В кресле с инопланетянкой

Черт меня дернул сюда приехать! Знаменитый курорт, говорили они. Целебный свет звезды, говорили они. Для кого целебный? Точно не для меня — слишком я привык к стандартным условиям космостанций. И кто, вообще, додумался покрыть тут все белым камнем? Эта сволочь еще и искрится, заставляя щуриться даже в укрытии, под навесом, куда я сбежал от этого “целебного” света. А еще тяжесть. “Девять процентов выше стандарта”, — писали в рекламке. Хрен там! Все двадцать пять! Не отпускало чувство, что живот опасно оттягивает вниз. Приходилось поддерживать.

Я сидел на каменной скамье под навесом из белой материи, приспособленным к стволу высоченного, но совершенно бесполезного в плане тени, местного дерева. Сначала там еще была какая-то парочка, но, видно, моя компания их не устроила. Спинка приятно холодила. Смотрел на все эти праздные разноцветные толпы, двумя потоками заполнявшие не очень большую, с трех сторон огороженную зданиями отелей, площадь. Здания, опять же, белые. Здесь, вообще, знают другие цвета? Кто-то входил и выходил, но большинство кружили по площади вокруг фонтана и между лотками торговцев, продававших всякую дребедень. Люди, наверное, со всех секторов галактики, были даже дети. Выделялась группа в ярких оранжево-красных рубахах. С какими-то дудками и транспарантом, они шагали в задаваемом своей музыкой ритме, притормаживая там, где толпа не успевала расходиться перед ними. Те из них, у кого не было дудок, криками зазывали окружающих куда-то с ними идти. Когда группа обогнула фонтан, я разглядел, что на полотне было написано: “Да здравствуют все!” Оригинально. После этого они больше не замедлялись и покинули площадь. Видел даже группку маленьких овидиан в их причудливых, с бронзовым отливом, скафандрах. Зачем ехать на курорт, если для этого не обойтись без скафандра? Разве что, их послали изучать людей. Вроде бы, у них там объявили столетие человеческой культуры. Что-то слышал такое. С другой стороны, я содрогался каждый раз, видя полуголых или людей с непокрытой головой. Не знаю, что такого особенного в здешнем спектре, и сколько в нем жестких лучей, но, судя по моим красным рукам, достаточно. Они хоть знают, что ультрафиолет разрушает ДНК? Я же сразу прикупил шляпу из какого-то местного натурального материала. Лежала рядом на скамейке, чтоб голова немного охладилась.   

Здесь надо объяснить, как я сам тут оказался. На Леопольд я прибыл в рамках своей работы в службе безопасности торговой компании Южный крест. Точнее, я тут проездом к месту командировки. Совершенно случайно этот мир оказался не только крупным транспортным узлом, но и знаменитым курортом. Я сверился с расписанием и понял, что нужный мне рейс только через день. В не очень популярное место меня послали. Делать было нечего, и я снял маленький номер в отеле при космопорте. Уже собирался проваляться все оставшееся время, как понял, что надо бы пообедать. Спустился в ресторан. Там и увидел рекламу, всю эту лабуду про целебный свет и красоту закатов. Я подумал, что шанс побывать на курорте по пути на работу выдается очень редко. Поэтому, пообедав, купил самую дешевую рубашку с коротким рукавом и короткие штаны, и пошел на поезд. Что там, каких-то двести километров.

И вот, я сидел, изнывая от жары. Надо было решать, признавать ли свое поражение и эту затею дурацкой, и двигать к такси, либо же дать ситуации шанс. В пользу второго можно было зачесть лишь сведения из взятой в самом начале брошюрки — о том, что ясная погода здесь стоит только семьдесят процентов времени, и день на час меньше стандартного. Теоретически, можно было понадеяться, что Адьдегоат, местная звезда, скоро начнет клониться. Но и признавать себя дураком тоже не хотелось. И так я сидел, размышлял и обмахивался шляпой, как вдруг мое внимание привлекла пара с девочкой, которая громко и радостно кричала, что они идут за мороженым. Я взглядом проследил за ними туда, где примерно в двухстах метрах влево от меня над головами толпы виднелась вывеска “Леолед”. Решение лучше принимать на холодную голову, и, если не получается охладиться снаружи, то можно попробовать изнутри. С этой мыслью я нахлобучил шляпу, встал и перебежками между такими же навесами на деревьях, к заметному неудовольствию сидящих на скамьях, двинулся к магазинчику.

