Бесовская таратайка часть 3

19 часов 45 минут

Когда мы втроем пришли на место, где был задержан неизвестный с отрезанной головой в руках, там уже стоял патрульный “УАЗик”, а рядом топталось несколько человек в милицейской форме.

— Оперативная группа прибыла, — констатировал Шорин.

— Кто у них старший? — спросил я.

— Следователь Лазарев, — ответил Шорин, указывая на мужчину, лет сорока, в форме капитана милиции, который в этот момент беседовал с пожилой женщиной, одетой в темно-зеленое пальто. Я попрощался с патрульными, те двинулись дальше по маршруту, и приблизился к следователю.

— … Нет, в лицо я его не запомнила, — между тем говорила женщина: — У нас во дворе хулиганы все фонари поразбивали. Темень стоит, хоть глаз выколи. Про бежал мимо, кричал про какую-то голову… А кто и как выглядел, я не рассмотрела.

— Ну что же, нет — так нет, — устало сказал следователь: — Спасибо за помощь, Тамара Алексеевна. Пройдите пожалуйста к машине. Там ваши показания скоренько запишут — и вы свободны.

Женщина пошла к “УАЗику”, а следователь, обратив на маня внимание, сказал:

— Слушаю вас, товарищ.

Я назвался и показал удостоверение.

— Лазарев Андрей Витальевич, следователь в составе основной оперативной группы, — в свою очередь представился он: — Чем могу служить?

— Есть уже что-нибудь по этому делу? — спросил я.

— Работаем, — туманно ответил Лазарев и пожаловался: — У нас сегодня “запарка”. Не успеваем одно место происшествия отработать, как уже следующий вызов поступает.

— Тело нашли? — не дал я ему увести разговор в сторону.

— Ищем, — ответил Лазарев.

— А место происшествия обнаружено?

— Эксперты работают, — все так же неопределенно сказал  следователь и махнул рукой куда-то в арку.

— Проводите, — коротко приказал я начальственным тоном.

— Уткин, — крикнул Лазарев милиционеру, который, сидя в машине, записывал показания пожилой женщины: — Я к экспертам. Закончишь — подъезжай туда.

— Идемте, — следователь достал из кармана шинели фонарик, включил его и первый зашагал через арку.

Во двор с улицы свет почти не доходил, поэтому я, двинувшись вслед за ним, сразу погрузился в полумрак, перемешанный с начинавшим сгущаться туманом. Лазарев шел впереди, высвечивая фонариком дорожку бурых клякс на влажном асфальте.

— Это кровь, — пояснил он, оборачиваясь на ходу: — Здесь он бежал. Сыро, поэтому она еще не до конца свернулась.

Кровавая дорожка тянулась куда-то вглубь темного двора.

— Места преступления, как такового, пока обнаружить не удалось, — продолжил Лазарев: — Следы крови ведут через весь двор и выходят через арку на той стороне на улицу Тельмана, к автобусной остановке. Там они обрываются, но остального тела там нет. Если все же предположить, что голову отрезали именно там, то получается, что это произошло прямо посреди улицы. Конечно, всякое случается, но как-то не очень верится, что можно совершить настолько зверское убийство на многолюдной улице и остаться при этом незамеченным. А, по крайней мере до настоящего момента, нам не удалось найти ни одного свидетеля или очевидца преступления...

— Следы крови не приближаются к подъездам? — спросил я.

— Думаете, что убийца выбежал из одного из домов, бросился на остановку, а уж потом направился на Димитрова? Мне это тоже приходило в голову. Но, увы, я проверял, дорожка довольно ровная, без изгибов и разветвлений, и тянется строго от остановки через двор к арке. И ни к одному из подъездов она не приближается...

Пока он говорил, мы пересекли темное пространство двора и вышли на улицу Тельмана. Уличные фонари одной из главных магистралей города на какое-то время ослепили меня. Прищурившись, я подошел к остановке, около которой, присев на корточки, исследовала асфальт, покрытый кровавыми пятнами, молодая девушка в форме лейтенанта милиции. Рядом стоял пожилой капитан и щелкал затвором фотоаппарата. Поодаль толпились зеваки, которых не пускали подойти ближе несколько патрульных милиционеров.

— Есть новости? — спросил Лазарев у женщины-эксперта. Та, не оборачиваясь. пожала плечами. Из небольшой лужицы свернувшейся крови она вытащила пинцетом окурок папиросы, критично осмотрела его со всех сторон и положила в целлофановый пакет.

