16. Под железной рукой. Оксана его

-----------------------------------------------------

-----------------------------------------------------

Сбылось. Глазом не успел моргнуть.

Проклятье!

На циферблате: три сорок одна. Шёл четвёртый ― самый глухой, самый ночной час.

Тревожный рингтон Юрик отключить не мог. Не для того ему выдан этот смартфон, чтобы он им распоряжался по своей воле. Убийственно навязчивый зуммер, как из брандспойта ледяной водой, ударил изнутри под рёбра.

— Слушаю.

— Юрка, живо ко мне. Бегом!

К четвёрке охранников присоединился Кемаль и за локоть направил Юрика от анфилады, ведущий в кабинет Деда, к лифтам:

— Не туда. На расстрельный.

Что? Это не атака извне страны?

Расстрельным назывался минус третий этаж с комнатами экстренной оцифровки. Ради казни какого-то лазутчика или предателя Дед не только не стал Юрика будить, но даже рассказывать ему не стал, разве пришлось бы к слову.

Лифт полз мучительно медленно. Смартфон всё пищал, всё завывал тревогу. Она засасывала в себя, как в холодную грязь. Что за дела-то? Хоть слово сказать можно?

— Кемаль? — осторожно спросил Юрик.

Тот взглядом указал через прозрачную стену лифта на тёмный двор, моментально сняв лишние вопросы.

Глухой ночью во всех окнах флигеля горел ослепительный холодный свет. Не лампы это были, а прожектора оцифровочно-реанимационной бригады. В капсулу забирают под такими ― полного спектра прожекторами, когда вынуждены делать это в спешке, когда не проведена подготовка. Экстренное сканирование.

— Оксана Васильевна, — уточнил Кемаль.

Сколько можно было судить по непроницаемому лицу этого восточного человека, ледяной шип в сердце он почувствовал тоже. Юрик только что не всхлипнул.

Вот тебе и надвигается, Пал Семёныч... Это и надвигалось. Человек не находит себе места, потому что на него лично катится неподъёмная злая тоска.

Сигнал тревоги заткнулся, как только Юрик пробежал все пять залов оцифровки, а дверь пятого, элитного захлопнулась, отсекая охрану.

В широкой капсуле лежала супруга Пал Семёныча с распущенными седыми волосами ― под хрустально-прозрачной крышкой, под цветастым ночным халатиком, брошенным сверху, прикрывавшим наготу. Фельдшера оцифровочной бригады возились рядом, где в маленькой капсуле… Там был её мопс.

Над хрустальной крышкой стояли Дед и Пал Семёныч лицом к лицу. Тиран будто вырос, его старый друг уменьшился. Не защищался когда его трясли за плечи, не поднимал рук, не опускал мёртвого взгляда. Смотрел и смотрел. Вопросительно так, как призрак убитого на убийцу, как смотрит презрение слишком глубокое для ненависти.

Голос его звучал едва слышно:

— За что?.. Зачем?..

Дед хрипел:

— Паша, клянусь! Я тебе клянусь! Я сделал всё, что мог! Всё, что было в моих силах! Нельзя, невозможно её вернуть! Туда отправить — можно, сюда вернуть — нет! Паша, тромб!

— Столько лет… — ещё тише сказал Пал Семёныч. — Полвека прошло и ты всё-таки отомстил. Что не тебя выбрала. Меня выбрала…

— Паша! Что ты несёшь?! Какое отомстил, Пашка?!

Юрик не мог отвести взгляда от капсулы. Эта милая, полная, седая женщина на восьмом десятке была яблоком раздора между самыми крупными хищниками страны, матёрыми...

Так вот о ком Дед говорил: «Вышла бы за меня, не стал бы я этим всем тут… с вами со всеми тут… маяться. Увёз бы её в деревню, собирал чёрную смородину в медный таз и ворчал, что не люблю варенье».

Вот кем была хорошая девочка из дворовой компании. Та, которая очутилась в ней по территориальному признаку и была оберегаема всеми гопниками. За свою чистоту и за авторитет дерзкого Лёвы. Главарь преданно ухаживал за Оксаной, но нежданно-негаданно во двор прикатил грузовик с новыми жильцами. В компании объявился Павел и вскоре отвоевал себе достойное место. Не кулаками, а прибаутками, честной щедростью и непобедимой улыбкой наглеца. Всё разом стало понятно. Лёва понял едва ли не раньше самой Оксаночки.

— Пашка, окстись, она вышла за тебя по любви! Разве люди мстят за такое?

— Люди?.. — переспросил Пал Семёныч. — Люди?

Усмехнулся и прикусил губы так, словно их не было.

— Пашка прекрати! Она жива. Она не здесь, но жива. Она не умерла, Пашка! Я сделал всё что мог! Ты её увидишь. Скоро. Совсем скоро. Ты сможешь с ней поговорить, ― Дед щёлкнул пальцами и бросил в сторону, не глядя. ― Юрка, останься с ним!

Сам вышел в боковую лабораторную дверь. Юрик знал зачем — побыть в цифре. Дед ненавидел переключаться на людях, хотя внешне это не выражалось ни в чём. Базовое слежение за происходящим вокруг не оставляло его беззащитным.

— Пал Семёныч, мне так жаль…

Тот покачал головой:

— Он лжёт. Оксаночка… Это случилось именно сегодня — в единственный день, когда я уезжаю к своим ветеранам. Он знал. Я не успел, я опоздал на час, на несколько минут опоздал. Оксаночка…

— Пожалуйста, не открывайте капсулу! Это может повредить. Процессы угасают с разной скоростью, система перепроверяет их по нескольку раз.

Дед появился из дверей, поманил к себе обоих:

— Мы сделали для тебя временного, самого простого сима, Паша. Она — не сим. Ты меня понял? Оксана — это она и есть, целиком настоящая. В пределах двора. Выйти из него не может. Твой сим тоже не может. Флигель изнутри ещё не готов. Собака готова. Настоящая — ваша оцифрованная собака. Идёмте.

Смежная лаборатория была похожа на кинозал без экрана. Возле каждого кресла 3Д очки, массивные, как верх шлема с забралом.

Юрику нравилось ходить через них по цифровой Резиденции Шандал, но не в этот раз. Холодная тоска заново окатила сердце из брандспойта.

В знакомом, хотя и несколько условном дворике, на лавочке у крыльца флигеля сидела Оксана Васильевна. В этом самом цветастом халатике. Растерянная, с неубранными, волнистыми сединами по плечам и смотрела на мужа, только на него, ужасно виноватыми глазами.

— Пашенька, прости меня…

Упреждающий голос Деда остановил его:

— Сим к оцифрованному человеку не прикоснётся. Не сможет. Хочешь, попробуй, но будет разочарование. Пашка! Мы всё вернём, всё переделаем! Ну, взгляни: у меня же есть тело! И вас будут, у обоих, ещё лучше моего. Я обещаю!

Юрик моргнул и тряхнул головой, испортив картинку, забылся…

«Дед утешает, Дед обещает, что-то здесь не то… У обоих! Вот что — он сказал: новые тела будут у вас у обоих! Читай: у тебя, Паша! Ты упирался, ты ломался, ты не хотел в оцифровку? Посмотрим, как теперь запоёшь».

Тиран позвал Юрика на выход:

— Оставим их, сейчас лаборанты следят.

Они сняли очки и отправились в кабинет. Пока шли, молчали. В лифте Юрик отвернулся от прозрачной стены.

Дед заметил, конечно:

— Что лицо воротишь? Хочу чтобы вы с Кемалем провели ближайшие дни там, — он ткнул пальцем вниз, в темноту двора, — во флигеле. Неотлучно. Чтобы Пашка не сдурил, ничего с собой не сделал.

Едва закрылась кабинетная дверь, тиран сбросил маску скорби, как таракана щелчком. На львиное лицо вернулось хмурое самодовольство. В двойной дозе.

Придворный цинизм покинул Юрика. Больно и тошно. Он прямо чувствовал, как на его лице проступает, что и у Пал Семёныча, вопросительное презрение. Жалкое, ненавидящее. Не скрыть.

— Я считал вас друзьями, Лев Максимилианович. Смейтесь, но я действительно верил в это.

— Я сделал всё, что мог, — с откровенной ухмылкой повторил Дед, направляясь к барному уголку.

С человеческим удовольствием развалился в кресле.

— Плесни себе чего-нибудь выпить. Юра, он умирает. Ты передал мне приглашение. Я им воспользовался и навестил Оксанку. Да, в отсутствие мужа. Знаешь, что она мне сказала? Почему Пашка не соглашается на оцифровку? Она сказала: «Ох, Лёва… Паша всегда тебе доверял более чем... Он трус. Он умирает, Лёва, и страшно боится: смерти, тебя, твоих фельдшеров, твоих капсул. У него не один, а три приступа были! Во время первого откачали, а в следующие, полегче, он как-то сам отлежался. Скрыл их. Боится он вас. Я люблю его, Лёва, такого, какой есть. Давай, я пойду в оцифровку первая? Разузнаю, как там всё, а он уж придёт ко мне. На это он решится. Точно-точно. Да ты и сам понимаешь, что ко мне Паша придёт».

Юрик тихо кивал.

Дед указал ему подбородком на стакан, замерший в руке:

— Чего не пьёшь?.. Я не зверь, Юра. Это было её желание. Я немножко помог… Ну, что ты, как в воду опущенный? Тебя смутила её растрёпанность? Юра, не каждый день умираешь и убиваешь. Я, помнится, был в таком… ничего себе раздрае, когда человека зарезал. Да, зарезал, пырнул ножом. У них были ножи и у меня был. Тогда без ножа не ходили. Но потом я растерялся, смотрю — лежит. Как-то подёргался и не встаёт больше… Пока я глазами хлопал, меня самого зарезали! Но, правда, не насмерть. Оксанка растерялась, кажись, поменьше моего.

Юрика тяготил разговор и молчание тоже.

— А мопс? — уточнил он.

— Собаку я убил, да, без спросу. Это моё решение. Всегда кто-то должен решать! Я позвал тебя, что б ты знал, видел всё с самого начала. И главное, чтобы Пашка тебя видел. Что там Оксанка ему скажет, на то я повлиять не могу. Знать могу, а повлиять нет. Следи за ними, будь рядом. После оцифровки тем более. Самое опасное время. Не хочу чтобы они умерли уже там. Он должен решиться на переход в ближайшие дни, если не часы. Оксанку я подхватил на последнем этапе оцифровки. У неё времени и представления не было. А вот сможет ли она Пашку на переходе встретить — это хороший вопрос! Это мне очень, Юрка, интересно. А тебе?