Он оказался передвижным вагончиком. Но еще большей неожиданностью было то, как люди выстроились в целую шеренгу, уходящую вправо метров на двадцать. Прямо, как на каком-то пропускном пункте. Не привычный к таким плотным скоплениям людей, я сперва заколебался. Но отступать было нельзя, и я встал в конец. Та девочка стояла метрах в пяти от меня. Она заявляла, что не хочет зеленое, а хочет голубенькое. Можно было ей позавидовать, ведь на нее падала тень от зонта над столиком, за которым уже перорально охлаждались несколько человек. Обувь уже начинала припекать ступни, и хотелось только, чтобы очередь продвинулась, и я, наконец, оказался у столиков с их навесами.  

Эта стихийная, самоорганизованная, никем не контролируемая очередь вызывала у меня сомнения и опасения еще и профессионального плана. Например: если я не буду держаться достаточно близко к этому большому мужику в цветастой рубашке и с кожей, черной, как выключенный монитор, то кто-то сможет втиснуться между нами. Будет налицо назревающий конфликт. Можно было бы присваивать становящимся в конце номера, а там впереди поставить турникет, или силовую рамку, которая пропускала бы только обладателя правильного номера. А еще в такой толпе кто-нибудь с малокультурной планеты может и по карманам пошарить. Где тут видеонаблюдение?  

Такие мысли незаметно привели меня в тень, к столикам. Парочка за ближайшим почти не обратила на меня внимания. Ну и хорошо. Только я собирался снять эту нелепую шляпу, которую был вынужден носить, как вот оно! Некто нагло и бескультурно схватил меня за левое плечо. Развернувшись так, чтобы рука сама спала, и не пришлось трогать ее, я увидел перед собой... ну, вроде бы женщину. Большие оранжевые глаза с нечеловеческими, вытянутыми вертикально зрачками, широко смотрели поверх черных очков, таких же больших. Кстати, еще одна нужная вещь, о которой я по глупости забыл. Клыкастый рот полуоткрыт. Расставлены в стороны длинные заостренные уши. Короткая рубашка с растительным узором, длинная юбка, зеленая от изображений местных деревьев. Да, еще на голове панамка.  

Глаза раскрылись еще шире. Она сжала кулаки. Я отшатнулся. В таком случае инструкции рекомендуют держать дистанцию. “Рряя!” — закричала и подпрыгнула на месте. Приземляясь, кулаком ударила о столик. Очки полетели вниз. “Борьшой Джеймс! Это же ты!” — прокричав, уставилась. Уши приняли более привычное для человека положение. Пока смысл ее сказанных с акцентом слов доходил до меня, я успел заметить, что очки не разбились о землю, а у нее в правой руке. А еще эти, за столиком, неодобрительно на нас смотрели. Можно было быть уверенным, что и все вокруг также. Но это прозвище! Так меня не называли уже очень долго, наверное, со времен службы во флоте. Да и тогда почти никто, кроме...

Мелкая Кэрри? Но та, что стояла передо мной, была даже выше средней женщины. Выросла? Но нам говорили, что она уже тогда была взрослой. Раздумывать не было времени.

— Кэрри? — спросил я.

— Даа! — Она зачем-то присела, схватив очки обеими руками. Выпрямилась, глянула по сторонам. — Тоже на отдыхе? — Удивительно, как быстро она от диких восторженных криков перешла на тон, как будто, даже деловой.

— Так, проездом, — ответил я. — Решил глянуть на знаменитый курорт.

— Такой курорт, такой знаменитый! Мне тут все так нравится! И еще столько не видела, — сбилась, затараторила. Точно, это она. Такого акцента больше ни у кого не слышал. — А ты видел сады Эвридики?

Конечно, я ничего не видел, но ответить помешало то, что стоящие сзади меня попросили продвинуться — передо мной образовался разрыв шириной человека в три. Жестом я пригласил Кэрри и прошел вперед. Она, видимо, что-то не так поняла и, вцепилась мне в руку. Слишком близко, слишком волнительно. Она переспросила про сады. Я ответил, что нет, не видел.  

Так мы стояли в шеренге из людей, время от времени делали шаг вперед. Она что-то рассказывала про местные достопримечательности, а я не решался высвободить руку. А ведь еще за каких-то десять минут до этого я ее совсем не помнил.