— Задержанного допросили? — спросил фотограф у Лазарева.

— Нет еще, — ответил за него я и пояснил: — Я только что из отделения. Как сказал врач, пациент находится в глубоком шоке, и как долго он пробудет в этом состоянии, пока неизвестно.

— Это товарищ из госбезопасности, следователь по особо тяжким преступлениям. Из Москвы, — представил меня Лазарев.

— Вы к нам на подмогу? — ни сколько не смутившись, спросила девушка: — Или с проверкой?

— Пока только интересуюсь обстоятельствами дела, — ответил я, улыбнувшись ей.

— Ну мы пока мало что можем вам сообщить, — сказала девушка: — Вопросов пока гораздо больше, чем ответов. Возможно голову отделили от тела в каком-то транспортном средстве, а за тем ее выбросили на этой остановке.

— Почему вы так решили? — заинтересовался я.

— Крови слишком мало. В организме человека, если я не ошибаюсь, ее около шести литров. А тут, если суммировать все, что мы обнаружили здесь и во дворе, и литра не наберется.

— Ты, Оля, не спеши с выводами, — недовольно сказал Лазарев:- Голову могли отрезать и раньше...

— А теперь просто подбросить? — продолжила его мысль девушка: — Но, в таком случае, крови было бы совсем мало. Нет, похоже, что ее отрезали прямо здесь, на остановке. Тело увезли, а голову почему-то оставили.

— Остается выяснить, зачем преступникам понадобилось тело, и почему они решили избавиться от головы, — сказал фотограф.

— А может они хотели и голову забрать, но ее у них похитил задержанный? — подкинул версию я.

Из троих, только девушка-эксперт поняла, что я пошутил и тихонько хихикнула.

В это время к нам подошел молодой человек в кожаной куртке и с папкой в руках.

— Андрей Витальевич, — обратился он к Лазареву: — Я пока закончил. Там участковый дорабатывает крайний подъезд.

— Это наш сыщик, Павел Губин, — представил его мне следователь.

— Кожемяка, — назвался я, и мы обменялись рукопожатием.

— Нашел свидетелей? — без особой надежды спросил Лазарев у Губина, принимая от него стопку исписанных листов, которые тот достал из папки.

— Какое там, — махнул рукой Губин: — Самое большое, это видели какого-то мужика, который с криком пробежал через двор с непонятным предметом в руках. Все. В окно никто не смотрел, с остановки никто не шел.

— Плохо, — констатировал фотограф.

— Вот и у меня тоже самое, — вздохнул Лазарев.

— Что за день сегодня, — пожаловался Губин: — Четвертый “глухарь” подряд.

Следователь скорчил ему “зверское” лицо и покосился в мою сторону.

— Андрей Витальевич, меня Тюхин в отделение вызывает, — сказал между тем Губин.

— Что там у него опять, — недовольно спросил Лазарев.

— У него там какие-то вопросы по сегодняшней краже на Вологодской.

— Машину не дам, — отрезал Лазарев: — Пешком прогуляешься.

— Можно и пешком, — не стал возражать Губин.

— Только не задерживайся, — сказал Лазарев строго: — Надо будет потом еще раз по квартирам пройтись. Может найдем хоть одного нормального свидетеля..

— Да я быстро, — пообещал Губин.

— Можно и я с вами? — обратился я к нему.

— Идемте, — согласился сыщик.

— Уже уходите? — удивился Лазарев.

— Да, — ответил я: — Все, что мне нужно было, я узнал. Спасибо за помощь.

— Пожалуйста, — с нескрываемым облегчением сказал Лазарев. Похоже, что он был из той категории людей, которые инстинктивно боятся любого начальства, и мое присутствие его явно тяготило.

Я попрощался со всеми и зашагал вслед за Губиным в сторону 2-го отделения милиции.

20 часов 15 минут.

Губин оказался разговорчивым парнем. За то время, пока мы с ним шли обратно через темный двор к улице Димитрова, он успел рассказать мне свою короткую биографию. Как решил после армии решил пойти по стопам отца работать в милицию. Как сначала хотел податься в участковые, но в отделении не было свободных должностей, и ему предложили на выбор: или в ОБХСС, или в уголовный розыск. Губин выбрал второе.

— Меньше бумажной работы, — пояснил он.

Я почти его не слушал и думал о своем. В другое время я бы с удовольствием подключился к расследованию этого странного преступления, но увы — оно явно не имело ни какого отношения к “всплескам”. Поэтому я мысленно вернулся к топорику Павла Лемеха и пистолету Кати Гордеевой.

