38. Колдуны Подмётной эпохи. Совет шута

177…((206.а)) Реконструкция. Отцовское наставление
«Волки – стихийное бедствие, а я – спасение от него, – так заявил Чомга. – Единственный, кто способен их сдерживать, это я. Волчья шкура на моих плечах, тому доказательство».
Шкуры и самих волках есть, беда же пришла одновременно с мнимым избавителем. Кого способен обмануть такой расклад? Но над троном всё равно проливается дождь монет.
К нему идут, идут, идут... Потому что адский дымный волк – это воплощённый страх смерти. Потому что хочется верить хоть во что-то, хоть бы в адского волчьего ростовщика. Если ты ему отдашь всё, неужели он не даст хотя бы отсрочку? Такой великий колдун, неужели нет?
Колдун и Ученик смотрят рядом с шутом в стыренное им у тюремщика зеркальце. Если наклонить под нужным углом, можно наблюдать маленький уголок царства, случайный.
В зеркальце отец сапожник ворчит на сына, относившего во дворец башмаки да не слишком проворно.
До ворот и обратно сын ходил за компанию с молодым студентом: поэтом и философом, бежавшим из придворной школы, когда воцарился Чомга. Ныне философ у того же сапожника в подмастерьях, но поболтать-то хочется. Так и шли приятели нога за ногу полями.
***
177…206.а Исходник
Отец сапожник:
– Поистине ли время бесконечно,
действительно ли небо беспредельно,
тот скажет, кто пройдёт их до конца.
Тебе же нечего заглядываться вверх.
Здесь на земле предела не знает власть.
Смотри волчаре в пасть, там твоё завтра.
Но ежели везенье на нашей стороне
и если быть умней, то послезавтра.
Старайся угодить, чтоб повезло!
Почаще кланяйся, шустрее подчиняйся.
Власть, это – безнаказанное зло.
Власть зло творит по прихоти своей,
но непременно:
в отместку и в честь праздника, всегда.
Смотри в лицо ей, опусти своё пониже.
Шут поворачивается к Колдуну:
– Что скажешь? Слышал,
как в волчье время наставляют сыновей?
Ученик:
– Это страшней, чем сами волки.
Колдун:
– Намного.
***
178…((207.а)) Реконструкция. Невинность
Колдун интересуется, как сам шут видит: ситуация патовая? Где точка приложения усилий для того, кто желал бы скинуть ростовщика с трона? Нельзя ли с помощью шута подкинуть коварную заговорённую ловушку во дворец?
Нельзя. И в перспективе шут думает, что ставку лучше делать на женщин. Причём не на ведьм, а на людей, таких как фрейлина, к примеру, оставшаяся рядом с инфантой. Фрейлина – невинная девушка, её совесть чиста, как и тело, адские волки вызывают у неё не страх, а отвращение.
***
178…207.а Исходник
Шут:
– Спасибо, колдуны,
меню ваших чудес –
деликатесно!
Я вашу доброту ценю, но если честно,
то больше пользы подоить коню кое-чего,
чтоб побежало молоко,
чем с моей помощью
к волчаре подобраться.
Заказан ход мне во дворец обратно.
И ладно!
Ведь рука худая шутовская
не бывает
длиннее шутовского языка.
Он быть обязан в рост врагу!
Ты можешь всё, Колдун?
Ну, вот и я не всё могу.
На долю, впрочем, я не сетую.
Колдун:
– Что посоветует он нам,
заточенный до блеска по краям,
язык, чьё острие, как жало?
Шут:
– Колдун?.. Тебе нужны советы
от гаера? Не сон ли это?
А, впрочем, обрати вниманье вон туда… –
на тот большой топор у входа.
Чему не может причинить вреда,
он злой и острый, как язвительность шута,
как заклинание твоё во гневе, тяжкий?
Колдун:
– Магическому человеку, бесплотному.
Шут:
– Вот именно.
Надёжнее щита нет,
чем невинность, чистота.
Страх реет надо всем, но свысока
взирает отвращенье.
Когда захочешь действать,
посредник тебе понадобится
или же сообщник,
на девушек невинных обопрись, на фрейлин.
Есть и такие во дворце,
не все там ветреницы с пудрой на лице.
***
179…((32.а)) Реконструкция. Абсурд
Шут молча глядят в пустоту. Воспоминания нахлынули: тюремщики, лакающие свою пайку из глиняных мисок с тем же звуком, что цепные псы на тюремном дворе, с тем же, что лакеи – на дворцовой кухне смакуют объедки, с тем же, что кушал суп на государевом обеде казначей, которому теперь запрещено приближаться к казне. Бред, бред, бред.
«Надо ли вмешиваться колдунам? Имеет ли значение, кто сидит на троне? Всё происходящее – типчно человеческое безумие. Оно закончится не раньше, чем пожрёт самого себя. Не тогда ли закончится, когда будет высмеяно последним площадным клоуном, когда невозможно будет и дальше трястись за свою шкуру, когда беречь её станет глупей, чем прыгнуть в огонь? Волчье и колдовское созвездия уйдут за горизонт. Последние дни всегда куролесят под мерцающей звездой гаеров».
– О чём задумался? – спрашивает Колдун.
***
179…32.а Исходник
Шут:
– Абсурд происходящего достиг
высот смеющегося над собой безумца
с цветущей веткой в грязном кулаке,
со спичками в раздробленной руке
и кровью на губах, а вдалеке –
заря.
Так вижу.
Колдун кивает и неожиданно тоже видит… Ясно видит, то шут вернётся на площадь. Всё повторится, но наступит день, когда рука помощи не успеет, а рука палача напротив. Колдун видит торговку леденцами, возлюбленную, кто бы мог подумать, этого худого орла в щипаных перьях, в разноцветных лоскутьях. Её глазами Колдун видит помост, раскатанную для пущей торжественности, ковровую дорожку на нём, плаху и напевает в ответ:
– Бег челночный, день прощальный.
Ворс ковра, ладонь печали.
Дай мне что-нибудь на память:
кисточку из бахромы выдерни.
Прощай.
Шут:
– Что это?
Колдун:
– Колыбельная. Наша колдунская.
День был долгим, твоя спальня
налево по коридору.

Похожие статьи:

Рассказы → Лестница в небо из лепестков сакуры

Рассказы → Пустота

Рассказы → Танатос 78

Рассказы → Брокер жизни

Рассказы → Новогодняя история в черно-белых тонах