Когда больше тридцати стандартных лет назад капитан вызвал меня и сказал, что под мое командование поступит инопланетянка, новоинтегрированная, да еще какая-то телезвезда, я заинтересовался. Сказал, что надо присматривать — я возражений не имел. Тем более, она должна была заменить одного парнишу (не помню его имени), наверное, самого скучного и правильного во всем флоте. Из-за роста ее прозвали Мелкой. Всех забавляло, как она пытается выяснить у каждого родство с остальными, а у женщин еще и точный возраст, чтобы определить, кто старше. Это оказалась наша врач, и Кэрри ее очень уважала. Мы подружились, и даже, наверное, больше того. Необычная, она вносила разнообразие в нашу службу и всем нравилась, а один месяц особо, правда, только мужской части.

Так мы подошли к вагончику. Я подумал, что надо выяснить ее вкусы, чтобы, когда настанет наша очередь, купить быстро, без задержки для стоящих после нас. Все же это неправильно, как Кэрри влезла поперед других. Ей я сказал, что угощаю в честь нашей встречи.  

Мы взяли шоколадное и со вкусом какого-то местного фрукта для Кэрри. Та голосистая девочка, наверное, назвала бы их черненьким и розовеньким, но ее рядом уже не было. Кэрри быстро и ловко заняла столик, чуть ли не вытолкнув встававших людей. Я сел, наконец снял эту шляпу. Она — свою панамку. Положили на столик. Ее медные волосы были уложены несколькими заколками. Кэрри поднесла стаканчик ко рту и за раз слизала почти четверть. Я же старался не отморозить зубы.  Заметил, что она повесила очки на ворот рубашки. А она выросла по всем статьям, так сказать.

— Ты, смотрю, повыше стала, — сказал я. Не сидеть же молча.

— А ты знал, что нэкотианцы растут всю жизнь? Нет? Я тоже. — И вопрос, и ответ — все сразу. — А ты стал еще больше.

— Разве что в толщину. — Вроде бы, шутка.

Кэрри расправилась с мороженым и начала жевать стаканчик. От вида этого у меня свело челюсти. Она похвалила мороженое, по-моему, излишне пышно: что-то там про букет и нотки послевкусия. Спросила, есть ли у меня планы. Я сказал, что нет, просто хотел посмотреть что-нибудь, и пожалел об этом. Она оживилась, откуда-то достала коммуникатор. Поверхность стола покрыли разноцветные линии голокарты. Она тыкала в разные места, что-то рассказывала. Смысл был в том, что у нее есть подробный план на сегодня, в котором поедание знаменитого мороженого было одним из первых пунктов. Знаменитого? Так вот, почему была такая очередь. Правда, я бы не взялся сказать, чем оно свою известность заслуживает. Против настолько проработанного плана возразить было нечего, и, как только я доел свое, мы отправились к следующему в списке месту.

Спустились к морю. Океанариум. В общем, хорошо. Свежий ветер, люблю смотреть на животных. Вот только местные “дельфины” на меня, похоже, не очень. Когда мы подошли близко, то проплывавшие мимо как-то недобро на меня смотрели, хмурились. Хорошо, что к воде мы больше не подходили. Кэрри оказалась не большой любительницей водных процедур, так что, никаких купаний и аквапарков. Потом смотрели какой-то пестрый уличный парад — оранжево-красное шествие. Кэрри объяснила, что мне выпала удача попасть сюда в день открытия Солнечного фестиваля. Так вот, почему везде такие толпы. Хотя, разумнее им было устраивать свои шествия попозже. От жара спасался минералкой. Под конец действа с облегчением заметил, что Альдегоат начал клониться, пооранжевел, окрасив белые улицы. Вечером очень кстати обнаружилось, что фестиваль имеет гастрономическую составляющую. Ели мясо и овощи, пили соки.

И вот, после всего этого я сидел за столиком прибрежного кафе, потягивал через трубочку из узкого высокого бокала холодный Чиллин Тауэр. На вкус, как обычный лимонад. Рядом на танцплощадке играла музыка. Кэрри была там. Меня ей затащить не удалось, и я был назначен охранять лежащую на столике панамку, очки на ней и коммуникатор под. Мелодия была не знакома, что не удивительно — на работе у меня лет двадцать, наверное, играют одни и те же треки. Кэрри двигалась легко, пружинисто, размашисто. Могло показаться, что ее ноги в воздухе проводят больше времени, чем на земле. Такая манера очень способствовала тому, чтобы другие танцующие держались подальше. Я не заметил, когда она успела укоротить юбку, но та теперь не мешала.  А еще можно было смотреть на ножки. Кто-то мог бы посчитать их излишне мускулистыми, но это только о того, что у нее всегда было мало подкожного жира. Или, это у них всех так? Кэрри закружилась, и я внезапно вспомнил, что в какой-то из программ, которые я от скуки смотрел на работе, утверждалось, что наука не знает ни одной, даже самой дикой культуры, где не было бы танцев. Могут ли эти движения быть танцем с ее родной планеты? Или это просто импровизация?