Если исчезновения Лемеха и Гордеевой это звенья одной цепочки, — размышлял я: — то просматривается последовательность: сначала телефонный звонок, потом будущая жертва берет с собой что-нибудь для защиты и уходит из дома. Если они чувствовали опасность, зачем они вообще уходили? Для встречи со звонившим?  Так нет — Лемех ходил к своей девушке. Правда по ее словам он весь вечер был какой-то напряженный… Стоп! А может встреча была назначена позднее? Не исключено. Ведь принял же он Каплю за того, кто звонил ему по телефону… Значит ждал встречи,  причем, не в определенном месте, а что-то типа “мы тебя сами найдем”. Что же ему сказали по телефону такого, что он, вооружившись топором, все же пошел? Шантаж? Ну Кате еще можно было наврать что-нибудь про отца, но у Лемеха только мать и в момент звонка она была дома. И девушка его была в полном порядке, в чем он в тот же вечер и убедился. Пригрозили, что расправятся в будущем? Так Катя точно позвонила бы в милицию. Ее наверняка инструктировали на этот счет, и не раз… А она взяла пистолет и, не сказав никому ни слова, вышла на улицу. И Лемех вышел, хотя до смерти был напуган. Он же, судя по словам Капли, всерьез собирался его зарубить. Так почему же, вместо того, чтобы позвонить в милицию или просто переждать опасность, он все же покинул в тот вечер свою квартиру?...

А главное -  кому понадобилось устраивать всю эту чертовщину? Зачем им дочь первого секретаря партии города и сын погибшего офицера-пограничника?...

Между тем, ни на секунду не умолкавший Губин, стал пространно рассуждать о разных типах характера и о том, что иногда такие свидетели попадаются, что хоть стой, хоть падай.

-… Вот сегодня, например, звоню в одну квартиру. Окна ее как раз выходят напротив остановки. Открывает мне старушка — божий одуванчик. Из тех, кто от нечего делать целыми днями в окно пялится. Ну, думаю, сейчас она мне все по полочкам разложит. Здравствуйте, говорю, гражданка, я из милиции. А не видали ли вы какого-нибудь убийства на остановке пару часов назад? А бабуля мне в ответ:” Ты вначале, голубь, перекрестись, а потом и говорить будем.” А сама стоит в проходе и в квартиру не пускает. Я говорю: “ Гражданка, религия — опиум для народа, и я к ней абсолютно равнодушный. Тут недавно неподалеку голову одному человеку отрезали, так вы не видали кто?” А бабулька знай твердит: “ Перекрестись сперва, а после вопросы задавай.” Ну я и перекрестился, что делать. А она как завопит: “ Дьявол! “ и дверь перед носом захлопнула. Я постучал было, мол, гражданка, бросьте свои фокусы, да куда там. “ Изыйди!” — кричит через дверь: “ бесовское отродье! Меня тебе не заморочить! Я тебе не школьница и не алкаш какой-нибудь! Я закон божий блюду! Именем Бога и двенадцатью апостолами, заклинаю — изыйди!!!..., — ну и прочая галиматья. Плюнул я в сердцах и дальше по квартирам пошел жильцов опрашивать. А соседи бабульки мне и сказали, что “двинулась” старуха на почве религии...

Что- то в его рассказе меня заинтересовало, но я, занятый своими мыслями, не сразу понял что.

А — вот. Дело было в странном сравнении, которое по словам Губина употребила бабуля. “… Я тебе не алкаш какой-нибудь и не школьница...”-  сказала она. Алкаш! Задержанный на улице Димитрова на первый взгляд был вылитый алкаш. Вполне вероятно, что и Витек, с чьей, головой он носился по улице тоже подходил под это определение. Неужели Губин проворонил свидетеля? Стоп! Если был алкаш, то должна быть и школьница… Точно! Меня прямо в пот бросило. Ориентировка по Леоновой!

“… Вторым отделением милиции г. Карпова разыскивается безвести пропавшая Леонова Тамара Олеговна, 1950 года рождения, учащаяся 5-го класса СШ № 23, домашний адрес: улица Тельмана д.6, кв.12., которая 15.09.1962 года ушла с последнего урока вместе со своей подругой Эстриной Оксаной (проживает: ул.Тельмана 35 — 22). По словам Эстриной, она вместе с Леоновой дошла до ее  (Эстриной) дома, после чего расстались. По настоящее время местонахождение Леоновой Т.О. не установлено...”