— Мне тоже, Лев Максимилианович.

— Раньше ты не ленился фальшивить. Если что, я и его подхвачу, но… — Дед замялся. — Если Оксанка сможет, то получится, что она ― моя там, в цифре, но Пашка — её. Вот что мне интересно. Ну, что ты смотришь с таким упрёком? Я что должен был пустить всё на самотёк и потерять обоих? Так по-твоему, Юра?

— Нет, Лев Максимилианович.

— Или мне вообще отказаться от экспериментов, если они априори — на людях? Ну, говори ты уже, как есть!

— Лев Максимилианович, опыт показывает, что добровольцев без труда можно найти для самого безумного мероприятия… Почему вы мне отказываете? Тому кто и хочет, и в должной мере осведомлён про…

Юрик не успел закончить мысль.

Ярость.

Откровенное бешенство сверкнуло в стеклянных глазах тирана. Не карих, не жёлтых, сразу — белых. В лицо полыхнуло жаром. Раздвоенный язык острыми электродами ударил Юрику в подбородок и оглушительно прилетели две пощёчины: нет и нет!

— Я сказал — нет! Ты знаешь, что ― нет! А всё равно заговариваешь! Решил, что мне тебя нечем приструнить?! Думаешь, я не могу устроить тебе персональный ад?!

— Лев Максимилианович, это был вопрос!.. Всего лишь вопрос!.. Я чисто для себя, я тоже хочу глубже разобраться…

— Нет!

Юрик поднял раскрытые ладони:

— Хорошо, хорошо… Прошу простить.

— Забудь!

— Я понял...

— Здесь нечего понимать! Это — моё решение! И я тебе его — сообщил! Точка.

«Загадка природы… — подумал Юрик, в голове звенело. — Но ад он может, сомневаться не приходится».

На оцифровку Пал Семёныч согласился сразу.

Шла подготовка. 3Д очки он снимал только по требованию фельдшера. Остальное время находился симом на лавочке, рядом со своей супругой, неосязаемо держа её за руку. После оцифровки — осязаемо.

Всё прошло легко и просто, как тиран и хотел. На вид легко. Поддержка его другу не понадобилась: полу-вдовец знал, куда и зачем шагает из капсулы смерти.

Для оцифрованных людей губительно словесное и визуальное нарушение границы их мира. Пожилая пара оказалась в уникальном положении — с ними можно было видеться напрямую, как с самим тираном, в первые же дни. Вот только им не хотелось.

Они выжили, да. Но стала ли для каждого из них глубокая взаимная привязанность вторым, известным науке, вариантом доминанты? Стала цементом для виртуальной личности, удерживающим её от распада? Ни в коей мере... Доминантой остался тот же самый изнурительный ужас. В данном случае — не за себя. Оксана Васильевна и её муж боялись друг за друга ещё сильней, чем при жизни. Это сделало их полностью пассивными. От новых железных тел отказались со словами: там пустота. В покинутом вчера мире. Пусто, ничего нет. Зачем туда возвращаться.

Воля цифрового тирана не стала условием их существования, но по факту была угрозой смерти и позволением жить. Эта ситуация не развивалась, как вражда или примирение, не успокаивала, как старая дружба. Она была каждодневной, ежесекундной констатацией. Пыткой.

Дед много раз им повторял: «Что вы на меня так смотрите?! Вы завязаны друг на друга, а не на меня!» Бесполезно. Он был свободен, и всеми ощущался, как свободный. То есть, абсолютно непредсказуемый. То есть, бесконечно опасный. Любимая его присказка: «Сила воли ― свобода воли». Монета с гербом на каждой стороне, нет номинала, только вес.

Произошедшее сильно задело Юрика.

Со стороны Деда отправить в виварий лучшего друга — это уже чересчур… А это именно виварий! Из панорамных окон лифта Юрик больше не мог смотреть на осиротевший флигель. Как будто родителей потерял.

Виртуальный флигель, между тем, наполняется привычной обстановкой… Юрик наблюдал, как ему и приказано. Интересовался настроением и самочувствием его хозяев. Всё ли устраивает или что-то поменять?

Общение не складывалось. Пал Семёныч и Оксана Васильевна были закрыты. Пришиблены. Один лишь мопс, улыбавшийся под ногами, выглядел образцом нормы и благополучия.

При малейшем намёке на желание пообщаться Юрик много и подробно рассказывал, как Деду поначалу жилось в цифровом мире, каково ему было возвращаться и обживать новое ― железное тело.

Супруги в ответ кивали, соглашались негромко:

— Да, Лев Максимилианович имеет уникальный опыт, да.

— И больше всего на свете хочет поделится им с вами!

Один раз, когда Оксана Васильевна прохаживалась вдоль грядок, размышляя про абсурдный, но уже запланированный, цифровой огород, ― Пал Семёныч спросил:

— Юра, а почему здесь так пусто и тихо? Почему никого нет?

— Честно говоря, я не знаю. До конца не разобрался… Поначалу цифровая эвтаназия применялась к заключённым. Они водворялись в подобие мастерских, откуда были взяты. Но теперь и остальные люди, по их примеру, изолированы в чём-то функционально осмысленном: цифровых лабораториях, фирмах…

— Ты добрый, Юра, — без связи с предыдущим сказал Пал Семёныч. — Я видел в тебе всё, кроме этого, а Оксаночка только это. Когда тебя взяли на службу, она всё причитала: бедный мальчик, хоть бы деспот его прогнал! Поломает он жизнь мальчику... Хоть бы прогнал... И передо мной всегда тебя защищала.

— Что вы!.. Оксана Васильевна, как женщина, прекрасная, настоящая женщина, в данном случае проецирует на меня свою доброту, — Юрик смутился и вернулся к прежней теме. — Оцифровка ведь несовершенный процесс. Она находится в непрерывной доработке. Острие научной проблемы — функциональная атомизация личности в архитектуре цифрового мира.

— Это Лев Максимилианович называет внешним позвоночником?

— Да, главнейший вопрос. И ещё он постоянно высказывает надежду, что вы с Оксаной Васильевной покинете этот двор. Что вы, Пал Семёныч, вернётесь на свою должность. А почему вы его так назвали: по имени-отчеству?

Последним вопросом Юрик хотел разрядить атмосферу. Разрядил себе в голову.

— Потому что, теперь он мне не Лёва, — сухо, понизив голос, отозвался Пал Семёныч. — Никогда не соглашайся на это, Юра, беги.

Но Юрик грезил об этом.

-----------------------------------------------------

17. Под железной рукой. На высокой его трибуне

-----------------------------------------------------

Онлайн трансляция ассамблеи пробрала Юрика до мурашек.

― Вау… Эпохально…

На подсвеченной снизу, графитово-чёрной трибуне ВАЦТ — Всемирного Альянса Цифровых Технологий стоял цифровой тиран.

Геральдически-совершенный венец этого зала, этого альянса и этой эпохи. Хмурясь как будто, без усмешки как будто... Сереброгривый, скуластый, коренастый, расширяющийся к плечам — тон в тон, линия в линию с трибуной, софитами, двумя микрофонами, зловещими, как погасшие факелы.

Без преувеличения весь мир был сейчас простёрт перед ним.

Первый заграничный вояж Деда. Все кому не лень будут обсуждать каждую деталь.

«Превосходно, превосходно… Звёздный час его имиджмейкеров. Чего им стоило переупрямить Деда…»

Это уж точно. Тиран брезговал какой бы то ни было ― холопской, по его представлениям ― формой. Гвардейской в том числе. Но когда понадобилось, надел.

Мундир был тщательно продуман и пошит с учётом главного мирового тренда ― экологической тематики.

Вдоль бронзовых пуговиц, по краю шёл тонкий кант гематитового цвета с отблеском зелёной оливки. Поднимался на воротник-стойку, огибал мощную шею, опускался на плечо и поворачивал обратно. Таким образом, кант лёг двумя полосками погона на левом плече. Единственный погон — фишка президентских гвардейцев.

Имеющий глаза ― увидит. Ослепительно зловещий мундир. С тонким, подобно канту, намёком на зелёную тематику. С очевидным, как его фасон, указанием на силовое доминирование.

Эхо прокатилось от стены к стене над головами:

— Верховный правитель...

…

— Абсолютной Цифровой…

…

— Империалистической Державы…

…

— господин… ― Сабиров!..

…

Грянувшая овация длилась и длилась. Она разбивалась об него подобно шторму. Прищурься ― увидишь пену обожания и страха.

Между тем, ВАТЦ именно ради противостояния Деду был образован. Сколько теперь в составе альянса тайных фанатов цифрового тирана, сколько покорных слуг, он один знает.

«Президентом не назвали… — отметил Юрик. — Язык не повернулся. Или провокация».

Видеть кого-то суперблизкого со стороны — чувство такое… С червоточинкой неловкости. Но только не в отношении этой химеры: льва с раздвоенным языком ящера. Когда на трибуне Дед мимолётно облизнул губы, Юрик выпал в осадок от его готовности подчинить характер цели. Они ждут шоу? Они его получат.

Тиран внушал нутряной трепет. Он раскинул над собой безлунную, беззвёздную ночь. Не прибыл на ассамблею, а расправил над ней крылья Резиденции Шандал, накрыл тенью двухъярусный Диджитал-Холл, и взметнулась буря овации.

В последнее время Дед редко покидал своё логово. Юрик грешным делом начал было подозревать, что у тирана светобоязнь развилась. Вампирская болезнь какая-то. Другая версия: не так уж и полноценны, не так уж и автономны его магнитные, железные корпуса. Может быть, они привязаны к некоторым полям, генерируемым спец-аппаратурой?

Дед постоянно был у себя. Не в документах, так в научных публикациях. Не в них, так в своих фирмочках: торговых, обучающих, развлекательных, но гораздо чаще ― в соцсетях! Какие-то мемы… Какие-то открытки чудовищные… Знакомства, переписи... Тысячи разных аккаунтов, включая игровые. Не в ущерб правлению, нет. Что касается дел ― всегда в курсе.

И тут оп-па:

― На ВАЦТ поеду лично.

Дед летел президентским бортом. По сопровождению и прочим атрибутам ― обычный рейс, как у остальных участников альянса. Однако же, после приземления Юрик воочию увидел, что такое фурор, как на самом деле короля играет свита. В данном случае ― массовка.