Чиллин Тауэр вдруг закончился. Отблеск в стакане заставил повернуться к морю. Там Альдегоат краем коснулся воды, и прямо на глазах из оранжевого стал малиновым, даже с каким-то синеватым оттенком. Низ прорезали полоски далеких облаков. Почти как в рекламе, от которой было не скрыться в космопорту.  

Музыка прервалась, и голос официантки призвал всех полюбоваться закатом. Кэрри упала на свое место.  

— Наконец-то. Думал, ты никогда не устанешь, — сказал я.

— Я недавно с Ролланда-три. А тут все такое легкое. — Это могло бы объяснить ее манеру немного подпрыгивать во время ходьбы, что я несколько раз замечал в течение дня. — Пить хочется, — сказала она, зевнула и как-то странно на меня посмотрела. — А это значит... что пора в отель.

Сразу я намека не понял, и, вытащив свой коммуникатор, сказал, что и мне уже пора выяснить, какие там ближайшие экспрессы до космопорта. Но она удивилась:

— А разве твой рейс не только завтра в середине дня? Или там еще какая встреча с кем-то? — затараторила она.

— Нет, никаких встреч, — ответил я.

— А я? Сейчас у тебя встреча со мной. И еще не конец. Вчера была на знаменитых виноградниках и привезла самого лучшего. У меня в номере. Нельзя считать, что побывал на Кот-д'Леопольде, если не испил вин Изумрудного берега! — Что-то такое я уже слышал в космопорту.

Она так смотрела своими глазищами, от нетерпения приоткрыла рот, что я заколебался. И правда, у меня была еще куча свободного времени. Блеснул в ее глазах заходящий Альдегоат, и я сдался. Надеюсь, она знает, чего хочет, что делает и так далее. Я согласился, и она, прищурившись, улыбнулась клыкасто, торжествующе помахала ушами.

Так получилось, что мы вернулись на ту площадь, где и встретились. Вечером, без этого жара даже красиво. Она жила в одном из тех трех отелей.  

Зашли. Ну, хоть здесь не все белое. Дерево и зелень, сверху шел оранжеватый свет, как я уже понял, обычный здесь вечером. Портье приветливо встретил Кэрри и назвал ее госпожой Монтгрин. Вспомнилось, что эта, данная ей людьми, фамилия, вроде бы, по смыслу идентична самоназванию их племени: что-то типа “с зеленой горы”. На меня же он посмотрел как-то странно, возможно, из-за дурацкой шляпы. Как только мы скрылись от его взгляда, я ее снял. Мало ли кого мы еще могли встретить по пути в номер.

Поднялись. Кэрри сказала, что после дневных дел надо освежиться, и скрылась в ванной. Я сел на одно из плетеных кресел, стоявших вокруг такого же столика, осмотрелся. Номер был двухкомнатный из гостиной и спальни. Мебель плетеная или сделана под таковую. Светлые стены с бирюзовым растительным узором и без следов инфопанелей. Или там все на скрытых голопроекторах? Вместо них висели обычные картины с изображениями местных достопримечательностей. Был там и лиловый закат, виденный мной недавно. На полу вдоль стен — растения в керамических горшках. На окне занавеска. Можно было сделать вывод, что использование натуральных материалов — это часть местного планетарного стиля. Совсем не дешево и кошмар в плане пожарной безопасности.

Появилась Кэрри. Салатовый халатик, волосы зачесаны назад, загадочная улыбка. Я сказал, что, наверное, мне тоже надо сходить, и уже привстал с кресла, но она замахала рукой, сказала: “Потом, потом”. Я сел. Раз — и она на другом конце комнаты, элегантно и пружинисто. Там стоял совсем незаметный холодильник. Она вытащила бутылку красного, проверила температуру. Два — она уже у столика с бутылкой и бокалами. Оказалось, что ее бокал особенный, побольше и с металлической ножкой. Она его возит с собой. Мне же достался обычный, видимо, из гостиничных.