Тельмана 35 — это же совсем рядом!

Я  резко остановился, будто наткнувшись на препятствие.

— Ты адрес помнишь? — спросил я у Губина.

— Какой адрес? — не понял он, удивленно оборачиваясь.

— Адрес, по которому проживает эта ненормальная бабуля.

— З-зачем? — растерялся Губин.

— Так надо, — сказал я, показывая удостоверение. Увидев его, Губин побледнел и на глазах покрылся испариной.

— Она ведь правда сумасшедшая, — стал он оправдываться: — Что мне было делать?

— Успокойся, — сказал я: — И говори адрес.

Губин наморщил лоб.

— Тельмана 31, — наконец сказал он: — Квартира… Квартиру не помню. Второй подъезд, первый этаж, квартира… налево.

— Это точно? — спросил я строго.

Губин аж глаза закрыл от усердия.

— Второй подъезд, первый этаж, квартира налево, — как заклинание повторил он.

— Ну смотри, — погрозил я ему пальцем: — Если обманул — пеняй на себя.

Губин всем своим видом постарался выразить предельную искренность.

— Ладно, — сказал я ему: — Топай в отделение. А то там тебя Тюхин уже заждался.

Губин, почти бегом, двинулся прочь от меня, но тут мне в голову пришла еще одна мысль, и я ему крикнул:

— Стой! Иди сюда.

Губин рысцой вернулся.

— Перекрестись, — потребовал я.

— Что?! — у Губина глаза  полезли на лоб.

— Перекрестись, тебе говорю.

Глядя на меня, как на сумасшедшего, он неверными движениями ткнул себя в живот, в грудь, и, сперва в левое, потом в правое плечо.

— Ты и перед бабулей так крестился?

Губин затравленно кивнул.

— Теперь иди, — отпустил его я, и Губин неуверенным шагом двинулся в сторону 2-го городского отделения милиции. Скорость его, по мере удаления от меня, все возрастала.

20 часов 40 минут.

Я позвонил в дверь и услышал по ту сторону приближающиеся шаркающие шаги.

— Кто там?

— Откройте, милиция.

Дверь приоткрылась и я увидел старушку, одетую в старомодную черную юбку и теплую вязанную кофту.

— А почему без формы? — подозрительно спросила она.

— Я  могу удостоверение показать, — предложил я.

— А я в них не разбираюсь, — отпарировала бабушка.

— Да свой я, бабуля, свой. Вот тебе крест, — перекрестился я.

Бабушка усмехнулась и широко раскрыла дверь, пропуская меня в квартиру.

— Ну заходи, раз свой.

Я  вошел в небольшую прихожую, подождал пока хозяйка закроет входную дверь и прошел следом за ней в единственную жилую комнату. Тут меня ждало небольшое затруднение. В левом углу комнаты, у изголовья кровати, на широком подоконнике я увидел большую икону. Я слышал, что верующему человеку на ее присутствие нужно как-то реагировать, но не помнил, как. Увидев, что старушка обернулась и смотрит выжидающе на меня, застрявшего у входа в комнату, я (эх — была не была!) торопливо перекрестился.

— Да не крестись ты. И так видно, что нехристь, — ворчливо сказала хозяйка: — А еще, небось, партейный.

Я  почувствовал, что начинаю краснеть.

— Как вас величать, хозяюшка? — спросил я, уводя разговор со скользкой темы.

— Филиппова я, Анна Константиновна, — ответила бабуля: — Да ты проходи, садись. В ногах правды нет.

Я сел на расшатанный стул и продолжил:

— Анна Константиновна, я к вам вот по какому делу...

— Да знаю, знаю, — перебила она меня: — До тебя тут уже один заходил. Тоже без формы.

— Вы ему про школьницу говорили..., — снова начал было я, старушка опять меня перебила.

— Я ему много чего говорила, — сказала она насупившись: — И еще скажу, если опять прийдет. Не можешь креститься — так и скажи. А он, аспид, знаки сатанинские вздумал чертить, насмехаться. Себе — дураку, да и мне на голову беду кликать. А беда — то рядом — за окошечком.

— Что за беда — то, хозяюшка? — в тон ей спросил я: — Может я чем помочь могу?

— Куда там тебе, безбожнику? — махнула рукой Филиппова: — Ты, поди — то, и в церкви ни разу не был.

— А все таки. Я ведь не один. Всем миром навалимся — глядишь и одолеем беду.