Чёрный джип, сопровождаемый двумя серебристыми, мчал по вымершим улицам, которые никто специально не перекрывал. Летел мимо стоявших плечом к плечу зевак: на тротуарах, на балконах, на крышах… Они хотели своими глазами увидеть первого человека, вернувшегося из смертной тьмы, облечённого новой плотью.

Дальше смешней.

Дед левша. Это все, прям все знали. Это даже на иностранных карикатурах обыгрывалось. Встречающего ― председателя альянса ― видимо, сбил с толку суфлёр в наушнике, либо он сам не вовремя вспомнил и смутился, запутался под человеческим-нечеловеческим взглядом… Он протянул правую, и тут же левую руку. Получилось ― обе наперекрест. Неловкая ситуация разрешилась смехом и таким вот ― двойным рукопожатием.

Прожжённый, легендарный репортёр не нашёлся с вопросом. Промямлил ― как добрались?

Юрик усмехнулся:

― Эпик фейл. Слабаки.

Речь Деда с трибуны прозвучала издевательски открыто, лаконично, формально и неподсудно.

Он рассказывал ВАТЦ про то, как его усилиями держава ― цифровая изнутри ― снаружи была превращена необъятный заповедник. Финансово, климатически и политически ни один уголок мира не мог себе такого позволить.

Экран позади трибуны переполнился зелёной панорамой лета. С высоты птичьего полёта: рощи, леса, дельты рек, степи, холмы, холмы… Городские кварталы ― огранённые камешки в оправе скверов и парков. Не страна, рай земной. Приезжайте!

Тиран выглядел и держался как владыка тьмы. Разглагольствовал как рекламный агент:

― …наши цифровые фирмы готовы круглосуточно трудиться на благо всей планеты!

― …наши заповедники ждут гостей! Тысячи километров нетронутой природы!

― …наши турфирмы обеспечат вам настоящую деревенскую атмосферу!

В сельскохозяйственное производство были вписаны фольклорные деревеньки с огородами. Пяток-два овечек и козочек, декоративный курятник и коровье стадо ― для гостей, для свежих яиц и парного молока. Реально же на полях, в теплицах работали беспилотные комбайны и дроны.

В актуальную тематику это вписалось идеально.

Не зря Дед с руганью, с матами до дрожащих стен терзал своих международников. Право голоса для всех подданных тирана целиком и полностью сводилось к праву доклада. Но как это может помешать скандалу? Он считал себя достаточно крупным зверем, чтобы формировать мировую повестку, разведчики убеждали, что надо ей следовать.

К международникам стекалась самая разная информация… От старых шпионов, ценных неформальными связями. От студентов, анализирующих тенденции, фиксирующих слухи, собирающих статистику. От диверсантов, прощупывающих слабые места. Следом шло компьютерное моделирование имиджевых плюсов и рисков.

Результат Деду адово не нравился. Но пришлось смириться: после глобального приоритета эпохи ― цифровых технологий, на втором и третьем местах утвердились зелёные и феминистки. Без вариантов.

Стремительно, легко и уверенно тиран оседлал эти повестки, будто про них только и думал. Сильнейший из всех возможных ходов.

Живое воплощение первого пункта, в приветственной речи тиран его мог и не затрагивать. Будет ещё множество узких тематических мероприятий.

Лицо второго пункта ― обнимающиеся с роботизированным персоналом, владелицы и управляющие разными, в том числе весьма крупными, туристическими объектами. Нарочитая демонстрация женщин в возрасте. Их образы лучились на сотнях буклетов: строгие дамы-директора, смуглые владелицы ферм, домашних гостиниц, люксовых отелей. Что сказать, это так мило: ни сексизма, ни эйджизма.

Третьим пунктом был собственно бизнес выше упомянутых дам ― активный международный туризм.

Всё это конечно хорошо, но люди есть люди… Кроме самодовольства, кроме ощущения своей правильности им нужен азарт.

Когда на совещании один из экологов открыто возмутился охотничьему туризму, Дед, против ожиданий, кивнул и связал два отдела: перспективной голографии и лесного хозяйства. Тем самым он пошёл ва-банк за двумя зайцами: живым и цифровым. Добыл обоих. Акцент был сделан категорически на зелёных ― на виртуальную, ― полностью и без исключений виртуальную! ― охоту и рыбалку. В заповеднике, раскинувшемся от границы до границы.

Кому это надо? Из тех щук, что Дед таким образом приманивал, особенно никому… Если бы не поездка на ВАТЦ, если бы не его лукавая приветственная речь. Она будет скрупулёзно проанализирована и безошибочно считана. Как ложь, в которую разрешается не вникать. Соблазнительная ложь, ничего не требующая от соблазняемого.

В самом уютном месте Резиденции Шандал ― камерном кинозале с велюровыми мягкими креслами ― помимо вогнутой плазменной стены не было источника света. Глаза верноподданных отражали сферическую эмблему альянса с вертикальным зрачком — с цифровым тираном на трибуне. Верховный правитель… Их правитель… Принадлежащий им настолько же полно, насколько они ему. То есть, всецело.

Юрик, будучи мажордомом Резиденции, набрал ресторан:

— По внутреннему протоколу. В бордовый кинозал. Ужин с вином на восемнадцать персон.

Остальные переглянулись и неуловимо расползлись в креслах.

Два быстрых, услужливых парня-лакея принесли круглые столики. Расставили перед креслами: по шесть в круг. Главный архитектор, в чьей компетенции была постройка жилых кластеров «Шесть в кубе», улыбнулся уголком рта. Юрик, её инспектировавший, понимающе кивнул ― всё на одной схеме.

Дедова речь подходила к завершению.

— И в чём он не прав? ― закатил глаза к потолку архитектор после очередного бокала.

Вино было красное ― терпкое, густое.

— Да, в чём он не прав? — раскинул руки пьяненький главный эколог.

Трезвый Юрик только головой покачал: кот из дома, мыши в пляс. На один день стоило хозяину отлучится, как разговоры уже начинаются с «неправ».

На трансляцию собралась вся верхушка Резиденции Шандал: директора прикладного и фундаментального цифровых департаментов, Асия с дочкой, её заместитель ― майор столичного подразделения ДЭВа, гвардейский генерал правительственной охраны, министр строительства и те международники, ― от торговли до разведки, ― что не сопровождали Деда в поездке. Они оставались на связи, не участвуя в мероприятиях, но будучи готовыми оказать хозяину поддержку на каком-либо непредвиденном повороте. Ещё по службе присутствовала четвёрка охраны Юрика. Будто приколоченные к соправителю, гвардейцы по углам зала сверкали улыбками, как четыре свежих гвоздя. Кемаль фланировал вдоль стен.

За соседним кругом столиков хлыщеватый парень в пол оборота поглядывал на своего второго хозяина с надменностью победителя. Не признаёт, не уважает.

Для Юрика подготовка Деда к ассамблее ознаменовалась неприятным открытием: вовсе не он этот визит готовил. Его всегдашние секретарские обязанности выполнял международник из отдела имиджа и пропаганды ― Олег Аленский.

В Резиденции Аленского недолюбливали. Очень уж везде просачивался, не будучи ни в чём отдельно специалистом. Был инициативен без меры, но не обязателен: олень. Чуть выше среднего роста, складный, быстрый, всегда в движении. При этом на десять лет моложе.

Обликом и расплывчатым кругом обязанностей он чуть напоминал самого Юрика. На которого всегда можно положиться. Которого уважительно побаивались.

К Аленскому шла вся информация от международников и имиджмейкеров, необходимая тирану для подготовки визита. Тактика и стратегия обсуждались тоже в их кругу, без Юрика. Он по-прежнему занимался стройками, котлованами, как прораб какой-нибудь…

Печаль. Но не удивительно.

Сейчас Аленский предвкушал триумфальное дедово возвращение и своё вероятное повышение… Насколько? Может, и до уровня соправителя, как знать… Нетерпение прямо сочилось из него. Аленский не выпускал из рук планшет, готовый оказать хозяину всю необходимую помощь с видеопрезентацией заповедников или ещё с чем.

Совсем уже плохим признаком было то, что непосредственно перед поездкой Дед отправил Аленского на полную предварительною оцифровку ― считку всех физических параметров. Так создают базу и для перехода в виртуальный мир, и для качественной голограммы. То есть, Дед собирался взять его с собой на ВАТЦ в качестве голографического секретаря. Видно, передумал, но много ли это меняет… Захочет, мановением указательного пальца вызовет. Поманит к себе футуристически-звёздную, нарочито ушедшую от реализма, голограмму нового секретаря, и Аленский появится рядом. Чтобы оттенить весомую, тяжеловесную материальность хозяина… Исполнить отрепетированную подпевку… Лишний раз прорекламировать собой уровень технологий в цифровой тирании… На самом деле высокий уровень.

Проектором голограммы последнего типа был тонкий обод, который напоминал золотой нимб, изображаемый на старых картинах узкой линией. Он состоял из микродронов, мог располагаться в трёх метрах от изображения. Подстраивался к темноте и свету, чтобы стать незаметным.

Взлёт этой технологии, рассчитанной в первую очередь на появление цифровых рабов около трона, объяснялся опять-таки дедовым эгоизмом. Тиран хотел жить в реальном мире, а не общаться вперемешку с мясными и виртуальными собеседниками.

Ликование и самодовольство перемешались в лице Аленского при краткой вибрации планшета. Он просиял, вздрогнул, подскочил и рванул из кинозала с моментально присоединившимся лаборантом из СЦИНКов.

«В пультовую отправились, ― подумал Юрик, ― оттуда голограммой можно управлять, как самим собой».

Четвёрка гвардейцев по диагонали зала обменялась вспышкой белозубых улыбок сквозь Аленского. От противоположных углов двое ушли за ним.

Юрик проводил их взглядом:

«Эти-то почему? Демонстративно? Тиран решил намекнуть, что половина моей охраны теперь принадлежит Аленскому? Отлично, пусть и вторую половину забирает».

Оставшиеся гвардейцы сверкнули зубами опять, перекинули улыбку туда-сюда через Юрика.

«Тоже самое подумали… Наверняка».

Никакой голограммы секретаря возле тирана не появилось. На трибуне по левую руку от него возник шикарный олень… Полигональный. Широкогрудый, с роскошными рогами. Он стоял вертикально, по-человечески, упираясь передним копытами в ребро трибуны возле микрофона.

Юрик посмотрел в олений глаз и содрогнулся…

― …виртуальная охота! ― гудело с трибуны.