Она налила. Выпили за встречу. Похвалила вино. Я согласился, правда, не понял, как определяют, что “букет глубокий и сложный”. Она рассказала, что уже много лет в свободное время занимается поисками лучшего вина галактики. Дальше узнал, что здесь на Кот-д'Леопольде виноградники расположены в предгорьях, недалеко от моря и купаются в обильных осадках. А на Риккерте вино самое темное, и, видимо, причиной этому состав почвы. А на планете с устрашающим названием Зергонипал вино делают из кактусов, и оно очень крепкое.

Пока она рассказывала, волосы начали сохнуть и рассыпались. Она машинальным движением заводила их за ухо. Я смотрел и удивлялся, как же она изменилась. Тогда она была похожа на очень худую девочку-подростка с большой головой. Теперь же — на зрелую женщину в самом расцвете, горячую и экзотичную. Худоба стала стройностью, а голова, не успевая в росте за телом, на мой вкус, теперь самое то. А если смотреть ниже, то можно и не оторваться. Но, все же приличнее смотреть собеседнику в лицо. Эти глаза... Никогда не видел других таких же. И я не только про размер. В общем, надо благодарить Комитет по контактам за то, как они отбирают кандидатов на интеграцию.

Она замолкла. Может, это одного бокала вина хватило, чтобы мой язык сделался смелее, или еще что, но я вдруг высказал крутящиеся в голове мысли. Сказал, что она похорошела и прям расцвела. Комплимент, наверное. Я надеялся, что он ее не смутил. Кэрри беззвучно рассмеялась, откинулась на спинку кресла и, запрокинув голову, допила, что оставалось в бокале. Со стуком поставила на стол. “За это, — начала она, — скажем спасибо волшебству Звездных людей, что дали мне жизнь, слишком длинную для простой нэкотианки”. Рассказала, что в их общине верили, будто небо — это море звезд, по которому плавают на своих кораблях Звездные люди, искусные волшебники; что там множество других земель, богатых и красивых. Верили, что когда-то Звёздные люди придут, чтобы забрать туда лучших — надо только чаще мыться, есть только животных и растения, а других людей уважать. И она верила в это больше всех, и это оказалось правдой, хоть и искусственно внедренной в головы еще прабабок тогдашних жриц и сказителей.

Я не был в курсе подробностей программы интеграции для их мира. Помню только, что Кэрри была эвакуирована при особых обстоятельствах, намного раньше запланированного начала. Она предложила выпить за волшебство Звездных людей. Так и сделали.

Она поставила бокал. Сказала: “А сейчас я сама свободно путешествую по океану звезд, и все принимают меня просто за женщину, изменившую себя по какой-то моде”. И этому нечего удивляться, ведь нэкотианцы давно не популярны. Сейчас показывают про каких-то рептилоидов, название которых она забыла. Может, ей скоро даже придется жать лапу одному из этих дикарей и говорить что-то типа “приветствуем Вас как полноправного члена межзвездного содружества”. Она выпучила глаза, изображая рептилоида. Вместе посмеялись.

Всегда нравилось, как она смеется. Это “ке-ке-ке”, а еще эти ушки.

— А ну ка еще раз, — сказал я.  

— Чего? — не поняла она.

— Давай, покажи. — Теперь точно действие вина.

Она прижалась к спинке кресла, схватила одной рукой воротник халата. Смотрела с широко открытыми глазами. Не понятно, наигранно все это, или нет. Я начал:

— Любая женщина может вертеть задом...

— Но только одна во всем секторе — ушами! — закончили вместе.

Она придвинулась, заулыбалась опять, сделала левым ухом вниз, а правым — вверх, а потом обоими несколько раз.

— Ну что, получилось? А то давно специально не делала.

— Да. Помню ты придумала так подавать тайные знаки.

— Оооо... А помнишь, что этот значит? — Левым ухом она сначала быстро два раза двинула назад, потом два раза вниз.

Я не помнил, быстро налил и провозгласил тост за нее, неповторимую вертиушку.

Когда Кэрри слизала последнюю каплю и широко улыбнулась, я заметил, как заблестели ее большие глаза, а приплюснутый носик порозовел. Стало немного тревожно, так как я вспомнил, что после этого бывало.