— Ой не знаю, — вздохнула бабуля: — Куда же вам супротив силы бесовской? И сами погибните, и души свои навек погубите.

Она замолчала.

— Вы думаете, это бесы были? — осторожно спросил я: — Это бесы ту школьницу утащили?

— А кто же еще?!

Филиппова подошла к окну и ткнула пальцем в стекло:

— Она вот тут, на остановке, стояла. Будто ждала кого — то. Тут и подъехала бесовская таратайка. Двери открыла и манит. Девочка и пошла. У самой двери будто опомнилась, назад рванулась, стала из портфеля что — то доставать… Нож, мне показалось. Да куда там — вылезли из дверь две лапы дьявольские, схватили ее и затащили внутрь. Двери захлопнулись, и таратайка дальше по улице покатилась. А от девочки только с ноги сандалик и остался на остановке лежать. Его потом дворник подобрал и в мусорку выкинул.

— Когда это случилось? — спросил я.

— Не помню точно… Недели четыре назад, — Филиппова подумала и добавила: — Дня за три до моей пенсии.

— А какого числа вам пенсию платят?

— Девятнадцатого.

А Леонова, по ориентировке, пропала 15 сентября.  Неужели след?!

— Чего же ты на счет сегодняшнего не спрашиваешь? — вдруг спросила бабуля: — Ты же за этим и пришел.

— А что — сегодня тоже таратайка? — спросил я.

— Она, — Филиппова села на кровать и стала рассказывать: — Вдвоем они были. Один постарше, в пиджаке,  другой, помоложе, в пальто. Стояли на остановке, разговаривали, руками размахивали. И опять таратайка подкатила. А молодой все никак наговориться не мог. Оба сильно выпившие были, а во хмелю — известное дело, язык -  как помело...

Так вот, стал молодой в таратайку заходить. Не глядя, будто в автобус какой-нибудь. Одной ногой в нее вступил, а потом глянул внутрь, испугался, хотел назад выскочить, да поздно было. Лапы его за ноги как ухватили, как потащили… Пожилой за голову его ухватил и не пускает. Тут двери захлопнулись и, как косой, голову отрезало. Так и остался он голову в руках держать. Сначала смотрел на нее, будто не понимал, что у него в руках, а потом закричал благим матом и побежал куда — то.

— А таратайка? — спросил я автоматически.

-  Поехала. Как двери закрылись, так и покатилась.

— Анна Константиновна, а что, людей на остановке больше не было? — стал я выяснять детали.

— Вначале были, — наморщив лоб, стала вспоминать бабуля: — А потом разошлись кто куда.

— А когда школьницу в таратайку затащило, тоже не было?

— А ведь и правда, — удивилась Филиппова: — И тогда все порасходились! Будто Бог их уберег. А у девочки родители видать — большие грешники. Бог их и покарал. Это же такой страх — бесовская таратайка.

— И чего в ней страшного? — спросил я.

— Ты ее не видел, вот и храбришься, — осуждающе сказала бабуля: — А я — видела. А когда она сегодня к остановке подкатила, я думала от страха рассудка лишусь.

— Так какая она из себя, таратайка эта? — пытался я выяснить хоть какие — нибудь приметы.

— На что похожа? — переспросила Филиппова: — На таратайку. Страшная. На колесах. А сквозь окна видны те, кого она уже затащила. Сидят — не дышат… Да как я тебе объясню, какая она, если бесовское отродье любой облик примет, только бы невинную душу к себе заманить!

— Ну хоть цвета какого? — спросил я, почему-то уверенный, что бабуля назовет черный, или, на худой конец, красный цвет.

— Зеленого, — удивила меня Филиппова: — Вся зеленая, от низа до верху.

— Ладно, хозяюшка, — сказал я, вставая: — Спасибо за помощь. Вот поймаем мы эту таратайку, так еще  прокатимся с вами на ней.

— Не шути так, — не приняла она моего бодрого тона: — Ты бы лучше в церковь сходил. Глядишь — пригодится.

              КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

                 ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

         Бесовская таратайка.

22 часа 40 минут.

Было уже совсем поздно, когда я вернулся наконец в гостиницу. В холле было пусто, только какой-то мужчина, видимо командировочный, в сером плаще и шляпе, с небольшим чемоданом у ног, дремал в углу, сидя в кресле. Молоденькая девушка-администратор скучала за стойкой, читая книгу.

Я  пошел к лестнице, ведущей на второй этаж, заранее доставая из кармана пропуск для швейцара, но в это время мне навстречу, перепрыгивая через несколько ступенек, сбежал Рожков.