Нее… Лжёт. Не встречал Юрик у пустых голограмм полигональных зрачков. Плоский кружок ― да. Они не пользовались глазами, ими управлял кто-то за кадром. А у оцифрованных именно такие радужки ― со звёздочкой мелких полигонов, сходящихся к зрачку и блику в нём. Несчастные, настоящие.

Дед щёлкнул пальцами и олень исчез, немедленно возникнув посреди леса, в презентации заповедника.

Голос тирана стал бесцветным, еле слышным, как из-под земли... Несомненно, явственно Юрик узнавал в голограмме оленя признаки виртуального живого существа.

«Какая же она виртуальная, охота? Если оно настоящее. Дед оцифровал одно крупное животное ради рекламы? А потом что? Глупость какая».

В повадке этого существа было нечто странное… В распадающемся укрупнении пикселей по направлению от центра к копытам, к рогатому лбу. Виртуальные животные благополучны: даже когда мышь бывала оцифрована с ошибкой, на той стороне она уютно сворачивалась в клубочек и, засыпая, исчезала целиком. Так ― большими пикселями ― распадаются люди… Юрик накрепко запомнил, что так умирают цифровые люди.

Подобно норовистой лошади, взятой под уздцы, олень то и дело вскидывался, поднимался на задние ноги. Его бег по лесу был мечущимся, бесцельным. Он вдруг начинал озираться, запрокидывать голову к небу. Его губы двигались не по-оленьи!

Когда белую грудь животного поймали зелёные лучи прицелов, Юрик получил несомненное доказательство своих подозрений.

Исходящие из углов экрана, эти лучи были там промаркированы четырёхзначными кодами, различаясь последней цифрой. Юрик с его наблюдательностью эти коды не мог не узнать. Он только что их видел ― планки нашивок двух своих секьюрити. Тех, которые ушли вместе с Аленским, сверкнув безоблачной улыбкой.

Алые точки прицелов.

Выстрелы зелёных лучей.

К голограмме добавлялись новые и новые центры распадения: над копытом, на холке, во лбу…

Юрик разглядывал потолок:

«Ну, почему всё время одно и тоже…»

― …исключительно цифровая охота! ― гудело с трибуны.

Когда полигональный олень закончился последней волнообразной агонией, живые олени в зелёных кущах прядали ушами. Паслись, щипали траву. Самка с оленёнком направились к реке… Пастораль.

«СЦИНКи в расстрельной сейчас шампанское пьют, ― подумал Юрик. ― Им удалось гораздо большее, чем Дед от Кости требовал. Удалось не замедлить цифровое существо, а изменить его телесную конфигурацию, сохранив базовые функции рассудка. Иначе Дед никого не привлёк бы цифровой охотой ― обычной компьютерной бегалкой и стрелялкой на природе. Оружие для такой игры подгоняется хакерами на раз. Само целится, само пуляет, интереса нет. А здесь ― генератор случайных чисел в самом центре ― личность. Этого добра Дед отродясь не жалел. И спорю, он показал вершину айсберга. Неизвестно, как там в заповеднике всё будет».

Торжествующий лев на трибуне нахмурился, посмотрел Юрику прямо в глаза и рыкнул:

― Олень тебя подсидеть хотел!

Юрик нервно сглотнул… Брр, почудилось.

Кемаль был рядом, на корточках.

― Юрий Александрович, ― негромко повторил он, ― Аленский вас подсидеть рассчитывал. Не одну предпринял попытку.

― Да-да, ― рассеянно откликнулся Юрик, ― я замечал что-то подобное.

«Он был так счастлив... Ещё пять минут назад».

Обведя взглядом зал, Юрик увидел на лицах сдержанные поздравительные улыбки.

Выпил со всеми, буквально с каждым. Напился.

Устав от холодной кровожадности Деда, по его возвращении Юрик слишком прямо, не по-лакейски спросил:

― А почему, Лев Максимилианович, вы так рассудили между нами двумя: кому жить, кому ― оленем? Он был моложе, шустрей... Просто привычка?

― Ну-у… Не только. Ты чечётку плясать умеешь.

Вот-те раз… При чём тут она? Действительно, умел когда-то… Научился в короткий промежуток до юридических курсов, откуда и попал сразу в Резиденцию, в секретари.

Мать, и тётка, и сам Юрик считали, что раз уж оказался в столице, надо учиться срочно и всему разом. Иностранные языки, этикет, вождение, всё-всё. Театральная пластика до кучи и танцы всякие. Бальные ― вальсы и танго не пошли, застенчив был. Ирландские танцы и чечётка понравились.

Иногда Юрику казалось, что помимо распоряжений, всё, выходящее из дедова рта, преследует единственную цель ― выбить собеседника из колеи. Другого смысла в этом… Хотя… Нет, смысл в этом был!

«Ой…» ― Юрик убился фейспалмом.

Дед ухохатывался, руки в колени:

― Юрка, из-за чего тут краснеть?.. Пляши хоть на столе! Я тебе что, запрещаю?

Речь шла не о строчке в поросшем мхом досье секретаря-стажёра, об актуальной, почти бессознательной привычке. Во время ожидания лифтов, на протяжении гулких, пустынных коридоров, перед зеркалом в сортире Юрик, чтобы развлечься и размяться, выдавал чечётку. Порой очень расковано…

Для тирана подглядывать за всеми уголками Резиденции Шандал ― первейшее развлечение. Прозрачная она для него.

«Старый вуайерист, стыдоба какая…»

Юрик мог и быстрей догадаться.

Не тяготевший к искусству, Дед однажды узнал, как зародились джазовые танцы. Как чернокожие рабыни приносили хозяйке пирог, кривляясь и выписывая кренделя, соревнуясь, кто в танце подаст его смешней.

Эта идея ему чертовски понравилась.

Так у гвардейцев появилась третья непрофильная, декоративная функция ― пляски. Ради больших концертов. Ради уличных парадов. Ради полноты наслаждения самодержца.

Не каждый день, разумеется, но по первому слову патрульные смены Резиденции Шандал на утреннем или вечернем построении обязаны сплясать перед тираном. Лихо, звонко, как надрессировал ― освещая холл белыми вспышками улыбок. С невесомостью в щиколотках, с легчайшим безмыслием и сияющей преданностью в глазах. Наливные яблочки.

-----------------------------------------------------

18. Под железной рукой. Его милость

-----------------------------------------------------

Краткий период его реальной значимости кончился для Юрика давным-давно. Вернулась полная холуйская зависимость. Притом гораздо большая, чем от больного старика в кресле.

Пропорционально силе высокотехнологичного корпуса Деда увеличилось всё: его работоспособность, изобретательность, требовательность. Частота собственноручных экзекуций и готовность применять крайнюю степень наказания. Подвёл? Хотя бы со сроками? В оцифровку, на опыты. Такой в Резиденции Шандал не нужен.

И вот Юрик допустил ошибку.

Громадную — по деньгам, по срокам, по самому предмету. По степени фатального идиотизма. Плюс — невозможность скрыть. Даже вообразить нельзя способ казни за подобное… Он так растерялся, что почувствовал не ужас, а онемение.

Тут ведь какое дело…

У тирана имелись стратегические и тактические расчёты, планировщик на ближайшую неделю и на день. Но среди всего это у него были и любимые игрушки… То, чему Дед уделял особое личное внимание, в отношении чего он был нетерпелив.

Яркий пример: новые модели следящих видеокамер. Их уже запустили в производство. Была отгружена первая партия. Фуры шли в столицу. Юрик ― ответственный.

Ровнёхонько на мосту…

Проверяя всё ли в порядке, он удалённо сдвигает на карте навигатора курсор направления вместо курсора масштабирования.

Управление перехвачено.

Автопилот, естественно, отрубается.

Фура сносит отбойник виадука, и лихо ныряет под декабрьский ледок.

Финита ля комедия.

«В самом лучшем случае я буду купаться там же», — подумал Юрик и больше не думал ничего. Наблюдал, как под водой электроника рандомно сходит с ума: передаёт картинку на монитор, включается, выключается, меняет длину световой волны, показывает многослойные речные глубины... «Надо же, рыбы… Холодно ведь… Полно рыб…»

Фура везла системы наблюдения и учёта, замаскированные под уличные фонари. На рендере эстетически роскошные, витражные шары плафонов играли многоцветным всполохами, отлично вписываясь в концепцию города-игрушки.

Дед не был параноиком, ему импонировало всё скрытое.

Каждый фонарь сканировал толпу разными длинами волн. Он мог выбирать объект слежения на основании заданных параметров: температуры тела, пульсации кровеносной системы, алгоритма движений, усреднённой скорости. Всё задумано против обманывающих видеокамеры масок и длиннополой одежды с отражателями, вполне способной, колыхаясь и мерцая, искажать походку. Многофункциональность фонарей противостояла этим хитростям.

Любимым проектом они были по причине удобства для глаз и ума. Частоты видео на запись шли отдельными каналами. Цифровой тиран предпочитал синтез в своём уме, на машинный интеллект не полагался.

К тому же, в этой первой ― загубленной фуре свеженькие фонари предназначались для установки невдалеке трущоб, где интересная ночная жизнь. Активной эхолокацией они просвечивали бы стены притонов, таким образом превращаясь в замочные скважины для бесстыдного подглядывания. Для спонтанных: весёлых и жестоких рейдов гвардейцев по сквотам. Для развлечения!

Тиран может отсрочить дела, но не праздник. Не забаву.

Юрик, со страху вырубивший карту, вернул её на монитор. Пальцем остановил следующие фуры возле завода. Далеко же он, на другом конце страны… Обратно включил автопилот. Комплектность проверять не стал.

«Какой теперь смысл? Это уже не партия. Наверное, всё в порядке. Пусть едут. Когда они доберутся, меня не будет в живых».

Оттолкнул рабочий планшет и уронил голову на руки.

«А не утонуть ли мне в тёплой воде? Глотну коньяка с успокоительным. Одну дозу сейчас потребую, ещё одну на той неделе заныкал. Здорово, конечно, что соправитель не имеет доступа к аптеке... Скоро Дед у меня канцелярские ножи отберёт… Итого две дозы. Под алкоголь должно хватить. Выпью и лягу в ванну. Можно вены полоснуть для надёжности. Чёрт… У меня ведь душ».

Он уже не сидел за столом. Тело поменяло рубашку, готовясь к вечернему докладу, как всегда — на белую. Самому Юрику нравились тёмные под светлый пиджак.

Как всегда для тренировки тело почтительно улыбнулось в зеркало и вышло минута в минуту. Привычка. У цифрового тирана железный корпус, у его соправителя железная внутренняя дисциплина.

