжелавший и возалкавший - потому что нет ничего греховного в притяжении к истине. Ну а если информации суждено воплотиться...

...почему бы ей не воплотиться в тебе?

 

(Февраль 2016 года)

Похожие статьи:

Рассказы → Золотой диссонанс (Часть 1/2) [18+]

Рассказы → Золотой диссонанс (Часть 2/2) [18+]

Рассказы → По ту сторону двери

Рассказы → Властитель Ночи [18+]

Рассказы → Внутри Симулякры