— Ну наконец-то! Где тебя черти носили? — возбужденно спросил он, и, махнув рукой, мол давай за мной,  сказал: — Пошли.

— Подожди, — запротестовал я: — Что случилось?

— В машине объясню, — ответил Рожков, нетерпеливо пританцовывая на месте: — Давай быстрее. Тебя по всему городу ищут.

У подъезда нас ждала  темно-синяя “Волга”. Как только мы в нее сели, водитель тут же тронулся с места, резко набирая скорость.

— Скажи наконец, что случилось? — потребовал я.

— Побег из КПЗ, — стал возбужденно рассказывать Рожков: — Три уголовника… Один охранник убит, двое ранено… Табельное оружие отобрали: автомат и два пистолета. Час назад их обнаружили в каком-то притоне, так они открыли стрельбу, ранили еще одного милиционера, а сами прорвались через оцепление и попытались скрыться. Слава Богу, оторваться от преследования не смогли. Но за то успели захватить какой-то склад на окраине города. Главарь у них по кличке “Жиган” — матерый волчара. Им по пути семья встретилась, так он мужа в упор из автомата расстрелял, а жену и двух детей с собой взял. Вроде как заложниками.

Сейчас банда окружена. Им предложили сдаться, так они кричат, что если к ним кто-нибудь сунется, они детей с матерью на куски разорвут...

— Это же местные прошляпили, вот пусть сами и расхлебывают, — ничего не понял я: — Мы-то здесь при чем?

— В том-то и дело, что переговоры они хотят вести только с тобой.

— Чего?!

— Ну да. “С вами — “дворнягами” не желаем дела иметь!” — кричат: ”Подавайте сюда “важняка” из Москвы, да поскорее!”

— Подожди… Откуда они вообще про меня знают? — в конец было запутался я, но тут меня осенило: — Капля?!

— Угадал. Один из этой троицы твой Капля.

— Господи! А он-то зачем в это дело впутался?! Его же не сегодня — завтра, выпустить должны были!

— Вот приедем — у него и спросишь, — усмехнулся Рожков.

23 часа ровно.

Склад, в котором засели бандиты, как оказалось, находился в помещении старой церкви, расположенной посреди пустыря, с трех сторон огороженного заборами частных домов. Со стороны улицы стояла церковная ограда, ворота которой были распахнуты настежь.

Слегка моросивший дождь разогнал начавший до этого сгущаться туман, и церковь, со всех сторон освещенная мощными зенитными прожекторами, была видна, как на ладони.

Когда мы с Рожковым вышли из машины, там уже все было плотно оцеплено, а из двух больших, с крытыми брезентом тентами, грузовиков выпрыгивали и тут же строились в шеренгу солдаты в касках и с автоматами.

Слева, прикрытые со стороны склада высоким забором, стояло несколько легковых автомашин, возле которых тесной группой расположилось городское начальство: от начальника горотдела милиции, до первого зама Туманяна. Там, среди людей в форме и в гражданской одежде, я заметил черное осеннее пальто Сухова и направился к нему. Обогнавший меня Рожков предъявил удостоверение милиционеру в оцеплении, тот отдал честь и посторонился.

— Явился наконец, — сказал мне Сухов и спросил у Рожкова: — Где его нашел?

— На входе в гостиницу, — самодовольно ответил Рожков.

— Вот, товарищи, это и есть тот самый Кожемяка, — представил меня командор группе руководства.

— Голубчик, куда же вы запропастились? — тут же запричитал один из них, с погонами полковника милиции, хватая меня за локоть.

— Подождите, товарищ Макаров, — мягко отодвинул его в сторону Сухов: — Мне нужно сказать своему сотруднику буквально несколько слов.

Мы отошли.

— По глазам вижу — есть новости, — сказал командор.

Я  молча кивнул.

— Рассказывай. Только давай по существу. Без лирики.

Я  кратко пересказал ему свой разговор с Филипповой.

— Как думаешь, ей можно верить? — спросил Сухов по окончанию моего рассказа.

— С головой у нее точно не все в порядке, — ответил я: — Но, с другой стороны, ее рассказ о школьнице… Такое не придумаешь. Ведь и дата, и место — практически совпадают с теми, что указаны в материалах о пропаже Тамары Леоновой. Опять же нож, который девочка якобы попыталась достать из портфеля… Он становиться в один ряд с топориком Лемеха и пистолетом Гордеевой. Да и рассказ Филипповой про отрезанную голову, при всей  его фантастичности, не противоречит ни одному из выводов, сделанных экспертами на месте происшествия...