Тиран чистил корзину. Избавлял цифровую Резиденцию от ненужных фирм и сайтов.

Оба высоких арочных окна задёрнуты новыми, сильно блестящими шторами цвета металлик. Иссиня-чёрными. Весь подвижный свет интерактивной столешницы они возвращали обратно. Полумрак в кабинете играл холодными всполохами. Стрелки напольных часов стыли под северным сиянием. Набор сувениров на полке загадочен, как ритуальное собрание оживших тотемов. Лепнина потолка выглядела неуместно. Монументальный стиль всей своей тяжестью завис между прошлым и будущим владельца.

Перед-над столом белел прямоугольник пылевого экрана — остроумное и очень простое изобретение. Полупрозрачный, мелкодисперсный, узконаправленный поток циркулировал между параллельными планками-резервуарами. Он служил простым экраном, одновременно придавая изображению объём невысокого барельефа.

Лица, лица, лица — одно за другим.

Для Юрика, смотрящего с изнанки, каждое лицо было отпечатком, постепенно теряющим глубину, чтобы стать подобием тонкого карандашного портрета из нескольких линий, и осыпаться вниз.

— Вы заняты, Лев Максимилианович?

— Почти всё... Сейчас… Не люблю дважды за одно дело... Постой на месте, не уходи. С тобой быстрее получается.

Юрик отметил, что да: пока он шёл к столу, лица начали появляться и пропадать вдвое быстрей… Они его видят! На последних секундах жизни. Помимо цифрового тирана, ― чьё появление для них смертельно, ― эти люди видят теперь присутствие двух тиранов. Две свободные, внешние воли. Два урагана, две чёрные дыры. Что они переживают в эти секунды можно только вообразить. Или невозможно.

Рано Юрик пришёл… Но уклониться не посмел. Так и стоял, заворожённый лавиной их гибели. Все лица молчали, но рот у каждого был приоткрыт.

— Позвольте вопрос? — Юрик нарушил тишину шёпотом. — Отчего вы не удалите фирму целиком, одним кликом?

— Как ты себе это представляешь? Они и есть фирма. Сотрудники. Кликом её можно переместить. В корзину, в архив... А я уничтожаю.

Тиран собирал большой, в данном случае действительно большой, массив информации о последовательном распадении оцифрованных людей. Его просили об этом СЦИНКи. Экспериментальный отдел снова забуксовал на уровне теоретических изысканий.

— Чтоб я понял...

— Юра, не бывает контакта с залом или толпой. Это глюк. Фантазия. Контакт всегда ― один на один. Личный. Что-то я переоценил длину суток… Судя по твоему появлению, уже поздно, да? Хватит на сегодня.

Последнее женское лицо просыпалось белым магнитным песком на волны собственных белокурых волос, запрокидываясь и пропадая в неслышном крике.

Дед нажал кнопку под углом столешницы, пылевой экран сложился, взлетел к потолку.

От напряжения мысли, от волнения глаза цифрового тирана становились яркими, светло-желтыми и ощутимо излучали тепло. Юрик отметил, что, пока виртуальное поголовье развеивалось в небытии, они оставались человеческими ― карими. Ему абсолютно всё равно.

― Объяснить? ― с терпеливой ленцой предложил Дед.

«Ба, отсрочка погибели…»

― Лев Максимилианович, буду признателен.

― Окей, слушай. Цифровой сотрудник покидает свой виртуальный отдел и направлялся в мой виртуальный кабинет один. Лично вызванный. Лично мной. Никогда не по своей воле. Если бы мог, забился бы в нору. Не потому что я ― монстр. А потому что я ― реальность! Понял? Неважно, поверь на слово. Ничей иной приказ не способен заставить его покинуть виртуальные стены отдела — мною дарованной ему функции. Визит сюда ― это прыжок в испепеляющую пустоту.

Уходя в цифру, не будучи программистом, Дед и не распоряжался там как программист, но как цифровая личность. Приказами.

― Я тебе зачем излагаю? Я тебе не просто так излагаю. А чтобы ты знал, как надо с ними там. Умел чтобы.

― В целом я знаю.

― А суть ― в частностях. Как именно следует им приказывать.

Любые указания производились через систему амортизаторов: виртуальных почтальонов, живших очень недолго. Они передавали задание, как эстафетную палочку, рук через десять и каждый немного изменял формулировку. Что бы воля тирана была разбавлена, как вино водой.

Текст всегда, без вариантов сформулирован в прошедшем времени.

― Видишь клавишу, Юрка? Которая маркирована цепочкой. Эти звенья ― почтальоны.

Давая задание фирме, тиран, разумеется, имел в виду: «Я приказываю то-то и то-то». Но даже письмо как таковое называлось не приказом, а поощрением. Ближний почтальон сообщал коллеге: «Мне было передано…» Следующий добавлял: «передано, ранее переданное…» Ни в коем случае не: «сделайте так-то и так-то»! Нужно: «Когда Лев Максимилианович отправлял это поощрение, он выразил уверенность, что…» — передавал, выразил — всё уже случилось! «…выразил уверенность, что вы сами уже догадались прибавить к тому-то и тому-то…» Не важно чему, хоть к шрифту, хоть к вирусу. «…вы сами догадались прибавить или заменить эти и эти характеристики. Он благодарен вам за отличную работу».

Такой вот цифровой этикет, от которого зависит жизнь. Впрочем, жизнь и смерть на протяжении всей человеческой истории ещё как зависят от вежливости.

Супертактичная маскировка приказа дарила цифровому рабу теоретически беспредельную продолжительность бытия.

Почтальоны ― исключение. Они прокладки, расходники.

Почтальон, контактировавший непосредственно с цифровым тираном, погибал очень быстро, и цепочка сдвигалась на одного вперёд. Второй, третий, четвёртый жили подольше, и так далее… Для почтовой службы Дед отбирал самых устойчивых к переменам рабов. Селекцию производить он не мог, цифровые люди не размножаются, но документировал и сводил в таблицы их общие характеристики, личные качества. Надеялся однажды что-то понять, обрести виртуальных не рабов, подобных себе. Не может он быть уникумом во всём человечестве! Не было у тирана мании величия, до такой степени затмевающей разум.

Юрик с опаской заметил:

― Я вижу во всё этом больше хаоса, чем системы.

― Правильно видишь. Смысл в затемнении, а не в прояснении. Ну, примерно, как живой человек в принципе знает, что день смерти неизбежен. А всё-таки… как-то… где-то… не уверен. Иначе бы остановился, правильно? А он суетится, мается фигнёй. Вдруг да минует? Вдруг исключение сделают именно для него? Ангел с белыми крылами подхватит и унесёт в садово-парковый комплекс. Унесёт, получается, хоть и мёртвым, но как-то… где-то… всё-таки живым.

― Но цифровым рабам...

― У них наоборот. Они жить начать не могут. Признать не могут, что уже ― цифровые. Зеркальная ситуация: «Смерть прямо перед тобой!» ― кошмар на этой стороне. «Жизнь прямо перед тобой!» ― кошмар на той стороне. Не могут они прямо взглянуть на этот факт. Хотят ещё побегать, посуетиться, ещё какую-то работу выполнить… А там, глядишь, всё само прояснится, само как-то наладится. Нельзя их совать носом в какую бы то ни было реальность. Поэтому и я должен проявляться затуманено, говорить в прошлом времени, через почтальонов… Может, реальный, а может, и нет…

Юрик задумчиво кивнул:

― Была история, сюжет античный… Забыл имя, какая-то любовница бога захотела его ― Зевса-громовержца ― увидеть, как он есть. Среди молний, во всей красе. Зевс почему-то согласился, испепелив её в миг. Не помните?

― Нет, но спасибо за пример, очень похоже. Нельзя быть прямым, оглушительным, ослепительным, да, точно.

― Я имел в виду, что весь механизм выглядит шатким, не надёжным…

― Он и есть шаткий, подвижный. Юрка, ты так скептически смотришь, а мне стоило больших усилий разобраться! Запустить и отладить эту механику ― не на стальных шестерёнках, а на полуслепоте-полумаете.

― И я должен…

― Ничего ты пока не должен! Юрка, запомни главное: прямой контакт с реальностью ― непереносим. Это травма. Фатальная трещина, которая будет расширяться. У человека не начнёт работать механизм самовосстановления, если не запустился в капсуле во время перехода. А он не запускается пока что ни у кого… Для цифрового раба свободная воля — своя, чужая, моя, твоя, не важно… — гибель по определению. Лекция закончена, уф.

Тиран глянул на Юрика с живой вопросительностью:

— Ну? Чего там с фонарями? У меня всё готово. Экскаваторы, дорожники на местах, а фуры направить не могут, автопилот сигнала не даёт. У меня сбой, первая не отслеживается.

— Лев Максимилианович… — с поминальной серьёзностью начал Юрик и осознал, что понятия не имеет, как облечь в слова типичную диверсию. Я сбросил фуру с моста? Ни с того, ни с сего? Взял и развернул под прямым углом на единственном по пути следования мосту?

Вместо ответа он подключился к своей рабочей папке, вывел на интерактивную столешницу карту. Вот линия пройденного пути… Вот красная точка на речной вене…

Дед ткнул в неё пальцем:

— Авария? Машина сломалась?

— Я её утопил.

— Зачем?

— Случайно.

Железная рука пёрышком легла на плечо:

— Юрочка…

Плохо дело.

— Я говорил, что тебе надо отдыхать?

— Говорили, Лев Максимилианович.

Сейчас жёлтый жар от глаз тирана окатывал Юрика если не до пяток, то по пояс точно.

— Значит, будем отдыхать вместе, раз тебе и этого нельзя доверить. Лучший отдых, он на природе, возле воды, ― Дед глянул на шторы, будто мог видеть сквозь них. ― Но сейчас уже поздновато. Или нет?..

Он скроллил записанные утонувшими фонарями видео речной глубины...

— Понаблюдаем за рыбками... Хочешь понаблюдать за рыбками, Юра? Хочешь погрузиться в подводный мир?

«Утопит, значит... Неоригинально».

Тем временем Дед подключался к остальным фурам и бормотал:

— Сколько их там, в партии-то...

Увидел, что два и ещё два большегруза вереницей приближаются к мосту. Перешёл в управление навигатором.

— Лев Максимилианович, не могу выразить, как раскаиваюсь. Я отработаю!

— И что ты ещё можешь сверх того, что уже делаешь?

Да в общем-то ничего Юрик и не мог.