Она похвалила вино. Сказала: “Похоже чем-то на то, что делали у нас”. Потом добавила: “Жаль, уже не делают”. Спросила, знаю ли я, почему. Конечно, я не знал. “В один день я поняла, что больше не злюсь на них”, — начала она. Рассказала, что летала на родную планету — помириться с теми, кто еще жив, и посетить могилы тех, кто нет. Когда прибыла, еще издалека заметила, что что-то не так. Потом поняла, что нет их горы. “Там только пыль и ваши машины роют землю”, — сказала мне Кэрри и смотрела так, будто ждала чего-то. Недалеко она увидела детей в странных одеждах. Но волосы одной девочки были заплетены знакомо. Крикнула им на родном языке: “Вы с Зеленой горы?” Дети с криками “Звездный человек!” убежали. Она пошла за ними. Вскоре из-за деревьев показалось поселение из стандартных жилищ для гуманоидов. По знакам на стенах кэрри поняла, что это поселок ее общины. Никого не было видно. Когда Кэрри подошла, на площади появилась женщина в пышном наряде. Это была та самая Великая жрица, которая много лет назад назначила Кэрри Священный суд. Она выглядела даже моложе, чем тогда. “Продала нашу гору за свою молодость и право для общины торговать вашими тканями и инструментами”, — сказала и замолкла. Смотрела в бутылку, где оставалась треть.

Молчание затянулось, и я уже подумал, что эти воспоминания все испортили, но Кэрри оторвала взгляд от бутылки, посмотрела на меня, снова заулыбалась. Вдруг молча встала, пошла ко мне. Только шуршал халат. Протиснулась между креслом и столиком. Скрипнуло — это она отодвинула столик задом. Поставила колено на край сиденья. Я на всякий случай прижался к спинке. Она наклонилась, скрипело теперь уже кресло. Надеюсь, выдержит. Еще ближе... Руками обхватила мою шею, прижалась. Запах шампуня. Стало мягко и жарко. Жарко, как днем. Само собой вспомнилось, что температура тела нэкотианцев на градус выше человеческой. Она положила голову мне на левое плечо. Дышала мне в шею. Потом вдруг в ухо. Я забеспокоился. Дернулся, когда она вдруг лизнула своим влажным шершавым языком. “Ке-ке-ке... Испугался?” — сказала она тихо и опять положила голову на плечо. А ведь могла и укусить. А с ее клыками... Кэрри сильнее обхватила мою шею, поерзала, устроилась поудобнее. Прошептала: “Я столько лет спала одна...” Показалось, что она сползает. Я обхватил ее — тонкая, как и тогда. Она продолжила: “Можно подумать, что быть избранной Звездными людьми — это наказание, а не награда”. Последние слова — совсем тихо. Молчание. Слышно было голоса людей на площади снаружи, музыку из ресторана. “Что-то затянулось. Надо бы сделать ответный ход”, — подумал я и перехватил ее пониже, ради безопасности, конечно же. Ничего. Этого я и боялся. Кэрри заснула. Всегда удивляло, как она может спать в самых необычных для человека позах и местах, особенно, если пьяна.

С другой стороны, инопланетянки на мне спят, так сказать, совсем нечасто. Вот Вы, представьте, что сидите в винтажном плетеном кресле, как оказалось, достаточно прочном для двоих. Сзади открытое окно, и вечерний ветерок доносит звуки, музыку и голоса никогда не спящего курорта. На плече у вас во сне мурчит старая знакомая, которую вы не видели очень давно. Она инопланетянка, но симпатичная — не как эти яйцеголовые овидиане. Она обнимает Вас за шею. Эти руки могут быть сильными, когда нужно, но не сейчас, и Вы придерживаете ее за талию и пониже. Своей грудью Вы чувствуете ее, и как там бьется сердце, куда спокойнее вашего. И может быть жарко, но это приятный жар. И так бы сидеть и сидеть, благо спешить Вам некуда, но вдруг Вы замечаете, что там, внизу не спокойно. А это зашедшая ранее через верх компашка из соков, Чиллин Тауэра и, может, части вина, решила, что все, вечеринка окончена, и рвется наружу. И вот Вы думаете: "Черт, как же не хочется вставать!" Ну что, представили?

Похожие статьи:

Рассказы → Ефремов

Рассказы → Обнимай

Рассказы → Очерк страсти

Рассказы → Пустoта...

Статьи → Никто не может сказать вам, кто вы есть