— А тот — задержанный, дал хоть какие-то показания? — спросил Сухов.

— Он до сих пор без сознания. Его отвезли в пятую городскую больницу. Врачи опасаются, что он впал в кому.

— Ладно, -  сказал командор, устало потирая лоб: — Это все еще надо обмозговать.

— Кто это? — спросил я, кивком указывая на изнывающего от нетерпения полковника милиции по фамилии Макаров.

— Местный начальник милиции общественной безопасности, заместитель начальника городского отдела внутренних дел, — ответил Сухов.

— И чего он от меня хочет?

— Хочет, чтобы ты вел с бандитами переговоры.

— Тоже мне — нашли специалиста по заложникам, — возмутился я: — Как он себе это представляет?

— Не кипятись. Надо помочь людям.

— Да я не об этом. О чем я с ними буду разговаривать? Я же не имею опыта в таких делах. А вдруг “напортачу”?

— Не бойся. Тебя подробно проинструктируют, — похлопал меня по плечу Сухов.

— Вы закончили? — не выдержав, громко спросил Макаров.

Командор вопросительно посмотрел на меня, и я со вздохом кивнул. Все это время молчавший Рожков, пожал мне руку и сказал:

— Желаю удачи.

— Идемте, идемте скорее, — заторопил меня Макаров. Он подвел меня к отдельно стоявшей группе людей, одетых в буро-зеленые маскхалаты. Один из них, худощавый мужчина лет сорока со шрамом на левой щеке, распекал толстяка в мятом плаще.

— Как это не можете найти?! — услышал я его рокочущий бас: — Чем там у вас в БТИ занимаются?! Развели бардак! Мне в любой момент может поступить приказ вести группу на штурм, а плана помещения до сих пор нет!

Толстяк в ответ лишь беспомощно разводил руками. Увидев меня с Макаровым, худощавый мужчина скомандовал было:

— Группа, смирно!...

Но тут же был остановлен успокаивающим жестом Макарова:

— Вольно, вольно. Вот, Николай Семенович, привел тебе Кожемяку.

— Кожемяка?! — обрадовался тот: — Ну наконец-то!

Он повернулся к толстяку и все тем же жестким голосом сказал:

— Идите. И чтобы через двадцать минут план склада был у меня!

Толстяк мелкой рысью засеменил к стоявшей неподалеку машине.

— Это Лыков Николай Семенович — командир группы специального назначения, — представил мне худощавого мужчину Макаров.

— Давай сразу на “ты”, — предложил Лыков, протягивая мне руку: — Николай.

— Сергей, — откликнулся на рукопожатие я.

— Вы в курсе дела? — спросил у меня Макаров.

— В общих чертах.

— Тогда, Николай Семенович, проинструктируйте товарища, и далее — по плану. А я пошел к руководству.

— Без плана помещения я людей на штурм не поведу, — угрюмо сказал Лыков.

— Будет вам план, будет, — заверил его Макаров: — Я лично проконтролирую.

Сказав это, он быстрым шагом удалился. Лыков проводил его тоскливым взглядом и повернулся ко мне.

— Буду краток, — без предисловий начал он: — В помещении склада засели три вооруженных бандита: Каплюшко, по кличке “Капля”, Сумароков — “Дыня” и главарь Глотов, он же — “Жиган”. У них в заложниках двое детей и их мать, Елена Шутова. Бандиты, как я уже сказал, вооружены. У них, как минимум, автомат и два пистолета.

— Чего они требуют? — спросил я.

— А черт его знает, — сплюнул Лыков: — Дважды с ними пытались вести переговоры, сначала начальник КПЗ Оганезов, потом Зайцев из уголовного розыска. Обоих бандиты послали по-матушке. А в Зайцева даже стрельнули. Они непременно требуют тебя. Не знаешь, с чего бы это?

— Догадываюсь, — ответил я: — Утром я допрашивал Каплю по одному делу, и он, видимо, рассказал про меня Жигану, а тот решил перестраховаться. Думает, что в присутствии “важняка” из Москвы местное начальство “сдрейфит” и не рискнет отдавать приказ на штурм, при котором могут пострадать заложники.

— Резонно, — оценил ход моих мыслей Лыков.

— Ну, так что мне делать? — спросил я: — О чем я с ними буду разговаривать?