— Я отлично понимаю их цену и готов...

Дед отмахнулся:

— Харэ, перестань ты уже, Юрка! Смотри, что сейчас будет...

Дистанционно разблокировав двери, он включил резервные заряженные аккумуляторы во всех фонарях. Все завязал на сервер в четвёртой фуре. Её остановил, а три разогнал, уведя в крутой поворот на том же самом мосту!

Машины ухнули в ледяную кашу. Из распахнутых стен просыпались круглые разноцветные фонари.

Какие-то их них, треснувшие, без промедления с бульканьем уходили под воду. Освещали, пронизывали её всеми доступными спектрами. Какие-то понесло течением на середину реки. Несколько полузатонувших ― к берегу.

Электронный мозг этой партии фонарей прекрасно работал в фуре на мосту. За неимением утопленников и русалок, он выбирал объекты хоть по каким-то критериям отличные от фона. Следил за ними, обобщал зримое и возвращал максимально чёткой картинкой.

Это оказалось невообразимо красиво.

По монитору столешницы разлился надводно-подводный пейзаж. Панорамный, широкий. Всё, что только есть, под речным льдом и над северной рекой. К тёмному потолку поднялся шатёр сине-зелёного света. Стало уютно и мистично, как в шалаше из стульев и пледа: вроде, дома, а вроде, далеко-далеко…

Дед насильно усадил Юрика в кресло.

— Заодно проверим устойчивость к неблагоприятным погодным условиям... — бормотал он, вращая панораму. Заставлял доминировать ту или иную длину лучей.

В самое сердце виртуальной жизни повеяло холодной, дикой волей земли. Туманом, расползшейся глиной, остывшей прелью травы, приближением снегопада. Размеренно живущая, ко всем равная земля. Во всём честная ― от лепета до немоты.

Толща речных глубин полна круглыми звёздами... Качаются… Ореол в ореоле плавит зелёные оттенки, гонит наружу... Внутри малахитовый лёд, вокруг холодный абсент, по краю жидкий зелёный чай… Резкие лучи, как подводные шоссе исчезают в дальней точке… Всполохи-дорожки ― ленты цвета старой бирюзы… Крутятся синие водоросли… Клубится сизый илистый мрак… Дна словно нет, но между камнями проплыл кто-то похожий на угря... Остов легковушки… Волна боднула фонарь к поверхности… Коряги подняли страшные морды... Тина свисает… Пики рогоза… Взъерошенные тростники… Пожухлая трава… Кромка горизонта… Небо переливчатое, как беломорит…

Один фонарь прибило к берегу. Он показывал общий фон плоских берегов.

Огни деревеньки…

Высоковольтка на фоне перенасыщенного ультрамарином послезакатного неба…

— Нравится? — спросил тиран.

Юрик угукнул.

— Надо премию разработчикам дать. Выпиши им, Юра, не забудь.

На мостках спали утки... Пробежала водяная крыса… Исчезла в норе и появилась опять, с выводком… Усатые носы тыкались в фонарную сферу…

— Ты боишься мышей, Юра?

— Нет. В детстве у меня жила белая крыска. Они мне нравятся.

Рука тирана потискала его плечо.

— Тогда чего ты такой напряжённый?

— Не хочу плавать рядом с ними.

— Зачем? Фонари бессмысленно вылавливать. Хоть один да пропадёт, а мне нужна партия целиком. Это сеть, она под единый контроллер завязана. Проще новую сделать, чем искать и чинить. Юра?

— Я в ужасе Лев Максимилианович. Я не понимаю, как такое могло случиться, и надеюсь, что вы хотя бы не сочтёте за провокацию...

— Ой, дурак… Так вот ты про что… Мне плевать на них, Юра! Я сделаю таких миллион. Хочешь, я утоплю весь завод? Взорву реку, вот здесь, выше излучины и утоплю. Перенесу его поближе к столице. Давно собирался.

А у самого глаза желтей кошачьих, белого каления.

— Дайте мне возможность загладить вину.

— Юра, ты вообще-то замечаешь, что ты не слушаешься? Меня нужно понимать буквально. Сказал расслабься — значит расслабься. Что у тебя там на следующий день в планах? Закажи эти фонари дубль два, остальные дела отмени. Иди вниз, ресторан инспектируй. Серьёзно. На днях они мне туристов потравили. Я разогнал весь персонал к чертям: от шеф-повара до посудомойки! Велел новых набрать. Меню тоже новое. Иди проверяй. И завтрак, и обед. После следующего ужина, а он должен быть на представительском уровне, вернёшься расскажешь. Больше никаких дел. Совсем. Вообще. Понял?

— Да, Лев Максимилианович.

Водоросли змеились... Берега мерцали…

Речные волны упивались небывалым для себя цветом. Снизу позолоченные фонарями, как перья на голове селезня. Сверху позолоченные, как зелёный отлив на грудке рыжего голубя…

Глубина заката, темнея, наполнялась звёздной крупой…

Обзор подскакивал на волнах, нырял и выныривал, и уплывал вдаль...

Тиран отпустил Юрика за полночь, отечески поцеловав в лоб, чтобы не психовал.

Едва закрылись двери кабинета, как за ними раздался взрыв лопнувшего стекла и вопль дикого разочарования. Рёв голодного волколака, упустившего добычу на последней минуте полной луны.

Юрик остановился.

«Зачем он хранит мою жизнь? По какой причине бережёт мою нецифровую жизнь с такой истерической яростью?»

Пока Юрик спускался в ресторан, ему навстречу шестеро техников супербережно на ремнях пронесли новую столешницу.

-----------------------------------------------------

19. Под железной рукой. Капча его

-----------------------------------------------------

Странный факт, но хранилища резервных корпусов, внешне полностью идентичных тирану, не производили на Юрика никакого впечатления. Ни подавляющего, ни вдохновляющего. Как будто завхоз перед выборами проверял, качественно ли напечатаны ростовые картонные фигуры кандидата. Стоят и стоят… В уголке левого глаза у каждого тикает алый огонёк.

Дед сделал ставку на сеть подземных, широко рассредоточенных по стране, хранилищ ― корпусов на пять-десять. Все по-разному экранированы, с целью тестирования защиты от вражеских атак из-за границы, для изучения тактик нападения. Часть корпусов имитировала спонтанную активность, служа приманкой.

Из соображений безопасности накопленную информацию передавать по сети ― безумие. Это рушит саму концепцию. Данные следовало периодически снимать на флешки и отвозить в Резиденцию.

Конечно, в любой из своих корпусов Дед способен переместиться моментально и глянуть, что там, но это значило потерять его ― весьма ценный предмет. Тиран уничтожал каждый корпус, где пожил хоть минуту. В этом вопросе он был непреклонен.

Доверять передачу флешек случайным рукам ― неоправданный риск.

Юрик объезжал хранилища и собирал всё сам.

Это была важнейшая и одновременно самая скучная ― приземлённая, утомительная часть его службы.

Роскошных жилых кластеров «шесть в кубе» на периферии в глаза не видали.

Единственная высокоскоростная железка проходила через ближние к хранилищам, захолустные городишки. Поезд останавливался в них только ради соправителя. Бок вагона распахивался, и кортеж из трёх блестящих вездеходов мчал по столетнему асфальту, пробитому конским щавелем и подорожником, летел по грунтовке вымерших посёлков, в полях розового как рассвет иван-чая. Останавливался у бывшего клуба культуры, чья крыша проросла юными берёзками. Под кусками рубероида, истлевавшими на полу, шагам отзывалось гулкое перекрытие.

В неглубокую шахту хранилища спускалась железная лестница. Внизу ― спинами к стенам ― Юрика ждала партия корпусов цифрового тирана. На расстоянии десяти сантиметров, в упор, короче, стеклянные глаза считывали радужку его живых глаз. Алый огонёк ярко вспыхивал и угасал. Раздвоенный язык выдвигал флешку из-под нёба. Юрик менял её на чистую и ― через поля, через городок, на поезд, к следующему хранилищу.

Так раз в месяц, по три-пять дней на район… Удовольствие гораздо ниже среднего.

Иногда требовалось посетить местный офис оцифровки в качестве выездного судьи. Кого-то казнить, кого-то помиловать из осуждённых к цифровой эвтаназии. Официально преподносимая эпатажно ― «шаг к исправлению, шаг в грядущее» ― она воспринималась в простом народе однозначно: как смертная казнь. Притом, жутким неведомым способом.

Эту часть работы Юрик откровенно ненавидел. Эти глаза родственников в коридорах... Осуждённые, как правило, из мелкого начальства. Тупенькие, вороватые, до икоты перепуганные. Борзели и попадались… Борзели и попадались…

«Если вы такие трусливые, что ж вы такие неумные-то?.. Как говорит Дед: не хочешь быть осторожней, будь аккуратней!»

А чего стоили их нелепые попытки дать взятку... Как ― они ― могут подкупить ― его ― соправителя цифрового тирана?

Главное, никаких оснований принять то или иное решение. Зачем Дед повесил на него эту бытовуху? Зачем снова и снова поручает решать её на высшем уровне? Пусть бросают монетку!

Затем и поручал: ради статуса Юрика. Рандомные акции устрашения. Чтобы местная власть не попутала берега. Не вообразила себя властью.

Объезд восточного, самого крупного района занял две недели.

На безликую свою охрану Юрик уже просто не мог смотреть. Истосковался между их туловищ, мгновенно вспыхивающих улыбок, как в загоне с колючкой под током, натянутой между восьмью чурбанами. По стране его сопровождали две четвёрки.

Дипломат был полон флешками. Последний чистый костюм провонял дорожной знобкой сыростью, пережаренным заискивающим гостеприимством. Юрик возвращался, как старатель-каторжанин с прииска, допущенный обратно в столицу.

Подъезжая, набрал отдел персональной бионической лаборатории. Искусственный интеллект секретаря перенаправил его к навигатору, тот указал путь в конференц-зал. Значит, цифровики отчитываются Деду. Вот и хорошо, самое время заявиться туда с полным дипломатом и с чувством выполненного долга.

Юрик остановился в дверях.

Ого…

Прямо скажем, неделовая обстановка.

Банкет! Всё настежь!..

Три двери конференц-зала ― словно три кадра бурлеска.

Тьма народа в погонах и без, проститутки не местные… Шест со стриптизёршей по центру… Закуски на столиках… На сцене певичка, которую никто не слушает…

«У них тематическая вечеринка? Похоже на то».

Куда ни глянь: каблуки-копыта, чулки в сеточку, жопки в стрингах, спереди ― голые буфера, сзади ― белые крылья, сверху ― нимбы-тиары сияют золотым ободком. Тьфу, ангельский слёт. Дед хохочет, перекрывая все голоса.

«Чего они празднуют?»

Дальше общего холла Юрик не прошёл. Тиран появился из центральной двери в компании Димки Хака, жестом приказал ему забрать дипломат.

― Новости?

― Ничего принципиального, Лев Максимилианович.

― В отдел статистики? ― спросил Димка шефа.

― Завтра-завтра, Димитриус! Сегодня гуляем. Юра, иди отдыхай. Жду с утренним отчётом.

Не дожидаясь ответа, Дед развернулся и пропал за шеренгой извивающихся танцовщиц.

Юрик глянул на Хака.

― Юбилей основания отдела, Юрий Александрович, вы забыли?

Да он и не собирался помнить эти годовщины.

Юрик покрутился беспородным псом около распахнутых дверей. Перехватил у официанта канапе, бокал игристого и ретировался.

«Чёрт знает, что за ералаш. Дед красава, конечно. Такое устроить... Другой раз будет караоке с блатняком».

Душевая кабина в логове Юрика напоминала автомойку количеством форсунок и напором воды.

Он врубил все, верхний душ ― на полную, и без движения стоял-стоял-стоял… Пошатываясь вышел мордой в халат. Огромный, махровый, такой же бесящий, как их вечеринка. Сам виноват, поленился вникать в дела снабженцев. Без различия размера и пола, для всех заказал белый с розовым текстиль. Вот сам и носи теперь. Пёс в халате. Даже не потрепали за ухом. И окна нет в кабинете, чтобы выйти подышать головой вниз, тоже сам виноват.

Юрик вытянулся ничком на громадном кожаном диване…

Устал ведь! Как собака устал. Ну, сейчас-то почему не заснуть?!

Щёлкнул дверной замок.

Юрик подумал, что память изменяет ему, что он всё-таки попросил снотворное. Нет, ни слова… Дверь захлопнулась.

Дед оказался возле дивана быстрей, чем Юрик успел встать.

Он приподнялся:

― Что-то случилось, Лев Максимилианович?

― Пришёл спокойной ночи тебе пожелать.

Улыбнулся напоказ и въехал кулаком под дых. Биты при нём не было.

Юрик охнул от неожиданности.

― Не хотел тебя разочаровывать, Юра, ты хорошо поработал.

Непобедимо сильная рука впечатала его лицом в кожаную обивку.

Дед бил всерьёз, беспощадно. Накопившаяся усталость тремором покидала тело, в плечах мешал рефлекс закрывать голову. Такая стыдная и удобная казнь ― на мягком диване, в дурацком банном халате. Позорней, чем голым. Юрик задыхался, утопленный до пружин. Пусть время остановится. Навсегда.

― Стонешь как девка, ― буркнул тиран.

Мир вдруг щёлкнул, вспыхнул и погас от удара по затылку.

Юрик очнулся через секунду. Рука Деда намертво зажимала ему рот. В ухо скользнул тонкий холодный провод. Юрик содрогнулся рывком, поднятой за жабры рыбой. Но это был не кончик языка, а обычный проводок, второй конец которого шёл цифровому тирану в уголок рта.

Внутри головы, в костях черепа раздался очень знакомый и никогда прежде не слышанный голос нечеловеческого нутра. Голос оттуда, где раздвоенный язык, способный переваривать камни, зажарить мясо и вскипятить выпитую кровь, на пять минут стал языком чревовещателя. Из той самой утробы, где эхом гуляли сотни, тысячи цифровых жизней, отдавшихся тирану, и десятки тысяч, взятых силой.

Ещё два удара влетели под рёбра. Воля к жизни впиталась в кулак, и выдернулась намотанной на него. Блаженство, полёт в невесомости.

― Теперь слушай. Слушай очень внимательно…

Гулкий, близкий-близкий голос металлического чрева смёл всё: кайф, испуг, прошлое, будущее… Превратиться в слух ― не образное выражение.

― Я обидел тебя? Ты приревновал, Юра? Напрасно. Смотри.

Не отпуская зажатого рта, Дед сунул ему смартфон слишком близко к носу, но Юрик узнал конференц-зал. Увидел парящих в невесомости и вповалку лежащих на полу людей: артистов, гостей, прислугу. Димка Хак нога на ногу сидел, макал крекеры в фондю, ловил ртом сырные нити. Словно так и надо.

― Тебя ничто не насторожило, Юра? Кого их них ты знаешь в лицо? Это всё я, Юра. Я один... Хорошая работа? Нет, это не куклы, а голограммы.

Дед нажал кнопку, фигуры ожили. Парящие обрели вес, лежавшие встали.

Веселье продолжилось.

― Высший класс, на расстоянии двух шагов, как живые. Хоть на фото, хоть на видео, хоть на плёнку сними. Полная иллюзия. Голограммы нового типа.

В смартфоне Димка Хак показал тирану большой палец.

Дед кивнул и выключил.

― Чёрт с ними. Юра, запоминай. АБС: алый, белый, серый. Это ключ. Можешь забыть, как тебя зовут, но не эти три слова. Если понадобится, с их помощью ты войдёшь в любую из основных соцсетей. Не важно, в какую именно. Сеть предложит капчу и ты сто раз… Сто раз подряд… Без ошибки, без перерыва выберешь картинки этих цветов. Они там будут. Или напечатаешь вместо цифр и букв три слова в этом порядке. На сотый раз капча сдастся и пропустит тебя в сеть. Но не в основную. В скрытую подсеть, Юра, там все будут я. К кому бы ты не обратился, кто бы с тобой ни заговорил, это буду я. Молчи. Запомнил? АБС. Алый. Белый. Серый. Молчи, не вставай. Прислать фельдшера с уколом?

Юрик мотнул головой.

Рука отпустила рот.

Проводок выскользнул из уха.

Перед глазами, на махровом белом рукаве алела капля крови из носа.

«Неужели всё так плохо, что беду можно будет переждать, только уйдя в цифру?» ― осознал Юрик и поднял к Деду вопросительный взгляд.

Глаза большого хищника ― пристальные, круглые, под нахмуренными бровями ― не выражали ничего кроме самоуверенности.

Дед осуждающе потрепал его по башке, оттолкнул и ушёл, клацнув дверью.

С протяжным стоном Юрик перевернулся на спину.

Когда-то давно, первый раз в жизни выехав дальше райцентра, в столичном пригороде он увидел фонтаны…

Водные дуги перекидывались через широкую гранитную площадку. Тугая струя, обрушившись на голову, заставила его хохотать как ненормального! Как упоённо и долго, мокрый насквозь, он гонял мяч с незнакомыми мальчишками!

Они приехали с экскурсией, и, когда пришло время, убежали обратно в автобус.

Мать с тёткой, год не видевшиеся, сплетничали под зонтиком кафе, звали: давай к нам.

Но и спиральные шапки тающего, разноцветного мороженого не соблазнили его. Юрик остался под фонтаном. Лёг на полированный гранит, раскинул руки и ноги и стал глядеть в небо через мокрые ресницы, лучи, кроны.

Вперёд-назад передавала радугу водная пыль. Белыми звёздочками вспыхивали брызги. Солнечным шатром колыхался золотистый ореол. Тонкая морось освежала горячий лоб, холодила грудь и живот. Мышцы расслаблялись, как сейчас ныли и успокаивались места ударов. Всё одно ― жизнь.

«Не может быть, чтобы Дед проиграл. Алый, белый, серый… Это инструкция, как и любая другая. Значит, так надо».

Тело взлетало, фонтаны падали, нежными касаниями сеялась прохлада. Ничтожные полторы минуты злых, горячих ударов сами собой прокручивались в уме, и каждому он подавался навстречу, чтобы усилить боль, чтобы полней ощутить кулак и наслаждение.

-----------------------------------------------------

20. Под железной рукой. Его жёны

-----------------------------------------------------

Сам напросился.

Властвуя, тиран проявлял методичную, ординарную, необязательную в каждом отдельном случае жестокость. При личном общении ― был изобретательным софистом. Ему нравилось застигнуть человека врасплох. Поймать на слове, воспользоваться предлогом ― столько же очевидным, сколь абсурдным в каком-либо изводе.

Юрик имел глупость вслух обозначить ещё одну грань своей неосведомлённости. Правильно ли это для соправителя: ничего не знать о бизнесе, который Дедом ведётся через интернет?

В силу огромной занятости физическим преображением страны и обеспечением нужд Резиденции, Юрика с цифровой эпохой не связывали даже развлекательные сайты. Между тем, тиран практически не вылезал из сети. Что он там делает? Не может быть, чтобы это не имело отношения к внешней политике. К той самой, из-за которой Юрик сейчас летел на международный торговый конгресс.

Смартфон заходился трелью оповещений. Интересовался? Получи!

Тиран открыл перед ним плотину своей цифровой жизни. Все шлюзы! И требовал отклика.

Симов у Деда обнаружилось бессчётно. Они занимались всем, чем только можно в интернете, и, разумеется, торговали! Скупали акции, держали брокерские конторы, играли на бирже, привлекали живых партнёров, открывали с ними магазинчики хенд-мейд, создавали финансовые пирамиды, вели курсы по саморазвитию… Из мелкого бизнеса каждый… ― каждый! ― просил у Юрика поспособствовать ему на международном рынке. В какой-нибудь стране с низкими налогами... Посоветовать торговую нишу… Опорочить конкурентов… Скрыть нечистоплотные делишки… Познакомить с влиятельным коррупционером...

И так далее, и тому подобное.

В иллюминатор некогда посмотреть. От количества кислотных аватарок рябило в глазах.

Гражданских на борту двое: Юрик и стюардесса. При том, что самолёт забит под завязку. У трапа ждало ещё полсотни встречающих ― в неоновых, пиксельных костюмах. Как бы часть презентации Юрика ― демонстративный акцент на том, что именно цифровая деспотия предлагает миру. Себя. У всех выправлены дипломатические и бизнес документы, но Юрик знал, что они ― просто его секьюрити, элита гвардейцев сопровождения.

В отеле охрана заняла весь этаж целиком и ещё два: выше и ниже.

Смартфон продолжал заливаться соловьём. Дед не успокоился.

На экране миловидная скандинавка в образе фурри-песца, кокетливо вертела чёрным носиком и прядала пушистыми ушками.