— Во-первых, успокойся, — ответил Лыков: — Твоя роль — ты человек посторонний, мало что знаешь, и тебе хочется, чтобы все поскорее закончилось. Выслушай, что они тебе скажут, пообещай, что все передашь властям, потяни время, если получится… Будет возможность, постарайся рассмотреть внутреннюю планировку склада и кто где находится...

— Они, скорее всего, потребуют транспорт и свободный коридор из города, — предположил я.

— А с тебя какой спрос? Скажи, что передашь кому следует, а там — не тебе решать...

В этот момент из оцепленного склада раздался пронзительный женский визг.

— Вот скоты, — с ненавистью глядя на здание, бывшее когда-то церковью, сказал Лыков.

На звоннице, где, освещенный прожектором, виднелся каким-то чудом уцелевший колокол, появилась фигура одного из бандитов, державшего в руках мальчика лет пяти-шести.

— Эй! Смотрите! — крикнул бандит, усаживая ребенка на перила ограждения. Увидев под собой черную бездну, освещенную яркими лучами прожекторов, малыш в ужасе заверещал и стал беспорядочно трепыхаться. На секунду мне показалось, что он вот-вот вырвется и упадет вниз с высоты пятиэтажного дома. Над пустырем воцарилась тишина. Лишь тихо стонал от ужаса ребенок в руках своего мучителя. Мгновение, другое, и бандит втащил мальчика обратно.

— Если через двадцать минут “важняк” не появится, я его отсюда сброшу! — раздался его истеричный крик.

Прокричав это, он исчез так же быстро, как и появился.

— Дыня — ж-животное, — сквозь зубы процедил Лыков и поморщился, увидев, что к нам снова устремился Макаров.

— Оружие есть? — спросил Лыков у меня.

— Есть.

— Оставь здесь.

Я достал из оперативной кобуры пистолет и протянул его Лыкову. Подошедший в это время Макаров тут же запричитал:

— Никакого оружия! Сдать! Немедленно сдать! Николай Семенович, неужели вы не проинструктировали?!

Лыков молча принял мой пистолет, а я сказал Макарову:

— Скажите там, что я выхожу.

— Вы все поняли? Не перепутаете? Никаких конфликтов! Соглашайтесь на любые требования! Любые! Тяните время.., — прицепился ко мне Макаров.

— Хватит! — вдруг резко оборвал его Лыков: — Игорь Васильевич, распорядитесь, чтобы Кожемяку пропустили через оцепление и сообщите бандитам, что он сейчас прийдет. Чтобы не стреляли.

Макаров на секунду замер с раскрытым ртом, но потом закивал:

— Да-да, конечно же, — и потрусил по направлению к машине, на крыше которой был установлен большой громкоговоритель.

— Клоун, — глядя ему вслед, сказал я.

— Пиявка, — пробормотал Лыков.

Я закурил, вдыхая вместе с дымом сладко-горький запах прелых листьев, и сказал:

— Ну, я пошел.

— Ни пуха, — пожелал Лыков.

— К черту.

Когда я проходил мимо машины с громкоговорителем, оттуда грузно выпрыгнул Макаров. Из внутреннего кармана он достал белоснежный носовой платок и протянул его мне.

— Белый флаг.

Я усмехнулся, поднял над головой руку с платком и зашагал к воротам в церковной ограде. Милиционеры из оцепления почтительно расступались передо мной.

Как только я прошел через ворота, мне в спину ударил голос Макарова, многократно усиленный громкоговорителем:

— Не стреляйте! К вам идет парламентер.

Слова заметались по пустырю. Отраженные заборами, они двоились и троились, наступая друг другу на окончания.

Моя тень, изначально закрывавшая церковь чуть ли не до самых куполов, с каждым моим шагом все уменьшалась, пока не съежилась у ее подножия до размеров черной безликой фигуры. Вдруг вспомнились слова Филипповой: “ Ты бы лучше в церковь сходил. Глядишь — пригодится...”, и я чертыхнулся про себя. Спасибо вам, бабуля. Это ж надо было так накаркать!

В это время входная дверь со скрипом приоткрылась, и в образовавшейся щели появилась голова Капли.

— Заходи, начальник, — с каким-то отчаянным куражом сказал он мне: — Гостем будешь.

Похожие статьи:

Рассказы → Бесовская таратайка - окончание.

Рассказы → Бесовская таратайка часть 4.

Рассказы → Бесовская таратайка часть 2

Рассказы → Бесовская таратайка часть5