Наклонившись к видеокамере, она томно промурлыкала:

― У нас в ассортименте разные-разные хвостики есть… Беленькие есть, чёрненькие есть… Рыжие, в полосочку… Всякие есть. И те, что на булавочке к одежде крепятся, и те, что на поясе, и совсем другие, ну, вы понимаете… ― те, что к телу… Пойдёт ли здесь торговля лисьими хвостиками на этно-базарах? Или даже искусственный мех рискует вызвать недовольство общественности? Фыр-фыр?..

На очереди мигал звонок от азиатского робота-трансформера.

Дед, кажется, принципиально не использовал видео-фильтры больше одного раза.

Открытие конгресса спустя четыре часа.

― Можно я посплю? ― взмолился Юрик.

Блондинистая фурри всплеснула лисьими лапками, расхохоталась как сатана, и голосом Деда рыкнула:

― Вначале дела сделай! Я тебе, что койку в общаге снял переночевать за три лимона?! Думаешь, я шутки шучу?! Мне валюта нужна ― бумажные и металлические деньги. Моё дело, для чего! Выгляни в окно. Видишь красивый айсберг плывёт мимо доков? Сухогруз в этом самом порту. Мне купюры нужны с таким же красивым айсбергом! Монеты с альбатросом. Не продашь контейнер хвостов ― в страну не вернёшься!

Нет, он не шутил. Наличного расчёта в мире почти не осталось. Валюта страны-организатора внутри неё ещё имела хождение. Только внутри. Вывозить нельзя, подобно контрабандным животным.

Звонки милостиво прекратились…

Юрик упал на заправленную кровать и исчез.

Как таковой, конгресс этот Деду был абсолютно не нужен, а вот появление на нём соправителя ещё как нужно.

Весомые сделки тиран предпочитал визировать очно. На территории своих казино. В нейтральных водах. С такими мутантами якшаясь, что Юрику незачем знать.

Участие в конгрессе предоставляло доступ к телу соправителя мелкой швали ― самым алчным, самым отъявленным лицемерам. Откуда? Из лагеря добра и света!

К этому времени проблема тотальной цифровизации в общем и виртуальных форм жизни в частности разделила мир на два непримиримых лагеря: «Запретить!» и «Запрет ― новая форма дискриминации!»

Деду нравилось, что они лаются. Подкинуть дровишек в костёр он не упускал случая.

Затем и визит.

Пока Юрик спал, отель осаждали демонстранты. На плакатах: из живых глаз катятся слёзы в виде кода ― нолей и единиц… Ростовые куклы-зомби, у которых из-под кусков гниющей плоти видны те же ноли и единицы… В общем, посыл ясен, оцифровка ― кромешный ужас. В толпе раздавали брошюры, повествующие, в каких жутких условиях производят контент цифровые рабы.

Тот факт, что разоблачители на содержании у Деда, что он сам делится с ними информацией, ― часть легенды… Или нет? Или да? Кстати говоря, информацией или фейками? Если второе, кто их создаёт, не те же самые цифровые рабы?

Тирания это не про скупость, не про щепетильность и жизнь с оглядкой, а про безудержную фантазию. Дед не церемонился и не жадничал. Хапуг он будет понемногу сливать, устраивая точечные яркие скандалы. Цепочки скандалов…

Юрик всё это знал в общих чертах, но не представлял, насколько мерзко выглядит оно вблизи… Его представление о бесстыдстве конгресс хорошо так расширил.

Следующие три дня лидеры мнений буквально из толпы своих сторонников, через их гневные плакаты пробирались к нему в отель. Канючили абонементы на курортные вечеринки «ХЕППИ-ХЕППИ», вход по приглашениям. Пускали слюни на рендеры будущего плавучего архипелага «Сто Островов». Фишка подобных ему ― подзаконность цифровой деспотии, тогда как причалы открыты всем, без-ви-зо-во… Ах, нет, не всем, открыты ― умницам лояльным к тирану. Нетерпеливые моральные авторитеты сучили ножками, потирали ручонки: можно ли стать акционером? Предусмотрена ли аренда? Есть ли шанс на покупку площади? Глазёнки так и бегают. За окном вопли: «Нет ― цифровой эксплуатации!»

Юрик взглянул в ближний суетливый глаз лидера мнений и твёрдо сказал:

― Контейнер хвостов купите у меня. За наличку. Аренда эротического казино «Точка-Голорафи-Джи» ваша на десять лет.

И замолчал.

Собеседник поперхнулся апельсиновым соком, нервно поправил узел галстука:

― Хвостов? В смысле ― хвостов?..

Юрик глянул в смартфон и убедился в безусловной пунктуальности Деда: сухогруз был в порту.

Без тени улыбки он назвал порт, корабль, номер контейнера… Интересно, что в остальных?

Выразительно перевёл взгляд на дверь.

Бросил:

― У вас двое суток.

Хвосты были проданы. Разлетелись как горячие пирожки.

Ведь рыжий хвост лисицы и белый хвост песца символизировали теперь непримиримую борьбу против цифровой эксплуатации! Как же за такие священные символы можно расплачиваться картой? Святотатство какое-то получается. Только бумажными деньгами, хранящими тепло тысяч рук, объединяющими людей в борьбе за их будущее.

Наконец-то финиш…

Торжественное закрытие конгресса.

В громадном овальном зале ― концерт с демонстрацией культурных разнообразий, с народными танцами и завываниями.

Очередной звонок был не от сима, а лично от Деда, покатывающегося со смеху:

― Юрка, иногда я тебя люблю! Как ты это сделал?! И что там хрипит за кадром?

― Горловое пение под аккомпанемент рогов, точной копии козлиных рогов, отпечатанных на 3Д принтере, можно я уйду?

― Нельзя. Терпи, это твоя работа, соправитель мой, хе-хе!..

Когда Юрик вернулся, отчёт его больше напоминал полные сарказма сплетни, которые вдруг прервались…

На безымянном смугло-медном пальце Деда блестел свежий золотой ободок.

― Что не так, Юра? Да, я женился. На свадьбу тебя не пригласил? Ну, извини. Мы не отмечали, расписались по-быстрому. Ты как будто до сих пор не веришь, что я обычный человек в несколько необычном теле.

Юрик опустился в кресло. Глубокое кресло для гостей. Оно было либо знаком расположения Деда, либо капканом ― быстро не встать.

― На ком? Если позволите…

Женился Дед на той самой фанатке из лаборатории диджитал этологии и бихевиоризма, которая Юрику запомнилась как дамочка-гвоздодёр.

Юрик всегда на шаг отставал, не дано ему предвидеть, предугадать… При каждом новом вираже он чувствовал себя выброшенным на обочину псом. Беспородным. Хотя, какая ему разница, сколько у Деда жён!..

― Ты ещё интересуешься моей цифровой жизнью? ― усмехнулся тиран. ― Между нами: у меня их столько…

Быстрой прокруткой он показал Юрику на интерактивной столешнице плитку аватарок людей, состоящих с ним в матримониальных отношениях разной степени оформленности.

Юрик обратил внимание, что они рассортированы, и притормозил мелькание аватарок.

― Не по полу и не по возрасту… ― задумчиво констатировал он. ― В чём система?

Тиран покрутил пальцами в воздухе:

― Ну… По их склонностям и потребностям. Большие группы: насколько часто и подробно с ними общаться. Цветные закладки: кто что любит…

Теперь уж Юрика догнало понимание: Дед обзавёлся армией, нет, хаотичным роем лично преданных ему людей. Это не здание, не сеть. Эту штуку разом не обрушить. И кольцо на его пальце, конечно, не подразумевало никакого совместного проживания. Секс наверняка, но в остальном ― это была величайшая лесть. Ошейник для очередной фанатки.

Мудро. Дальновидно. Как должно быть тяжело поддерживать всё это!

Угол застеклённого шкафа бликовал небесной голубизной.

Желтые львиные глаза тирана недовольно зыркнули из-под бровей, отследив взгляд лакея.

― У меня в том месяце день рожденья, Юрочка, ― сказал Дед на тон мягче, как всегда перед вспышкой гнева. ― Я подарок хочу… Раньше мне кучу всяких глупостей дарили, а теперь, когда даже ты считаешь меня куском железа, не способным жениться, боюсь, надарят маслёнок. Не заржавел чтобы… А я настоящий подарок хочу…

― Какой, Лев Максимилианович? ― рассеянно спросил Юрик, не отводя взгляд от угла шкафа. Мимолётом похваленный и сразу же убитый, ненужный.

― Выбери себе нетравматичное хобби! ― рявкнул Дед.

Юрик вообще ни о чём в этот момент не думал.

Уставился под ноги:

― Разве я что-то сказал?

― Нет, ты ни разу ничего не сказал! Но всему есть граница!

― Вы правы, Лев Максимилианович. Я пойду?

Дед нагнулся, взял из-за угла шкафа биту. Вперевалочку приблизился:

― Последний раз.

Не смог отказать.

«Последний? Ну-ну… ― храня покер фейс, подумал Юрик и поднялся навстречу. ― Предупреждений не существует. Чему суждено, то сразу случается. Не последний… Врёт, даже стеклянные глаза выдают. Пусть сегодня всё будет по красоте… Как замахивается… Как шевелюра. Взлетает… Я хочу его руку. Я хочу… Да, так!..»

Дед был точен в усилии, бил по мясу, по касательной. Словно кнутом.

Юрик мало продержался.

Когда распластался под ногами тирана мордой вниз, удары впечатывались. Паркет ощущал его руку, его биту. Сквозь мясо. Как раньше, как хотелось. Да, так!..

Самолёты, трибуны, лицемеры с валютой, идиоты с плакатами ― всё померкло. В смутной опустошённости забрезжил сквозной тёплый свет. Предугадываемый очередной удар. Стон. Будто чужой, раздавшийся со стороны…

Ещё четыре с оттяжкой удара:

― Найди! Себе! Другое! Хобби!

И пинок ботинком, перекативший на спину. Вверх такой дебильной блаженной улыбкой… Совести ни на грош. В ноль бы его раскатал, не полюби за столько лет.

― Пёсье! Отродье!

Зла не хватает.

Юрик огрёб последние два наперекрест по плечам, аж слёзы брызнули. Так больно и так хорошо…

Дед с не утихшим гневом, с нарочитой медленностью засовывал биту в чехол.

Остановился:

― Юрка, ну, в самом деле!.. ― почти жалобно воззвал он.

Не дождался ответа… Не сейчас… Так хорошо… После, когда-нибудь…

16. Под железной рукой. Оксана его

Похожие статьи: